banner banner banner
По ту сторону света
По ту сторону света
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

По ту сторону света

скачать книгу бесплатно

По ту сторону света
Виктор Яманов

Книга вошла в шорт лист конкурса "Со слов очевидцев" в номинации мистический детектив.Каково это – переживать чужую смерть, как свою собственную? Морфея мучают кошмары, где ночь за ночью заканчивается чья-то жизнь. Но все меняется, когда умирает его сводная сестра – Ирида. Она находит его в грёзах, но то оказывается не сон, а настоящий мир мёртвых со своими тайнами. Морфею предстоит перебороть свои страхи, чтобы не потерять девушку вновь, и найти ответ на самый главный вопрос: Кто убил Ириду?

Виктор Яманов

По ту сторону света

Пролог

Вокруг кружили чёрные дымящиеся тени. Я оказался в непроглядной ночи, в нескончаемой каменистой местности, среди одних камней, да валунов. И не мог различить ничего, кроме надвигающегося страха смерти. Тени двигались сквозь моё тело, будто я был невидимкой. И с каждым проходом тьмы чувствовал боль… и ужас, сравнимый только с самой смертью.

Рот широко раскрылся в безмолвном крике. Очередная тень прошла насквозь. Всего на несколько секунд я ощутил себя в теле хрупкой девушки. Меня топили, чьи-то сильные руки до боли сдавливали горло, и не хватало сил оторвать их от себя. Длинные, рыжие волосы закрывали широко распахнутые глаза, но я смог уловить мужской силуэт за разделяющей нас водной гладью. Тело наполнил холод от ледяной воды. Я чувствовал на себе, как девушка захлёбывается, словно мы были единым целым. Вода заполняла лёгкие жгучей болью. Меня охватил первобытный страх, но я был не в состоянии бороться. Исход оказался известен с самого начала. Отчаяние охватило меня вместе с девушкой, чьё убийство пришлось пережить. Я не мог закрыть рот из-за спазма гортани. Агония пожирала мозг. И вдруг всё исчезло также неожиданно, как и пришло.

Физическая боль ушла вместе с туманной тенью, скрылась в гуще таких же, как она, что блуждали повсюду, но внутри меня осталось отчаяние и глубокий страх смерти, пожирающий душу изнутри. Я упал на колени, закрыв руки ладонями. Не мог ни дышать, ни рыдать.

Следующая тень заставила меня почувствовать себя мужчиной, который сидел в окопе и стрелял по врагам. Адреналин разливался по телу, и я ощутил некое удовольствие от каждого выстрела из винтовки. Чужая смерть приносила эйфорию. Всего секунду. Пока в неприкрытую каской голову не попала шальная пуля. Боли не было, я упал. Чувствовал, как одежда пропитывается кровью, и жизнь стремительно уходит, возвращая меня к теням.

Глава 1. «Найди меня»

Я проснулся в холодном поту, вскочил с кровати жадно всасывая воздух. Отдышался. Рефлекторно ощупал голову, проверяя целостность. В ушах отдавался слабый звон, словно меня оглушили во сне. Кошмары приходили каждую ночь. Год за годом. Все мои семнадцать лет.

Мокрая от пота футболка противно прилипла к телу. Я остановился возле зеркала, висящего на стене. На меня смотрело бледное лицо с короткими белыми волосами, которые слишком походили на седину, и выглядели нелепо на фоне тёмно-коричневых бровей. Зрачки ярко-голубых глаз оказались расширены, будто я принимал запрещённые вещества. Самое время избавиться от этого состояния и войти в новый день.

Я вышел из крошечной комнаты, где едва помещалась узкая кровать, которую не меняли после усыновления в детстве, и письменный стол. Вместо шкафа хранил вещи на полках и в ящиках под кроватью. Деревянные половицы звонко скрипели под ногами, и даже плотный ковёр не сглаживал стоны старого дома.

Перед тем, как помыться в ванне, которую приходилось делить с «братьями и сестрами», я засыпал её чистящим порошком. Подождал пару минут и принялся отмывать чугунную поверхность, в которую намертво въелись большинство пятен. Меня доводила до паники одна мысль мыться в месте, где оставались частички кожи других людей. Это казалось настолько противным, что от одного намерения лицо искривлялось в ужасной гримасе.

Я вновь пришёл к завтраку последним. Достал из шкафа хлопья и залил их молоком. Опекунов не было дома, как всегда в это время. Солнечный свет пробивался из запыленного окна яркими полосами, кочевавшими с пола на стол.

– Как спалось? – с издёвкой спросил Рахим – парень на год меня младше. Ему доставляло удовольствие унижать других, или того хуже.

– Как всегда, – процедил я сквозь зубы, не поворачиваясь.

– Сколько раз за ночь умер, а? – Рахим продолжил, демонстрируя широкую улыбку.

– Не слушай его, Морфей! – неожиданно за меня заступилась Ирида и отвесила оплеуху сидящему рядом задире.

Я взял тарелку и присел за большой стол, где мы собирались каждое утро, а иногда и вечер. Ирида улыбнулась и передала мне ложку из стакана с приборами.

– Есть планы на день? – поинтересовалась она, убирая за ухо прядь каштановых волос, которые при дневном свете приобретали золотистый оттенок.

– Нет, – ответил я с набитым ртом.

Рахим встал из-за стола, небрежно кинул тарелку в раковину и, накинув на плечи джинсовую куртку, спешно вышел из дома. Остальные дети сидели молча, отрешённо. Близнецы-аутисты двенадцати лет не замечали мир вокруг, и постоянно уходили в себя. А десятилетняя девочка с сильной задержкой в развитии вместо завтрака раскрашивала фломастерами динозавра в альбоме, пока тарелка с хлопьями опасно зависла на краю стола.

Мы все были с «особенностями», но достаточно взрослые, чтобы опекуны оставляли нас одних на целый день в выходные. В остальные дни нас возили в спецшколу, которая могла сравниться лишь с непрекращающимися кошмарами по ночам.

Я знал Ириду с пяти лет, с тех пор как меня усыновили. Не для того, чтобы любить, за детей с психическими отклонениями хорошо платили по государственной программе социализации сирот. Опекуны выполняли все обязанности по «списку», но не более того. Суровая правда жизни. У Ириды прогрессировала шизофрения, отчего девушке приходилось постоянно принимать лекарства. Каждое утро и вечер по десять пилюль. Из-за недуга она сильно отставала в развитии по сравнению со здоровыми сверстниками.

Ирида встала из-за стола, помыла тарелку дважды. Её бзик – всегда мыть посуду два раза, к этому все давно привыкли. Она налила из фильтра воды в стакан, и тут же вылила её в раковину. Налив второй раз, девушка достала из шкафа баночки с лекарствами, набрала в руку целую горсть и отправила в рот, разом осушив стакан воды.

– Поиграем в прятки? – воодушевлённо предложила она с детской интонацией.

– Я не в настроении, – хмуро отозвался я.

– Ну, Морфей, ну пожалуйста! Никто больше не хочет со мной играть!

– Всё равно заняться больше нечем, – я пожал плечами и неохотно согласился. Детские игры Ириды мне давно надоели, но если она оставалась одна, то замыкалась в себе, и вытащить её из подобного состояния было тяжко. Мной руководило чувство долга и ответственности, как никак самый старший в «семье».

Ирида обрадовалась ответу и захлопала в ладоши. Она не понимала интонаций, только слова, так что я её не обидел. Она не умела грустить или обижаться, и радовалась каждому новому дню, как последнему. Все стены в её крошечной комнате были исписаны радужными рисунками монстров, которые приходили к ней вечерами, и они вместе играли. По крайней мере, девушка так рассказывала. И эта особенность Ириды, как и многие другие, не поддавалась лечению.

Я достал из шкафа в прихожей куртку и надел, судя по завываниям за кухонным окном, на улице было ветрено. Ирида вприпрыжку следовала за моим хмурым силуэтом. Поймал себя на мысли: «Её шестнадцатилетние сверстницы из школы для «нормальных» себя так не ведут», а потом вспомнил, что и сам не был «нормальным».

Достал для Ириды розовый свитер, который девушка с радостью натянула поверх белой футболки. Её изумрудно-зелёные глаза светились в предвкушении игры. Я проверил, что младшие нашли себе занятия в виде очередной порции книг и раскрасок, и позвал Ириду во двор.

Опекуны разрешали нам гулять недалеко от дома, но с одним условием – не заходить на кукурузные поля, которые находились поблизости. Опасаясь, что кто-нибудь из нас заблудится, Дерван – наш опекун огородил дом деревянным забором ещё лет десять назад. Держа руки в карманах куртки, я шаркал ногами по траве, которая охотно выбивалась из-под земли.

– Чур, я первая прячусь! – заявила Ирида со всей серьёзностью.

– Хорошо, буду считать до десяти, – промямлил я в ответ.

– До двадцати! – она в шутку погрозила мне указательным пальцем.

– Как скажешь, – выдыхая, я отвернулся в сторону дома.

Слышалось, как Ирида бежала вприпрыжку, и её шаги удалялись, становились тише и тише, пока и вовсе не пропали. От скуки считания вслух взгляд застыл на витражной мозаике, занимающей верхнюю половину входной двери. «Дешёвое убожество» из красного, зелёного и мутно-белого стекла, изображающее розовый куст.

Закончив считать вслух, я развернулся. Двор загромождали сорняки, высившиеся над нескошенной травой. Прохладный ветер щекотал лицо, заставлял редкую зелёную листву дрожать.

Короткими шагами я направился на поиски Ириды. Первым делом зашёл в обшарпанную пристройку, явно нуждающуюся в покраске. Там опекуны хранили фермерские приспособления, семена и удобрения в громадных мешках. Чаще всего девушка пряталась там. Но не в этот раз. Я обошёл пристройку, прошёл вдоль забора, где росли редкие низкие деревья, посаженные лет пять назад, как помню.

Двор оказался пустым, и я вернулся в дом. Ирида могла зайти через чёрный ход и спрятаться в одной из комнат. Зайдя, я обнаружил младших за теми же занятиями – чтением и раскраской. «Видели Ириду?» – громко спросил я. Но лица девочек оставались безучастны. Пришлось повторить дважды. Младшая из девочек на мгновение оторвалась от раскраски и с отрешённым видом покачала головой.

Я продолжил искать. Обошёл каждую комнату, заглянул под все кровати, открыл все шкафы. Отчаявшись, забрался на чердак. Измарал одежду в пыли, но так ничего не нашёл. Страх за жизнь Ириды застыл громадным комом в горле.

Я же старший, я не могу подвести её.

Вернулся во двор. Второй раз обошёл округу. «Нет, она не могла пойти в поле» – в голове роились нехорошие мысли. Тревога усиливалась, заставляя сердце колотиться с бешеной скоростью. Я вышел за ворота на просёлочную дорогу, отделявшую дом от громадного кукурузного поля.

Неподалёку на импровизированном стуле из ящика и доски сидел Рахим, меня смутила его улыбка. Юный психопат так радовался только убийству грызунов, которых предпочитал отлавливать голыми руками. Удивительно, что он ещё не подхватил от жертв никакой заразы.

В этот раз парень сидел и обтачивал карманным ножом несчастный стебель кукурузы, а его одежда оказалась чистой – значит, он не охотился на зверей. Не хотелось представлять какое будущее ждёт Рахима с его жестокими наклонностями.

– Ты не видел Ириду? – прокричал я.

– Нет! – тут же злорадно ответил он. – Потерял свою возлюбленную?

Он окрасил всю округу дьявольским смехом, от которого мне стало страшно и тошно одновременно. Но я не стал отвечать и отвернулся, продолжив поиски.

Изредка приходилось помогать опекунам с ненавистной мне кукурузой, все проходы в полях были давно изучены, и год за годом их расположение не менялось. Саженцы оказались на голову выше меня, и я искренне наделся найти Ириду на одной из троп. То и дело кричал: «Ирида! Где ты? Это не смешно! Выходи!», но мои мольбы оставались без ответа.

Шли часы. Казалось, что если не найду Ириду, то сердце остановится и я мгновенно умру. А тело найдут через пару недель при сборе урожая. Ком в горле разрастался, мешал дышать.

Солнце медленно двигалось над головой, освещая округу ясными лучами редкого тепла. А Ирида исчезла. Без следа.

К вечеру, когда я в пятый раз обошёл дом и ближайшие окрестности, обыскал тропы в кукурузных полях на несколько километров вглубь, пришлось сдаться. Я разрывался от желания скорее сообщить о пропаже «сестры» и самому спрятаться в тёмный подвал, чтобы опекуны не наказали.

Дежурные номера висели на потрёпанном листе, приклеенным скотчем возле стационарного телефона на кухне дома. Я дышал глубоко и ровно, пока страх не позволил спокойно говорить. Набрал Марту – второго опекуна. Мои ладони покрылись каплями холодного пота. Она ответила не сразу:

– Да, – в трубке послышался усталый голос.

– Марта, это Морфей. Я не знаю, как сказать, – от тревоги я теребил свои пальцы ногтями, раздирая кожу в кровь.

– Что случилось? – насторожённо спросила она.

– Я не могу найти Ириду. Обыскал всё, даже кукурузное поле. Нигде нет, – на одном дыхании протараторил я.

– Скоро буду! – чётко ответила Марта и положила трубку.

Она знала, что никто бы не посмел беспокоить её по пустякам.

Внезапно воздух в помещении стал густым, а стены и потолок придавили голову. Я вышел из дома и присел на крыльцо. На глаза наворачивались слёзы. Подобное отчаяние мне довелось испытывать лишь в кошмарах, приходящих каждую ночь.

Марта и Дерван приехали вместе на старом джипе, местами с облупленной краской. Я услышал хрип мотора за забором и сразу вышел к месту во дворе, где опекуны обычно ставили машину.

– Где Ирида? – яростно вскрикнул Дерван, не успев выйти из машины.

– Я… я не знаю, – в панике тараторил я.

– Что значит не знаешь? – он распахнул дверь автомобиля так, словно хотел вырвать её с петель и бросить в меня.

– Успокойся! – Марта пыталась утихомирить мужа.

Она вышла из машины и открыла заднюю дверь. С пассажирского сидения вылез Алек – их единственный родной сын, без каких-либо отклонений в развитии. Марта взяла темноволосого семилетнего мальчишку за руку, а Дерван не переставал на меня орать.

– Мы позволили тебе жить с нами, ни в чем не ограничивали. И чем ты нам отплатил? – он бурно размахивал руками, сдерживаясь, чтобы не ударить меня.

– Мы играли в прятки, я только отвернулся посчитать до двадцати. – оправдывался я, но глубокое чувство вины пожирало душу до самого основания.

– Нужно вызвать полицию, и ещё раз всё обыскать! – твердым тоном заявила Марта.

– Пошли искать! – опекун толкнул меня в плечо.

Марта отправилась звонить в полицейский участок, а мне пришлось возвращаться в кукурузное поле. Дерван не переставал причитать о моей безответственности. Я и сам причитал в голове, но после выражений опекуна почувствовал себя настоящим ничтожеством, не способным даже за взрослой девчонкой уследить.

Солнце клонилось к закату, постепенно забирая свой свет в объятия горизонта. Я не переставал выкрикивать имя Ириды, в истерике молил её откликнуться. И почему это случилось с ней, а не со мной?

Мы вышли из поля в сумерках. У дома стояла полосатая полицейская машина. А чернокожий мужчина в форме записывал в блокнот показания Марты. Она с высоко поднятой головой объясняла офицеру все «особенности» поведения Ириды, высказала предположение, что «девочка потерялась и нуждается в помощи».

– Морфей, иди сюда! – приказным тоном подозвала она.

Я повиновался. Полицейский, чьё лицо украшали густые усы, оценивающе посмотрел на меня исподлобья. Марта убрала за спину редкие пряди тёмно-рыжих волос и скрестила руки на груди.

– Расскажи мне всё с самого начала, – обыденным тоном попросил офицер.

И я рассказал, судорожно, запинаясь, тревога не отпускала разум ни на секунду, жадно сдавливая виски, подобно тискам. Полицейский всё записал, не перебивая и не задавая вопросов. Я подробно рассказал ему, где уже искал.

– Вы найдёте её? – запинаясь, понадеялся я.

Это оказалось пыткой: переживать за чужую жизнь наяву гораздо больнее, чем раз за разом делить с кем-либо смерть во сне.

– Конечно, – он изобразил доброжелательную улыбку. – Девочка скорее всего сошла с тропы и заблудилась. Будем искать, пока не найдём.

– Морфей, иди в дом! Хватит с тебя, – приказала Марта.

– Но я могу помочь! – жалобно возразил я.

– Нет! – отрезала она.

Пришлось повиноваться. Склонив голову, я направился в дом. Чувствовал себя нашкодившим юнцом, но сейчас моя невнимательность могла стоить Ириде жизни.

Одна из сестёр-близнецов уснула на диване в гостиной. Я поднял с пола журнал, который она оставила. Присел за стол, выбрав место возле окна, и принялся наблюдать за опекунами и полицейским. Они достали фонарики, и вновь отправились прочёсывать кукурузное поле. Сердце продолжало бешено колотиться, взмокшие от пота руки задрожали. Разве можно придумать худшее наказание, чем ожидание?

Я не мог ни есть, ни пить. Приставив стул к подоконнику, то и дело смотрел в окно, сосредоточившись на открытых воротах хлипкого забора. Частое биение сердца едва ли заглушало тревожные мысли. В голове то и дело разворачивались картины: как Ириду похитили, или она забрела слишком далеко, миновав кукурузное поле, или что похуже: ей стало плохо, и девушка лежит где-то совсем одна, а я не могу ей помочь.

Миновала полночь, и облака высоко в небе затмили свечение звёзд и лунного месяца на чёрном, как смоль, небе. Округу освещали всего два дворовых фонаря, один из которых мигал каждые десять минут. Ночь таила в себе ужасы мрака, которые приходили во снах, каждую ночь моей жизни.

Я сварил кофе: использовал фильтр и молотые зерна из пакета. Залил горькую смесь молоком в надежде избавиться от неприятной горечи дешёвого напитка. Но кофе не помог перебороть внезапно накатившую усталость. Я изо всех сил старался не уснуть и продолжал наблюдать за пустым двором.

Наконец, показалась высокая мужская фигура широкоплечего мужчины. Дерван большими шагами следовал к дому. Я вскочил и подбежал к двери в надежде узнать новости о поисках Ириды, но получил лишь придирки опекуна:

– Какого ты ещё не спишь, Морфей? – мужчина достал из шкафа объёмную джинсовую куртку и накинул на клетчатую рубашку, в которой, должно быть, замёрз.

– Вы нашли хоть что-нибудь? – я не собирался сдаваться.

– Нет, – процедил сквозь зубы опекун, на его заросшем седой щетиной лице ясно читалось раздражение, а мешки под глазами «кричали» об усталости. – Иди спать! Живо!

Дерван указал на лестницу, ведущую на второй этаж дома. Он убрал поднятую руку, только когда я обречённо побрёл к ступенькам, еле отрывая ноги от пола.

Стоило голове приземлиться на подушку, как веки закрылись. Подействовали таблетки, приходилось пить их каждый день, чтобы я не просыпался в криках истерики посреди очередной смерти. В них входили и транквилизаторы, и гормоны на основе мелатонина в ядерной смеси с ещё одним снотворным. Но, как по мне, они мешали жить. Мешали избегать ненавистные ужасы снов.

***

В который раз я оказался в кромешном мраке, где во снах грань между жизнью и смертью стиралась. Она истончалась до едва заметной связи, заставляя меня вновь и вновь умирать, переживать всевозможные сценарии смерти незнакомых людей. В эти моменты я чувствовал всё по-настоящему, как если бы умирал сам.

Опустошение и боль, которые процветали в душе от исчезновения Ириды, превзошли страх. Я перестал бояться смерти, избегать тёмные сгустки, которые несли в себе смертоносные картины моментов ухода из жизни. Нет, я не начал воспринимать их всерьёз и задумываться о значении каждого эпизода, а всего-навсего перестал обращать внимание. Уселся на плоскую вершину валуна и ждал, когда закончится мой личный ад во сне и начнётся заново наяву.

Закрыл лицо руками, чтобы глаза по привычке не следили за движением сгустков, окружающих всё вокруг. Пространство казалось бесконечным, наполненным страданиями всех людей, когда-либо живших на белом свете. Я услышал шепчущие голоса и детский плач, разлетающийся по округе едва уловимым эхом.