Стихотворения. Поэмы. Маленькие трагедии (сборник)

Часть вторая

Ты их узнала, дева гор,Восторги сердца, жизни сладость;Твой огненный, невинный взорВысказывал любовь и радость.Когда твой друг во тьме ночнойТебя лобзал немым лобзаньем,Сгорая негой и желаньем,Ты забывала мир земной,Ты говорила: «Пленник милый,Развесели свой взор унылый,Склонись главой ко мне на грудь,Свободу, родину забудь.Скрываться рада я в пустынеС тобою, царь души моей!Люби меня; никто донынеНе целовал моих очей;К моей постеле одинокойЧеркес младой и черноокойНе крался в тишине ночной;Слыву я девою жестокой,Неумолимой красотой.Я знаю жребий мне готовый:Меня отец и брат суровыйНемилому продать хотятВ чужой аул ценою злата;Но умолю отца и брата,Не то – найду кинжал иль яд.Непостижимой, чудной силойК тебе я вся привлечена;Люблю тебя, невольник милый,Душа тобой упоена…»Но он с безмолвным сожаленьемНа деву страстную взиралИ, полный тяжким размышленьем,Словам любви ее внимал.Он забывался. В нем теснилисьВоспоминанья прошлых дней,И даже слезы из очейОднажды градом покатились.Лежала в сердце, как свинец,Тоска любви без упованья.Пред юной девой наконецОн излиял свои страданья:«Забудь меня: твоей любви,Твоих восторгов я не стою.Бесценных дней не трать со мною;Другого юношу зови.Его любовь тебе заменитМоей души печальный хлад;Он будет верен, он оценитТвою красу, твой милый взгляд,И жар младенческих лобзаний,И нежность пламенных речей;Без упоенья, без желанийЯ вяну жертвою страстей.Ты видишь след любви несчастной,Душевной бури след ужасный;Оставь меня; но пожалейО скорбной участи моей!Несчастный друг, зачем не преждеЯвилась ты моим очам,В те дни, как верил я надеждеИ упоительным мечтам!Но поздно: умер я для счастья,Надежды призрак улетел;Твой друг отвык от сладострастья,Для нежных чувств окаменел…Как тяжко мертвыми устамиЖивым лобзаньям отвечатьИ очи, полные слезами,Улыбкой хладною встречать!Измучась ревностью напрасной,Уснув бесчувственной душой,В объятиях подруги страстнойКак тяжко мыслить о другой!..Когда так медленно, так нежноТы пьешь лобзания мои,И для тебя часы любвиПроходят быстро, безмятежно;Снедая слезы в тишине,Тогда рассеянный, унылыйПеред собою, как во сне,Я вижу образ вечно милый;Его зову, к нему стремлюсь,Молчу, не вижу, не внимаю;Тебе в забвенье предаюсьИ тайный призрак обнимаю.Об нем в пустыне слезы лью;Повсюду он со мною бродитИ мрачную тоску наводитНа душу сирую мою.Оставь же мне мои железы,Уединенные мечты,Воспоминанья, грусть и слезы:Их разделить не можешь ты.Ты сердца слышала признанье;Прости… дай руку – на прощанье.Недолго женскую любовьПечалит хладная разлука:Пройдет любовь, настанет скука,Красавица полюбит вновь».Раскрыв уста, без слез рыдая,Сидела дева молодая;Туманный, неподвижный взорБезмолвный выражал укор;Бледна как тень, она дрожала:В руках любовника лежалаЕе холодная рука;И наконец любви тоскаВ печальной речи излилася:«Ах, русский, русский, для чего,Не зная сердца твоего,Тебе навек я предалася!Не долго на груди твоейВ забвенье дева отдыхала;Не много радостных ночейСудьба на долю ей послала!Придут ли вновь когда-нибудь?Ужель навек погибла радость?..Ты мог бы, пленник, обманутьМою неопытную младость,Хотя б из жалости одной,Молчаньем, ласкою притворной;Я услаждала б жребий твойЗаботой нежной и покорной;Я стерегла б минуты сна,Покой тоскующего друга;Ты не хотел… Но кто ж она,Твоя прекрасная подруга?Ты любишь, русский? ты любим?..Понятны мне твои страданья…Прости ж и ты мои рыданья,Не смейся горестям моим».Умолкла. Слезы и стенаньяСтеснили бедной девы грудь.Уста без слов роптали пени.Без чувств, обняв его колени,Она едва могла дохнуть.И пленник, тихою рукоюПодняв несчастную, сказал:«Не плачь: и я гоним судьбою,И муки сердца испытал.Нет, я не знал любви взаимной,Любил один, страдал один;И гасну я, как пламень дымный,Забытый средь пустых долин;Умру вдали брегов желанных;Мне будет гробом эта степь;Здесь на костях моих изгнанныхЗаржавит тягостная цепь…»Светила ночи затмевались;В дали прозрачной означалисьГромады светлоснежных гор;Главу склонив, потупя взор,Они в безмолвии расстались.Унылый пленник с этих порОдин окрест аула бродит.Заря на знойный небосклонЗа днями новы дни возводит;За ночью ночь вослед уходит;Вотще свободы жаждет он.Мелькнет ли серна меж кустами,Проскачет ли во мгле сайгак, –Он, вспыхнув, загремит цепями,Он ждет, не крадется ль казак,Ночной аулов разоритель,Рабов отважный избавитель.Зовет… но все кругом молчит;Лишь волны плещутся, бушуя,И человека зверь почуя,В пустыню темную бежит.Однажды слышит русский пленный,В горах раздался клик военный:«В табун, в табун!» Бегут, шумят;Уздечки медные гремят,Чернеют бурки, блещут брони,Кипят оседланные кони,К набегу весь аул готов,И дикие питомцы браниРекою хлынули с холмовИ скачут по брегам КубаниСбирать насильственные дани.Утих аул; на солнце спятУ саклей псы сторожевые.Младенцы смуглые, нагиеВ свободной резвости шумят;Их прадеды в кругу сидят,Из трубок дым, виясь, синеет.Они безмолвно юных девЗнакомый слушают припев,И старцев сердце молодеет.

Черкесская песня

1«В реке бежит гремучий вал;В горах безмолвие ночное;Казак усталый задремал,Склонясь на копие стальное.Не спи, казак: во тьме ночнойЧеченец ходит за рекой.2Казак плывет на челноке,Влача по дну речному сети.Казак, утонешь ты в реке,Как тонут маленькие дети,Купаясь жаркою порой:Чеченец ходит за рекой.3На берегу заветных водЦветут богатые станицы;Веселый пляшет хоровод.Бегите, русские певицы,Спешите, красные, домой:Чеченец ходит за рекой».Так пели девы. Сев на бреге,Мечтает русский о побеге;Но цепь невольника тяжка,Быстра глубокая река…Меж тем, померкнув, степь уснула,Вершины скал омрачены.По белым хижинам аулаМелькает бледный свет луны;Елени дремлют над водами,Умолкнул поздний крик орлов,И глухо вторится горамиДалекий топот табунов.Тогда кого-то слышно стало,Мелькнуло девы покрывало,И вот – печальна и бледнаК нему приближилась она.Уста прекрасной ищут речи;Глаза исполнены тоской,И черной падают волнойЕе власы на грудь и плечи.В одной руке блестит пила,В другой кинжал ее булатный;Казалось, будто дева шлаНа тайный бой, на подвиг ратный.На пленника возведши взор,«Беги, – сказала дева гор, –Нигде черкес тебя не встретит.Спеши; не трать ночных часов;Возьми кинжал: твоих следовНикто во мраке не заметит».Пилу дрожащей взяв рукой,К его ногам она склонилась:Визжит железо под пилой,Слеза невольная скатилась –И цепь распалась и гремит.«Ты волен, – дева говорит, –Беги!» Но взгляд ее безумныйЛюбви порыв изобразил.Она страдала. Ветер шумный,Свистя, покров ее клубил.«О друг мой! – русский возопил, –Я твой навек, я твой до гроба.Ужасный край оставим оба,Беги со мной…» – «Нет, русский, нет!Она исчезла, жизни сладость;Я знала все, я знала радость,И все прошло, пропал и след.Возможно ль? ты любил другую!..Найди ее, люби ее;О чем же я еще тоскую?О чем уныние мое?..Прости! любви благословеньяС тобою будут каждый час.Прости – забудь мои мученья,Дай руку мне… в последний раз».К черкешенке простер он руки,Воскресшим сердцем к ней летел,И долгий поцелуй разлукиСоюз любви запечатлел.Рука с рукой, унынья полны,Сошли ко брегу в тишине –И русский в шумной глубинеУже плывет и пенит волны,Уже противных скал достиг,Уже хватается за них…Вдруг волны глухо зашумели,И слышен отдаленный стон…На дикий брег выходит он,Глядит назад… брега яснелиИ, опененные, белели;Но нет черкешенки младойНи у брегов, ни под горой…Все мертво… на брегах уснувшихЛишь ветра слышен легкий звук,И при луне в водах плеснувшихСтруистый исчезает круг.Все понял он. Прощальным взоромОбъемлет он в последний разПустой аул с его забором,Поля, где пленный стадо пас,Стремнины, где влачил оковы,Ручей, где в полдень отдыхал,Когда в горах черкес суровыйСвободы песню запевал.Редел на небе мрак глубокий,Ложился день на темный дол,Взошла заря. Тропой далекойОсвобожденный пленник шел;И перед ним уже в туманахСверкали русские штыки,И окликались на курганахСторожевые казаки.

Эпилог

Так Муза, легкий друг Мечты,К пределам Азии леталаИ для венка себе срывалаКавказа дикие цветы.Ее пленял наряд суровыйПлемен, возросших на войне,И часто в сей одежде новойВолшебница являлась мне;Вокруг аулов опустелыхОдна бродила по скалам,И к песням дев осиротелыхОна прислушивалась там;Любила бранные станицы,Тревоги смелых казаков,Курганы, тихие гробницы,И шум, и ржанье табунов.Богиня песен и рассказа,Воспоминания полна,Быть может, повторит онаПреданья грозного Кавказа;Расскажет повесть дальных стран,Мстислава[15] древний поединок,Измены, гибель россиянНа лоне мстительных грузинок;И воспою тот славный час,Когда, почуя бой кровавый,На негодующий КавказПодъялся наш орел двуглавый;Когда на Тереке седомВпервые грянул битвы громИ грохот русских барабанов,И в сече, с дерзостным челом,Явился пылкий Цицианов;Тебя я воспою, герой,О Котляревский, бич Кавказа!Куда ни мчался ты грозой –Твой ход, как черная зараза,Губил, ничтожил племена…Ты днесь покинул саблю мести,Тебя не радует война;Скучая миром, в язвах чести,Вкушаешь праздный ты покойИ тишину домашних долов…Но се – Восток подъемлет вой!..Поникни снежною главой,Смирись, Кавказ: идет Ермолов!И смолкнул ярый крик войны:Все русскому мечу подвластно.Кавказа гордые сыны,Сражались, гибли вы ужасно;Но не спасла вас наша кровь,Ни очарованные брони,Ни горы, ни лихие кони,Ни дикой вольности любовь!Подобно племени Батыя,Изменит прадедам Кавказ,Забудет алчной брани глас,Оставит стрелы боевые.К ущельям, где гнездились вы,Подъедет путник без боязни,И возвестят о вашей казниПреданья темные молвы.1821

Братья разбойники

Не стая воронов слеталасьНа груды тлеющих костей,За Волгой, ночью, вкруг огнейУдалых шайка собиралась.Какая смесь одежд и лиц,Племен, наречий, состояний!Из хат, из келий, из темницОни стеклися для стяжаний!Здесь цель одна для всех сердец –Живут без власти, без закона.Меж ними зрится и беглецС брегов воинственного Дона,И в черных локонах еврей,И дикие сыны степей,Калмык, башкирец безобразный,И рыжий финн, и с ленью празднойВезде кочующий цыган!Опасность, кровь, разврат, обман –Суть узы страшного семейства;Тот их, кто с каменной душойПрошел все степени злодейства;Кто режет хладною рукойВдовицу с бедной сиротой,Кому смешно детей стенанье,Кто не прощает, не щадит,Кого убийство веселит,Как юношу любви свиданье.Затихло все, теперь лунаСвой бледный свет на них наводит,И чарка пенного винаИз рук в другие переходит.Простерты на земле сырой,Иные чутко засыпают, –И сны зловещие летаютНад их преступной головой.Другим рассказы сокращаютУгрюмой ночи праздный час;Умолкли все – их занимаетПришельца нового рассказ,И всё вокруг его внимает:«Нас было двое: брат и я.Росли мы вместе; нашу младостьВскормила чуждая семья:Нам, детям, жизнь была не в радость;Уже мы знали нужды глас,Сносили горькое презренье,И рано волновало насЖестокой зависти мученье.Не оставалось у сиротНи бедной хижинки, ни поля;Мы жили в горе, средь забот,Наскучила нам эта доля,И согласились меж собойМы жребий испытать иной:В товарищи себе мы взялиБулатный нож да темну ночь;Забыли робость и печали,А совесть отогнали прочь.Ах, юность, юность удалая!Житье в то время было нам,Когда, погибель презирая,Мы все делили пополам.Бывало, только месяц ясныйВзойдет и станет средь небес,Из подземелия мы в лесИдем на промысел опасный.За деревом сидим и ждем:Идет ли позднею дорогойБогатый жид иль поп убогой, –Все наше! все себе берем.Зимой, бывало, в ночь глухуюЗаложим тройку удалую,Поем и свищем и стрелойЛетим над снежной глубиной.Кто не боялся нашей встречи?Завидели в харчевне свечи –Туда! к воротам, и стучим,Хозяйку громко вызываем,Вошли – все даром: пьем, едимИ красных девушек ласкаем!И что ж? попались молодцы;Не долго братья пировали;Поймали нас – и кузнецыНас друг ко другу приковали,И стража отвела в острог.Я старший был пятью годамиИ вынесть больше брата мог.В цепях, за душными стенамиЯ уцелел – он изнемог.С трудом дыша, томим тоскою,В забвенье, жаркой головоюСклоняясь к моему плечу,Он умирал, твердя всечасно:«Мне душно здесь… я в лес хочу…Воды, воды!..» – но я напрасноСтрадальцу воду подавал:Он снова жаждою томился,И градом пот по нем катился.В нем кровь и мысли волновалЖар ядовитого недуга;Уж он меня не узнавалИ поминутно призывалК себе товарища и друга.Он говорил: «Где скрылся ты?Куда свой тайный путь направил?Зачем мой брат меня оставилСредь этой смрадной темноты?Не он ли сам от мирных пашенМеня в дремучий лес сманил,И ночью там, могущ и страшен,Убийству первый научил?Теперь он без меня на волеОдин гуляет в чистом поле,Тяжелым машет кистенемИ позабыл в завидной долеОн о товарище совсем!..»То снова разгорались в немДокучной совести мученья:Пред ним толпились привиденья,Грозя перстом издалека.Всех чаще образ старика,Давно зарезанного нами,Ему на мысли приходил;Больной, зажав глаза руками,За старца так меня молил:«Брат! сжалься над его слезами!Не режь его на старость лет…Мне дряхлый крик его ужасен…Пусти его – он не опасен;В нем крови капли теплой нет…Не смейся, брат, над сединами,Не мучь его… авось мольбамиСмягчит за нас он божий гнев!..»Я слушал, ужас одолев;Хотел унять больного слезыИ удалить пустые грезы.Он видел пляски мертвецов,В тюрьму пришедших из лесов,То слышал их ужасный шепот,То вдруг погони близкий топот,И дико взгляд его сверкал,Стояли волосы горою,И весь как лист он трепетал.То мнил уж видеть пред собоюНа площадях толпы людей,И страшный ход до места казни,И кнут, и грозных палачей…Без чувств, исполненный боязни,Брат упадал ко мне на грудь.Так проводил я дни и ночи,Не мог минуты отдохнуть,И сна не знали наши очи.Но молодость свое взяла:Вновь силы брата возвратились,Болезнь ужасная прошла,И с нею грезы удалились.Воскресли мы. Тогда сильнейВзяла тоска по прежней доле;Душа рвалась к лесам и к воле,Алкала воздуха полей.Нам тошен был и мрак темницы,И сквозь решетки свет денницы,И стражи клик, и звон цепей,И легкий шум залетной птицы.По улицам однажды мы,В цепях, для городской тюрьмыСбирали вместе подаянье,И согласились в тишинеИсполнить давнее желанье;Река шумела в стороне,Мы к ней – и с берегов высокихБух! поплыли в водах глубоких.Цепями общими гремим,Бьем волны дружными ногами,Песчаный видим островокИ, рассекая быстрый ток,Туда стремимся. Вслед за намиКричат: «Лови! лови! уйдут!»Два стража издали плывут,Но уж на остров мы ступаем,Оковы камнем разбиваем,Друг с друга рвем клочки одежд,Отягощенные водою…Погоню видим за собою;Но смело, полные надежд,Сидим и ждем. Один уж тонет,То захлебнется, то застонетИ как свинец пошел ко дну.Другой проплыл уж глубину,С ружьем в руках, он вброд упрямо,Не внемля крику моему,Идет, но в голову емуДва камня полетели прямо –И хлынула на волны кровь;Он утонул – мы в воду вновь,За нами гнаться не посмели,Мы берегов достичь успелиИ в лес ушли. Но бедный брат…И труд и волн осенний хладНедавних сил его лишили:Опять недуг его сломил,И злые грезы посетили.Три дня больной не говорилИ не смыкал очей дремотой;В четвертый грустною заботой,Казалось, он исполнен был;Позвал меня, пожал мне руку,Потухший взор изобразилОдолевающую муку;Рука задрогла, он вздохнулИ на груди моей уснул.Над хладным телом я остался,Три ночи с ним не расставался,Все ждал, очнется ли мертвец?И горько плакал. НаконецВзял заступ; грешную молитвуНад братней ямой совершилИ тело в землю схоронил…Потом на прежнюю ловитвуПошел один… Но прежних летУж не дождусь: их нет как нет!Пиры, веселые ночлегиИ наши буйные набеги –Могила брата все взяла.Влачусь угрюмый, одинокий,Окаменел мой дух жестокий,И в сердце жалость умерла.Но иногда щажу морщины:Мне страшно резать старика;На беззащитные сединыНе подымается рука.Я помню, как в тюрьме жестокойБольной, в цепях, лишенный сил,Без памяти, в тоске глубокойЗа старца брат меня молил».(1822)

Бахчисарайский фонтан

Многие, так же как и я, посещали сей фонтан; но иных уже нет, другие странствуют далече.

СадиГирей сидел потупя взор;Янтарь в устах его дымился;Безмолвно раболепный дворВкруг хана грозного теснился.Все было тихо во дворце;Благоговея, все читалиПриметы гнева и печалиНа сумрачном его лице.Но повелитель горделивыйМахнул рукой нетерпеливой:И все, склонившись, идут вон.Один в своих чертогах он;Свободней грудь его вздыхает,Живее строгое челоВолненье сердца выражает.Так бурны тучи отражаетЗалива зыбкое стекло.Что движет гордою душою?Какою мыслью занят он?На Русь ли вновь идет войною,Несет ли Польше свой закон,Горит ли местию кровавой,Открыл ли в войске заговор,Страшится ли народов гор,Иль козней Генуи лукавой?Нет, он скучает бранной славой,Устала грозная рука;Война от мыслей далека.Ужель в его гарем изменаСтезей преступною вошла,И дочь неволи, нег и пленаГяуру сердце отдала?Нет, жены робкие Гирея,Ни думать, ни желать не смея,Цветут в унылой тишине;Под стражей бдительной и хладнойНа лоне скуки безотраднойИзмен не ведают оне.В тени хранительной темницыУтаены их красоты:Так аравийские цветыЖивут за стеклами теплицы.Для них унылой чередойДни, месяцы, лета проходятИ неприметно за собойИ младость и любовь уводят.Однообразен каждый день,И медленно часов теченье.В гареме жизнью правит лень;Мелькает редко наслажденье.Младые жены, как-нибудьЖелая сердце обмануть,Меняют пышные уборы,Заводят игры, разговоры,Или при шуме вод живых,Над их прозрачными струямиВ прохладе яворов густыхГуляют легкими роями.Меж ними ходит злой эвнух,И убегать его напрасно:Его ревнивый взор и слухЗа всеми следует всечасно.Его стараньем заведенПорядок вечный. Воля ханаЕму единственный закон;Святую заповедь КоранаНе строже наблюдает он.Его душа любви не просит;Как истукан, он переноситНасмешки, ненависть, укор,Обиды шалости нескромной,Презренье, просьбы, робкий взор,И тихий вздох, и ропот томный.Ему известен женский нрав;Он испытал, сколь он лукавИ на свободе и в неволе:Взор нежный, слез упрек немойНе властны над его душой;Он им уже не верит боле.Раскинув легкие власы,Как идут пленницы младыеКупаться в жаркие часы,И льются волны ключевыеНа их волшебные красы,Забав их сторож неотлучный,Он тут; он видит, равнодушный,Прелестниц обнаженный рой;Он по гарему в тьме ночнойНеслышными шагами бродит;Ступая тихо по коврам,К послушным крадется дверям,От ложа к ложу переходит;В заботе вечной, ханских женРоскошный наблюдает сон,Ночной подслушивает лепет;Дыханье, вздох, малейший трепет –Все жадно примечает он;И горе той, чей шепот сонныйЧужое имя призывалИли подруге благосклоннойПорочны мысли доверял!Что ж полон грусти ум Гирея?Чубук в руках его потух;Недвижим и дохнуть не смея,У двери знака ждет эвнух.Встает задумчивый властитель;Пред ним дверь настежь. Молча онИдет в заветную обительЕще недавно милых жен.Беспечно ожидая хана,Вокруг игривого фонтанаНа шелковых коврах онеТолпою резвою сиделиИ с детской радостью глядели,Как рыба в ясной глубинеНа мраморном ходила дне.Нарочно к ней на дно иныеРоняли серьги золотые.Кругом невольницы меж темШербет носили ароматныйИ песнью звонкой и приятнойВдруг огласили весь гарем:

Татарская песня

1«Дарует небо человекуЗамену слез и частых бед:Блажен факир, узревший МеккуНа старости печальных лет.2Блажен, кто славный брег ДунаяСвоею смертью освятит:К нему навстречу дева раяС улыбкой страстной полетит.3Но тот блаженней, о Зарема,Кто, мир и негу возлюбя,Как розу, в тишине гаремаЛелеет, милая, тебя».Они поют. Но где Зарема,Звезда любви, краса гарема? –Увы! печальна и бледна,Похвал не слушает она.Как пальма, смятая грозою,Поникла юной головою;Ничто, ничто не мило ей:Зарему разлюбил Гирей.Он изменил!.. Но кто с тобою,Грузинка, равен красотою?Вокруг лилейного челаТы косу дважды обвила;Твои пленительные очиЯснее дня, чернее ночи;Чей голос выразит сильнейПорывы пламенных желаний?Чей страстный поцелуй живейТвоих язвительных лобзаний?Как сердце, полное тобой,Забьется для красы чужой?Но, равнодушный и жестокий,Гирей презрел твои красыИ ночи хладные часыПроводит мрачный, одинокийС тех пор, как польская княжнаВ его гарем заключена.Недавно юная МарияУзрела небеса чужие;Недавно милою красойОна цвела в стране родной.Седой отец гордился еюИ звал отрадою своею.Для старика была законЕе младенческая воля.Одну заботу ведал он:Чтоб дочери любимой доляБыла, как вешний день, ясна,Чтоб и минутные печалиЕе души не помрачали,Чтоб даже замужем онаВоспоминала с умиленьемДевичье время, дни забав,Мелькнувших легким сновиденьем.Все в ней пленяло: тихий нрав,Движенья стройные, живыеИ очи томно-голубые.Природы милые дарыОна искусством украшала;Она домашние пирыВолшебной арфой оживляла;Толпы вельмож и богачейРуки Марииной искали,И много юношей по нейВ страданье тайном изнывали.Но в тишине души своейОна любви еще не зналаИ независимый досугВ отцовском замке меж подругОдним забавам посвящала.Давно ль? И что же! Тьмы татарНа Польшу хлынули рекою:Не с столь ужасной быстротоюПо жатве стелется пожар.Обезображенный войною,Цветущий край осиротел;Исчезли мирные забавы;Уныли селы и дубравы,И пышный замок опустел.Тиха Мариина светлица…В домовой церкви, где кругомПочиют мощи хладным сном,С короной, с княжеским гербомВоздвиглась новая гробница…Отец в могиле, дочь в плену,Скупой наследник в замке правитИ тягостным ярмом бесславитОпустошенную страну.Увы! Дворец БахчисараяСкрывает юную княжну.В неволе тихой увядая,Мария плачет и грустит.Гирей несчастную щадит:Ее унынье, слезы, стоныТревожат хана краткий сон,И для нее смягчает онГарема строгие законы.Угрюмый сторож ханских женНи днем, ни ночью к ней не входит;Рукой заботливой не онНа ложе сна ее возводит;Не смеет устремиться к нейОбидный взор его очей;Она в купальне потаеннойОдна с невольницей своей;Сам хан боится девы пленнойПечальный возмущать покой;Гарема в дальнем отделеньеПозволено ей жить одной:И, мнится, в том уединеньеСокрылся некто неземной.Там день и ночь горит лампадаПред ликом девы пресвятой;Души тоскующей отрада,Там упованье в тишинеС смиренной верой обитает,И сердцу все напоминаетО близкой, лучшей стороне;Там дева слезы проливаетВдали завистливых подруг;И между тем, как все вокругВ безумной неге утопает,Святыню строгую скрываетСпасенный чудом уголок.Так сердце, жертва заблуждений,Среди порочных упоенийХранит один святой залог,Одно божественное чувство……………………………………..…………………………………..Настала ночь; покрылись теньюТавриды сладостной поля;Вдали, под тихой лавров сеньюЯ слышу пенье соловья;За хором звезд луна восходит;Она с безоблачных небесНа долы, на холмы, на лесСиянье томное наводит.Покрыты белой пеленой,Как тени легкие мелькая,По улицам Бахчисарая,Из дома в дом, одна к другой,Простых татар спешат супругиДелить вечерние досуги.Дворец утих; уснул гарем,Объятый негой безмятежной;Не прерывается ничемСпокойство ночи. Страж надежный,Дозором обошел эвнух.Теперь он спит; но страх прилежныйТревожит в нем и спящий дух.Измен всечасных ожиданьеПокоя не дает уму.То чей-то шорох, то шептанье,То крики чудятся ему;Обманутый неверным слухом,Он пробуждается, дрожит,Напуганным приникнув ухом…Но все кругом его молчит;Одни фонтаны сладкозвучныИз мраморной темницы бьют,И, с милой розой неразлучны,Во мраке соловьи поют;Эвнух еще им долго внемлет,И снова сон его объемлет.Как милы темные красыНочей роскошного Востока!Как сладко льются их часыДля обожателей Пророка!Какая нега в их домах,В очаровательных садах,В тиши гаремов безопасных,Где под влиянием луныВсе полно тайн и тишиныИ вдохновений сладострастных!………………………………………Все жены спят. Не спит одна.Едва дыша, встает она;Идет; рукою торопливойОткрыла дверь; во тьме ночнойСтупает легкою ногой…В дремоте чуткой и пугливойПред ней лежит эвнух седой.Ах, сердце в нем неумолимо:Обманчив сна его покой!..Как дух, она проходит мимо.……………………………………Пред нею дверь; с недоуменьемЕе дрожащая рукаКоснулась верного замка…Вошла, взирает с изумленьем…И тайный страх в нее проник.Лампады свет уединенный,Кивот, печально озаренный,Пречистой девы кроткий ликИ крест, любви символ священный,Грузинка! все в душе твоейРодное что-то пробудило,Все звуками забытых днейНевнятно вдруг заговорило.Пред ней покоилась княжна,И жаром девственного снаЕе ланиты оживлялисьИ, слез являя свежий след,Улыбкой томной озарялись.Так озаряет лунный светДождем отягощенный цвет.Спорхнувший с неба сын эдема,Казалось, ангел почивалИ сонный слезы проливалО бедной пленнице гарема…Увы, Зарема, что с тобой?Стеснилась грудь ее тоской,Невольно клонятся колени,И молит: «Сжалься надо мной,Не отвергай моих молений!..»Ее слова, движенье, стонПрервали девы тихий сон.Княжна со страхом пред собоюМладую незнакомку зрит;В смятенье, трепетной рукоюЕе подъемля, говорит:«Кто ты?.. Одна, порой ночною, –Зачем ты здесь?» – «Я шла к тебе,Спаси меня; в моей судьбеОдна надежда мне осталась…Я долго счастьем наслаждалась,Была беспечней день от дня…И тень блаженства миновалась;Я гибну. Выслушай меня.Родилась я не здесь, далеко,Далеко… но минувших днейПредметы в памяти моейДоныне врезаны глубоко.Я помню горы в небесах,Потоки жаркие в горах,Непроходимые дубравы,Другой закон, другие нравы;Но почему, какой судьбойЯ край оставила родной,Не знаю; помню только мореИ человека в вышинеНад парусами…Страх и гореДоныне чужды были мне;Я в безмятежной тишинеВ тени гарема расцветалаИ первых опытов любвиПослушным сердцем ожидала.Желанья тайные моиСбылись. Гирей для мирной негиВойну кровавую презрел,Пресек ужасные набегиИ свой гарем опять узрел.Пред хана в смутном ожиданьеПредстали мы. Он светлый взорОстановил на мне в молчанье,Позвал меня… и с этих порМы в беспрерывном упоеньеДышали счастьем; и ни разНи клевета, ни подозренье,Ни злобной ревности мученье,Ни скука не смущала нас.Мария! ты пред ним явилась…Увы, с тех пор его душаПреступной думой омрачилась!Гирей, изменою дыша,Моих не слушает укоров,Ему докучен сердца стон;Ни прежних чувств, ни разговоровСо мною не находит он.Ты преступленью не причастна;Я знаю: не твоя вина…Итак, послушай: я прекрасна;Во всем гареме ты однаМогла б еще мне быть опасна;Но я для страсти рождена,Но ты любить, как я, не можешь;Зачем же хладной красотойТы сердце слабое тревожишь?Оставь Гирея мне: он мой;На мне горят его лобзанья,Он клятвы страшные мне дал,Давно все думы, все желаньяГирей с моими сочетал;Меня убьет его измена…Я плачу; видишь, я коленаТеперь склоняю пред тобой,Молю, винить тебя не смея,Отдай мне радость и покой,Отдай мне прежнего Гирея…Не возражай мне ничего;Он мой! он ослеплен тобою.Презреньем, просьбою, тоскою,Чем хочешь, отврати его;Клянись… (хоть я для Алкорана,Между невольницами хана,Забыла веру прежних дней;Но вера матери моейБыла твоя) клянись мне еюЗарему возвратить Гирею…Но слушай: если я должнаТебе… кинжалом я владею,Я близ Кавказа рождена».Сказав, исчезла вдруг. За неюНе смеет следовать княжна.Невинной деве непонятенЯзык мучительных страстей,Но голос их ей смутно внятен;Он странен, он ужасен ей.Какие слезы и моленьяЕе спасут от посрамленья?Что ждет ее? Ужели ейОстаток горьких юных днейПровесть наложницей презренной?О боже! если бы ГирейВ ее темнице отдаленнойЗабыл несчастную навекИли кончиной ускореннойУнылы дни ее пресек, –С какою б радостью МарияОставила печальный свет!Мгновенья жизни дорогиеДавно прошли, давно их нет!Что делать ей в пустыне мира?Уж ей пора, Марию ждутИ в небеса, на лоно мира,Родной улыбкою зовут.……………………………Промчались дни; Марии нет.Мгновенно сирота почила.Она давно желанный свет,Как новый ангел, озарила.Но что же в гроб ее свело?Тоска ль неволи безнадежной,Болезнь или другое зло?..Кто знает? Нет Марии нежной!..Дворец угрюмый опустел;Его Гирей опять оставил;С толпой татар в чужой пределОн злой набег опять направил;Он снова в бурях боевыхНесется мрачный, кровожадный:Но в сердце хана чувств иныхТаится пламень безотрадный.Он часто в сечах роковыхПодъемлет саблю, и с размахаНедвижим остается вдруг,Глядит с безумием вокруг,Бледнеет, будто полный страха,И что-то шепчет, и поройГорючи слезы льет рекой.Забытый, преданный презренью,Гарем не зрит его лица;Там, обреченные мученью,Под стражей хладного скопцаСтареют жены. Между нимиДавно грузинки нет; онаГарема стражами немымиВ пучину вод опущена.В ту ночь, как умерла княжна,Свершилось и ее страданье.Какая б ни была вина,Ужасно было наказанье!Опустошив огнем войныКавказу близкие страныИ селы мирные России,В Тавриду возвратился ханИ в память горестной МарииВоздвигнул мраморный фонтан,В углу дворца уединенный.Над ним крестом осененаМагометанская луна(Символ, конечно, дерзновенный,Незнанья жалкая вина).Есть надпись: едкими годамиЕще не сгладилась она.За чуждыми ее чертамиЖурчит во мраморе водаИ каплет хладными слезами,Не умолкая никогда.Так плачет мать во дни печалиО сыне, падшем на войне.Младые девы в той странеПреданье старины узнали,И мрачный памятник онеФонтаном слез именовали.Покинув север наконец,Пиры надолго забывая,Я посетил БахчисараяВ забвенье дремлющий дворец.Среди безмолвных переходовБродил я там, где, бич народов,Татарин буйный пировалИ после ужасов набегаВ роскошной лени утопал.Еще поныне дышит негаВ пустых покоях и садах;Играют воды, рдеют розы,И вьются виноградны лозы,И злато блещет на стенах.Я видел ветхие решетки,За коими, в своей весне,Янтарны разбирая четки,Вздыхали жены в тишине.Я видел ханское кладбище,Владык последнее жилище.Сии надгробные столбы,Венчанны мраморной чалмою,Казалось мне, завет судьбыГласили внятною молвою.Где скрылись ханы? Где гарем?Кругом все тихо, все уныло,Все изменилось… но не темВ то время сердце полно было:Дыханье роз, фонтанов шумВлекли к невольному забвенью,Невольно предавался умНеизъяснимому волненью,И по дворцу летучей теньюМелькала дева предо мной!..…………………………………..Чью тень, о други, видел я?Скажите мне: чей образ нежныйТогда преследовал меня,Неотразимый, неизбежный?Марии ль чистая душаЯвлялась мне, или ЗаремаНосилась, ревностью дыша,Средь опустелого гарема?Я помню столь же милый взглядИ красоту еще земную,се думы сердца к ней летят,Об ней в изгнании тоскую…Безумец! полно! перестань,Не оживляй тоски напрасной,Мятежным снам любви несчастнойЗаплачена тобою дань –Опомнись; долго ль, узник томный,Тебе оковы лобызатьИ в свете лирою нескромнойСвое безумство разглашать?Поклонник муз, поклонник мира,Забыв и славу и любовь,О, скоро вас увижу вновь,Брега веселые Салгира!Приду на склон приморских гор,Воспоминаний тайных полный, –И вновь таврические волныОбрадуют мой жадный взор.Волшебный край! очей отрада!Все живо там: холмы, леса,Янтарь и яхонт винограда,Долин приютная краса,И струй и тополей прохлада…Все чувство путника манит,Когда, в час утра безмятежный,В горах, дорогою прибрежной,Привычный конь его бежит,И зеленеющая влагаПред ним и блещет и шумитВокруг утесов Аю-дага…1823