Глава госаппарата

Денис Яронгов

Глава госаппарата

Работа в Министерстве – это мечта каждого гражданина нашей величественной Страны!

Ты оказался среди избранных, стажёр – твоя мечта воплотилась в жизнь! Теперь ты стоишь на самой низкой ступени карьерной лестницы, но это уже больше, чем ты мог бы достичь в обыденной жизни. Ты определился, кем станешь? Ответственным и исполнительным служащим, которого Мудрый Вождь наградит орденом за верность и преданность? Или, возможно, ты стремишься стать амбициозным карьеристом, готовым переступить через любого, кто посмеет встать на пути к Министерскому креслу? А может, у тебя совсем иные цели? Что если ты оказался здесь не по своей воле? Если так, то кто же послал тебя и зачем?

Несмотря на это, теперь ты – часть Министерства! Здесь, за этими стенами, не существует власти, способной управлять тобой. Ты обладаешь свободой выбирать свою дальнейшую судьбу! Но кем же ты станешь в этом обнадёживающем и одновременно пугающем мире?

Пролог:

«Назад пути нет. Некуда бежать. Пора встретиться лицом к лицу с последствиями своих действий». Мужчина лет сорока пяти в дорогом черном костюме, выбежав из метро, спешно оглянулся вокруг, захватив мрачные тени площади. Слабо освещенные фонарями, здания казались затянутыми в ночную пелену, готовой поглотить его с головой. «Как можно быть таким слепцом?! Неужели с самого начала не было понятно, что они всё исковеркают? Всё перевернут с ног на голову?! Любое начинание превратят в инструмент контроля, а из любого пряника слепят кнут…»

В страхе и ненависти он выдохнул, его взгляд упал на величественное здание, вырастающее перед ним и затмевающее остальной мир. Тридцати семиэтажное чудо, ставшее символом власти, зависти и стойкости тоталитарного режима. Оно олицетворяло всё, что он ненавидел и чему когда- то служил. «С самого начала это была ошибка», – промелькнуло у него в голове.

«Возможно, ещё не поздно что- то исправить! Нужно отключить всё, уничтожить все наработки!» Он задыхался, словно сердце разрывалось от напряжения, и, выходя на лестницу, его нога вместо уверенного шага снова скользнула. На мгновение, он остановился и взглянул на площадь, полную высоких вышек, которые, как стальные монстры, издавали монотонный гул. Стройные ряды людей неподвижно стояли, подобно мраморным статуям, их взгляды были пустыми, а души словно остались вне этого мира. «Эти пустые глаза… Эта молчаливая покорность… Это не то, что я хотел! Совсем не то!»

Скорость сердца учащалась от напора страха, гремевшего в его сознании, ударили молнии, разрывая небо. Дождь лил, как из ведра, и, казалось, гремящий звук шёл из самой тьмы. Он шагал к огромной двери, едва различимой за непривычным светом, а его страх становился огнём, переполняя каждую клеточку. «Не бывает великих дел без великих препятствий, но, Бог свидетель, мне страшно, как никогда в жизни! Уверен, они уже придумали, как втянуть во всё это Эвана. Я знаю только один способ защитить сына…»

Ручка двери, длинная и холодная, казалась тяжелой, как судьба, но он дёрнул её. В этот момент оглянулся назад, будто прощаясь с тёмными просторами, и шагнул в неизведанное. За дверью мир накрывала тьма, поглотившая последние искры надежды и веры.

Некоторое время спустя, на мокром граните, аккуратно выложенном на площади перед зданием, покоилась холодная фигура выпавшего из окна мужчины в черном костюме. Вдребезги разбитые очки валялись неподалеку, их осколки отражали тусклые блики фонарей, словно маленькие звёзды, затерянные в алом море. Кровавая лужа, смешанная с дождевой водой, растеклась по ступеням, окрасив входную часть парадной в зловещий алый цвет. Лицо погибшего размягчено от удара, но на нем располагалась легкая улыбка, как будто он наконец- то познал свободу.

Площадь, наполненная звуками дождя и стоном ветра, теряла интерес к исчезнувшему моменту. Куски стекла медленно тонули в луже, но никакого интереса уже не было к холодному телу, который, возможно, однажды нарисовал красками шедевр, но усомнился и утратил всё, отдав свою жизнь на алтарь борьбы.

Не бойтесь прыгать с утеса, а пока летите вниз, отращивайте крылья.

Рей Брэдбери

Часть I: Этаж 1.

Глава 1: Вступление в должность.

Хельмер, тысяча девятьсот восемьдесят пятый, шестое мая. Утро принимало свет в свои объятия, но моросящий дождь, словно скупая слеза, добавлял определенную печаль в свежесть этого дня. Из станции метро вышел невысокий мужчина лет тридцати, его фигура выглядела плотной, что было странно для обычного прохожего. Взгляд его лица напоминал портрет покойника, выпавшего из окна несколько дней назад, печать замирающей жизни застыла на его чертах. Смуглая кожа контрастировала с резкими линиями, словно жизнь вырезала их из мрамора, но они не были тривиальными. Темные волосы, зачесанные назад, создавали эффект строгого порядка, скрывающего душевные бури.

Легкая одежда не прятала сути его существования: не заправленные черные штаны и белая рубашка, капли дождя скользили по ткани, как мимолетные сожаления. Накинутый темный жилет добавлял ему некой серьезности, как будто он был лишь маской для неотразимо низкого содержания внутренней сути. Он остановился прямо у выхода из метро, сжимая в руках листок бумаги, белый и прямой, как его намерения.

Мокрые блики отражались от мраморных плит площади, а человек с листком на фоне серого утра казался частью неведомой картины, где его роль была невидима. Из легкого волнения его дыхание стало мерцать, но он сдерживался – именно так он создавал свой образ, за которым скрывал свои внутренние вздохи.

Каждая капля дождя придавала ему загадочности, вроде неустанно шепчущих секретов, которые не каждому были под силу понять. Он ещё раз взглянул на листок.

Перевод в Министерство одобрен. Нужно приступить к работе сразу после приезда в Хельмер.

Д. Каннингем

Быстро бросив взгляд на огромную площадь, Эван Редгрейв заметил сотню людей, тянущихся к тридцати семиэтажному зданию, возвышающемуся как стальной мутант среди серых облаков. Величие этого монументального сооружения, казалось, могло затмить даже его глубокомысленные размышления, но внезапно его внимание прервал мужчина, которому на вид было около тридцати пяти.

Мужчина в гладко выглаженном смокинге, с черным галстуком, как черная паутина, плотно обвивающей шею, выглядел нарочито заметным среди обыденности людей. Его квадратно- овальные очки сидели на его упитанном лице, отражая блики расплывшегося света, и, кажется, приковывали к себе внимание. Темные волосы были тщательно зачесаны назад, подчеркивая его уверенный, но немного неуклюжий шаг.

Элегантность его вида вызывала двойственные чувства: манера, с которой он приближался, выдавала нечто большее, чем просто желание произвести впечатление. Будто он пытался создать образ истинного аристократа, но что- то в его движениях подсказывало, что этот наряд не всегда ему был по душе. Эван почувствовал, как интерес и предостережение сплетаются в его душе, когда незнакомец, приближаясь, уже преградил путь.

– Привет! Видимо, тебя я и жду. Меня зовут Джордж Хемниц. – Произнес незнакомец, его голос, наполненный иронией, трепетал в воздухе, как лист, пойманный порывом неприятного ветра. Он протянул руку, а его улыбка сияла, но эта искренность выглядела размыто на фоне стремительного падения человечности вокруг. Редгрейв, ощущая внутреннюю настороженность, все же ответил взаимно и приветливо.

– Добрый день. Эван.

– Должно быть, ты важная персона, Эван. Я прав? – Спросил Хемниц, прищурив глаза, будто искал весомую причину для своих утверждений.

– С чего ты взял? – Ответил Редгрейв, его сознание возбужденно дрожало от неловкости, придавая всему этому разговору мрачную окраску.

– Я работаю в Министерстве уже 8 лет, 4 месяца и 12 дней. За это время я обработал 18342 обращения от граждан, выпил 1629 чашек кофе и стал свидетелем 284 случаев гражданского неповиновения. А теперь спроси, сколько раз меня отправляли встречать новичка на входе в его первый рабочий день.

– И сколько же? – Любопытство боролось с настороженностью, но голос Эвана был медленно завуалирован безразличием.

– Ноль, Эван. Ни разу за 3052 рабочих дня! Отсюда я делаю вывод, что ты – важная птица. Я прав? – Весело спросил Хемниц.

– Быть может, ты меня с кем- то путаешь? Я прибыл по назначению на должность простого клерка. Я Эван Редгрейв. – Произнес он, и его голос словно металлился, переходя в пространство между ними, срывая завесу и создавая трещины в привычной реальности.

– Редгрейв? В смысле, тот самый Редгрейв?! О Боже! Ведь твой отец… – Вдруг Хемниц замер, словно пойманный в ловушку своих собственных слов.

– Продолжай, Хемниц, что ты хотел сказать? – Спросил Эван, его голос стал неожиданно твердым, отрезая тишину, словно рубленый хлеб.

– Прими мои соболезнования. Наверное, тебе очень тяжело сейчас. – Произнес Хемниц, наполнив слова чуть невыносимым сочувствием. – Я виделся с ним за 58 часов и 23 минуты до его… до его кончины…

Эван почувствовал, как внутри него нарастает струя холодного гнева. Они не были близки, на самом деле, у них не было искренности, которая так необходима в подобные минуты.

– Мы с ним не были особо близки. Если быть честным, мы не общались уже 10 лет. Я даже не знал, что он тут работал, пока вчера мне не сказали… – Его голос едва дышал, как последний луч надежды, задуманной без посторонней помощи.

– Он не просто здесь работал. Твой отец был одним из самых уважаемых людей в Министерстве. – С гордостью произнес Хемниц. – Он руководил на самом верху. И что самое удивительное, он не смотрел на простых сотрудников сверху вниз, был открытым и честным человеком.

Редгрейв порывисто вспомнил о том, как его отец всегда возвращался домой с усталой, но мирной улыбкой. Он с трудом осознавал эту фигуру: был одним из тех, кто слишком быстро ушёл.

– Что произошло? Полиция уже что- то выяснила? – Вопрос вырвался с упреждающим трепетом, словно стебель, готовый сломаться под натиском ветра.

– Нам мало что говорят. – Вновь звучал голос Хемница, и Эван уже знал, что за его нарочитою осторожностью скрывается нечто большее. – Так что у меня есть только несколько фактов. Остальное – слухи и домыслы недалёких сотрудников.

– Какие факты? – Эван, не в силах подавить дрожь в голосе, прижал ладонь к лицу, как будто таким образом пытался спрятать истину от себя.

– 47 часов и 23 минуты назад твой отец выпал из окна на самом верхнем этаже Министерства. Пролетев 37 этажей, он упал на мостовую и умер мгновенно. Причины происшествия устанавливаются компетентными органами. – Произнес Хемниц, и его слова в воздухе звучали как приговор, уносящая с собой надежду. – По крайней мере, нам так говорят.

– Маловато фактов… – Проронённое Эваном было полным внутреннего усиления, словно он колебался на грани пропасти.

– Возможно, у меня есть для тебя важная информация, касающаяся смерти твоего отца. Но нам лучше поговорить об этом в тихом месте и после того, как я проведу инструктаж и покажу тебе рабочее место. Как говорится, первым делом – дело! Готов к своему первому дню в Министерстве?

– Готов. Веди. – Произнес Эван, его сердце колотилось, как заблудившаяся птица в клетке. Эта встреча стала началом чего- то больше, к чему он готовился всё это время. Он шел сюда, зная, что мир, построенный на тайнах, станет его новым домом. Развернувшись, Хемниц невольным движением своей руки, позвал Эвана следовать за ним.

– Здание Министерства По праву считается одним из самых красивых и функциональных строений страны. Посуди сам: 37 этажей, 226 метров в высоту, 12742 кабинета и более 352 тысяч посетителей в день! Иногда я пытаюсь посчитать, сколько единиц товаров народного потребления могли бы произвести все эти люди, если бы занимались чем- то, помимо стояния в очередях. Но обычно такие цифры у меня в голове не укладываются, и я сдаюсь.

Слегка улыбаясь, Хемниц поднимался по лестнице, его шаги резали тишину, наполняя её энергией. Он краем глаза наблюдал за Эваном, который хоть и двигался медленно, но каждая его деталь, каждый миг был пронизан вниманием, каким- то внутренним стремлением осознать окружающий мир. Они проходили мимо безмолвных душ, поглощенных своими заботами: кто- то дремал, кто- то спорил о чем- то важном, в то время как другие разразились громогласным смехом, словно глава из комедии, отображающей жизнь в её комичной, но, увы, печальной реальности. Город, казалось, жил по собственным законам; его сердце било так же сильно, как и страх перед Государством.

Когда они достигли центральной площади, их взору предстала статуя Мудрого Вождя – внушительный монумент, который возвышался как само Министерство, что провоцировал трепетный восторг. Хемниц остановился, и в его жесте вложен был символический смысл, словно он сам стал частью этого величия, частью системы, где высокие идеалы превращались в шутку, а страх обрушивался на простых людей, как холодный дождь.

– Обрати внимание на статую. – Произнес он, и его голос смешался с порывами ветра, словно пытался приоткрыть занавес над тайнами, заключенными в этом камне. – Для её создания использовали пять с половиной тысяч тонн бетона и две с половиной тысячи тонн металлических конструкций. Масса всего памятника превышает восемь тысяч тонн!

Хемниц с интересом наблюдал за реакцией Эвана, когда тот широко раскрыл глаза – они блестели от недоумения и восхищения, словно он впервые увидел мир, сверкающий новыми красками. Хемниц чувствовал, как его внутренний мир переполняется страхом: статуя, популярная среди многих, была одновременно символом треснувшей надежды, исполинами, на фоне мрачной рутины, среди которой они существовали.

Эван замер на месте: его взгляд бродил между деталями статуи, заполненными символикой, она была прочной, как убеждение, но в то же время мрачной, как сама жизнь. В его сознании заплелись мысли: что важнее – жизнь людей, у которых отнимаются мечты, или «близость» к идеям, олицетворяемым этим каменным гигантом?

– Для его сооружения пришлось отказаться от постройки восьми детских садов и одной больницы. – Добавил Хемниц, его голос слегка изменился, зазвучал более серьезно, и в нём пробивалась горечь, словно он вспоминал нечто большее, чем просто безжалостные цифры. Он знал, что Эван всё это запомнит. И это было важнее, чем даже память о строении.

Эван вдруг увеличил шаги, его ноги отрывались от земли, как будто жаждали ускользнуть от этого мрачного видения, которое тянуло его в бездну. Статуя, словно немой судья, предостерегала: каким путем они шли, и какой след оставляли на этих бездушных улицах.

– Твой отец закончил свой жизненный путь здесь, на холодной и бездушной мостовой. – Продолжил Хемниц, его голос стал чуть тише, как будто он мог бы обидеть память, нежно касаясь темных уголков прошлого. Он опять взглянул на толпу полицейских, оживленно обсуждающих что- то, не подозревая о мире, который пронесся мимо них, как облако под дождем. Его рука невольно коснулась пыли, скопившейся на гранитной плите, где лежал обрисованным мелом черта человека. Взгляд Хемница был полон тяжелого смысла, словно он сам несет глобальное откровение.

– Это теперь любимое место для обсуждений. – Прошептал он, указывая на толпу, где развертывались бурные сценки повседневной жизни: смех, споры, разногласия. Они казались химерами, поглощенными собственными иллюзиями. – Можешь попытаться послушать, о чем они говорят – но не надейся услышать что- нибудь полезное или приятное.

Эван разглядывал лица вокруг, пытаясь найти в них ответ на свой внутренний вопрос. Но лица были равнодушны, будто их каменные мускулы были выкованы из прежних идеалов. Похоже, в этой многоголосой симфонии шумов и мобильности не было места для конкретики, страсти или мечты. Хемниц почувствовал, как воздух вокруг них стал глухим, попирая даже мужество надеяться, на радость. Для них мир, созданный из стен и правил, был пределом их существования – мрачным, но знакомым и незаменимым.

Эван стоял, его мысли всплывали, как пыль в луче света. Он чувствовал, как невидимая тяжесть этой площади накрывает его, словно одеяло, собирающее все секреты и тайны, что творятся в неприметных уголках. Разумеется, ему не хотелось погружаться в их пословицы – не с их наслаждением, не с их несчастьем.

Хемниц на мгновение замер, позволив Эвану осознать, каким образом окружающий их мир принимал чужую реальность и превращал её в шумные разговоры и ненавистные сплетни. Чувства разочарования и настороженности закрались в души обоих мужчин, словно шепоты из- за угла.

– Тем не менее, привыкай. – Произнёс Хемниц, окидывая взглядом площадь. – Специфика работы здесь такая: не важно, какая у тебя должность – нужно всё слушать, везде смотреть и потом докладывать наверх.

Эван стиснул зубы, испытывая гнетущее чувство безысходности. Он смотрел на статую, и внутренний голос шептал ему, что идеалы, которыми она была пронизана, давным- давно похоронены под слоями проходящих годов. Каждый узел в его душе заставлял его медлить, жадно впитывая краски этого мрачного мира.      На мгновение Хемниц остановился около двух мужчин и ненадолго прислушался вместе с Эваном.

– Что тут произошло? Я уже три дня в Министерстве Распределения отчёты ношу, всё пропустил.

– Говорят, Редгрейв вчера выпал из окна! Ты вообще представляешь, кем он был?

– Да как не знать! Он был большой начальник. Как такое могло случиться?

– Не знаю, лучше об этом не думать.

Неожиданно Хемниц отвлёк Эвана легоньким толчком в спину, и кивком головы позвал его пройти в огромные двери Гос Аппарата. Дёрнув за ручку, они оказались в громадном зале, первой обороны Министерства.

Это был зал досмотра, где каждого кто хотел пройти дальше, проверяли с ног до головы такие же огромные как сам этот зал охранники с чёрными как их души, дубинками. Тут находились четыре линии досмотра из очередей, где в конце каждого стоял металлоискатель и пару охранников. Но одна шеренга предоставлялось только для рабочих и сотрудников Министерства. Чтобы они часами не стояли с обычными посетителями.

Пристроившись к очереди, Хемниц продолжил вводить в курс дела Эвана.

– Безопасность в Министерстве – это отдельный повод для национальной гордости. Охранник здесь – это твой лучший друг. Особенно, если ты умеешь с ним договориться. С начала этого года благодаря охранному ведомству было предотвращено уже 985 попыток терактов. Это почти 4 зарегистрированных попытки в день! В общем, на всякий случай носи при себе наличность, не порти им статистику. Понимаешь, о чём я?

Эван молча кивнув головой Хемницу и благополучно миновал охранников и металлоискатель, как вдруг на соседней линии завизжала тревога и во всём зале начали мигать красные лампочки.

Обычного посетителя, из- за которого поднялась тревога, быстро положили на пол одним ударом дубинки и за доли секунды сковали в наручники. Избитый, с кровавым лицом, совершенно ничего не понимая, что только что с ним произошло, и даже не крича от боли ударов по его спине, просто с невинным выражением испарился вместе с сопровождением охранников, в глубине зала.

Эван стоял и смотрел, разинув рот на всё это мимолётное пришествие, но особенно его удивило отношение других людей. Они с восторгом хлопали охранникам за их оперативную работу.

Хемниц немного покачал головой, но ни слова не проронив, снова позвал Эвана пройти дальше. Сделав пару шагов за Хемницем в глубь Министерства, Эван заметил потрясающий красивый лифт. В общем, само здание как снаружи, так и внутри выглядело прекрасно настолько, что здесь было приятно находиться даже, не смотря на давящую атмосферу как гранитная плита.

– Как я уже говорил, в здании 37 этажей. И вдовое больше – подземных. По крайней мере, по официальным данным. – Останавливаясь у лифта, говорил Хемниц. – Чем выше этаж, тем престижнее работа. Если будешь стараться, то, быть может, тебе дадут допуск наверх. Но имей в виду, многие пытаются получить повышение, и конкуренция здесь очень жёсткая. На что только не идут люди, чтобы получить место получше. Кто- то подсиживает коллег, кто- то втирается в доверие к начальству. А некоторые сумасшедшие вообще пытаются подняться по карьерной лестнице честно. Странные люди ей- богу. Честным путём тут очень тяжело чего-то добиться, так уж всё устроено. – Ехидно улыбаясь, продолжил Хемниц. – Но, думаю, что у человека с твоей фамилией есть отличные шансы продвинутся по службе. Однажды тебя повысят, ты зайдёшь в этот лифт, а остальные будут тебе завидовать.

Эван немного удивлённо посмотрел на Хемница и на конец расписанного коридора, которая вела в общий холл. Всё более удивлённо озаряясь во все стороны, а особенно на пропускной вход позади себя. Эван в спешке проследовал за Хемницем.

После ещё одной огромной двери, на первый взгляд казавшей Эвану невозможно тяжёлым, но после толчка, на его удивление она оказалась довольно лёгкой, что он даже немного попятился назад, дёрнув его силой. Пропустив вперёд себя Хемница, они оказались в общем холле.

– Мы должны помнить о том, зачем мы здесь, и благодаря чему. А точнее, благодаря кому. Время от времени будет неплохо отдать должное человеку, который пожертвовал всем ради блага народа. Помни: Мудрый Вождь не дремлет и стоит на страже! Всё пройдёт: и печаль, и радость. Только враг не пройдёт нигде!

Гордо устремив взгляд на каменную статую Мудрого Вождя, Хемниц произнес слова, в которых лишний раз звучала уверенность, граничащая с обожествлением. Статуя, расположенная строго в левой стене от входа, излучала не столько спокойствие, сколько властное давление, словно её гранитные черты, грубовато искажённые временем, были предназначены для того, чтобы произнести вечную истину. Лицо человека, изображенного в камне, обрамляли насыщенные усы, образы которых могли бы вызвать трепет даже у самых стойких. Одна рука крепко сжимала лист бумаги, словно он был единственной опорой в этом мире, а другая украшала мощный кулак, напоминая о воле, безжалостной и безупречной.

Холодный взгляд Эвана, скользнувший мимо статуи, отдавал дань тем жестким принципам, которые правили в их обществе. Он, как всегда, остался безмолвным свидетелем. С поклоном, исполненным внутреннего напряжения, он пробрался за Хемницем в авангард зала, словно всевозможные перипетии человеческой судьбы увлекали его за собой.

Большой холл, размещенный высоко на бетонных сваях, напоминал открытое пространство, готовое сжать в своих объятиях подавляющую мощь, с которой оно было построено. По обеим сторонам стояли некие монументы, олицетворяющие наказания и общественные порицания. Эван не мог избавиться от чувства, что эти мрачные сооружения, призванные запугивать, больше напоминают о том, что их создатели сами забыли о своей человечности. На полу лежали зеленые кусты, выстриженные с неукротимой старательностью в форме значка Государственного Аппарата. Обратный треугольник с симметричными вырезами по бокам олицетворял собой нечто, что должно внушать гордость, но у Эвана это вызывало лишь отвращение.

«Как корона». Мелькнула мысль в его голове, когда он остановился возле огромного монитора, излучающего искры правды, искренности и ложных уверений.

– Здесь проходит общие собрания. Чаще всего это довольно обыденные мероприятия, где выносятся поощрения или выговоры отдельным личностям. Бывает, что тут публично осуждают действия соседних государств. Какой- то умник предлагал окрестить эти собрания Пятиминутками Ненависти, но, помнится, тут же схлопотал за это выговор, и больше уже никогда и ничего не мог предложить. А ещё иногда мы поём. Например, только в этом месяце я спел главный гимн страны 426 раз.

Эван лишь тихо улыбнулся, внутренне ощущая, как стереотипные фразы Хемница напоминают ему о зыбком равновесии между мнимой свободой и прямыми приказами. Он оглядел столько же людских фигур, кружившихся в зале, каждая из которых, казалось, была частью этой бесконечной фрески, рисующей мрачные перспективы. Шёпот разговоров гудел в воздухе, как струнный оркестр, воссоздающий неповторимую симфонию угнетения. Постепенно график жизни медленно шагал по колее между сознанием и полным отсутствием вопросов.

– Общая площадь первого этажа здания Министерства составляет 440 тысяч квадратных метров. Просто дух захватывает, правда? 440 тысяч квадратных метров бюрократического рая! – Произнес Хемниц с наигранной заразительностью, а его лицо при этом светилось, как будто он был священным хранителем.

Эван ответил беглым взглядом, на его губах трепетала тень удивления, но внутри все еще таился легкий дискомфорт. Он не хотел видеть то, что напоминало ему о рамках их угнетающей реальности; так же, как тот, кто наблюдает за светом в конце туннеля, порой предпочитает остаться в темноте.

Преодолев ещё одну дверь, они оказались в очередном зале. Именно так её называли из- за сотни живых очередей, состоящих из тысячи людей. В противоположном конце зала, а именно в конце очереди, были расположены сотни кабинок, куда люди обращались либо за помощью, либо на кого- то настучать. Чаще всего обращались в Министерство именно за вторым. Через каждые несколько десятков метров очереди, стоял охранник, каждый внушал страх одним лишь своим видом, а тем более, чёрной дубинкой на поясе. Они контролировали порядок в очередях, а также подслушивали разговоры граждан, выявляли инакомыслящих. Но по большой логике, инакомыслящий никогда бы не пришёл в сердце бюрократии, чтобы просто посплетничать.