Сын Тишайшего

– Сколько времени прошло? – спрашиваю после недолгого раздумья.

– Так часа два, не более! – воскликнул Савва. – Уже на окраинах колокола звонили. Да и в Кремле оживление. Гонцы туда-сюда шастают, некоторые бояре не явились, несмотря на сегодняшнее заседание думы. А иные людишки, кому тут делать нечего, наоборот, набежали.

Удивлённо поднимаю глаза на дядьку, и тот сразу поясняет:

– Артамошка Матвеев, которого ты после ссылки помиловал и в имении жить приказал, здесь оказался. И сразу воду мутить начал, ирод. Ещё Яшка Одоевский из поездки в Астрахань вдруг вернулся. Про людишек поменьше чином ничего не скажу, уж больно вокруг много суеты.

Переварив полученные сведения, в голове постепенно начал выстраивать картину. Матвеев – это лидер фракции Нарышкиных, отправленный в ссылку за многочисленные нарушения. Яков Одоевский – сын престарелого князя Никиты, возглавлявшего Разрядный приказ. И один из самых приближённых людей царя, то есть меня. По сути, Одоевский-старший возглавляет главное министерство в русском правительстве, если можно так выразиться. Он ведает массой вопросов и назначением бояр с дворянами на должности.

Потихоньку в голове происходит инсталляция новой памяти. Пока я не обладаю всеми знаниями Фёдора. Но по мере получения информации мозг сам выдаёт нужные ответы. Интриги и заговоры оставим на потом. Надо более основательно потрясти Савву.

– Ты чего-то недоговариваешь? – внимательно смотрю на оторопевшего дядьку.

При этом замечаю усмешку на лице Аксиньи, которая отвернулась к посуде.

– Прости за самоуправство, государь! Но я сообщил князю Голицыну, что тебе лучше. Однако он и сам догадывался, богом клянусь, – в голосе Саввы чувствовалось искренне раскаяние, а ещё он не отводил взгляда. – Василий Васильевич в тёмных делишках не замешан. И не побежал на поклон к Милославским и Нарышкиным, как ты занемог. Всё рядом с тобой сидел, да и продолжает.

Угу. Насколько я помню, сей прогрессивный князь играл по-крупному. Поэтому сделал ставку на царевну Софью. И ведь не прогадал. Когда его покровительницу заточили в монастырь, Голицына отправили в ссылку. Наверное, Пётр боялся умного и талантливого вельможу. Очень необычный персонаж. Ещё дядька именует его по имени-отчеству, а не Васькой. Значит, уважает, в отличие от иных вельмож.

Союзники мне нужны, здесь спорить глупо. Подозрительно, что князя ввели в курс дел без моего позволения. Пока Савва крестился, повернувшись к иконам, я уже принял решение.

– Что с рындами?

– Все четверо вооружены и готовы выполнить любой приказ. И они чего-то подозревают. Хотя показывают достойное рвение, от палат твоих не отходят, бдят и вопросов лишних не задают. Спят по очереди и весьма серьёзны для своих лет, – мужик выдохнул и сразу переключился на мою декоративную охрану.

Хотя я мало знаю об институте рынд, а новообретённая память молчит. Вряд ли в нынешние времена благородные люди не владеют оружием.

– Хорошо! Зови князя. Заодно проследи, чтобы лишних ушей не было. А то чую, что заварили мы кашу.

Будто в подтверждение моих слов раздался громкий удар колокола, который начал повторяться.

– В Надворной башне это, – пояснил Савва. – Что делать, государь? Ведь сейчас такое начнётся!

Мне понравилось, что дядька не испугался. Скорее он готов ринуться в бой, защищая своего государя. Я сразу обратил внимание, что он сегодня при сабле и под камзолом позвякивает кольчуга. В логово возмущённых стрельцов мог отправиться только человек храбрый и преданный. Каким Савва и является.

– Ничего! – мой ответ изумил обоих ближников. – Зови Голицына. А ты, Аксинья неси варево. Уж больно кушать хочется.

* * *

Так вот ты какой – один из главных русских реформаторов и прогрессистов. Можно назвать князя западником, но в моём мире это понятие испохабили многочисленные воры и предатели.

Кстати, приходилось знакомиться с биографией этого неординарного человека. Василий Голицын являлся не просто фаворитом Софьи. Своё высокое положение он заслужил ещё при Фёдоре Алексеевиче, то есть мне нынешнем. На политический Олимп князь восходил поступательно. Больше всего он отличился в армии и связанных с ней структурах вроде Пушкарского приказа. В данный момент князь возглавлял Большой полк, то есть основную часть армии Русского царства, куда входили и стрельцы. На самом деле ситуация сложнее, но мне так легче разбираться в запутанности местных дел.

А ещё Голицын являлся первым боярином в Думе. Здесь тоже всё запутано, ведь вокруг трона хватает разных группировок. Поэтому нумерация часто вторична.

Вошедший тем временем отвесил поклон и перекрестился на образа.

– Рад видеть тебя в добром здравии, государь!

Голицын смотрел прямо и взгляда не отводил. Ещё и спину не гнул. Это я к чему? Фамильярность дядьки с нянькой понятна. Они могут позволить себе больше остальных людей, даже близкого окружения царя. Но, по воспоминаниям Фёдора, многие бояре и служилые вели себя подобострастно в выражении своего почтения. Чем изрядно бесили обычно спокойного царя. Он был сторонником западного стиля – без лишнего раболепия.

Гость не обладал выдающимися статями, но явно следил за собой. За объёмным нарядом угадывалось сухощавое тело, борода и рыжие волосы аккуратно подстрижены. Голубые глаза вельможи намекали на недюжинный ум. За свою долгую жизнь я научился немного разбираться в людях. Впрочем, интеллект не гарантирует честность или порядочность человека.

– Знаешь, что происходит? – спрашиваю гостя, дожевав кусочек курицы.

Аксинья сегодня добавила в бульон немного мяса и сушёной зелени, отчего стало особенно вкусно. Либо организм так оголодал, что сочтёт любое варево за деликатес. Нянька кормит меня с ложки, чему я нисколько не смущаюсь. Здесь за царём горшок выносят и задницу протирают, так чего стесняться завтрака в присутствии постороннего? Что-то я слишком быстро вошёл в образ.

– Бунт, государь. Что я могу сказать? К тому всё и шло. Но кто-то решил стрельцов дополнительно возбудить. Может, призвать полки, стоящие вне столицы, и прекратить безобразие?

С улицы давно доносился гул толпы, не предвещающий ничего хорошего. Благо прекратились удары колокола, изрядно меня раздражавшие. Шум шёл издалека, и до кульминации ещё далеко. А вот столкновения между полками мне не нужны. В этом случае прольётся немало крови, а государство ослабнет.

– У тебя есть люди, на которых можно положиться?

Понравилось, что князь не стал уверять меня в лояльности всех подданных. Во времена смуты всякое случается. Сложно сравнивать происходящее даже с полноценным мятежом. Только надо понять сложившуюся обстановку: царь долго болеет и находится почти при смерти. А за право посадить на трон своего кандидата сцепились два влиятельных рода. К тому же нужно учитывать фактор Софьи. Какие на самом деле плетутся интриги, не знает никто. Поэтому сложно полагаться даже на проверенные кадры.

– Найдётся два десятка людишек. Это не считая коломенского полка, которому я приказал подойти к столице, но расположиться тайно. Прости за самоуправство, государь, – наконец ответил князь, снова поклонившись, – однако сложно всех провести в Теремной дворец. Много кто всполошится, и невозможно предвидеть их действия. Ты же хочешь оставить своё выздоровление втайне?

Мой нехитрый замысел читается на раз. Никто и не корчит из себя великого интригана. А вот решение князя подтянуть к Москве верные войска заслуживает уважения. Новая память подсказала, что упомянутый полк звался сторожевым. Однако его отвод с юга не оголял границу. Так что безопасность государства не пострадает.

– Мне хватит рынд, и ещё пристрой рядом человек пять. Дабы не спугнуть наших хитрецов. – Князь кивнул, но явно обдумывал правильность моих слов. – Остальных людишек размести рядом с Золотой палатой[3]. Главное – защитить женщин и моих братьев. Но путь заступники себя особо не показывают. Вряд ли стрельцы замышляют что-то плохое против моих родичей. Скорее, надо опасаться удара с другой стороны.

Насколько я помню, во время Стрелецкого бунта царская семья не пострадала. Только часть дворцов разграбили. А вот заговор надо вскрыть, как нарыв. Значит, придётся пустить чью-то кровь. Она всё равно прольётся, поэтому лучше особо не вмешиваться. Забавно, как спокойно я начал распоряжаться жизнями людей. Ещё и сохранность шмотья волнует меня больше, чем погибшие. Интересно, это влияние личности Фёдора или моя сущность?

– Если вопросов нет, то иди, Василий Васильевич, – машу рукой, что далось мне с трудом. – Устал я, и в сон клонит. Как начнётся – будите.

Князь не смог скрыть удивления, но промолчал. Очередной поклон, и в комнате осталась только нянька. Правильно поняв ситуацию, Аксинья протёрла мне губы, забрала чашки и тихо удалились. А я сразу провалился в сон.

* * *

– Государь, проснись! – голос доносился будто из-под толщи воды – Совсем дела плохи!

Я уж грешным делом подумал, что мой разум снова впал в давешнее оцепенение. Открываю глаза, пытаюсь сосредоточиться и мысленно выдыхаю. Вроде всё в порядке, если можно назвать моё нынешнее положение порядком. Надо мной нависла привычная парочка, ожидая приказов. В комнате на удивление светло, хотя май на дворе, и сейчас может быть часов пять вечера. С улицы раздавался гул толпы, перемежаемый громкими вскриками.

– Рассказывай, – говорю Савве.

Тот зачем-то разгладил усы и начал доклад. Порадовало, что дядька обошёлся без лишнего словоблудия.

– Стрельцы прибыли из Бутыркино под барабанный бой и с развевающимися стягами. Их выборные сразу сообщили, что идут искать правду, а ещё хотят наказать убийц царевича Ивана. Вроде всё шло мирно и ничего не предвещало беды. А затем будто собак с цепи спустили. Князь Долгоруков с Артамоном Матеевым пытались образумить ратников, но зачем-то начали хулить их погаными словами. Тут ещё и какие-то мутные людишки появились, будто вести важные принесли. И началось! – Савва было запнулся, но сразу продолжил: – Ироды порубили Долгорукова и Матвеева прямо на Соборной площади! Далее тати ворвались в Грановитую палату, вытащив бояр на улицу прямо за бороды! А ещё сломали двери во дворец царицы и потребовали выйти ей с Петром. Федька Апраксин позже прибежал и сообщил, что старого князя Ромодановского тоже схватили и на копья подняли. Только что кого-то били или пытали!

– Где Голицын? – спокойно спрашиваю дядьку.

– Василий Васильевич людей верных собрал и меня послал тебя будить. Торопиться нужно, государь! Страшные дела творятся!

Мужик начал истово креститься, повернувшись к образам. В принципе, всё идёт по плану, как бы цинично это ни звучало. Задави бунт в самом начале, и проблема могла вылезти с другой стороны. Не удивлюсь, что стало бы хуже. В целом – боярские группировки сводят счёты. Но и нельзя позволить разгореться мятежу.

– Одежда готова? – спрашиваю Аксинью, быстро закивавшую в ответ. – Тогда чего ждём? И зови рынд, пусть моё кресло несут.

Парочка исчезла со скоростью света. Впрочем, нянька появилась через несколько секунд. За ней бежал седой мужичок, тащивший охапку тряпок ярких цветов. «Ефим, один из моих личных слуг», – подсказала память.

С меня стянули ночнушку, предварительно усадив на кровати. В голове немного помутнело, но затем отпустило. Аксинья помогла немного приподняться, а слуга натянул исподнее со штанами. Чувствуется, что для них это обычная работа. Далее последовала рубаха, удивившая мягкостью ткани. Скорее всего, шёлк. Мужик рухнул на колени и начал наматывать мне портянки. Смотрю на свои новые ступни и вздыхаю. Они изрядно опухли, что особенно заметно на фоне высохших ног.

– Не надо, – трогаю Ефима за плечо. – На улице тепло, обойдусь тапками.

Дяденька тут же метнулся в соседнюю комнату и притащил искомую обувь. Забавные черевички – красного цвета, с золотым шитьём и загнутыми носками. Такой фасон более подходит какому-нибудь восточному визирю или эмиру.

Буквально через минуту в спальню ворвалась четвёрка молодых людей в белых кафтанах, расшитых серебром и отороченных мехом. «Терлик»[4], – память Фёдора снова пришла на помощь. Обуты парни в белые же сапоги, а на головы надеты шапки, судя по всему, песцовые. И нежарко им? Образ дополняли кушаки золотого цвета и сабли. Странно, но ожидаемых бердышей я не увидел.

Между тем четыре молодца, одинаковых с лица, низко поклонились и стали восторженно пожирать меня глазами. Оно и понятно. Оставшиеся рынды, не бросившие пост, действительно верой и правдой служили царю. Тем более он их сам и выбирал, устроив целый экзамен. Правитель планировал постепенно готовить толковую молодёжь на замену наглеющим боярам. В чём я его полностью поддерживаю.

– Чего стоим? Федька, ты же старший! – укоризненно смотрю на Апраксина. – Вас что попросили принести?

– Так это, кресло без носилок в палаты ещё войдёт, государь. Но как мы его вынесем с тобою вместе? – ответил вмиг покрасневший парень.

Кресло, о котором идёт речь, – это удобный стул со специальными носилками, изготовленный для часто недомогающего монарха. Фёдор не мог встать даже на похоронах отца, поэтому его носили на все церемонии. Страшно подумать, в каком состоянии опорно-двигательный аппарат доставшегося мне тела. Особенно после трёх недель без движения. А всего правитель болел более трёх месяцев. Вернее, он занимался этим всю жизнь. Вот же повезло мне попасть именно в него!

Надо спешить, но нельзя отменять воспитательный момент. Царь предпочитал воздействовать на окружающих психологическими методами, нежели грубой силой.

– Я это знаю, Феденька, – придаю голосу больше иронии. – Может, у меня за месяц выросли крылья?

Все присутствующие вдруг посмотрели на меня расширившимися глазами. Здесь бы рассмеяться, но надо учитывать время. А на будущее лучше так не шутить.

– Несите меня на руках, остолопы! Иначе сейчас половину Кремля ограбят, а вторую сожгут!

Молодёжь ринулась ко мне, но была остановлена вставшей перед ними Аксиньей:

– Куда поскакали, ироды? Осторожно берите и не спешите!

После окрика няньки рынды разбились на пары. Первая аккуратно сцепила руки в замок, а вторая посадила меня на специфическое сиденье. Обнял две мощные шеи, и наша процессия двинулась наружу.

Я давно сгорал от любопытства. Уж больно хотелось посмотреть на другие помещения. Следующей комнатой оказалась гостиная, где монарх отдыхал. Рядом расположены ещё две комнаты: для моления и гардеробная. Затем уже кабинет, приёмная и наконец коридор. Последний раз мне довелось побывать в Кремле лет десять назад, когда мы с детьми посетили экскурсию. Тем интереснее было наблюдать за отделкой дворца. По большому счёту ничего нового – то же обилие ярких цветов внутри и более скудная отделка коридоров.

У носилок уже стояли Голицын, Савва и пятёрка вооружённых мужчин весьма серьёзной наружности. Лица я не узнал, да и света здесь недостаточно. Только чадит пара ламп, да сквозь узкие окошки пробиваются скудные лучики солнца.

На анфиладе, проходящей по Теремному дворцу и соединяющей его с Золотой палатой, мне стало плохо. Организм просто отвык от воздуха, насыщенного кислородом, и в голове снова помутилось. Князь понял моё состояние и остановил рынд, хотевших поднять носилки. Постепенно пелена с глаз спала, дыхание выровнялось, и голова перестала кружиться.

– Несите, – даю команду.

Наша процессия тронулась по анфиладе. А я перестал глазеть по сторонам, начав готовиться к дальнейшим действиям. Уж больно пугающие звуки раздавались со стороны Соборной площади, до которой оставалось несколько десятков шагов. И вот поворот, показалась Грановитая палата с её специфической кладкой. Но здание закрывало происходящее внизу. Там как раз зычный мужской голос начал выдвигать условия.

Когда мы покинули Теремной дворец, я оценил хватку Голицына. Он умудрился перекрыть ход к царским покоям, грамотно выставив людей, которые сейчас шли впереди с самым решительным видом. Заодно к нам присоединилось ещё несколько воинов, ранее карауливших проход.

Наконец мы подошли к лестнице, ведущей к Золотой палате, и передо мной предстала волнующая картина.

Соборная площадь была забита народом. Солнце ещё не зашло, и позолоченные купола церквей играли яркими красками. Только внизу творилось форменное безобразие. Спиной ко мне стояло несколько женщин. Одна из них прижимала к себе мальчика в красивом кунтуше и шапочке, похожей на тюбетейку. Рядом, но как бы отдельно, расположились парень с невысокой девушкой в вычурных нарядах. Я уже знаю, кто это, и мне не надо смотреть на их лица.

На соседней лестнице, где в моё время находится арка Красного крыльца, расположился десяток дрожащих мужчин, скорее всего, бояр. Всё остальное пространство занимало людское море. И сейчас оно волновалось, но молчало, слушая зычного бородача в кафтане зелёного цвета. Странно, раньше я думал, что стрельцы носят исключительно красную и синюю форму.

Впрочем, народ соблюдал некую дистанцию, и перед обеими лестницами хватало открытого пространства. Ну и в первых рядах стояли более прилично одетые воины, щеголяющие кафтанами, отделанными тесьмой золотого и серебряного цветов. Оружие у них тоже отличалось красивой отделкой.

Рынды поставили кресло на пролёт выше женщин и встали по бокам. Чуть ниже расположились Голицын и пятёрка воинов. Толпа не сразу заметила меня, но постепенно пришло понимание происходящего, и по людским рядам пошёл тихий гул. Всё-таки белые одежды рынд не оставляют иных трактовок.

– Требуем наказать всех виновных и вернуть недоимки за…

Оратор запнулся и испуганно уставился на меня любимого. Вслед за ним повернули головы остальные, включая женщин и бояр.

– Царь! Царь! Царь! – сначала тихо, а затем всё громче и громче пронеслось над главной площадью страны.

– Жив, отрада наша! – вдруг заорал какой-то детина, пугая соседей, и рухнул на колени.

Постепенно за ним последовала вся толпа – и даже испуганные бояре. На ногах остались только мои здешние родственники и свита.

Приехали!

Глава 4

Над площадью повисла тишина, нарушаемая только шорохом одежды, редким кашлем и возгласами, раздававшимися из-за колокольни Ивана Великого. Народ продолжал подходить, и не все понимали, что происходит. Тишина не гробовая, а гнетущая. И я откровенно растерялся. Не учили меня выступать перед толпой, ранее я занимался совершенно иными делами.

– Феденька! – вдруг закричал мальчик и бросился ко мне. – Сказывали, что ты умер! А ты – живой! Здесь такое происходит!

Пацан уткнулся мне в плечо и заплакал. Начинаю поглаживать тёмные кудри своей настолько высохшей рукой, будто она принадлежит какому-то старику. Только пигментных пятен не хватает.

Кроме мыслей о состоянии тела, восставшего из мёртвых, пришли и другие. Мальчик меня спас, и я перед ним теперь в долгу. Вон и народ смотрит на сцену с чувством одобрения и трепета.

– Успокойся, Петруша, – произношу автоматически. – Всё будет хорошо.

Наверное, моё сознание уже слилось с прежней личностью царя. Иначе откуда у меня появились братские и даже отеческие чувства к незнакомому мальчику? Умом понимаю, что он мне чужой. Но душа просто болит при виде его слёз и переживаний. И до меня не сразу дошло, что сейчас я глажу по голове будущего императора и преобразователя.

Тут подошёл нескладный юноша и жалобно посмотрел на меня. Протягиваю правую руку и обнимаю дрожащего Ванечку, как я называю другого брата. Наверное, пора отказаться от роли зрителя и принять, что всё происходит именно со мной. Это моё тело, мои братья и моя держава!

– Стрельцы решили, что я тоже помер, – произнёс он ломающимся голосом. – В палаты вломились, мы все испугались! А ещё они…

Сначала я не разглядел, что за куча валяется между толпой и лестницами. Затем с трудом сдержал дрожь и рвотные позывы, заставив себя собрать волю в кулак. Ранее мне не приходилось видеть изрубленных людей, истекающих кровью. Причём голова одного из несчастных лежала сбоку, с укором глядя на мир остекленевшим взором. Постепенно в груди начала расти злоба и ненависть к убийцам, посмевшим совершить расправу на глазах у детей. Ивана я тоже считал ребёнком, несмотря на уже взрослые для этого времени годы.

– Вижу. Не думайте об этом. Брат теперь с вами, жив и здоров. Значит, всё наладится, – успокаиваю испуганных царевичей и обращаюсь к рындам: – У кого из вас голос звонче? Не буду же я кричать во всю Ивановскую[5], вернее, Соборную.

Парни застыли, явно не поняв вопроса. Тихо вздыхаю и начинаю пояснять:

– Митька, у тебя голос вроде громкий, – говорю встрепенувшемуся Голицыну. – Будешь доносить мои слова, аки глашатай.

Дождавшись кивка рынды, обращаюсь к людям:

– Чего собрались, православные? Праздник, какой или беда?

Рында ненадолго замер, а затем гаркнул так, что с колокольни взлетели голуби.

– Что ж ты делаешь, ирод! Оглушил совсем! – шиплю на князя.

– Что ж ты делаешь, иро… Ой! – загорланил рында, не разобравшись в ситуации, но получил тычок от кого-то из более сообразительных товарищей.

Петя захихикал, ему вторил Ваня. Я и сам хотел рассмеяться, если бы не трупы, лежащие метрах в двадцати от нашей весёлой компании.

Народ тем временем особо не реагировал, находясь в полнейшей прострации. Разве что забегали глазки у некоторых персонажей из первого ряда.

А мне начало становится хуже. В голове зашумело, и подступила мерзкая слабость. Я пока не готов к таким нагрузкам. Плохо, что вариантов особо нет. Либо оставить всё как есть, либо взять ситуацию в свои руки. Поэтому будем терпеть.

– Ваня, отведи Петрушу в покои. Нечего вам здесь более делать. Коли будут силы, увидимся после вечерни. Либо уже завтра.

Провожу рукой по непослушным кудрям братишки и отдаю ему упавшую шапку.

– Несите меня вниз, – приказываю рындам и тут же добавляю: – Носилки здесь оставьте, бестолочи. Как вы их там ставить будете? Поперёк? Кресло только тащите.

Парни подняли импровизированный трон и понесли его на нижний пролёт лестницы. Я же рассматривал женщин, чьи испуганные лица преисполнились надеждой и облегчением. Немного резанул макияж, делавший дамочек похожими на Марфушу из «Морозко». Шучу, но уж больно специфическое зрелище получилось. Сразу пришло воспоминание, что европейская косметика, которой пользовались высокопоставленные дамы, фактически являлась ядом. При её изготовлении использовался мышьяк и прочая гадость. Брр! Но об этом позже.

– Матушка, – обращаюсь к круглолицей и невысокой женщине. – Идите с сёстрами в палаты.

Царица вымучено улыбнулась, благодарно дотронулась до моей руки и двинулась наверх. У нас действительно отличные отношения, выдала память. У меня пока небольшой рассинхрон между реакцией тела и мозга. Информация о людях и событиях приходит с запозданием. Оттого я немного подвисаю, как старый компьютер. Надеюсь, что все странности спишут на болезнь. Ведь теоретически Фёдор должен был считать мачеху врагом. Да и клан Нарышкиных не скрывал своих намерений посадить на трон Петра вместо Ивана. Плюс традиционное соперничество в семьях такого уровня. Здесь же действительно настоящая любовь между членами семьи.

За Натальей Кирилловной последовали Евдокия, Марфа, Екатерина, Мария и Феодосия. Кроме младшенькой Натальи, бунтовщики заставили выйти из дворца всё царское семейство. На сестёр я тоже смотрел с любовью, и они отвечали мне радостными взглядами. Чувствовалось, что девицы хотят задать много вопросов, но понимают сложность ситуации.

На площадке осталась только та самая независимая особа с хмурым взглядом.

– Софьюшка, тебе нужно отдельное приглашение? – спрашиваю елейным тоном. – Так чего встала? Не переживай, мы без тебя справимся.

Девушка сверкнула глазами, но, сделав лёгкий поклон, устремилась за остальными.

А ведь это проблема. С Софьей у меня тоже хорошие отношения. Но недавно начались разногласия, а до этого я относился к ней, как к остальным родственникам. Сестра вдруг начала проявлять норов и пытаться лезть не в свои дела. Что недопустимо, вернее, просто не воспринимается здешним обществом.

В нынешние времена женщина – это просто вещь с детородной функцией. И это не оскорбление, а констатация факта. Встречаются экземпляры, пытающиеся играть в политику или помыкающие мужьями, но редко. Царским дочерям особенно тяжело, им даже замужество не светит. Они изначально лишены счастья материнства и обречены на одиночество. Однако мне сейчас не до страданий девиц из рода Романовых.

– Выборных сюда, – командую стрельцам.

Ко мне сразу подошли три стрельца, включая крикливого бородача, и, низко поклонившись, снова рухнули на колени. «Это Россия», – пришло в голову выражение одного смешного политика из моего времени.

Меня поразило, что толпа вооружённых мужиков, недавно грабившая и убивавшая людей, бухнулась на колени при виде царя. А вот сущность Феди даже не думала удивляться. Для него подобное поведение – норма. Подданные провинились, и государь вправе их наказать. Более того, у монарха не было даже мысли, что народ не подчинится. Как тут не стать деспотом и садистом? Может, поэтому Пётр не смог сдерживать свои порывы в рамках разумности. Я ведь могу приказать казнить любого. И ведь подчинятся, а большая часть побежит исполнять приказ, обгоняя друг друга.