скачать книгу бесплатно
Последний день воскресенья
Евгения Янова
Не детектив. Не ужастик. Не мелодрама. Не научная фантастика. Не приключения. Не детская сказка. И даже не взрослая. Не об уточках, хотя они очень важны. Просто два человека заходят в здание. Для одного там лишь серость, пыль и грязь. Для другого – свет, цвет и надежда. Это книга о постоянном поиске, умении видеть и находить. А что видите вы?
Последний день воскресенья
Евгения Янова
© Евгения Янова, 2017
ISBN 978-5-4490-0120-7
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Пролог
Ничто не предвещало беды. Ничто не предвещало ничего, было идеально и схлопнулось самое в себя.
Жизнь – это череда несчастий. Замкнутая вереница невыполненных обещаний, несбывшихся надежд, неосуществившихся мечтаний и невзаимной любви. Жизнь иногда дает шанс. Что-то вроде квартальной или годовой премии. Когда ты практически полностью погружен в отчаяние, она подбрасывает тебе минуту счастья. Как слабая искорка веры в остаток своих сил. Что можно еще подождать, потерпеть, подсобраться. Еще немного поработать, и все наладится. Потому что все было не зря. За жизнь у каждого так и набираются собственные пять минут счастья. Пять минут счастья, которые должны оправдать бессмысленно и бесцельно убитые десятилетия.
Иногда люди просто уходят. Они не берут деньги, ключи от машины или дипломы. Они уходят тихо и навсегда. Прочь. Кто-то доходит до остановки и понимает, что даже сев на случайный автобус, не уедет далеко. У каждого маршрута есть конец. И бежать от этого конца некуда. А людям так нужен именно счастливый конец. Чтобы герои жили вечно. Чтобы счастье было в каждом взоре. Чтобы никто не уходил навсегда.
Но иногда кто-то доходит до остановки, до вокзала, до другого города. Бежит и бежит. В путь и в путь. Кто-то может так никогда и не осознать, что бежать некуда. От конца не убежишь. Он наступил в тот самый момент, когда за вас сделали ваш первый шаг.
Некоторые это понимают. Бывает, что им даже не нужно выходить для этого понимания из комнаты. Но дорога к осознанию, сколько бы миль она ни намотала, сколько бы кругов по спальне ни накрутила, всегда приводит обратно. И люди возвращаются.
Они приходят, бледными тенями настоящего без прошлого и будущего. Обглоданные до костей сознания оболочки погибшей надежды. На вечную жизнь и молодость, которые мне так часто желают на день рождения.
Таких не спасти. У них ничего не остается, им не остается ничего. Они перестают требовать хорошего от конца. Они перестают врать даже самим себе. Они знают, что закончились и нет пути назад.
Жизнь – это череда страданий. Это очевидно, если перестать обманываться, протрезветь и оглянуться на то дерьмо, по уши в котором мы живем. А сколько ни старайся, из говна конфету не слепить.
Никто не призывает к ничему. Потому что это дерьмо вокруг – самое большое, что способна создать жизнь. Чтобы было больше, чем ничто.
А ничто не предвещает беды. Ничто не предвещает ничего. Оно становится идеальным и схлопывается самое в себя, забрызгивая нас. Двух скомканных друг в друга котят на помойке в метель. Двое против всех. Одной бесконечной ночью. Эта ночь будет длиться для нас вечно. Она единственная, она последняя. И грязь от проезжающих мимо машин – те самые крохи жизни, которые поровну достаются снегу, помойке и котятам.
Ева
I
(Уточки)
Это – Ева. Еву возбуждают стены. Как из неиссякаемого родника, который в том или ином виде всегда с тобой, она вглатывает из стен желание. Желание к миру. Желание к себе. Желание себя. Из самого сердца стен. Таких холодных, таких манящих, таких полных секса каменных стен. Кафельных стен. Деревянных стен, что врезают свои маленькие пики-занозы в Евины короткие пальцы. Ева любит стены и черпает из них свой сок. Стены кружат ей голову, как постоянное напоминание о желании. Они томно сдвигаются вокруг Евы и никуда не выпускают. Куда бы Ева ни бежала, стены всегда будут рядом, всегда поддержат, всегда поймут.
Ева появилась на пороге общежития примерно с таким же уровнем внезапности, с каким появляются первые лобковые волосы. Она тащила за собой на поводке больших размеров чемодан, который по определению был ей не нужен. Но в чемодане тоже стены есть, просто мелкие еще. Если вы понимаете, о чем я.
У Евы карие глаза, всегда были. Но ей всегда хотелось фиолетовые, как в мультиках. Поэтому мы все будем считать, что у Евы фиолетовые глаза, точь-в-точь как у героев мультиков.
У Евы кудрявые золотые с рыжебесиной волосы. Волосы Вероники, волосы спелой невинности, волосы спелой невинности Вероники, спаренной с чертовщиной. Их любит солнце, а они любят серебро. Противоречие, всегда и во всем. Когда солнцу спорится с луной, месяц недопонимает и развлекается с весной.
На Еве глупые шорты и белая футболка с рисунком плюшевой утки. На Еве ярко-голубые кроссовки. Она единственный островок цвета на этом празднике жизни. И хоть сейчас лето, по душам всех вокруг шарятся грубые и морозные вихри. Тишина. И только безглазые твари стоят, безмозгло курят и щурят души на свету.
В такие полдни всегда играет музыка. Неважно какая, но музыка серебрит собой все пешеходные дорожки, по которым унылым спецназом двигаются мамаши с колясками. Вы когда-нибудь видели птенца голубя? Нет. И я нет. А вы когда-нибудь видели беременную женщину с улыбкой на лице? Нет? И я нет. По крайней мере не на улице. Вы когда-нибудь видели довольную и улыбающуюся маму с коляской? Нет. Они ходят по двое. Иногда по трое. Если они ходят по трое, то эти маленькие танки на колесиках диаметром с самокатные, перекрывают все существующее движение материи на тротуаре. Потому что матери идут с колясками, втроем. Их не обойти. На вас так и прет мощь будущего. Гундосящая мощь прошлого, которая пинает вперед сопящие комочки надежды на просветление и спасение. Они никогда не говорят друг с другом. Ни прошлые мощи, ни будущие. Потому что будущие еще не могут, а прошлые уже не хотят. Но если подойти поближе, постараться прислушаться, представить, что они действительно разговаривают, можно услышать приглушенное «ко-ко-ко». И уйти своей дорогой с чувством непонятости бытия.
День, зеленый район, асфальтовые дорожки, окруженные холодным металлом невысоких нелепых заборчиков. Каждый из которых охраняет свою крепость. Каждый заборчик знает, что он крепостная стена. Что если он падет, то невиданное Что-то, о котором он никогда не подозревал, захватит ту нежную и беззащитную землю плодородия, что он призван защищать. Поэтому заборчики всегда стоят насмерть. Они не сгибаются под костлявыми жопами алкашей. Они не дрогнут под натиском велосипедных колес. Их не испугать пролитым пивом или вороньей какашкой. Заборчики, маленькие и недопонятые рыцари улиц, всегда будут нести свой безмолвный ржавеющий дозор имени облезающей краски. Но не допустят ига на своих землях.
В этих домах так много окон. Зашторенных и не очень. И всегда ощущается пристальный взгляд каждого дома, который пялится во всю свою сотню окон. И бдит. И следит. И подглядывает. Надзирает за кококочащими мамашами с чадами и подружками. Они бесконечно жалуются на своих мужей и недовольны своими чадами. А потом мужья приходят домой, а их встречают любящие жены да вышколенные младенцы. Но дома видят это лицемерие. И делают гораздо худшие вещи – дома не забывают. Помните о том, что дома не забывают. Помните.
Если отбросить случайное и отобрать существенное, то получится, что по дорожке, которая ведет к не выдающемуся высотой неопределенно-красноватого цвета общежитию, подходит миловидная девушка с чемоданом. Как может светит солнце, а девушке в след смотрят голуби.
На крыльце общежития стоит от двух до трех парней молодого возраста и занимаются тем, чем обычно занимаются от двух до трех парней молодого возраста в конце лета, на ступеньках общаги в те редкие моменты, которые случаются так часто, когда им нечем себя занять. Они курят сигареты из ближайшей палатки и обсуждают. Сейчас модно обсуждать, поэтому этим они и заняты. Если бы было модно не обсуждать, они бы не обсуждали, но именно обсуждать модно. Неизвестно, чем бы они занимались, если бы было модно быть немодным. Скорее всего они бы не обсуждали.
Девушка Ева, которую обычно нельзя смутить ни грубой демонстрацией гениталий, ни внезапными проявлениями нежности, замедлила в замешательстве свое путешествие. В ее тонкой фигуре с вероятностью, приближенной к ста процентам, если прибавить к ним еще немножко процентов (на четыре меньше пятидесяти), читалась необходимость попасть в строго определенное место. Адрес которого был записан в специально отведенном под такие цели предмете. Однако продолжить свое шествие она таки не может ввиду полного отсутствия опознавательных знаков как в тексте адреса, так и во внешнем проявлении предстающего перед нашими взорами общежития. В такой непросто сложившейся ситуации Ева выбирает самый закономерный путь развития сюжета:
– Здесь? – спрашивает она.
– Здесь, – утвердительно выдыхают сигаретный дым от двух до трех парней на ступеньках.
– Таблички нет, – проницательно замечает Ева.
– Коменданта тоже, – оправдывая табличку, заявляют парни.
Табличке не оставляют выбора, поэтому, оправданная, она продолжает отсутствовать.
Один из молодых людей мужского пола, будто очнувшись от оцепенения, которое обычно нагоняет реклама во время употребления овсянки на завтрак, вспоминает быть джентльменом. Он протягивает своей новой знакомой пачку сигарет и вводит в курс обсуждения. Ева никогда не заставляет просить себя дважды, соображает быстро и, уцепившись за сигарету, достает свою зажигалку с бабочками. Есть некоторое скрытое удовлетворение в том, чтобы извлекать огонь из бабочек, а не направлять его на их крылья. Для разнообразия, например.
Хотя был один случай. Когда Еве было совсем немного лет, у нее были друзья. Среди этой компании считалось приличным уметь ловить стрекоз. Особенно шикарно воспринималось мастерство по отлову самых быстрых, голубых, стрекоз. Наверное, еще и потому, что толстых и медлительных коричневых было больше. По неважным причинам именно толстая и медлительная коричневая стрекоза была поймана в тот день, о котором сейчас идет речь. И, вопреки известной истине, что спички не являются лучшим средством для удовлетворения детской потребности в познании мира через игровой процесс, Ева и друзья решили поджарить стрекозу на спичке. Это был первый в их жизни шашлык, который, сколь бы незначительным он ни был в размерах, был честно разделен между всеми участниками торжества.
Казалось бы, причем здесь бабочки. Но внимательный читатель помнит, что бабочки нарисованы на зажигалке, которая принадлежит Еве, которая прикуривает сигарету, которую ей дал парень, который стоит со своими друзьями на ступеньках общежития, куда в общем и целом Еве и надо попасть рано или поздно, так или иначе, но в идеальном раскладе – до первого дня первого семестра университета, в который им всем смоглось поступить по совершенно разным причинам в разные годы с различной степенью успешности и далеко не одинаковыми выводами из случившегося.
А зажигалка у Евы всегда с собой. Но не потому, что ей очень нравится курить, а потому, что всегда хочется носить с собой хотя бы немножко тепла и огня.
Юноши на пороге после непродолжительного обмена мнениями все же пришли к выводу, что их трое. В связи с чем, для ровного счета, было просто необходимо принять Еву в свои ряды.
– В нас всех так и горит огонь не терпящего отлагательств посещения местного пруда. Нужно покормить уточек, – голосом, не терпящим возражений, ультимативно пробормотал один из трех.
– У меня уже есть уточка! – Ева обратила внимание смотрящих, будто сквозь нее, внезапно обретенных товарищей, – Почему мы не можем сначала покормить ее?
Принципиальных возражений, возражений, заслуживающих внимания, или вообще возражений хоть в какой, вербальной или невербальной, форме выдвинуто не было. Поэтому все дружно отправились в местный магазин через дорогу, чтобы купить корм для Евиной уточки и ее друзей на пруду.
Путешествие было недолгим и бедным на события, как ассортимент в местном магазине. Тем более никто не представлял, чем кормят уточек на белых футболках. Кто-то предположил, что ничего сверхъестественного в этом нет, и кормить надо батоном. К батону незамедлительно прибавился кефир и соответствующая музыкальная композиция. Белая футболка Евы с желтой пушистой уточкой стала стремительно превращаться в майку-алкашку с пятнами горчицы. Так она парням стала заметно меньше нравится. Как Ева, так и майка-алкашка.
Следующим предположением стала шоколадка. Что, безусловно, понравилось обладательнице футболки, но по какой-то совершенно невразумительной причине все вокруг вдруг округлилось и стало походить на притягательные пузырики нежности, которые так и норовили лопнуть в самых неподходящих местах, чтобы столкнуть вместе как можно больше разнополых людей и вызвать неловкость и нежность. Фиолетово-белая корова с надписью на боку помычала и потрясла колокольчиком на шее.
Печенье в этот момент особенно ярко зазолотело на грязненьком прилавке. Поскольку только печенье осмелилось выдвинуть свою кандидатуру на пост корма, его и купили. Кулечек с драгоценным материалом было доверено нести одному из парней, для удобства назовем его Ник.
Выйдя из магазина, Ник решил исполнить свой гражданский долг и накормить уточку, но Ева возразила, что ее любимый рисунок совершенно точно не любит обедать в одиночестве, так же как завтракать и ужинать. Поэтому все направились к пруду, разделить утиную трапезу. Которая скорее напоминала полдник, чем обед, в связи с чем возмущение желтого и мохнатого существа с клювом можно было вполне проигнорировать и, наконец, существо накормить. Потому что к данному моменту повествования оно крякало настолько безбожно, что, даже если бы бог и существовал, он сам утратил бы веру в себя.
Вполне вероятно, что так все и произошло на самом деле. И мы теперь, благодаря рисунку на предмете одежды, живем в одном-единственном мире с богом-атеистом. Вероятно, это не так трагично, как соседние миры с богом-аистом и богом-аутистом. Но если судить по окружающей обстановке, нашему миру не так чтобы сильно повезло. Вполне возможно, что остальные боги подвергнут нашего бога дискриминации по богическому признаку, исключат его из своего клуба, заставят вернуть памятный значок и больше не будут звать гулять. И после всех этих ударов судьбы бог только пуще прежнего убедится, что его не существует, станет радикальным атеистом и попытается нанести вред совселенцам. Что будет бесконечно печально и абсурдно в самой своей сути. С другой стороны, глупо обвинять во всем утку, потому что. Если трезво оценивать факты, то подобные события, если имели место быть, случились еще во времена, когда и проект утки не был загружен в матрицу, и тем более не существовало самой матрицы, проекта и каких-либо определенных перспектив на тему завтрашнего дня или что такое странное понятие как «завтрашний день» могло бы означать.
Неизвестно, какие чудеса могли бы произойти с нашими героями, задумайся они о том, что же такое завтра. Может, они бы не пошли на пруд. Или решили бы в нем утопиться. Вероятно, они бы не тратили время на печенье, а сразу бы купили водки. Наверное, кто-то из них стал бы счастливее. А кто-то несчастнее. Но почему-то все было совершенно неважно. Есть такие дни, обычно солнечные в меру. Ты их запоминаешь, но не благодаря невиданным событиям, приятным сюрпризам или вкусной еде. Они оставляют после себя нелепый привкус тошноты и недосказанности. Это дни, обладающие могучим потенциалом для превращения в лучшие моменты жизни. Но потенциал этот так и остается валяться возле скамейки неподнятой книгой. Нераскрытым письмом. Несфотографированным кадром. Непочиненным игрушечным самосвалом.
Словом. Чудны предметы твои, человек у скамейки!
От случайного стечения обстоятельств друзья подошли к пруду. Ну как пруду. Определенно это был водоем. Однозначно вдоль него были расставлены лавочки, на которых с одинаковым фатализмом сидели дедушки, внуки, мамы, возле чьих ног неспешно не трогались с места коляски. А в воде было много того растения, что принято называть камышом. Все знают, на самом деле это не он, а называют все равно камыш.
В воде плавали уточки. Наша уточка тоже бы хотела плавать. Но плавала не она.
Птиц у воды всегда хочется трогать. Кажется, они такие пушистые и милые. Не причинят тебе вреда. Но если подойти к одной из таких. Постоять рядом и подождать. «Подожди, пусть она созреет» – подумать тихонько про себя, представляя барона Мюнхгаузена с уткой. А утку с яблоками.
Но в ответ от водоплавающего можно услышать только что-нибудь вроде прерывистого диалога:
– Честно говоря,..
– В глубине души,..
– Я просто хотел поговорить с жабкой.
И больше тебе никто не ответит, не помашет крылом, не щелкнет приветливо клювом. Они съедят твой батон и запьют кефиром из болотной воды. Они навоображают себе грибов и прилягут поспать. Тогда все, происходящее вокруг, останется для тебя реальностью. Но для утки это будет совершенно другая Вселенная.
Мечтают ли утки об электрических жабках?
Если бы люди знали все ответы и все вопросы, то в их существовании не было бы надобности. Но почему-то именно мечтательные предпочтения уток так навсегда и останутся загадкой. Поэтому, пусть даже болтающаяся на конце соломенного волоска, все еще остается необходимость в человеческом существовании. Необходимость, воплощенная в черепахе, формой больше походящей на вопросительный знак. Мы навсегда в безопасности. Потому что никто, скорее всего, не сможет правильно спросить. И тем более убедить черепаху-вопросительный-знак встать на свое место в предложении.
Мечтают ли уточки об электрических жабках? Разве так должно звучать? Удивительно, как одно вопросительное предложение тянет за собой толпы своих товарищей. Давайте все здесь и сейчас договоримся всегда задавать вопросы. Никогда не давать ответы. Мы в безопасности. Можете проклинать и прославлять меня за спасение.
Помнится, предыдущему спасителю вы были не рады. Но там, где все фиолетовые, с рожками, на далекой планете, где в прудах плещутся пушистые уточки. Которые, кстати, никогда не мечтают об электрических земноводных. Там никто вас не осудит. Прямо у этих ребят в конституции записано: «Не осуждать никого, кто послужил причиной гибели божественной, псевдо божественно или основанной на вере около божественной сущности, независимо от самого документально подтвержденного факта существования когда бы то ни было в пространстве-времени такого события или подобного ему». Если вы ощущаете себя скорее сиреневым, нежели фиолетовым, то суть данной статьи так и останется навсегда призрачной и туманной. С приглушенными завывающими звуками и белой простыней с прорезями. Именно так выглядят туманные и призрачные сути. Честное слово. Я в кино видел.
Ева, Ник, Алекс и Макс подошли к пруду. Чтобы задуматься. Например, Ник задумался о чем-то. О чем-то другом задумался Алекс. Совсем в умиротворении растворился Макс. А Ева начала размышлять над тем, что бы случилось, если бы ее звали Ася.
Ей было бы совсем мало лет, скажем, пять. И у нее был бы самый лучший друг, которого только можно пожелать, если тебе пять лет от роду. Его тоже как-нибудь да звали бы. И вот Ася и друг проводят все дни вместе, они играют, читают и познают новое под бдительные взоры воспитателей. Это особые воспитатели, они работают в крупнейшем межгалактическом детском доме. Поэтому совершенно необязательно, что Ася и друг одной расы. Они точно разного пола, может быть, не диаметрально разного, но все же отличного. Иначе было бы неинтересно.
И вот однажды прилетают на сверкающих леталках серьезные дяденьки в костюмах. У них специальное выражение лица для особо торжественных случаев. Потому что они прибыли с благой целью. Объявить о старте программы по набору детей в экипажи космических кораблей. Каждый соплеклассник может принять участие. Для этого необходимо учиться лучше всех, вести себя лучше всех и, разумеется, есть утвержденную межгалактическим советом манную кашу тоже лучше всех. Даже лучше самого себя, если действительно хочешь попасть на космический корабль, а не влачить свое жалкое существование на этой богом забытой планете где-то там на окраине Галактики, зато в самом центре своей личной Вселенной.
И это вызов для Аси и друга. Они начинают учиться еще лучше, хотя никто и подумать не мог, что эти маленькие чудокиндеры на такое способны. Они всегда вместе, поддерживают друг друга, если что-то не получается, стараются решить свои проблемы совместными усилиями. Воспитатели не нарадуются. Родители не… ах да, родителей просто не.
И вот учебный год пролетел, как один очень затяжной и утомительный день. Подошел момент подведения итогов. Сейчас прямо здесь огласят имена тех счастливчиков, что все же попадут на космический корабль. Все замерли в ожидании. Никто и не смеет надеяться, что позвать могут шестилеток. Все взоры обращены только на ребят постарше.
Наконец, в гигантском, по потолок наполненном зале, красиво украшенном стараниями всех учеников, серьезный и важный, специально обученный для таких мероприятий господин начинает читать длинную и туманную речь. Суть которой осталась загадкой для всех, кроме ведомства, сотрудники которого неделями не спали, чтобы сочинить такую дивную речь. Но вот волнение усиливается запредельно, дыхание становится прерывистым, ладошки потеют.
И дяденька таки произносит имена. Конечно, он называет старшеклассников, подростков, взрослых уже почти людей. И вот в тот самый момент, когда, кажется, надежды уже не остается. Под жужжание майского жука, явно прилетевшего сюда поглазеть из параллельной вероятности. Большими буквами на ярком экране и триумфальным гулом в ушах, что отказываются верить, выскакивают имена Аси и друга. Все аплодируют, хлопают стоя, стоя даже на стульчиках, скамеечках и подоконниках. Момент абсолютного счастья, когда Ася и друг проходят мимо всех этих людей, не чувствуя под собой конечностей и завершают стройную выдающуюся шеренгу избранных. Они сочатся гордостью, предубеждением, разумом, но больше всего чувствами.
– Ну что, здесь писать будем?
Как всегда невовремя. Сладкие мечты разбиваются о суровую реальность. Своей суровой реальности это еще можно простить. Но когда чья-то чужая реальность необходимости выгула собаки и необъяснимое желание вести светские беседы со своим питомцем врываются в мечты. Это чуть более чем непростительно и обидно. Ася обиделась. Ева обиделась тоже. Друг предпочел не вмешиваться в тонкую душевную организацию женской обиды. Ник, Алекс и Макс осознали, что у них есть рты, руки и пачки сигарет.
Так они и стояли у пруда, синхронно куря. Одну долгую мечтательную сигарету, пока Асю забирали на другую планету в центр подготовки космических полетов.
Утки крякали и мечтали об электрических овнах.
Все были при деле. Все шло своим чередом. Время не знало себе равных в бездарной трате самого себя. Момент абсолютного и бесконтрольного счастья висел в воздухе душной и влажной занавеской. Даже скорее тюлем. Пахнущим пылью. Очень вкусно пахнет асфальтовая пыль после дождя. Если есть на этом свете романтика, то она именно там, на асфальте. В луже. В луже пыли. Большого города, который все давно забыли. Но кричат, что знают его лучше всех. Погрустим и поплачем об этом бесконечном счастье. С другом. Обязательно с другом. Ася без друга не комплектуется. А Ева, напротив, не знает своих друзей напротив.
– Пивка бы.
– Ага, печенье-то уже у нас есть.
И нестройной стайкой четверо искателей приключений отправились в очередной магазин к продавцу счастья.
Алекс начал рассказывать, в общем и целом безадресно, о том, как…
Однажды он с приятелем, по совместительству человеком схожих взглядов на женщин, а этого обычно достаточно. Решили они как-то раз заняться здоровым образом жизни, позитивными размышлениями и вспомнить о так и несостоявшейся карьере полупрофессионального спортсмена, который уже бегает быстрее соседа по комнате, но допинг ему еще никто не предлагает.
Примерно через неделю после принятия такого важного решения. И решений попроще, зато литражом поприятнее, они встретились в общаге, где жил Алекс, а его друган, имя которого затерялось на то ли одной станции метро, то ли на соседней ветке, не жил.
Времени было примерно полдень. Тогда они и решили, что это самый подходящий момент для пробежки.
Необходимо не соврать и сказать чистейшую правду – минут двадцать они точно пробежали. И вот, маршрут забега плавно завершился у ступенек общежития, где комендант, тогда еще мужского пола. Это потом комендант обрел женский пол, чтобы испытывать ко всем обитателям материнские чувства, утешать их и напоминать о необходимости периодического питания и зимних головных уборов. Но тогда это был вполне себе дядька, который совершенно не стеснялся стрельнуть у местных жителей полтинник на пиво и сигареты. Не было причины у коменданта постесняться взять в безвозмездное пользование денег даже у спортсменов.
На самом деле, будем здесь абсолютно объективны. Разгар чудесного весеннего дня, два друга студенческого возраста прибыли с пробежки и на радостях от того, что им удалось выручить какими-то там деньгами самого коменданта, они посчитали весьма логичным не отставать. Поэтому хорошенько освободив организм от застоявшихся вредных веществ и отравленного воздуха, немедленно возместили утраченное.
– Пивка бы, – заявил тогда Алекс.
– Держи, – протянул ему сигарету заботливый друг, – пойдем в магазин.
– Только давай в дальний пойдем, в этом комендант.
На том разгар чудесного весеннего дня начал превращаться в вечер с постыдными, но немногочисленными воспоминаниями.
Такую историю рассказал Алекс, пока четверо пассивных искателей приключений шли в магазин шаговой доступности. Который почему-то с каждым шагом становился все более дальней перспективой. Это могло бы показаться загадочным обстоятельством, если не было бы разумной отгадки.
В один из разов. Как сейчас помню, это был выходной, иду я по улице, а навстречу мне кот. Дворового кота всегда можно отличить от дворовой кошки. Причем последних я сильно не люблю. Здесь нет никакой дискриминации, потому что домашних кошек я тоже не люблю. Все кошки должны быть котами. И не просто котами, а теми самыми, очень пушистыми, очень толстыми котами, которые всем своим видом и образом жизни расплескивают идею толстоты и покоя.
Итак, история моя в том, что она совершенно не моя, по правде говоря. Это история Евы. Да, сейчас, прямо в этот момент Ева не Ася.
В сравнительно старых спальных районах города иногда можно встретить такие приятные небольшие водоемы. Точь-в-точь как тот, у которого наша компания героев безуспешно постояла, не покормив уток. Вокруг такого обычно пруда идет неасфальтированная дорожка. Кое-где могут быть даже понатыканы лавочки. Понатыканность лавочек прямо пропорциональна совестливости главы района, что очевидно.
Так вот, я это все к чему. Я это все к тому, что Ева, Ник, Алекс и Макс стояли в одной точке неасфальтированной дорожки вокруг большой, но очень гордой лужи. И начали движение по часовой стрелке. Интерес в этом вызывает то, что закончили свое движение они уже против часовой стрелки.
«Так случается только в одном случае» – безапелляционно заявила девушка.
– Мы имеем дело с антикошкой.
– Да, я слышал об этом.
– Я слышал, хотя скорее читал, что антикошка всегда ходит по потолку…
– Мехом внутрь…
– Внутренностями наружу.
