скачать книгу бесплатно
– Может, водички принести? – предложила Люська.
– Какая тут водичка. Голова кругом.
Услышав соседкины ахи-охи, из дома вышла Варвара Петровна.
– Что случилось? – спросила она.
– Да вот вчера Цезаря похоронила, – растерянно ответила баба Зина. – Сегодня смотрю, в клетке сидит. Чистый, пушистый… в зубах морковка…
Глава
4
Ветерок
Среди мальчишек нашего класса Сашка Ветров выделялся всегда. Все его звали Ветерком. Кличка отражала характер и прикрепилась намертво. В девятом классе Сашка поменял имидж и, по словам Люськи, превратился в прибалтийского франта.
«Люське видней, она наполовину литовка», – рассуждала я.
До поры до времени Ветерок не вызывал у меня ни симпатий, ни антипатий. Однако тринадцатого сентября 2016 года все изменилось. В тот день мы с Люськой пришли в школу с кульком баранок. Вывалив баранки на тетрадь по литературе, мы приступили к завтраку, и в это время появился Ветров. На нем были бежевые брюки, вязаная жилетка, рубашка цвета кофе с молоком, замшевые ботинки. Вьющиеся каштановые волосы падали на лоб замысловатыми кольцами, за плечом болтался рюкзак с многочисленными карманами.
– Конфетки, бараночки… – пропел Ветров и, подойдя к нам, сощурил глаза.
– Угощайся, – кивнула Люська.
Нанизав баранку на палец, Ветерок приобнял нас за плечи. Люська рассмеялась и повела плечом, я же покрылась испариной. Сама не пойму почему. Раздался звонок, и в класс вошла Эльвира Васильевна – учительница литературы.
– Доброе утро, – сказала она. – Начнем с домашнего задания. Насколько я помню, вам было задано вы учить одно из стихотворений Есенина. Так что начнем. К доске пойдет…
Красный ноготь Эльвиры Васильевны пополз вниз по списку и, остановившись посередине, резко поднялся вверх. Класс замер.
– К доске пойдет Ветров.
Раздался вздох облегчения, и Сашка пошел к учительскому столу. Поправив жилет, он начал:
– Месяц рогом облако бодает,
В голубой купается пыли.
В эту ночь никто не отгадает,
Отчего кричали журавли.
В эту ночь к зеленому затону
Прибегла она из тростника.
Сашка улыбнулся и, ласково поглядев на меня, продолжил:
– Золотые космы по хитону
Разметала белая рука.
Прибегла, в ручей взглянула прыткий,
Опустилась с болью на пенек.
И в глазах завяли маргаритки,
Как болотный гаснет огонек.
Я ощутила взгляды одноклассников на каждом участке своего тела. Вскинув голову, я заглянула в глаза Ветрова и неожиданно для себя увидела грусть. Сашка опустил взгляд и, вздохнув, сказал:
– В этом стихотворении есть еще четыре строки, но, извините, забыл.
– Садись, четыре, – отозвалась Эльвира Васильевна.
Красный ноготок взлетел вверх, и в наступившей тишине прозвучало:
– К доске пойдет Асина.
Я встала.
– Можно с места?
– Читай, – великодушно разрешила учительница.
– Ты еще жива, моя старушка,
Жив и я. Привет тебе, привет.
По классу пролетел смешок.
– Тише, – поджав узкие губы, прикрикнула Эльвира Васильевна. – «Письмо к матери» – одно из лучших стихотворений Есенина.
Не споткнувшись ни разу, я дочитала стихотворение до конца и, получив пять, уселась за парту.
– Молодчина, – прошептала Люська.
Кивнув Люське, я погрузилась в себя. Я не следила за красным ноготком, не слушала объяснений, я пребывала в состоянии раздвоения. С одной стороны – беззвучное движение губ Эльвиры Васильевны, с другой – незнакомый мир, в который погрузил меня Ветров. Вольно или невольно, но погрузил. В том мире царила ночь. Золотые блестки летали по черному небу, месяц обнимался с облаком, над камышами шелестел ветер, журчал ручей, а на переднем плане выделялась фигура девушки. У меня не было сомнений – на берегу ручья сидела именно я. Повзрослевшая, с округлыми формами, с распущенными волосами. Та я обладала неведомым для меня опытом и появившейся из ниоткуда щемящей тоской.
Стоило прозвенеть звонку, как эта картинка исчезла. Однако свой след оставила. Будто прелюдия. А к чему, непонятно. То ли к новому опыту, то ли к новым чувствам. Так или иначе, с этого дня жизнь изменилась. Внутри меня поселились нежность и грусть. А снаружи царило внимание Ветрова и удивление Люськи. Она не могла понять, что происходит. А у меня не было слов, чтобы ей объяснить.
– Ты еще жива, моя старушка? – раз за разом спрашивал Ветров.
Фыркнув в ответ, я улыбалась. Мне эта шутка нравилась.
– Чего он к тебе пристал? – удивлялась Люська. – Может, влюбился?
Услышав эти слова, я замкнулась в себе. Люська не приставала. Она знала мой характер. Пока не созрею, не расскажу. Так продолжалось два месяца. За это время я возненавидела себя. Прежде всего за то, что попалась в сети. Крепкие, из веревок. Они напоминали гамак. Такой, как у Люськи на даче. Я любила валяться в гамаке и, глядя сквозь дырки, не раз размышляла о том, что гамак по большому счету и есть настоящая сеть. Для кого? Для существа, не умеющего летать или прыгать. Теперь таким существом стала я.
Я висела над землей и сквозь веревочные окна смотрела на Ветрова. Меня волновал только он. Как выглядит, во что одет, с кем говорит, кому улыбается, на кого смотрит, у кого списывает… Сумасшествие, и только. Большой, светлый, интересный мир, в котором жили мама, папа, бабушка, Люська, исчез. Исчезли Перечистово, Рекс, классики, вышибалы, походы в парк, любимые книжки, пение, горячие булочки, шоколадное масло… Сотни тысяч достойных вещей и событий отошли в сторону и уступили место мирку, наполненному одним человеком. Ужас, ужас и ужас!!!
Дело дошло до того, что я купила записную книжку и стала записывать фразы, которые говорил Сашка.
«Асина, у тебя нет запасной ручки?»
«Не знаешь, что нам задали по истории?»
«Математичка – полная жесть, скажи?!»
«Видел тебя на стадионе. Классно катаешься. И костюмчик тебе идет».
«Если натереть эбонитовый стержень, он эбонёт». Затем украшала эти фразы. Я рисовала над ними цветы и вензеля, обводила слова цветными карандашами. Таким образом проявляла любовь. Ну разве не дура? Дура. Только не знаю какая – набитая или романтичная.
Шли дни, и мою любовь к Ветрову заметили посторонние. Не Сашка – нет, он видел только себя. И даже не Люська. В тот месяц она помогала матери с ремонтом квартиры и на все остальное у нее не было сил и времени. Мою любовь заметила бета-троица. Не потому, что я афишировала свою любовь. Наоборот, прятала как могла. Но спрятать любовь от бета-троицы было нереально. Эти девицы были просто настроены на выявление сердечных тайн и последующее их обсуждение.
Однако этот позор я пережила позже, а до него превратилась в клоуна. Да-да, я стала развлекать одноклассников. Не знаю, что на меня нашло, раньше такого я за собой не наблюдала. То ли заразилась дурью от Ветрова, то ли дурь была своей, но раньше глубоко сидевшей внутри. И вот вышла наружу. Дескать, смотрите на меня. И аплодируйте стоя.
Глава
5
Вставная челюсть и зеленые глаза
Первый мой розыгрыш назывался «вставная челюсть». Челюсть имела отношение к бабушке.
Бабушка приезжала в Москву нечасто. Тому были свои причины: деревенское хозяйство, бабушкина астма, нелюбовь к городам вообще и к Москве в частности.
– Выйдешь на городскую улицу, людей много, а чувствуешь себя будто в лесу, – не раз говорила бабушка.
– Почему? – удивлялась я.
– Не докричишься ни до кого.
Я спорила, говорила, что в Москве много добрых людей, однако бабушка со мной не соглашалась.
– В город ехать – только толчки принимать.
Но решать проблему с зубами бабушка приехала не куда-либо еще, а именно в Москву. Все потому, что в районной больнице сделали такой неудобный протез, что носить его было невозможно. Прогостив у нас месяц, бабушка уехала домой с новой челюстью, а старую положила в стакан и забыла о ней. Вот эту челюсть я и нашла. За шторой, на подоконнике. Сначала, конечно, испугалась. Неудивительно. Зубной протез – зрелище не из приятных. Затем придумала розыгрыш.
Я вынула челюсть из стакана, вымыла ее с мылом и, подойдя к зеркалу, приложила к своим зубам. Собственное отражение мне понравилось: оно могло напугать кого угодно. Проблема состояла в том, что челюсть во рту не держалась. Но я нашла выход. Открыв холодильник и покопавшись в лекарствах, я обнаружила сосновую смолу. Ею и закрепила челюсть во рту. Полюбовавшись на себя в зеркало, я завернула челюсть в салфетку и убрала в портфель до поры до времени.
В день розыгрыша Люська болела, и за партой я сидела одна. Пока Нина Ивановна писала у доски, я незаметно вставила челюсть в рот, закрепила ее смолой и высоко подняла руку. Обернувшись к классу, Нина Ивановна решила, что мне непонятно условие задачи. Она подошла к моей парте, и тут я широко улыбнулась. Математичка взвизгнула и отступила назад. Взглянув на меня, одноклассники заржали. Громче всех Ветров. Урок был сорван, и меня выгнали из класса.
Я чувствовала себя героем. Прикололась, выделилась, заставила о себе говорить. Я не сомневалась: теперь обо мне будут рассказывать другим, и я обрету славу. Признаюсь, хотелось в нее окунуться. А что? Сколько можно стоять в стороне и исполнять роль примерной девочки? Эта роль хороша для ботана, а я таковым никогда не была.
Но, как ни странно, Нина Ивановна меня не наказала. Мало того, не сказала Клавдии Григорьевне – нашему классному руководителю. И, обнаглев, я выдала ту же схему на уроке истории. Незаметная установка челюсти – поднятая рука – истошный крик учительницы – смех одноклассников – сидение до конца урока в коридоре на подоконнике.
На сей раз я не осталась без наказания. Меня вызвали в учительскую, поставили два за поведение, обещали позвонить отцу. Учителя знали, что он директор соседней школы, однако до поры до времени к нему не обращались. Прежде всего потому, что я не давала повода. И вот теперь повод появился. Однако мне было «по барабану», в голове стучала единственная мысль: «Я – ЗВЕЗДА, Я – КРУТАЯ».
И тут случилось нечто неожиданное. В школу приехал зубной врач. Именно в тот день. Как по заказу. Узнав эту новость, одноклассники приготовились к новому представлению. И я оправдала их ожидания. Нацепив бабушкину челюсть и прикрываясь ладонью, я отправилась в кабинет стоматолога. Врачу было лет двадцать пять. Совсем молодой. Чтобы обеспечить удовольствие зрителям, я оставила дверь полуоткрытой. Одноклассники прильнули к щели, а я уселась в стоматологическое кресло.
– Открой рот, – сказал врач.
Я убрала ладонь. Можете мне поверить, я хотела только приколоться. Однако не просчитала последствий. Врач дернулся и, рассыпав инструменты, свалился со стула. Похоже, он ударился. Но я этого не видела. За дверью грохнул гомерический хохот, а я пулей рванула в раздевалку.
«Надо из школы сваливать», – подумала я.
Через двадцать минут я уже сидела у Люськи. И только приступила к рассказу, как позвонил папа. Он сказал одну только фразу:
– Срочно зайди ко мне.
Оставив у Люськи рюкзак, я отправилась в папину школу. Она была метрах в пятистах от нашего дома. По этой причине я в свое время в нее не пошла. К тому же папа боялся особого отношения – дескать, директорская дочка. Помню, он так и сказал:
– Не хочу никакой предвзятости. Будешь учиться, как все.
Папина позиция меня устраивала. Я давно поняла: чем больше контроля, тем хуже. Однако контроль все-таки нужен. Незаметный. Ведь без контроля всякое может случиться. Взять, например, нас с Люськой. Мы так распоясываемся на даче, что черти потирают копыта от радости. Одни «зеленые глаза» чего стоят. Помню, эта история началась с того, что Варвара Петровна подарила Люське дракона с большими, светящимися во тьме глазами. Нам с Люськой дракон понравился. Мягкий, большой, теплый. Но вскоре дракон «ослеп». Он валялся в кладовке и пялился пустыми глазницами в никуда. Наткнувшись на дракона, Варвара Петровна спросила:
– А где глаза?
– Рекс съел, – ответила я.
Варвара Петровна как-то странно взглянула на меня и ничего не сказала. Ночью она пошла в туалет, в это самое время лампочка возьми и перегори. И на стене, прямо перед туалетом, вспыхнули два глаза. Варвара Петровна как закричит…
Нам с Люськой досталось. Мы ведь и забыли, что приклеили драконьи глаза в коридоре. К нашему оправданию стоит добавить, что, если бы не Варвара Петровна, мы бы не додумались до этой шутки. Именно она нас спросила:
– Слышали про зеленые глаза?
– Нет, – ответили мы.
– Когда была маленькой, эта страшилка ужасно пугала.
Мы с Люськой попросили рассказать. Оно и понятно. Как можно пройти мимо страшилки?
– Одной девочке приснились зеленые глаза, – начала Варвара Петровна. – Они бегали по стене, а глухой мужской голос говорил: «Бегут, бегут по стенке зеленые глаза, сейчас они задушат тебя, тебя, тебя…»
Чем закончилась история с зелеными глазами, мы с Люськой так и не узнали. К Варваре Петровне пришла соседка, и они взялись рассуждать о саженцах и других неинтересных вещах. Однако стишок мы запомнили и не раз им пугали друг друга. А когда появился дракон, поняли, вот он – наш шанс поиграть в страшилку.
Ну и поиграли.
Воспоминания о зеленых глазах вызвали у меня улыбку, с ней я и вошла в кабинет отца.
– Садись, – сказал папа. – Что произошло в школе?
– Ничего особенного, – ответила я. – Просто я прикололась.
– Положи сюда челюсть.
Папа постучал по столу.
– Она у меня в рюкзаке.
– За эту дурацкую шутку ты будешь наказана. «О, это уже интересно. До сих пор папа меня не наказывал».
– Как?
– Я еще подумаю, как тебя наказать. А теперь можешь идти.
