Навьи сказки. Часть 1. Веснянка

– Что? Его все еще нет?

– Как видишь, нет.

– Максим Маркович велел Алексу наконец-то пройти медосмотр и приступить к своим служебным обязанностям.

– Он так и не появлялся.

– Почему Максима Марковича должны волновать обстоятельства, при которых его подчиненный не выполняет план?

– Потому что он наш начальник.

– Вот именно. Весь отдел, включая начальство, теперь вынужден брать на себя лишнюю работу.

– А что я могу сделать? Я ведь не Алекс. Пусть Маркович Алекса ищет.

– Но вы же вроде бы друзьями были, нет?

– Были, вроде бы. Только я все равно не понимаю, почему должен бегать за ним? Разыскивать. Это его проблемы. Ты Пашеньку спроси. Пашок?

– У?

– Что ты на это скажешь?

– Я-то тут при чем? У меня все в порядке. Комиссию прошел. Функционирую. С Алексом пусть Маркович сам разбирается. Он начальство, и хвосты крутить входит в его обязанности, а не мои.

Катя или Вера только и смогла хмыкнуть в ответ. Действительно, если дружба начинает напрягать, зачем такие друзья?

Детская машинка, грузовичок, наконец-то доставила почти пустой стаканчик до рабочего места Крыса. Перерыв заканчивался через три минуты. С завтрашнего дня Алекс наверняка будет уволен. Ну и плевать. Слишком дорого такая дружба обходиться начинает. К тому же настоящие друзья окружающих в свои проблемы не впрягают.

Глава 11

Я знаю, что многие любят петь в ванной комнате. Даже без особых вокальных данных получается довольно-таки прилично, благодаря акустике. Вот и стараются, хоть со слухом, хоть без. Я же (горе соседям моим, горе) люблю петь в ванной как можно ужасней. Не из злого умысла. Мне нравится, как по-разному может звучать мой голос и какие нечеловеческие звуки способен издавать. Бульканье и всхлипывание на басовых звуках. А если на высоких нотах пустить звук о стену, как мяч, он рассыплется на тысячу мелких бусин.

Ещё я люблю петь всякую околесицу. Обычные слова слишком стандартны, а вот отдельные слоги похожи на лесных птиц. Они могут взмывать вверх и падать камнями. Они будто параллельная музыкальная линия. Контрапункт к основной мелодии. Сочетание слогов прочерчивает линии на кафельном фоне. Я открываю воду. Постепенно, настолько увлекаюсь пропеванием слогов, что вхожу в транс. Мои слоги-птицы вылетают через слуховое окно на кухню. Бьют крыльями по воде в тазу. Я чувствую, как они выходят из-под моего контроля. Становятся все более материальными. Моё песенное баловство превращается в заклинание, смысл которого неясен мне самой. И я в испуге останавливаюсь. Птицы-слоги исчезают. Что это было? Бред или магия?

Иду на кухню. Включаю газовую плиту. Газ идёт, но конфорка не загорается. Не выключая её, ставлю чайник. Жду ещё минуту, а затем подношу к ней горящую спичку. Раздается небольшой пфырк. Вспышка… К счастью, меня не зацепило.

Расплата за волховство. Зачем я это сделала? Сама своими руками такую глупость? Нужно прекращать словестные эксперименты. Неизвестно до какого сумасшествия они могут меня довести.

Во входную дверь раздается стук. Дооралась.

– Кто там?

– Это сосед снизу. Извините, что беспокою. Откройте.

Я как-то не очень хорошо знаю своих соседей. В глазок тоже толком не рассмотришь, кто на площадке стоит. Но и терять-то мне особо нечего. «Сама дура виновата», – орала как резаная. Я бы на месте соседей вообще побоялась бы к такой идти. Соседу бонус за смелость – открыла дверь.

– Да?

– Вы нас заливаете. По стене на кухне водопад течет.

– Странно, у меня все краны в порядке. Можете сами зайти, посмотреть.

Ни капли. Возле таза пол сух. Даже в ванной я умудрилась не наляпать.

Мой сосед снизу оказался похожим на римлянина. На стойкого римлянина. Наверняка его предки несли пограничную службу где-то в районе Троянова вала, затем ассимилировались в даков Одесской области.

Римлянин похмыкал. Полез с газеткой под ванную. Смотал метра три сухой паутины (я говорила уже, что хозяйка я так себе?). В кухне, под раковной, паутины вышло метра два.

– Оно может еще между стенами протекать. Старые трубы.

Полез в вентиляционное отверстие (или как еще оно называется). Осветил фонариком изнанку дома. Ничего не прояснилось.

Безнадежный оптимист, он побежал на верхний этаж. Вспомнился старый анекдот: «Если ты затопил соседей, плюнь в потолок, скажешь – сверху натекло». Но наверху тоже было сухо. Полусонный пузатый дяденька вообще никак не мог понять, что от него хотят.

– Нет, ну идемте, вы сами увидите. Там просто водопад сегодня начался.

В квартире римлянина на аккуратно отремонтированной кухоньке сидела жена. По стене струились прозрачные воды. Вода текла ниоткуда в никуда. Мы сели на табуретки вокруг стола и стали ждать. Труп неведомого врага так мимо нас и не проплыл. Но потоп так же внезапно, как и возник, сам собой прекратился.

***

Алекс ещё долго шёл по ночной дороге, пока не услышал Её голос. Тихая, так младенцев качают, мелодия обрывалась внезапно и начиналась вновь. Ветер, от дерева к дереву, бегущий ночным зверем, останавливался у её ног. Она же продолжала петь. Время умолкало и становилось похожим на белое блюдце, по которому: «Яблочко-яблочко катилось, да всю правду показало. Кто ко мне прийдет? Кто меня найдёт? Можешь и не подсказывать, сама знаю. Вон идёт, молодой и высокий. Статный. Сильный. Улыбается, предвкушая встречу со мной».

Он же был – сын. Маленький ребёнок, которого привлекает материнская колыбельная песня.

Идеальная мать пела ему без слов. Алекс мог разобрать только мелодию. Так естественно звучит ветер в кронах деревьев. Так размеренно звучит ручей.

Постепенно он свернул с дороги. Канавы и рытвины, прикрытые придорожным кустарником. Затем – разросшийся древесный молодняк. Затем – полнейшая темнота: за ветви не проникал ни отблеск луны, ни отблеск того небесного звездного бархата, который помогает ориентироваться даже безлунной ночью. Но Алекс шёл уверенно, будто по торному пути. Материнская песня не давала подвернуть ногу в случайной канаве, запутаться среди ветвей.

Вскоре он вышел на поляну. К ней.

Макошь – богиня счастья и несчастья, покровительница озер и колодцев, заклинательница птиц, змей и жаб – Великая мать ждала его…

***

И все-таки соседи не дадут мне расслабиться. Часа через два после «водной истории» в парадной раздались крики. Весьма привычный для меня ор. Точка, точка, точка – три кратких матюка мужским басом. Тире, тире, тире – это уже проклятия женушки. Затем опять три матерные точки. Снова Коля с Анькой разорались. Почему-то они любят выяснять отношения не у себя в квартире, а обязательно должны выползти на лестничную клетку. Возможно, жена боится своего буйного благоверного и поэтому пытается выяснять отношения прилюдно. Но почему не сдаст его в больницу или не разведется? Садо-мазо? Эксгибиционизим?

Я жду полчаса. Скандал не стихает. Выйду-ка лучше на улицу. Длинный сарафан и сумочка-клатч. Вообще-то, клатчи должны быть узенькими маленькими сумочками. Мой же – квадратный мини-чемодан. Клатч-кирпич, в который я умудряюсь запихнуть все: от мобилки до расчески. Отчего он вполне может стать оружием в моих ловких руках. Пройти мне придется мимо скандалящей парочки. Но я особо и не боюсь.

Так и знала, на полпути к выходу мне пришлось столкнуться с широкой и потной спиной Колюни. Пока жена материлась, Колюня стоял посреди лестницы. Но вот (по-видимому, она что-то по его глазам поняла или, как животное, почувствовала) она внезапно с визгом заскочила в квартиру и закрыла дверь. Вовремя. Колюня накинулся на дверь с кулаками. Я думала, что вышибет. Нужно проскочить быстрее злополучный этаж. Но нет. Не успела. Коля развернулся ко мне. Н-да. Сумочка мне в обороне не поможет.

Глаза не отводить, но при этом и не пялиться слишком нарочито. Движения плавные, не поворачиваться спиной. Взгляд у соседушки какой-то дурашливый, ускользающий, но мне удалось наладить визуальный контакт. Отлично. Теперь включаю свой поставленный мягкий, но вкрадчивый голос. Профессионального заклинателя зверей, детей и сумасшедших. Голос звучит как свирель Крысолова. Сумасшедший плывет по волнам моего тембра. Я и сама толком не могу объяснить, что делаю и почему каждый раз поступаю именно так. Где я беру слова, чтобы уговорить его? Интуиция. Или опыт?

Вспомнился один неприятный эпизод из детства. Был у нас в школе один мальчик, клинический психопат. Бил детей ни за что, просто потому что рядом проходили. Загнал он нас с подругой однажды под лестницу. Рядом никого. Мы хоть и вдвоём, но при этом вдвое меньше его и младше. Я понимаю, что вот сейчас он будет нас бить. Причём насколько сильно изобъет, неясно. Возможно, даже убьёт. И ему будет абсолютно все равно, будем мы кричать или нет. Я понимаю, что ему даже понравится, если мы кричать будем. Сама не знаю как, но в ту минуту впервые включилась моя интуиция. Мой взгляд. Мой голос. Я взяла этого мальчишку в ладони моего взгляда. Голос будто колыбельную пел:

– Ведь ты хороший мальчик. Ты нас не обидешь (убежденно так, сама удивлялась). Мы сейчас выйдем отсюда, а ты нас пропустишь.

И он пропустил! Не тронул. Подруга потом долго смеялась надо мной. Называла «трусливой попой», но теперь я знаю, что вела себя именно так, как нужно с психопатами.

Коля смотрит на меня уже слегка растерянно. Скорее всего, он уже не помнит, зачем он здесь и что произошло. Что ему вообще от меня было нужно. Я уже не боюсь его, а просто вижу больного человека. Уже не уверенного в том, что необходимо выбивать дверь, за которой прижалась жена. Этот больной человек, как за спасательную ниточку, держится за наш разговор. Я по лестнице пробегаю мимо него. Колюня медленно идёт следом за мной. Я успеваю выскочить из парадной и завернуть за угол.

Вновь бесприютно придется мне гулять по размякшему в предлетней испарине городу. Боясь и желая в отражениях увидеть – кого? Да не ври себе… Алекса. Как он там все-таки?

Передо мной идёт парочка гламурных телочек. У них, по-видимому, все замечательно. Но потребность занять собой все отражающее пространство настолько велика, что телочки успевают ткнуться мордашками в каждую витрину, каждое зеркало. Мордашки с нарощенными ресницами, татуированными бровями. Такие не могут не понравится окружающим.

Мягкий звук шин притормаживащей машины. Белый Lexus неторопливо едет за ними. Вижу за рулём молодого смазливого паренька. Ну да! Типичная сцена подката. Сейчас начнется: «Девушки, а не подвезти ли вас в столь ранний час до ресторана». Девушки, по-видимому, тоже ждут подобного развития сюжета. Кокетливо переговариваются, не отрывая надолго взгляда от витрин. Останавливаются. Будто бы невзначай. Lexus остановился тоже. Паренёк выходит. Девушки уже явно заждались. Он быстрым шагом идёт к ним. Они уже повернулись, явно рассчитывая на знакомство. Но тут происходит неожиданное: парень проходит мимо милых барышень, даже не обращая на них внимания. Его взгляд всецело прикован к витрине. В этот момент замечаю, что там крутится на подставке, в отражении зеркал какая-то новейшая модель смартфона. Парень достает телефон:

– Алле, Макс, ты прикинь, сейчас в «Анубисе» выставили…

Продолжения разговора я так и не услышала. Он вошёл в магазин.

Это же надо, так из машины телефончик заметить! Девушки явно пригорюнились. Даже лоск свой слегка подрастеряли. Чего-то я не понимаю в современных нарциссических реалиях. Мне даже и не особенно смешно. Представила себе этот мирок гаджетовых аутистов лет через двадцать: «Молодая красивая женщина работает фрилансером. Ей нет никакой необходимости выходить из дому. Все её контакты в скайпе или в вайбере (или что там нового придумают). Она собирает лайки в инстаграмме. И от такого бурного общения у неё иногда болит голова. Два раза в неделю у женщины виртуальный секс в какой-то специализированной игре с видеокамерами. Её постоянный партнёр живёт на другом континенте, и она даже не хочет знать, мужчина это или женщина. Встречаются они уже недели три, а значит, игра затянулась и пора прекращать. От скуки… или потому что так принято (об этом сообщают сайты «Домашнего уюта») она заводит себе электронного ребёнка. Следит за его развитием и обучает речи. Но тут происходит ошибка. Ребенок может только, как попугай, воспроизводить список заученных фраз. Даже если это диалог. И в конце концов ей это надоедает. «Зачем вообще нужны эти дети?» – думает она и стирает родительскую программу со своего компьютера. Остаётся в полном одиночестве. Полнейшем. Но может ли его осознать? Здоровый человек!».

Вот это и страшно. Миллиарды сидящих в своих капсулах-переживаниях одиноких красивых людей. Э-э-эх, а намного ли я лучше? Что происходит за моей капсулой? С ним, с Алексом?

Я постепенно сворачиваю к его дому. Зайти не рискну, но надеюсь увидеть. Мысленно зову. Зов мой превращается в кокон. Истончается в чёрную иглу. Я мысленно вижу её. Все ближе и ближе ко двору. Но туда тоже не сверну. Он может увидеть меня из окна, и тогда все пропало… Накручивать круги по близлежащим улицам. Круги-шаги, круги-шаги. Шамань-крути. Жди. Придёт, придёт – чую: он тоже встречи ждёт…

Вдруг вижу, как возле пятиэтажки на углу появляется знакомая фигура. Да, это его футболка. Я знаю. Ошибиться не могу. Иду следом. Но почему-то боюсь догнать. И не из чувства вины или страха перед его обидой. Что-то меня в нем настораживает. Он доходит до конца квартала, останавливается возле дороги, разворачивается и машет мне рукой. Заметил. Теперь уже поздно убегать. Дойти шагов двадцать. Он улыбается. Зовет меня:

– Дианка, Дианка, я знал, что ты вернешься! Я ждал.

Раскрывает для объятий руки.

Только странная у него улыбка. И жесты странные. Не его мимика и пластика не его. Как будто актёра наняли Алекса играть. Но он продолжает ждать. Я, вместо того чтобы бежать, подчиняюсь. Подхожу.

– Привет.

Он прямо-таки встрепенулся навстречу ко мне. Я отступаю.

– Что ты как не родная?

Это уже странно совсем. После всего пережитого?

– Идем со мной. Я должен тебе кое-что важное показать.

Смеётся. Голос тоже как у плохого актёра. У Алекса голос другой был. Но это же Алекс. В моей голове всё смешивается. Реальность ускользает окончательно.

– Идем, идем, не бойся. Я тебя не обижу, глупая. Это у меня дома. Тебе понравится. Вот, только через дорогу нужно перейти…

Руки у него как у куклы. Палки на шарнирах. Хватает меня. Холодные, деревянные. Я вырываюсь… И неожиданно оказываюсь не возле городской дороги, а перед темным обрывом. На самом краю. Еще бы шаг – и вниз. Вокруг шумят деревья. Ночь. Какой-то лес. Лесопосадка? Парк? Вдалеке вдруг мелькает свет фар. Я иду ему навстречу, но не успеваю…

***

Святые одуванчики! В данной ситуации было бы логично в обморок упасть. Ну или с ума сойти. Или уже сошла? Нет. Тогда для меня все происходящее было бы нормой. Ну, Алекс какой-то странный. Ну, оказалась вдруг в лесу. Да хоть бы и на Венере. Так что мой шок – это хорошо. Я ещё подожду немного, прежде чем окончательно сбрендить. Переведу дыхание и разложу подробно для себя по пунктам: как мне отсюда выбраться. Паника – плохой советчик. Обмороки дома будут. Знать бы ещё, в какой стороне он, мой дом. А, вдруг я вообще где-то совсем уж далеко от Одессы? Нужно найти хоть какую-то дорогу. Дорога выведет на проезжую часть. На проезжей части, рано или поздно, будут указатели. Тогда все станет более-менее ясно. Тем более, что я видела свет фар, значит, машины здесь проезжают. Выйду. Найду попутку. Меня сейчас даже маниак на колесах особо не напугает. Боюсь, что наоборот. Та-ак. Ирония у меня тоже пока ещё не пропала.

Выгляжу я тоже симпатично. Разодранный рукав майки. В волосах какие-то листики и даже веточки. По штанине полезет кузнечик или саранча. Царица ночи. Или Царица леса. Постепенно успокаиваюсь. Если ещё минуту назад я неотрывно пялилась себе под ноги, то теперь моя походка становится плавной. Даже в полнейшей темноте я знаю, куда наступить, чтобы не вывихнуть ногу.

Обычно, если где-то невдалеке есть большой город, то свечение от него видно за километры. Но странно: чем ближе я подхожу к дороге, тем меньше мне хочется домой. Я постепенно растворяюсь в этом лесу. Шаг за шагом принимаю его в себя. Мне уже не страшно. Я – это все, что находится вокруг меня. Ветер сквозь меня пророс. И трава щекочет колени. Веточки в моих волосах похожи на маленькие рожки древнего лесного существа. Иду просто для того, чтобы идти, и каждое моё движение доставляет удовольствие. Чутье обостряется, как у лесного зверя. Птицы, ежики, змеи – всю живность, обитающую здесь, – всех их я чую. И ещё кого-то. Её. Не зверя, не человека. Вызванную мной, такую же часть всего окружающего, как и я. Но она находится не так уж близко. Ближе ещё что-то или кто-то.

Возле дерева что-то лежит. Какой-то предмет. Или кто-то. Я перестаю понимать… В этих очертаниях есть что-то неправильное. Что-то затхлое мне кажется при одном взгляде на него. Во рту появляется вкус тухлой воды.

То, что выглядело кучей мусора, оказалось мёртвым человеческим телом. Или, подождите, я знаю, что это – не мертвец. Сама я в эту ночь – существо, застрявшее между явью и навью, и он – такой же, но слаб. Я даже узнала его, прежде чем заглянула в лицо. Алекс. Он был без сознания. У меня это обстоятельство не вызвало ни шока, ни даже малейшего замешательства. Заклинательница прекрасно понимает, что делать.

Но тут между мной и им появилась эта сущность: жадное, прожорливое, не захотевшее довольствоваться одним своим пленником существо. Не знаю, каким оно представлялось Алексу, но передо мной возникла высокая старуха с голой обвисшей грудью и тусклым взглядом. Собачье вымя! Не тебе мне дорогу загораживать. Я вызвала тебя. Твоя госпожа пришла, чтобы забрать свое и вернуть вызванную тебя на место.

Вдруг ветер поднялся лесным стариком-великаном. Ветер подставил мне спину. Дал свою мощь.

Я чувствую себя вихрем, чувствую себя танцем. Чувствую себя свободной песней лесной.

– Посмотри-и-и, – пою, – посмотри мне в глаза.

Она не хочет. Она уже поняла, с кем связалась и что это противостояние будет губительным для неё. Но вырваться не в силах. Покоренная, глядит мне в глаза бесцветными бляшками.

Поют под ветром ветви. Трубами, флейтами пана. Я начинаю танца круг. Заклинаю, затанцовываю её, мавку, русалку, нежить болотную. Мы идем будто по начертанному: я – она, я – она. Слегка наклоняюсь к ней. Она, помимо воли, ко мне. Танец ускоряется. Ближе и ближе. Мы сами превращаемся в вихрь.

И тут я желаю чтобы она, чудище болотное, исчезла навсегда. Желание, как острая игла, вонзается ей в лоб:

– Вооооон!

Я чувствую эту силу, которая была со мной всегда. Которая помогала мне убаюкивать и заклинать. Петь и добиваться желаемого.

– Вооооон!

Старуха русалка вначале становится какой-то двухмерной. Наш танец останавливается. На мгновение она как бы зависает в воздушном пространстве. Порыв ветра проглатывает её беззубой пастью, как неясный дымок. Всё. Реальность возвращается.

***

А в реальности этой я, Дианка, в испачканной и подранной одежде стою над полумертвым телом когда-то любимого, а теперь просто жалкого человека. Клатч, кирпичную сумочку, я благополучно потеряла во время своих приключений, и теперь у меня нет денег даже для того, чтобы добраться домой. У меня нет мобильного, чтобы определить, где нахожусь, и вызвать хотя бы скорую.

К счастью, мой дорогой полутруп начинает подавать признаки жизни. Даже пытается встать. Но связной речи ещё нет. Потерпи, родной, я подставлю тебе хрупкое женское плечо, и поползем в поисках дороги. Это так по-нашему, по-простому, по-женски! Я тебя чуть не сгубила. Я же и спасла.

Впереди опять мелькает свет фар. Дорога близко. Мы выползаем на неё вовремя. Навстречу нам едет полицейский «бобик».

Мы доползаем до середины дороги, и машине приходится затормозить. Из неё долго никто не выходит. Я с Алексом на плече пытаюсь подойти поближе. Они что, боятся нас? Вы серьёзно? Господа, стражи… порядка… вашу мать.

Слышу реплику из-за приоткрытого окошка:

– Фу, блин, ещё одна. Посмотри, с этим…

Сразу догадываюсь, чего они испугались. Немудрено.

– Братья… эммм… во Христе. Мы свои. Православные.

– Перекрестись, девка

Я пытаюсь. Не очень, конечно, получается, но хоть как-то.

– Теперь он. Вурдалак какой-то…

– Это не вурдалак. Это – Алекс. Он – потерпевший, а я… свидетельница (ага, убийца всякой нежити, превысившая пределы необходимой самообороны: какая там у них по этому поводу статья?).

Алекс проявляет признаки оживления вовремя (вот что значит стимул, анализирует мой внутренний дефектолог). Чертит на себе тоже что-то похожее на крестное знамение.

– Ну, пожалуйста! Мы же люди! Вы же правохранители и обязаны… в конце-то концов!..

– О, раз «обязаны», значит, точно человеки нам на этот раз попались. Залезайте. Только мы и сами, как бы вам сказать, немного потерялись.

– Ничего, главное, мы в машине и на дороге. Выберемся без приключений. Я так чувствую.

Эпилог

Алекс вскоре пошёл на поправку. Я не сильно верю в чудесные исцеленья, но психическое здоровье ему удалось сохранить. Все списалось на нервный срыв. Действительно, мало ли что померещиться человеку может. Тем более что блуждания свои по лесу и прогулку в полицейским «бобике» он не помнит в упор. Приезжала пару раз его маменька. Изображала заботу. Но она неисправима, а я больше не намерена исправлять обстоятельства чьей-либо жизни.

Не знаю, как долго мы будем вместе. Одно скажу: я простила и, пока буду нужна, он сможет на меня рассчитывать. Если решит расстаться – расстанемся. Без обид с моей стороны. Как он заново учится принимать окружающий мир, так же заново учусь я… Не держать в себе обиды. Ни на кого. Себе ведь дороже обходится. Ведь и обычный человек способен на создание магии и мистики, которая может раз… и ему не подчиниться.

P.S. Ему осталось совершить еще несколько ритуалов, и эта гадкая тварь, поселившаяся между третьим и четвертым этажом, исчезнет навсегда. Запереть дверь своей комнаты, и полуглухая бабушка даже не догадается, чем занят Артур. Банку с болотной жижей он поставил на свой школьный стол. Неуместно смотрелся рядом учебник физики. Достал из-за пазухи газетку. Вынул из нее сушеную плакун-траву. Почувствовал, как пот течет по позвоночнику – вспомнил, что куртку забыл снять. Да и Бог с ней. Спички. Зажег цековную свечу. Закоптил над ней пучок плакуна: «Плакун, плакун! Плакал ты долго, а выплакал мало. Не кати свои слезы по чистому полю, не разноси свой вопль по синему морю. Будь ты страшен бесам и полубесам, да старым ведьмам киевским. Побегут от тебя прочь, закрой их в ямы преисподние. Будь мое слово при тебе крепко и твердо век веком. Аминь».

Раздался стук в дверь. Вздрогнул. Но это всего лишь бабуля:

– Артурочка, так ты уже дома?

– Да, бабушка, уже.

– Артурочка, а что же ты мне не сказал, что пришел?

– Не успел еще.

– Ты же знаешь, как я беспокоюсь, гадость такая.

– Говорю, что не успел.

– Иди кушать.

– Да, сейчас. Подожди.

– Дверь открой…

– Ну, баб…

– Дверь открой!

– Ну…

– Немедленно!!!

– Минуту.

– Что там у тебя пахнет?

– Ничего.

– А ну, быстро открыл! Поджигаешь что-то?

Как она запахи чувствует! Просто поразительно! Вроде бы и немощная, и старенькая, но, когда нужно (а особенно, когда не нужно ему, Артуру), проявляет прямо-таки сверхспособности. Вдруг бабуля и сквозь стены видеть может, просто Артуру об этом не говорит?

Быстро, быстро, свечу задул. Так ритуал свой не окончив.