скачать книгу бесплатно
– Я часто беру у него авто. По выходным он из дома, как правило, не выходит, а моя «Тойота» в последнее время стала частенько барахлить, поэтому пришлось ее оставить в гараже. Вы не думайте, у меня есть доверенность от него, – добавил он, как бы оправдываясь.
– Да я и не сомневаюсь, что документы оформлены должным образом, не хватало вам еще проблем с ГИБДД, при вашей-то работе, – хмыкнул Иверзев.
– На что вы намекаете? Да, моя работа связана с разъездами, поставками, договорами. Волка, впрочем, так же как и предпринимателя – ноги кормят. Вы ведь наверняка уже знаете все о характере моей работы, навели справки, – даже не спросил, а уверенно предположил Рахлин.
– Как оказалось, далеко не все знаем, но не извольте сомневаться, узнаем вскорости, – задумчиво пробормотал службист.
– У меня легальный бизнес и меня регулярно проверяют всяческие инспекции, – с обидой в голосе произнес пострадавший.
– И в этом не сомневаюсь, Роман Яковлевич, – подтвердил гость. – Однако давайте вернемся к вашим путешествиям. Значит, вы говорите, что бесцельно мотались по столице в чаянии прийти в себя от печальных известий, всколыхнувших страну. Я правильно вас понимаю?
– Да, – коротко ответил больной.
– Тогда опишите приблизительный маршрут вашего движения. Где вы были? Какие места вам запомнились?
– Ну-у, – протянул Рахлин, – так сразу и не вспомню…
– А вы постарайтесь, может и вспомните. Ведь кто-то за вами явно наблюдал, и вел по дороге. Не сидел же он в засаде, ожидая, когда вы вернетесь? Вы ведь могли и вообще в тот день не вернуться домой. Ваша супруга говорила нам, что вы часто отлучаетесь на день или два.
– Вы уже и с супругой успели побеседовать? – горько усмехнулся Роман Яковлевич.
– Что поделать? Работа такая, – пожал плечами Егор Семенович.
– Точно сказать затрудняюсь, но из того, что запомнилось, так это Воробьевы горы, Ботанический сад, набережная Москва-реки с Дворцом водных видов спорта, Поклонная гора, Новодевичий монастырь, Филевский парк. Примерно так. Крутился в центре – Хамовники, Раменки. Улицы переулки.
– Я правильно понял, что ваш ареал приходился в основном на юго-западе Москвы? – уточнил майор.
– Да. Именно там, хоть это и далековато от моего дома.
– Верно. Далековато. Вы ведь недалеко отсюда проживаете – на Малой Красносельской, согласно нашим сведениям.
– Вы прекрасно знаете, где я живу, – поморщился Рахлин. – И сюда меня «скорая» доставила, потому что это была ближайшая клиника от места преступления и моего дома.
– Значит, вы подтверждаете, что были на юго-востоке столицы? – не унимался майор.
– Ну да, где-то в этом районе. А где я еще должен был быть, раз не смог попасть на Красную площадь? Юго-Восток – самое живописное место в городе. Парки, памятники и прочие достопримечательности.
– Ага, – почесал за ухом любопытный и от этого не в меру приставучий следователь. – А тогда поясните мне, каким образом вас занесло за город?
– Не понял. Что вы имеете в виду?
– Я говорю, что раз вы так запереживались о судьбах мира, то за каким, простите, чертом вас понесло в аэропорт Шереметьево-2? Ведь это далеко не ближний свет.
– С чего вы взяли, что меня туда занесло!? – сделал настолько удивленное лицо Рахлин, что ему можно было бы и поверить в других обстоятельствах, уж больно искреннее удивление было в его чертах.
– Как это с чего?! – не менее искренне сыграл удивление собеседник. – На автостоянке Международного аэропорта работают видеокамеры, и они отследили как момент вашей парковки, так и момент вашего отъезда.
– Не было меня там. Вы что-то путаете, – насупился и поджал губы Роман Яковлевич.
– Как это ошибаюсь?! Нисколечко не ошибаюсь. Вот, – майор залез в нагрудный карман пиджака и достал оттуда блокнот, – читаю: «Ниссан» синего цвета, государственные номера Е128СС177. Это ведь номера машины вашего соседа, не так ли?
– Номера его, а меня в Шереметьево-2 не было. И все тут.
– Вы, любезный гражданин Роман Яковлевич, слишком высокомерно относитесь к возможностям современной следящей аппаратуры, – назидательно парировал слова, отпирающегося от очевидных фактов Рахлина. Слово «гражданин» впервые прозвучало в палате и это не предвещало Роману Яковлевичу ничего хорошего.
– Я уже «гражданин»? Мой статус в процессе разговора изменился?
– Вы уж простите меня, но назвать вас «товарищем», на основании имеющихся у нас данных, как-то язык не поворачивается, – откровенно заявил майор.
– Мне все равно, что вы себе вообразили на мой счет. Я вам делаю официальное заявление, что я не помню эпизод моего нахождения на территории аэропорта.
– Ах, скользкий вы наш, Роман Яковлевич! – не удержался от смеха Иверзев. – Я таки поражаюсь вашему таланту переобувания на лету. Ну да, ладно, у вас еще будет время и возможность со своим адвокатом опротестовать данные видеонаблюдения. Хорошо. Вы не помните, как вас занесло к черту на кулички, вы отрицаете, фиксирование вашей персоны в аэропорту, но ответьте мне, честно и откровенно: за каким лешимм вы загримировались для того, чтобы прокатиться по городу?
– Вы ошибаетесь, я опять вынужден это признать, – упрямо долдонил пациент.
– Да нет же! – перебил его не слишком ласково, уже начинающий терять терпение майор. – Это вы ошибаетесь, думая, что наклеенные усы с бородой, очки и шляпа, надвинутая чуть ли не до глаз способны скрыть вашу личность.
– А вот только не надо мне шить липовые улики. Когда меня нашли сотрудники «скорой» ничего такого при мне не было: ни фальшивой бороды, ни спортивного костюма, ни очков, ни шляпы. И в машине их тоже не было. Можете обыскать, – скривился в торжествующей ухмылке Рахлин. Активная мимика лица Рахлина не ускользнула от пытливого взора майора, как не ускользнуло от него то обстоятельство, что при этом конечности его оставались абсолютно неподвижными, что не могло быть естественным обстоятельством. И это говорило ему о многом.
– Стоп-стоп-стоп, – остановил его въедливый майор. – Я про костюм, кстати, ничего вам и не говорил, это вы сами сейчас ненароком проговорились. Вот, полюбуйтесь, – полез он опять во внутренний карман и достал оттуда пачку фотографий, но показал только одну из них, где Роман Яковлевич «засветился» в зале ожидания аэропорта. – Не правда ли – дикое сочетание? Спортивный костюм и шляпа. Кто вас так надоумил маскироваться?
Роман Яковлевич первый раз за весь разговор прикусил язык, ибо понял, что невольно проговорился и теперь лихорадочно искал повод для завершения крайне неприятного разговора. Повод искать долго не пришлось, потому что он сам пришел в обличии заведующего реанимацией. Приоткрыв стеклянную дверь, он заглянул в палату и зачастил:
– Все-все, Шахерезаде пора прекращать дозволенные речи. Я и так пошел у вас на поводу и превысил регламент.
– Вы правы, доктор, – опять еле слышно простонало койкоместо, – я очень устал. Проводите гостя.
Но настырный агент и не думал вставать со стула, на котором так вольготно расположился, что привело в крайнее замешательство, как пациента, так и врача. Паче того, он напрочь проигнорировал словеса доктора, молча, перекинув нога на ногу. И тому ничего не оставалось, как неловко топтаться в дверном проеме. Впрочем, к чести доктора, он все же попытался через некоторое время повторить свою просьбу о добровольном выдворении, но слова майора быстро потушили его порыв:
– А с вами, доктор, у нас еще будет отдельный разговор, но уже не здесь. И поверьте на слово, вам не стоит более досаждать мне своим навязчивым присутствием и предупредите персонал, чтобы он тоже не мелькал в поле моего зрения, а то я могу подумать, что вы в сговоре с государственным преступником.
После этих слов, сказанных негромким голосом, похожим на резку специальными ножницами кровельного железа, заведующего, как ветром сдуло.
– Вы не имеете права называть меня преступником! – чуть не взвизгнул Рахлин. – Это может сделать только суд, да и то на основании неопровержимых фактов преступления. А все, что вы мне тут напредъявляли не тянет даже административное правонарушение. Кому какое дело, в чем я хожу и на какой машине езжу! Это не преступление. Мы пока еще живем в свободной и демократической стране, и у вас эти штучки не пройдут. Суд во всем разберется и вас накажут по служебной линии за самоуправство и шантаж! Вот!
– Ого, как вас понесло?! Всегда завидовал людям, умеющим обращаться с заковыристыми выражениями, – непритворно восхитился тирадой пациента майор.
– Я свои права знаю! Мне еще не предъявлено никакого официального обвинения, а потому, либо предъявляйте его немедленно, либо убирайтесь ко всем чертям, а не то я спущу на вас целую свору правозащитников, – не унимался в праведном, как ему казалось, негодовании Роман Яковлевич – пока еще гражданин и бизнесмен.
Другой бы на месте Иверзева уже давно бы ринулся с опровержениями или молча откланялся, но майор сохранял поистине эпикурейскую[7 - Философское учение, согласно которому, высшим благом считается наслаждение жизнью, которое подразумевает отсутствие физической боли и тревог, а также избавление от страха перед смертью и богами, представляющимися безразличными к происходящему в мире смертных.] безмятежность.
– А вас не удивляет, что я до сих пор не поинтересовался, почему вы там оказались и что делали? – меланхоличным до безразличия голосом спросил он у лежащего.
– Ну и почему? – буркнул Рахлин.
– Да все по тому, что я и так это знаю.
– Что вы можете знать?
– Вы там совершали банальное убийство, с применением спецсредств, за что и получили гонорар, так сказать, во временное пользование, – не преминул уколоть в самое больное место представителя нации, считающей себя выше других.
– И к-кого я, по-вашему, убил? – опять слегка запнулся опрашиваемый и капельки пота заблестели у него на носу, выдавая крайнее волнение.
– Вы убили гражданина Вдовенко в зале ожидания, – коротко ответил тот.
– Не знаю я никакого Вдовенко и причин его убивать, стало быть, не было.
– Не спорю, фамилию убитого вы могли и не знать. Вы просто выполняли заказ.
– И как же я это сделал?! Застрелил, зарезал, задушил? У всех на виду? Вы с ума сошли?
– Да. Представьте себе. У всех на виду, в зале ожидания. И я не сошел с ума, как вы опрометчиво предположили. А убили вы его посредством авторучки, стреляющей ампулой с ядом. Этот момент очень хорошо был запечатлен камерами внутреннего слежения. Замечательные кадры, скажу я вам. Сразу видно руку опытного профессионала. Кстати, а почему вас собственно не удивляет факт того, что каким-то заурядным убийством какого-то Вдовенко заинтересовалось ФСБ?
– Этой «конторе глубокого бурения»[8 - Одна из язвительных «расшифровок» Комитета Государственной Безопасности.]свойственно всюду совать свой нос, – брезгливо скривил лицо лежащий.
– А вот это вы зря, – беспечно отмахнулся, нисколько не обидевшийся майор. – Только вот я думаю, до какой же степени ваши, с позволения сказать, хозяева не дорожат вашей жизнью и безопасностью? У меня вообще сложилось такое впечатление, что они заранее списали вас в расход, то есть, еще до проведения вами акции по устранению Вдовенко.
– Что вы ко мне привязались с этим, как его там, Вдовенко?! – опять разозлился Рахлин. Не знаю я его, и знать не желаю.
– Напрасно, батенька, напрасно, – осуждающе покачал головой Иверзев. – Вам бы стоило поинтересоваться личностью своего… эээ подопечного. Это ведь не какой-нибудь торговец хурмой с Даниловского рынка, а заместитель директора ФСО, то бишь Федеральной Службы Охраны. Устранять личность такого высокого полета не доверят первому встречному без опыта проведения подобных мероприятий. Из всего этого я делаю два взаимодополняющих вывода. Во-первых, что это не первая ваша акция, а во-вторых, если вас не проинформировали об опасности предполагаемой акции, то каким бы ни был ее исход, для вас все равно все должно было закончиться фатальным образом. И то, что вы тут лежите передо мной, почти полностью парализованный, говорит в пользу моих догадок.
– Оставьте меня! Больше я вам ничего не скажу без присутствия моего личного адвоката! Или мне уже и в адвокате отказано?!
– Ну почему же отказано?! Ни в коем случае! И я, конечно же, могу уйти, но…
– Что еще, черт возьми?!
– Перестаньте, наконец, все время поминать Нечистого! Чревато. Дело в том, что, вы, наверное, уже и сами начали догадываться, что у тех людей, кто заказал вам устранение гражданина Вдовенко, как за тем и ваше уничтожение, в качестве ненужного звена, оч-ч-ень длинные руки. И я почти со стопроцентной гарантией смею предположить, что они уже связались со всеми столичными моргами и, убедившись, что вашей персоны нет ни в одном из них, лихорадочно ищут вас по всем травматологическим отделениям. Ставки в игре настолько высоки, что они ни в коем случае не успокоятся, пока не отыщут вас. И ваш наивно разыгрываемый спектакль смертельно больного их в заблуждение не введет. Хотя я признаю, что ваше состояние весьма тяжелое, однако не столь фатальное для жизнедеятельности.
– Ч-ч-то, в-вы хотите этим сказать?! – уже с нескрываемым испугом спросил Роман Яковлевич.
– Я хочу сказать, что заведующий реанимацией – человек не столь уж и щепетильно настроенных взглядов.
– Вы полагаете…? – в глазах пациента уже начинала плескаться паника.
– Да-да, милейший Роман Яковлевич, – с приторной и слащавой улыбочкой подтвердил майор догадку больного, – вы верно меня поняли. Как легко он принял деньги из рук вашей супруги за распространение информации о вашем безнадежном состоянии, так же легко он может принять деньги и еще от кого-нибудь.
– И? – начал было Рахлин.
– И в один прекрасный момент, дежурная на посту медсестра куда-нибудь отвлечется, а к вам зайдет совсем другая «медсестра», помните, как в фильме «Убить Билла»? И сделает вам инъекцию. Или того проще, вытащит из-под вас одну из подушек, и заботливо накроет ею ваше лицо, постояв немного в красивой позе и послушав ваши глухие стенания, пока вы не успокоитесь. Ну, так что, мне уходить? Или как?
– Постойте, – глухим голосом, как из могилы, остановил его Рахлин. – А если я начну давать, как это …показания… вы сможете гарантировать мою безопасность?
– Ну, разумеется, – кивнул майор. – Мы, как никто другой сейчас заинтересованы в сохранении вашей грешной жизни. И готовы предпринять для этого все имеющиеся в нашем распоряжении силы и средства.
– Хорошо, – с натугой выталкивая слова, проговорил Рахлин, – я готов. Спрашивайте.
– Вот это уже другой разговор, – сразу подобрался майор и опять полез в один из своих внутренних карманов. На свет появилось устройство, чем-то похожее на толстый белый фломастер. На немой вопрос Романа Яковлевича о его предназначении, майор ответил, что:
– Это диктофон. И я вынужден предупредить вас, что вся наша дальнейшая беседа будет тщательным образом фиксироваться данным прибором.
С этими словами он незаметно нажал на какую-то кнопочку и, держа его обеими руками перед собой, хорошо поставленным дикторским голосом произнес:
– Я, старший оперуполномоченный оперативно-розыскного управления службы по защите конституционного строя и борьбе с терроризмом при ФСБ России, майор Иверзев Егор Семенович, на основании статьи 141 Уголовно-процессуального Кодекса, находясь в поликлинике, расположенной по адресу: город Москва, улица Большая Красносельская, дом 21, провожу предварительный допрос гражданина Рахлина Романа Яковлевича в качестве подозреваемого в убийстве гражданина Вдовенко, совершенного 24 июня две тысячи двадцатого года. Допрос производится с применением штатного диктофона марки Edic-mini Tiny A-45-150. Подозреваемый предупрежден о ведущейся звукозаписи допроса. Время начала допроса – 11 часов 18 минут по московскому времени. Подозреваемый, назовите полностью ваши имя, отчество и фамилию.
– Роман Яковлевич Рахлин… – начал свое повествование подозреваемый.
А далее начался подробный рассказ о жизни и деятельности человека, лежащего недвижимо на больничной кровати. Рассказ продолжался без малого полтора часа. Как из худого мешка на майора посыпались запоздалые признания о том, что акция совершенная Рахлиным в аэропорту, являлась далеко не единственной кляксой в его и без того мутной биографии. Наконец-то пролился свет на целую серию загадочных убийств некоторых российских ученых, занятых в сфере обороны страны. Так, например, стало известно, что Рахлин начал свою «деятельность» еще 11 лет назад, в уже далеком 2009-м, когда получил и выполнил заказ на устранение Андрея Бабенкова[9 - Имя и фамилия являются подлинными.] – одной из ключевых фигур в концерне «Алмаз-Антей». Отдел, которым он руководил, занимался системами наведения зенитных ракет системы С-400. Два выстрела в голову отодвинули принятие на вооружение «продвинутых» ЗРК, как минимум, на три года. В активе убийцы по найму была смерть выдающегося микробиолога современности – профессора Валерия Коршунова[10 - Имя и фамилия являются подлинными.], убитого в подъезде собственного дома. Идеи профессора применялись при лечении пациентов, получивших сильную дозу облучения, в том числе ликвидаторов аварии на Чернобыльской атомной станции. Ведущим лабораториям западного полушария, занимающимся той же самой проблематикой, это крайне не нравилось. На этом послужной список киллера не исчерпывался. Уже в 2014 году он получает заказ на ликвидацию еще одного видного российского ученого, выдающегося математика современности – Андрея Червоненкиса.[11 - Имя и фамилия являются подлинными.] Тот занимался математической статистикой и связанными с ней вопросами развития искусственного интеллекта. Убийство профессора Червоненкиса произошло в парке «Лосиный остров». Все орудия убийства Рахлин получал лично, из рук в руки, от помощника военного атташе Соединенных Штатов – Мэтью Скайлза, который уже почти пятнадцать лет прибывал в этой должности в Москве. Сам военный атташе – бригадный генерал Гаррик Хармон тоже неоднократно встречался с Рахлиным на территории посольства и лично инструктировал, завербованного агента по поводу методов устранения указанных лиц и способов сокрытия следов предстоящих преступлений.
Все эти убийства до сего момента считались нераскрытыми. Одиннадцать лет Рахлину удавалось заметать следы своей нечистой совести, и он уже поверил в свою абсолютную безнаказанность и превосходство над интеллектом следователей всех мастей. И вот четыре дня назад он позволил себе немного расслабиться, а потому и не учел некоторых нюансов современности. Ко всему прочему, то, что он совершил накануне, было не просто криминалом, а частью глобальной политики, где ставки неимоверно высоки и действуют уже совсем иные механизмы и средства. Он не учел данных обстоятельств, когда соглашался на очередную «подработку» и это сыграло с ним злую шутку. И понял он это даже не сейчас, лежа неподвижно перед этим пухленьким майором с колючими глазками и улыбкой Мефистофеля, а гораздо раньше – как только пришел в себя. Он и без увещеваний Иверзева понимал, что «вышел в тираж» и сейчас находится не просто в качестве отработанного и уже никому не нужного расходного материала, но является крайне нежелательной фигурой в шахматной игре, которую во что бы то ни стало, но попытаются просто смахнуть с доски, причем любыми доступными методами.
– Скажите, майор, что теперь будет со мной? – спросил он в заключение признательных показаний.
– Что будет, что будет? – раздраженно передразнил его Иверзев, которому до жути хотелось поскорей вымыть руки после всего того, что ему пришлось услышать. – Сейчас я вызову реанимобиль из нашей специальной ведомственной клиники, и мы вас переведем к нам. Вы ведь прекрасно понимаете, что вашим хозяевам вы нужны лишь в качестве главного лица на ваших же похоронах.
– Вы сможете мне там гарантировать жизнь? – все еще неуверенно поинтересовался Роман Яковлевич.
– Разумеется! – как-то даже удивился майор глупому вопросу, а затем, поняв опасения того, пояснил. – Мы, повторяю вам еще раз, как никто заинтересованы в сохранении вашей жизни, хоть это и звучит достаточно парадоксально на фоне ваших излияний. Ваши показания должны лечь в основу обвинений Соединенных Штатов в терроризме.
– А мне зачтут мои показания в качестве «явки с повинной»? – с надеждой в голосе вопросил он вновь.
– Нет, – жестко пресек робкий оптимизм Рахлина оперуполномоченный. – Это не вы пришли к нам, а мы к вам, в моем лице, а значит, о явке с повинной не может быть и речи. Да и на что она сдалась вам, эта явка?
– Ну, как же для чего? – недоуменно проговорил Рахлин. – Для суда, конечно.
– Э-э-э, – протянул Иверзев, почесывая лоб, – исходя из моего практического опыта, могу сказать вам, что суд в отношении вас, скорее всего, будет чистой формальностью.
– Не понял? – вскинул брови лежащий на кровати обвиняемый.
– Да, что уж тут не понять? – пожал плечами Егор Семенович, вставая со стула. – На смертную казнь у нас, как вы наверняка знаете, объявлен бессрочный мораторий, и даже обстоятельства чрезвычайного положения, допускающие применение мер, выходящие за рамки принятого к вам не относятся, ибо они применимы только к тем, кто пойман на месте преступления. А специальных колоний, для парализованных, у нас не имеется.
– Значит…?! – просветлел на миг лицом Рахлин.
– Значит, Бог на свете все же есть, – закончил за него Иверзев, недобро сверкнув щелочками глаз, будто целился в переносицу пациента реанимации. – И он уже достаточно наказал вас за ваши злодеяния, определив ваше дальнейшее существование в подобном виде. Я не знаю, сколько Он вам отпустил сроку, но поверьте, вы еще не раз пожалеете, что не окончили свои дни в той подворотне. И молите Его о ниспослании милосердия вашей жене, согласившейся выносить за вами дерьмо, всю оставшуюся жизнь.
Еще раз, передернув брезгливо плечами, он встал, и, не попрощавшись, направился к выходу. И тут в голове у него прозвенел звоночек, да так отчетливо, что ему пришлось невольно замедлить шаги. «А почему реаниматолог так настаивал на переносе его визита к подозреваемому на следующий день или хотя бы до вечера? Что же такое должно произойти в этот период времени?» И не додумав до конца эту мысль, он уже понял, что должно произойти. Дойдя до самой двери, он невольно оглянулся, быстро окидывая цепким взглядом палату и все, что в ней находилось. Взгляду практически не было за что уцепиться. Кровать с пациентом, низенькая прикроватная тумбочка, стул для посетителей, контрольно-измерительные приборы, развешанные по стенам, вот и все нехитрое убранство, из которого, даже при наличии недюжинной смекалки, никак не соорудить мало-мальски приличную баррикаду. Разочаровавшись в обстановке, опять повернулся к двери. Тут тоже все было понятно. Стеклянная двухстворчатая дверь открывалась и закрывалась исключительно благодаря фотоэлементам, расположенным по бокам изнутри и снаружи палаты. Но больше всего расстроил Иверзева факт отсутствия у дверей ручек, которые при случае можно было бы заблокировать, хотя бы на время, связав их больничным полотенцем. «Ну да, все как на Западе. Дверные ручки – рассадник микробов, а потому долой их к чертовой матери» – досадливо хмыкнул он. Поморщившись от этого неприятного открытия, он пощупал стекло пальцами, однако, и без того было ясно, что стекла дверей отнюдь не пуленепробиваемы. Нечего было и думать, чтобы принимать оборонительный бой в палате, подвергая опасности жизнь очень ценного свидетеля, от которого в ближайшее время попытаются избавиться всеми доступными методами. Поэтому выйдя из палаты, майор не стал никуда уходить, а остался на месте, прикрывая своим телом такую ненадежную стеклянную дверь. Достав из внутреннего кармана сотовый телефон (а может и вовсе не сотовый, кто их там разберет с их «наворотами») скороговоркой начал негромко докладывать ситуацию, а в конце недолгого монолога почти в приказном тоне, несмотря на то, что явно разговаривал с начальством, произнес:
– … поэтому срочно высылайте специальный бронированный реанимобиль в сопровождении усиленной охраны и спецгруппу захвата. Срочно! Боюсь, что один я долго не смогу продержаться…
На том конце, по-видимому, всерьез восприняли полученную информацию, поэтому тоже не стали утруждать майора расспросами, а коротко бросили:
– Выезжаем. Держись.
Вернув сотовый на место, Иверзев почесав лоб, полез в другой карман и достал оттуда пистолет больше всего похожий на игрушку, настолько маленьким и несерьезным он выглядел со стороны. Опустив руку с пистолетом вниз, чтобы она не устала в ожидании обещанной подмоги, ведь, как-никак, а вес «игрушки» в снаряженном состоянии составлял почти целый килограмм, он остался стоять, замершим истуканом, возле двери палаты. Коридор реанимационного отделения был почти пуст, если не считать обычного хождения медперсонала, но так как палата, в которой находился Рахлин, располагалась в самом конце коридора, сюда никто не совался. Видимо информация о том, что тут находится особо опасное лицо, возымела свое действие, поэтому майору не составляло особого труда контролировать коридор на всю глубину. Минут через пять-семь он уже было, совсем поверил в то, что пронесет нелегкая, когда чутким ухом уловил характерный звук работающего лифта, располагавшегося в холле за углом и его открывающихся створок (реанимация находилась на третьем этаже). Он внутренне напрягся. Через несколько мгновений из-за поворота показалась тележка, на которой обычно развозят по палатам либо медицинские инструментарии и медикаменты, либо обед для неходячих пациентов. Тележку впереди себя толкала рослая медсестра. Накрытое чем-то белым, содержимое тележки мелодично позвякивало в такт ее шагам. Вид медсестры сразу не понравился майору, было в нем что-то очень неестественное и противоречивое. Ну да. Мысли, как вспышки молний замелькали в его голове: « Почему она привезла на лифте свою медицину, ведь все необходимое находится уже здесь? Почему она в маске? Местные нарочито ходят без масок, вопреки всем карантинным предписаниям. К тому же это реанимация, а не инфекционное отделение. Почему она озирается вокруг, будто никогда раньше здесь не бывала? Новенькая, что ли? Какая она все же здоровая! Ей бы не в больнице работать, а шпалы укладывать». Все эти мысли пронзили мозг Егора буквально в одно мгновенье. Оставался последний штришок, чтобы оформить ясную картину подозрений. И этот штришок не замедлил найтись. Ботинки! В просвете между металлических ножек тележки из-под длинного белого халата дылды-лжемедсестры мелькали ботинки армейского образца. Их взоры встретились почти одновременно. Рефлексы майора, воспитанные многолетними изнуряющими тренировками сработали автоматически. Он уже начал поднимать руку с пистолетом, когда его противник, а то, что это был мужчина, уже не оставляло никаких сомнений, в свою очередь прямо на ходу, не замедляя шагов моментально сунул руку под салфетку, накрывавшую верхнюю часть тележки. В его руке тут же оказался пистолет с громадным глушителем. Два выстрела прозвучали почти одновременно. Несмотря на то, что оба пистолета были предназначены для бесшумной стрельбы, в условиях естественной тиши больничного коридора, сухие щелчки прогремели неестественно громко. В этой ситуации, когда дело решают даже не мгновения, а наносекунды, майор оказался порасторопней соперника. Его ПСС-2, несмотря на кажущуюся игрушечность, с расстояния в двадцать метров, своим специальным патроном «СП-16» насквозь пробивал бронежилеты 2-го класса защиты. Свои характеристики он подтвердил и сейчас, проделав громадную дырищу во лбу киллера, грохнувшегося со всего маху на тележку, заливая ее кровью, упругие толчки которой обильно орошали все вокруг. Но все же и он успел, уже мертвым, сделать выстрел. Майор сразу это почувствовал по тому, как сразу онемело левое плечо. «Хоть бы пуля не была отравленной» – промелькнуло у него в голове, когда он стал невольно оседать на пол. На звуки выстрелов, тут же, откуда-то начали выглядывать медработники. С круглыми от ужаса глазами, и истошно гомонящие над разыгравшимся побоищем, они, оробели приближаться к месту поединка, выражая свои страхи на почтительном расстоянии. Иверзев упорно цеплялся за остатки уплывающего сознания, когда, наконец, услышал дружный топот спецназовцев, пренебрегших услугами лифта. Склонившемуся над ним командиру он немеющими губами почти прошептал:
– Обеспечьте охрану пациента. Никого не пускать до приезда реанимобиль. Арестовать заведующего реанимацией и сотрудников местной охраны.
– Принято! – бросил коротко склонившийся спецназовец. И уже в сторону застывшего в ступоре медперсонала, – Что вы там застряли?! Помогите же ему! Черепахи!
