banner banner banner
Окрашенное портвейном (сборник)
Окрашенное портвейном (сборник)
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Окрашенное портвейном (сборник)

скачать книгу бесплатно

Я уже понял, что «проклятые империалисты» хотят заслать меня в магазин.

– Юрий Иваныч, попрошу не перебивать голос партии.

– Юрк, не перебивай. Что ты, в самом деле. Мы все понимаем: заграница, жена, – подал голос Иван Иваныч. – Сами сбегаем. Ты нам только троячок оставь, и езжай к жене.

– И, если где-то империалисты бряцают оружием, – попытался продолжить Михал Абрамыч, – то пусть все прогрессивное человечество знает, что империализм «но пасаран». И передай всему… Ты куда едешь?

– В дружественную Болгарию.

– И передай всему дружественному болгарскому народу наш коммунистический привет. Короче, «Рот фронт», – Михал Абрамыч поднял левую руку с пальцами сжатыми в кулак, а правой аккуратно поднес стакан портвейна ко рту.

– Ну, ты завернул, Абрамыч, – восхитился Василий Фомич. – Тебе надо бы было с Юркой ехать, а не Петровичу. Он там нажрется, и спать пойдет или рыбу ловить. Ты бы такой «рот фронт» устроил в Болгарии. Всех бы уложил, а сам бы бодрячком остался.

– Надо бы, – печально согласился Михал Абрамыч, – но не могу. Партия считает, что я здесь нужнее. Она мне так и говорит: «Не уезжай».

– Кто говорит? – не понял Иван Иваныч.

– Партия, мудила, говорит. Партия.

– Теперь понял. Обзываться только зачем? – обиделся Иван Иваныч.

– Я тебя обозвал мудилой только потому, что ты не слышишь голоса партии, потому что она с тобой говорить не хочет, а я с ней каждый день беседы веду. Вот сейчас она вопрошает: «А все ли вы сделали товарищи для торжественных проводов нашего Юрия Иваныча в дружественную нам…, – Михал Абрамыч запнулся

– … Болгарию, – подсказал я.

– … Болгарию, – закончил он.

Голосу партии отказать не мог. Я не только дал денег, но и сам сбегал в магазин. Как никак посланец страны мирного атома.

Маняша, добрая душа, привезла чемодан в школу. Она всю ночь просидела на диване в мастерской, терпеливо дожидаясь моего пробуждения. Когда я проснулся, протянула мне чистые вещи и коротко сказала: «Переоденься, скотина». Обижаться я не стал, молча взял одежду и переоделся.

– Все, поехали, – сказала она, бегло оценив мой внешний вид.

– Ты, что поедешь со мной на вокзал?

– Нет. Я просто хочу побыстрее от тебя избавиться, хотя бы на две недели.

Я не огорчился, так как во рту была ужасная сухость, а в голову словно навертели шурупов. Но все же сумел оценить ситуацию, прикинув, где смогу перехватить хотя бы пивка.

– Что ж, – сказал, изображая огорчение. – И впрямь ни к чему нам долгие проводы. Ты уж извини меня за вчерашнее, не мог мужикам отказать, а от жары разморило. Билет и загранпаспорт при мне.

Для пущей убедительности похлопал себя по карманам.

– Список покупок лежит в кармашке чемодана. Не забудь.

– Я его и так наизусть помню.

Эта была сущая правда. С того дня, как Маняша узнала, что я еду за границу, она занялась составлением списка вещей, которые необходимо будет купить. Список ежедневно менялся и уточнялся, но структура его оставалась неизменной: для семьи, для родственников, для друзей. «Слушай, – говорила она. – Совсем забыли про Ленку. Она нам набор открыток из ГДР в прошлом году привезла. Некрасиво получается». «Давай и я ей открытки привезу с видами Болгарии. Дешево, а Ленке будет приятно» – предлагал я. «Что ж, заложим на нее один лев, – задумчиво соглашалась Маняша. – А, может, тебе подарят открытки, – размышляла она дальше. – Должен кто-то тебе подарить открытки, тогда бюджет перекраивать не надо». «Обязательно подарят», – соглашался я. Потом звонила моя мама, говорила, что передумала и просила вместо кофточки на ту же сумму привезти чайный сервиз. «На маму мы заложили двадцать левов. Ты уверен, что этих денег хватит на сервиз? – с беспокойством спрашивала меня жена. – Ах, что я говорю. Какая, я эгоистка. Если не хватит, что-нибудь не купишь мне или себе», – тут же добавляла она.

Распрощался с Маняшей не то, чтобы сухо, но и без особой теплоты. Женское сердце отходчиво. Когда добрел до поезда, у вагона стояли уже Петрович с женой и Белла Павловна с русско – болгарским разговорником в руках. Петрович не был похож на себя: в костюме наглухо застегнутом на все пуговицы, и что больше всего поразило меня, в галстуке. Таким я его никогда не видел.

– Всем доброе утро, – еще издали поздоровался я. – Что в вагон не заходим?

– Вас ждем, Юрий Иваныч, – сухо и недовольно произнесла Белла Павловна. – Мы, все-таки, официальная делегация, и должны все делать сообща. Поэтому впредь попрошу не опаздывать. Виктор Петрович, прощайтесь с женой, будем заходить в вагон, и готовится к отбытию, – это уже к Петровичу.

Вот, те на, как наша старая дева преобразилась. Лишний раз убеждаешься в правоте истины: «Должность красит человека». Но не того напала. Дай, только время. От вокзала отъедем, а там уж я покажу тебе, как делать «все сообща».

Лидия Сергеевна, одного только взгляда, которой боялись и ученики, и учителя, молча проглотила тираду нашей руководительницы. Переживала, боялась, что Петровича посчитают идейно незрелым и отцепят от официальной делегации.

Еще сорок минут до отхода поезда мы, как китайские болванчики сидели в вагоне. Лидия Сергеевна, оставшаяся на перроне, кончиком платочка вытирала навернувшуюся слезу. Наконец, поезд тронулся.

– Странно, что нас в купе только трое, – с недоумением заметил я.

– Ничего странного, – сухо ответила Белла Павловна. – Я, как руководитель делегации не обязана перед вами отчитываться. Но, так как мы на две недели становимся одной семьей, сообщаю вам, что по решению школьного партбюро во избежание каких-либо провокаций четвертый билет выкуплен за счет средств профсоюза.

Я недоуменно хмыкнул, а Петрович в знак согласия закивал головой: мол, правильное решение товарищи. Я с сожалением поглядел на него: неужели это тот Петрович, мой товарищ по партии, которого крепко и братски держал за плечи, чтобы он не воткнулся головой в унитаз, когда его скручивало от рвоты. Только сейчас оценил мудрость и глубину высказывания, что всякие там заграницы могут растлить душу советского человека. Мы еще не проехали и Переделкина, а заграница уже Петровича растлила, скурвился мой товарищ.

– Значит, так товарищи, я пойду изучу расписание. Посмотрю, где и как долго будем стоять. Вернусь, будем завтракать, – Белла Павловна поднялась и вышла из купе.

– Вот, стерва, какая, – прошептал Петрович, когда она вышла. – «Во избежание провокаций», – передразнил он ее.

– А сам-то, что головой все кивал, – упрекнул я его.

– Юрк, а что мне оставалась делать? Ты же знаешь, что моя за Можай меня загонит, если, что не так будет.

– Ладно, проехали. Выпить охота. Давай, по – скорому махнем, пока наша мымра расписание изучает.

– Ты, что сдурел? А если застукает? Не – е, ты, как хочешь, а я не буду.

– Сколько ты, Петрович бутылок водки с собой везешь? – неожиданно для самого себя спросил я.

– Четыре. А что?

– Как что? Положено только две. Это ж контрабанда самая натуральная. За такие дела могут преждевременную встречу с родиной устроить. Всю жизнь не отмоешься, – начал пугать я Петровича.

– Точно, Юрк. Как я не подумал. Это, все Лидка. Вы, говорит, официальная делегация. Вас досматривать не будут, в Болгарии поменяешь на что-нибудь, – передразнил уже жену Петрович. – Что ж делать?

– Выбор у тебя очень простой: или Бэллку послать куда подальше, или возвращение на родину.

– Действительно, что мы не можем себе позволить расслабиться? Взрослые люди, в конце концов. Меру знаем. Не фига изображать из себя руководителя. Знаем мы таких. – Петровичу явно не хотелось преждевременной встречи с родиной.

– Это точно. Меру мы знаем, – поддакнул я. – Доставай, пузырь.

– Что мою, будем пить?

– Не твою, а контрабандную. Доставай, а я пока закусон организую.

Когда мы уже закусывали копченой курицей, в купе вошла Бэлла Павловна.

– Кто вам позволил пить в поезде? Это же моральное разложение, – закудахтала она, как та курица, которой мы закусывали.

– Извиняемся Бэлла Павловна, что вас забыли спросить. Вы так долго отсутствовали, а мы ждать не могли. Надо было срочно контрабанду уничтожать, – меня слегка уже «повело», и хотелось поиздеваться.

– Садись, Бэллк, кончай выдрючиваться. Выпей пятьдесят грамм с нами за хорошую дорогу, – Петрович пришел в чувство и стал похожим, наконец, на самого себя. – Юрку правду говорит. Контрабанду уничтожаем. Садись, – повторил он приглашение.

– Да вы за такие штучки из партии вылетите, – продолжала она кипятиться. – Да, когда я расскажу…

– Не расскажете, – ответил я.

– Почему? – удивилась она.

– А потому, что, когда вас спросят, а, где вы были в тот момент, когда они водку пьянствовали? Как допустили такую политическую близорукость? Для чего вас поставили руководителем делегации? – я вошел в раж, и, наверное, стал похож на начальника, который распекает своих подчиненных.

– Скажу, что меня в купе не было, – она растерялась от моего наглого напора и такой схожести с начальником.

– Это не ответ коммуниста, Бэлла Павловна. Даже одного коммуниста должно быть всегда много. Он должен быть везде, как фруктовое желе, – последние слова непроизвольно получились в рифму.

– Садись, Бэлк, успокойся и выпей. Тебе же объяснили, уничтожаем контрабандную водку. Не уничтожим, ты, как соучастница пойдешь, – Петрович, наконец, полностью восстановился и вновь стал убедительно красноречив.

– Бэлла Павловна, вконец напуганная и сбитая с толку, уселась с Петровичем. Он налил ей полстакана. Она, словно на «автомате» поднесла его ко рту и залпом выпила.

– Вот и молодец, Сейчас сразу полегчает. Вот курочкой закуси, – суетился вокруг нее Петрович.

– С вами полегчает, – она уже окончательно сдалась.

– Полегчает, Бэлла Павловна. Как до мозгов дойдет, сразу полегчает, – успокоил я ее.

В общем, поездка до Софии удалась. Я вновь крепко и по – братски держал за плечи Петровича, который в такт поезду мотал головой над унитазом. Бэлла Павловна выставила три контрабандных бутылки, которые так же, как и Петрович надеялась на что-либо обменять. Я же, как человек, уже однократно бывавший за границей еще раз своим товарищам объяснил, к каким печальным последствиям может привести контрабанда. Тем более, что у них и без нас русской водки залейся. Бэлла Павловна плохо меня слушала, и, доставая бутылки, крикливо повизгивала: «Гулять, так гулять». И все пыталась меня ущипнуть за руку. Я терпеливо сносил ее заигрывания, но на провокацию не поддался. Для провокации с ее рожей водки было все же маловато. Переехав границу, пить перестали, чтобы привести в порядок изрядно потрепанные за дорогу лица развитого социализма.

На вокзале нас встретили болгарские коллеги, и я расстался со своими советскими коллегами, так как определили жить нас по учительским семьям. Все семьи были наполовину русские. Выполняя интернациональный долг, наши советские женщины – учительницы повыходили замуж за болгар, на деле доказывая, что дело Ленина живет и побеждает. Семья, в которую попал я, была полностью русской: Людмила, так звали мою хозяйку, уже успела овдоветь, детей не было, поэтому первую рюмку пили, не чокаясь, за светлую память мужа. От дороги и волнения сомлел на третьей рюмке, и неприлично задремал прямо за столом. Проснулся же в чистой постели в бодром и приподнятом настроении.

Мы сытно позавтракали и через час были уже в школе. Петрович и Бэлла Павловна стояли в холле, терпеливо поджидая меня. Петрович, увидев меня, приветственно замахал руками, а Бэлла Павловна в белой шелковой блузке с черным бюстгальтером под ней, только укоризненно заметила:

– Даже за границей Юрий Иванович, вы умудряетесь опаздывать.

Я смолчал, так как не чувствовал за собой никакой вины.

– Товарищи, мы в сборе. Можете начинать, – обратилась к кому-то из болгар Бэлла Павловна.

Нас повели по школе, показывая кабинеты. В здании была тишина, но это и понятно: каникулы. За час мы осмотрели школу, и нас повели в кабинет директора. Директор – милая болгарская женщина, лет пятидесяти, приветливо встретила нас. Поинтересовалась, как мы себя чувствуем, есть ли какие пожелания. Выслушав наше дружное «все хорошо», неожиданно сказала:

– Дорогие советские друзья. Учительский труд в любой стране всегда тяжелый труд, поэтому мы решили, что вам необходимо побыть на море. Отдохнете и лучше познакомитесь с нашей страной, достижениями социализма.

Она достала из стола три конверта, и, передала нам, пожимая каждому руку.

– В конверте путевка и немного денег на расходы. С вами в качестве сопровождающего поедет Людмила, – показала она в сторону моей вдовы.

– А как же обмен опытом? – растерянно спросила Бэлла Павловна.

– На море Людмиле расскажете о своей школе, а она вам расскажет о нашей. Разве плохой обмен опытом мы вам устроили, – директор, как мне показалось, сказала это не без иронии.

– Вы придумали просто здорово, – перехватил я инициативу. – Наша делегация выражает вам искреннюю благодарность за оказанный прием. – Я уже успел заглянуть в конверт и быстро посчитать деньги, 100 левов, очень приличная сумма. – Когда нам выезжать к месту обмена опытом?

– Сегодня после обеда, – директор с любопытством посмотрела на меня. – Билеты на поезд у Людмилы.

Только, когда уже поезд тронулся, а Людмила вышла из купе, Бэлла Павловна попыталась, правда, без особого энтузиазма, еще раз проявить политическую бдительность.

– Что же получается? Мы ехали работать, опытом обмениваться, а нас отправляют на море. Что мне теперь делать с докладом?

– Бэлк, ты дура или прикидываешься? – Петрович уже ничего не боялся, потому что на море ему обещали знатную рыбалку. – Нам на дармовщину предлагают нормально отдохнуть, а ты про какой-то сраный доклад.

– Виктор Петрович, я попрошу…

– Бэлк, помолчи лучше. Мне твои причитания «про обмен опытом», во уже, где сидят, – Петрович показал на шею. – Мы на море едем, а ты все свою фигню несешь. «Обмен опытом, обмен опытом». Расслабься.

Бэлла Павловна обиженно замолчала, но, увидев из окна вагона море, забыла про обиду и радостно заохала. Она первый раз видела море.

На третий день отдыха на море мне нестерпимо захотелось домой, к жене, к дочке, к мужикам в подвал. Однообразная и размеренная жизнь все-таки не для меня. Завтрак – море, обед – сон, море – ужин, прогулка по городу – сон. Пытался ходить с Петровичем на рыбалку. Удочки у меня не было, а смотреть на замершего Петровича удовольствие ниже среднего. Единственное, что радовало, так Бэлла Павловна, которая очень подружилась с Людмилой, и напрочь забыла о своих руководящих обязанностях. Они не расставались весь день и мило кудахтали о чем-то своем. Все равно для меня это было слабым утешением в монотонности нашей курортной жизни.

Чтобы как-то разнообразить свой отдых на четвертый день в гостиничном буфете я купил несколько бутылок пива, чтобы выпить в компании с Петровичем перед сном. Поднявшись в номер, увидел, что тот уже крепко спит. Я не особо расстроился. Взял пиво и вышел на балкон. Открыл бутылку о железные перила, закурил. Попивая пиво, слушал море и думал о чем-то грустном. На соседний балкон вышла покурить женщина. Незаметно, исподволь стал ее внимательно рассматривать. Итоги осмотра меня вполне удовлетворили: высокая, с хорошей фигурой, а красное, облегающее длинное платье без рукавов только подтверждало мою наблюдательность, каштановые волосы ложились на плечи, в темноте лица толком не рассмотрел, но увиденного, было пока достаточно. Чем-то напомнила Маняшу. Только у моей Маняшм попка будет поаппетитнее.

– Хотите? – предложил я ей пиво.

Она повернулась ко мне лицом, очень милым, улыбнулась и взяла пиво. Отпив глоток, она махнула мне рукой, приглашая на свой балкон. Я с готовностью и легко перемахнул через перила, разделявшие балконы, и оказался на ее территории.

– Юра, – тут же представился я.

– Златке, – поняла она, что речь идет о знакомстве.

Златке совсем не знала русского. Это меня не удивило, я знал, как наладить контакт. Хоть мы и разные, но все же славяне, поэтому после минутной неловкости между нами завязалась довольно оживленная беседа. Минут через пятнадцать я знал о ней все или почти все. Работает продавщицей в овощном магазине. Я смог даже уяснить, что муж – человек ревнивый, поэтому для пущей надежности отправил отдыхать жену не только с пятилетним сыном, но и с трехлетней племянницей. Я сразу представил себе ее мужа, жгучего брюнета с суровым взглядом, и вместо того, чтобы невзлюбить, пожалел его за наивность и глупость. Если жена хочет наставить рога, ничто не остановит ее, даже, если ее будет оберегать всевозможная родня. Еще я выяснил, что она любит пиво, и поэтому она была очень рада, что предложил ей выпить. В этот вечер мы расстались где-то через час, договорившись, встретиться завтра здесь же на балконе.

Встретились с ней гораздо раньше на пляже. Мы, как обычно всей делегацией, приплелись на пляж. Златке сидела под зонтом, вокруг нее копошились ограничители супружеской неверности, сын и племянница. Мы друг другу приветливо помахали рукой.

– Кто такая? – тут же отреагировал Петрович.

– Знакомая.

– Когда успел?

– Успел.

– Наконец, Юра ты стал знакомиться с приличными женщинами, – не преминула заметить Бэлла Павловна. У нее, как и у мужа Златки, мозги работали в одном направлении: женщина с двумя детьми не может быть неприличной.

Златке на мой советский вкус при свете дня выглядела еще очаровательнее. Я попытался представить ее за прилавком – получалась Татьяна из винного в вечно замусоленном халате.

– Пойдемте, я вас познакомлю. Людмил, а вы перевести поможете, – я решительно направился к болгарке.

С помощью Людмилы решил получить максимум доступной для всех информации о Златке. Познакомив всех со Златкой, мы расположились рядом, расстелив безразмерные, махровые полотенца. Завязалась оживленная беседа. Златке безмерно была рада новому знакомству, так это однозначно разнообразило ее курортную жизнь. Я в разговоре не участвовал, ощущал себя хранителем тайны, которая известна только ей и мне. Тайны, которой еще не было, но обязательно появится. Прислушиваясь в пол уха к беседе, констатировал, что ничего нового не узнал, все это я понял еще вчера. В купании и пляжном трепе прошло время до обеда. По дороге в гостиницу Златке предложила после ужина сходить в ресторан. Я тут же согласился, а Петрович с Бэллой начали мяться, ссылаясь на то, что после ужина у них другие планы. Планов у них не было никаких, жалко было валюту.