скачать книгу бесплатно
– И эти тоже, но назывались и другие имена, – ответил Виктор Леонидович. – Месяц назад агент сообщил, что организация готовит террористический акт в отношении государя, подробности выяснить ему не удалось. Тогда было решено арестовать ядро заговорщиков немедленно. С этой целью была проведена операция в Лисьем замке. На место приехало два жандармских взвода, поскольку по данным от агента, замок тщательно охранялся вооружёнными до зубов боевиками. Однако по факту в бастионе обнаружилось лишь двенадцать человек и жандармский агент.
– Но газеты писали про жертвы с двух сторон? – снова вставил вопрос Терентьев.
– Газеты много что писали, но об этом позже… В той операции был только один погибший – агент. И с его смертью тоже не всё понятно. Он не то сам застрелился, не то ему в этом помогли. Двенадцать же арестованных были подвергнуты многократным допросам, и все они отрицали существование какой бы то ни было тайной организации и в один голос утверждали, что являлись частными гостями профессора Вер-Вольфа. Профессор якобы председательствовал в историко-философском клубе, который раз в пару недель проводил в Лисьем замке что-то вроде игры в театральные шарады. Участники разыгрывали исторические заседания или судебные процессы, пересматривая их итоги в контексте различных философских учений. В университете, которому принадлежит замок, информацию о клубе и игрищах полностью подтвердили. Арестованных собирались уже отпускать, но тут в газетах стали публиковаться статьи. Жандармские кинулись выяснять источник, но, как вам уже известно, господа, со всеми журналистами что-то происходило, а кроме них в газетах никто не знал информатора. Тогда статьи показали членам Капитула, и только что всё отрицавшие люди начали каяться и признавать себя виновными в заговоре.
– А другие участники заговора, упомянутые в статьях? – спросил Руднев.
– Остальные оказались «мертвыми душами». То есть все эти люди существовали, и род их занятий соответствовал описанному, но все они умерли, причём давно. Самая поздняя смерть была три года назад.
Виктор Леонидович замолчал и стал переводить внимательный взгляд с одного слушателя на другого.
– И что же было дальше? – прервал молчание Терентьев.
– А дальше, собственно, ничего и не было. Жандармские, военные и… другие службы кинулись выяснять, что же это был за морок. И поскольку каждая из этих служб сама оказывалась под подозрением либо в некомпетентности, либо в провокации, расследование забуксовало. Погоны и петлицы – все крайне заинтересованы не раскачивать лодку. Следствие идёт ни шатко, ни валко, завязая ногами в бюрократическом болоте. Члены Капитула сидят по одиночкам: четверо в Москве и шестеро в столице. Их допрашивают, устраивают очные ставки. Они повторяют написанное в газетах и не называют никаких новых имён.
– Каким образом в эту историю оказался замешан Вяземский? – спросил Дмитрий Николаевич.
– Не знаю, – в голосе невозмутимого Виктора Леонидовича прозвучала досада и сожаление. – В последнее время он выполнял особое поручение по выявлению германских шпионов в России. Большего я сказать вам не могу. Зачем ему вдруг понадобились документы по делу Вер-Вольфа – понятия не имею.
В кабинете снова воцарилось молчание.
Наконец Терентьев деловито спросил
– Вы хотите поручить нам расследование мистического заговора?
– Да, – ответил Виктор Леонидович. – А также я надеюсь, что по ходу дела вами будет установлен убийца Павла Сергеевича и покуситель на жизнь Дмитрия Николаевича.
Терентьев переглянулся с друзьями, взглянул на начальника и задал другой вопрос, чётко выговаривая каждое слово.
– Виктор Леонидович, от чьего имени вы намерены дать нам это поручение?
Таинственный гость кивнул Кошко, тот вынул из папки бумагу и положил на совещательный стол.
– Извольте ознакомиться, – сухо произнёс он.
В бумаге значилось: «Нашим именным повелением приказываю привлечь к расследованию инцидента в Лисьем замке и других событий, имеющих к нему касательство, силы московского уголовного сыска. Руководство дознанием и ответственность за сохранность тайны оного возложить на статского советник Кошко А.Ф.». Ниже стояла дата третьего дня и подпись: «Николай».
– Предвосхищая ваши вопросы, господа, – невозмутимо заявил Виктор Леонидович ошарашенным друзьям, – Их величество своим именным повелением передал расследование в московский сыск по двум причинам. Во-первых, ваша контора совершенно чудесным образом умудрилась не замараться в этой истории, а стало быть, не имеет в ней своего интереса. А, во-вторых, государь прислушался к моей рекомендации в отношении Аркадия Францевича и изволил вспомнить кое-кого из его сыщиков и заштатных консультантов.
Кошко забрал именное повеление и убрал в папку.
– Какие у вас еще есть вопросы? – меж тем спросил таинственный рекомендатель, к чьим советам прислушивался сам государь. – Возможно, сомнения? Говорите, как есть, господа.
Руднев переглянулся с Терентьевым и Белецким и, заручившись их утвердительными кивками, сказал.
– Виктор Леонидович, мы сделаем всё, что в наших силах, чтобы оправдать оказанное нам доверие. Но уверены ли вы сами, что наших сил хватит? По вашим словам, на расследование уже кинуты ресурсы несравненно большие.
– Ресурсы у вас будут, – коротко произнёс Виктор Леонидович, и Аркадий Францевич выложил на стол ещё две бумаги.
Это были открытые листы с предписаниями оказывать всяческое содействие их предъявителям. Одна бумага была подписана военным министром, вторая – министром внутренних дел.
– Возьмите и при необходимости не стесняйтесь пользоваться, – заявил Виктор Леонидович, а после добавил тоном, однозначно означающим окончание разговора. – Надеюсь, господа, этого вам достаточно.
Глава 10
После беседы в кабинете начальника московского уголовного сыска друзья разделились.
Терентьев остался в конторе и принялся собирать воедино разрозненные дела о пропаже и гибели журналистов, изучая документы и разговаривая с агентами.
Белецкий намеревался сперва зайти к магистру эзотерических искусств Вершинину, узнать, нет ли у того новостей о Ютенштайнах, а после вернуться домой и подготовиться к предстоящей встрече с информатором Судейкиным. Для этих целей Анатолий Витальевич выдал Белецкому многотомную «летопись» славных дел клуба контрабандистов и велел выучить наизусть.
Руднев же направился в «Националь» на встречу со швейцарской заводовладелицей. Он был преисполнен решимости добиться от Атталь всей правды о странных откровениях Вяземского, а также намеревался перехватить инициативу в той непонятной и беззастенчивой игре, что вела эта женщина. Однако, когда швейцар распахнул перед ним сверкающую стеклянную дверь, Дмитрий Николаевич почувствовал, что душу его начинает охватывать давешние трепет и замешательство.
Злясь на себя за нелепое волнение и всеми силами призывая в себе профессионального сыщика, он подошёл к стойке портье и велел сообщить госпоже Атталь о своём визите. Портье подозвал коридорного и уже начал наставлять того, когда на устланной коврами гостиничной лестнице появилась Шарлотта Атталь собственной персоной.
На ней было ярко-изумрудное бархатное платье с пышным золотистым атласным бантом на поясе. Волосы француженки украшала такая же золотистая лента, к которой на изумрудной заколке крепилось воздушное перо белой цапли. Эдакие яркие платья и перья в прическах только-только входили в моду в Европе, и московские модницы могли видеть их пока исключительно на страницах журналов, поэтому выход француженки вызвал интерес не только мужской аудитории, что было естественно при появлении несомненно красивой женщины, но и ажиотаж среди представительниц прекрасного пола. Дамы принялись рассматривать мадам Атталь с жадным любопытством и перешёптываться.
Француженку нимало не смущало такое повышенное внимание к её персоне. Казалось, что напротив, оно забавляло Шарлотту и доставляло ей нескрываемое тщеславное удовольствие. Лицо женщины светилось дерзкой весёлостью, глаза сияли игривым озорством.
Шарлотта увидела Дмитрия Николаевича, лучезарно ему улыбнулась и ускорила шаг.
– Я знала, что вы придёте, Дмитрий! – заявила она вместо приветствия с такой искренней радостью в голосе, что тому тоже вдруг стало легко и радостно.
Такой настрой никак не подходил к его планам на серьёзный разговор, но был, по крайней мере, куда как более приятен, чем обуревающее его за минуту до этого смятение.
Руднев склонился над протянутой ему почти по-дружески рукой и, пользуясь этой секундной заминкой, попытался решить, как же ему вести себя дальше, чтобы с одной стороны удержаться в рамках почти официальной беседы, а с другой – не оттолкнуть Шарлотту. Последнего он, надо признаться, опасался не только потому, что боялся лишиться ценного свидетеля, но и по причинам глубоко личным.
Будто почувствовав его колебания, мадам Атталь решительно взяла Дмитрия Николаевича под руку и потянула за собой:
– Не откажите выпить со мной кофе! – попросила она с настоятельной ноткой в голосе. – В это время я всегда пью кофе. Здесь подают восхитительные g?teaux (фр. пирожные)!
И француженка направилась в ресторан, увлекая за собой Руднева.
Важный, что твой генерал, метрдотель проводил их к столику, поинтересовался у Руднева, изволит ли барин пить кофий или прикажет подать ему чаю, а у Шарлотты – желает ли мадам попробовать какой-то там новый кондитерский изыск с мороженой рябиной и сбитыми сливками, и, получив ответы, величественно удалился.
Как только они остались наедине, Атталь снова заговорила:
– Надеюсь, вы не обиделись на меня за вчерашнее, Дмитрий? Я была… как это вы говорите?.. сама не для себя.
– Сама не своя, – поправил Руднев. – Боюсь, Шарлотта, это мне нужно просить у вас прощения за свою резкость. Поверьте, я сожалею, что мои слова могли показаться вам неучтивостью с моей стороны.
– Вы считаете себя передо мной виноватым, Дмитрий? – француженка кокетливо наклонила голову набок, и в глубине ей синих глаз блеснул лукавый огонёк. – С вашей стороны было очень неосторожно признаваться в этом! Я потребую компенсацию!
– Надеюсь, вы потребуете то, что в моих силах, – улыбнулся в ответ Дмитрий Николаевич.
– О, да! Вполне! И смею надеяться, это доставит вам удовольствие!
Шарлотта держала паузу ровно столько, чтобы Руднев успел додумать её фразу до крайне фривольной трактовки, смутится этим, придушить в себе вольнодумное подозрение и ещё больше смутиться внезапного целомудрия своей реакции. Очевидно, довольная произведенным эффектом, француженка пояснила:
– Я бы хотела, чтобы вы нарисовали мой портрет. Вы можете это сделать?
– Я и сам хотел просить вас об этом, – ответил Дмитрий Николаевич, с отчаянием понимая, что Шарлотта полностью держит разговор в своих руках, и ему никак не удается направить его в нужное русло.
Тут подскочил официант с кофе и пирожными, и едва он отошёл, Руднев перешёл в контратаку.
– Если позволите, Шарлотта, я бы хотел вернуться к нашей вчерашней беседе, – сказал он, старясь, чтобы его интонация балансировала между строгостью и доверительностью. – Вы рассказали мне весьма странную историю. И я даже не знаю, что меня в ней больше удивляет, содержание или факт того, что связанный присягой офицер якобы разболтал вам государственную тайну. Прошу вас, Шарлотта, расскажите мне правду. Мне крайне важно узнать, чем занимался Павел Сергеевич последнее время. Это может помочь мне выйти на след его убийц.
Мадам Атталь посмотрела на собеседника с насмешкой.
– Вы, русские, поражаете нас европейцев своей… как это?.. incohеrence (фр. безалаберностью, несогласованностью), – произнесла она ядовито. – Если вы, Дмитрий, работаете на полицию, а le prince Paul служил в армии, почему вы спрашиваете о его делах у его любовницы? Спросите его le gеnеral (здесь фр. командира)! Он же должен знать! Или армия не доверяет полиции? Или вы не доверяете армии?
– Я не знаю, кому могу доверять, – честно ответил Руднев.
– Значит, вы и мне не доверяете?
– Видимо, всё-таки доверяю, раз пришёл к вам с вопросами.
Шарлотта помолчала, внимательно вглядываясь в своего собеседника. Потом со вздохом произнесла:
– И напрасно, Дмитрий! У меня более чем достаточно причин не дружить с русской полицией. Ваши de satrapes (фр. сатрапы) считают, что у меня носик в перьях.
– Что? – озадачено переспросил Руднев.
– Как у лисы, которая таскает кур, – объяснила француженка.
– А!.. Правильно говорить: «Рыльце в пушку».
– Пусть так! Не важно! Смысл не меняется! Для ваших властей я n'est pas fiable (фр. неблагонадёжная). И раз так, я не хочу помогать полиции!
– Так мне помогите! Я не служу в полиции.
Мадам Атталь поджала губы и прищурилась.
– Вы знаете эту грязную историю, Дмитрий? – холодно спросила она.
– Вы говорите о том, что вас подозревали в попытке устранить конкурента? Знаю.
– И что вы об этом думаете?
– Я думаю, что к убийству Вяземского это не имеет отношения.
– Но ведь вы хотите знать, была ли я виновата?
– Не хочу!
– Vous ?tes un mauvais menteur! (фр. Вы плохой обманщик!) Но, как скажете!
Шарлотта сделала безразличное лицо и полностью сосредоточилась на шедевре из бисквита, крема, безе и фруктов.
– Помогите мне, Шарлотта, – повторил Руднев тихо. – Я прошу вас!
Француженка отложила серебряную вилочку на край тарелки и принялась теребить салфетку.
– Je veux pas vous mentir (фр. Я не хочу вам врать), – произнесла она, глядя в сторону.
– Alors ne le fais pas. (фр. Так и не делайте этого).
Мадам Атталь вскинула на Руднева свои сапфировые глаза.
– Хорошо! – решительно заявила она. – Я постараюсь быть искренней… Если ты, Дмитрий, просишь об этом.
От этого внезапного перехода на «ты» и недвусмысленно обозначенной уступчивости его просьбе Дмитрий Николаевич почувствовал, что снова теряет твердую почву под ногами. Ещё никогда ему не было так сложно разговаривать с женщиной. С трудом преодолев замешательство и не поддаваясь искушению тоже назвать Шарлотту на «ты», он спросил:
– Что вам на самом деле известно о делах Вяземского? И что там за история с похищенным документом?
– Похищенный документ на самом деле был… – неохотно начала рассказывать Шарлотта. – Но с этим документом всё… на другую сторону…
– Наоборот? – догадался Руднев.
– Да, именно так! Наоборот…
– В каком смысле?
– В том смысле, что не Paul рассказал мне о нём, а я ему рассказала.
Дмитрий Николаевич откинулся на спинку стула, и лицо его приняло крайне скептическое выражение.
– Хотите сказать, что вам каким-то образом стало известно про похищенный из царской канцелярии документ? – спросил он недоверчиво.
– А что вас на этот раз смущает? – с вызовом парировала француженка.
– Откуда вы могли узнать о таком казусе, Шарлотта? Это должна быть крайне засекреченная информация.
– Даже самая секретная информация иногда отрывается от языка! – фыркнула Атталь.
– И вы назовёте мне того, у кого сорвался с языка такой секрет?
– Конечно, назову! – небрежно пожала плечам Шарлотта. – У полковника Уварова. Знаете такого?
– Фёдор Борисович Уваров? Глава Кавказского окружного интендантского управления? Да, я его знаю.
Скепсис Руднева сменился напряжённой заинтересованностью, но он не подал вида.
– При каких же обстоятельствах полковник рассказал вам про документ? – ровно спросил он.
– On a un intеr?t commercial commun (фр. Нас объединяет коммерческий вопрос), – объяснила заводовладелица. – Мои предприятия кое-что поставляют для нужд Кавказского фронта. Естественно, что le contrat (фр. контракт) требует определенной благодарности с моей стороны…
Цинизм, звучавший в словах женщины, неприятно резанул Рудневу слух, а предположение о характере благодарности неожиданно всколыхнуло в его душе гневно-гадливую эмоцию по отношению к пройдохе-полковнику. Руднев внезапно понял, что окажись Уваров сейчас рядом, он бы с превеликим удовольствием влепил тому оплеуху, а потом с радостью бы принял вызов и пристрелил негодяя.
