скачать книгу бесплатно
После тщательного изучения набранных номеров и принятых вызовов в каждой трубке, он увидел один номер, который показался ему знакомым. Решив проверить мелькнувшую догадку, Черных нажал повтор. Ответил подполковник Зорин:
– Говори,– велел он.
Черных молчал.
Зорин дал отбой. Не прошло минуты, как чужая трубка в руках Черных заиграла, как умела, Моцарта. Теперь звонил Зорин.
Черных нажал кнопку приема, и, задерживая дыхание, хрипло проговорил:
– Я ранен, мы возвращаемся, все в порядке, деньги у нас.
– Я на месте,– ответил Зорин.
Черных отчетливо услышал металлический звук, похожий на звук спортивных снарядов.
Опять подумал: «Где это может быть? Где?»
Стал вспоминать, сколько спортивных комплексов существует в городе. Самый популярный – клуб «777». Потом «Олимпиец». Есть еще один, с бассейном и разными спа-примочками, название которого он не помнил. Вряд ли Зорин ходит хоть в один из них. Скорее всего, это ведомственный спортзал. Где он может находиться? И сколько времени остается у офицера запаса, чтобы спасти семью, если она еще у него есть?
«Думай, думай», – отдавал он себе команду, но после двух бессонных ночей мозг слушался плохо, соображал медленно. Наконец, Черных вспомнил, у кого можно спросить, где тренируется командный состав УВД.
Набрал номер, даже не взглянув на часы. Услышав сонный голос в трубке, Владимир Иванович извинился перед приятелем и спросил, где находится спорткомплекс.
– Ты на ночь глядя хочешь бицепсы подкачать?– спросонья пошутил приятель, но адрес назвал.
Черных, не прощаясь, дал отбой и завел машину.
Оставив джип за квартал от места, где находился спортзал, Черных обежал здание и обследовал его по периметру. Дверей было несколько, два окна светились на первом и одно на втором этаже.
Все двери были заперты, и Черных стал присматриваться к окнам. В это самое время из здания вышли двое мужчин, один из них был Зорин.
Подполковник уже сел в машину, когда Владимир Иванович легко подбежал к дверце и дернул ее на себя. В первую минуту Зорин не узнал его. Узнав, попытался открыть кейс, где лежало табельное оружие. Владимир Иванович не дал ему шанса, ударив кулаком в висок. Зорин отключился.
Очнулся подполковник в незнакомом месте. Была ночь, свет от уличного фонаря освещал комнату и какую-то немудреную мебель в ней. Подполковник попытался подняться, но потерпел неудачу. Ноги и руки у него были связаны.
Голос из угла комнаты задал вопрос:
– Где моя семья?
– А, это ты,– совсем не удивился Зорин. – Догадался?
– Повторяю вопрос: где моя семья?
– Там, откуда ты меня забрал, в спорткомплексе.
Они заключили хрупкое перемирие, и Зорин рассказал все, что знал о деле Черных.
Все ниточки заказного наезда на фирму Владимира Ивановича вели в мэрию. Мэр, у которого заканчивался второй срок избрания, присматривал себе свечной заводик, и в качестве альтернативы согласен был на фирму Черных.
Думал Владимир Иванович всегда быстро, принимал решения стремительно, а действовал молниеносно. Так было во время службы, так было в личной жизни и в бизнесе. Глядя сквозь темноту на Зорина, он понял, что нужно делать.
– Будешь сидеть здесь, пока я не освобожу своих девчонок.
Черных поднялся и вышел из комнаты. Хлопнула дверь, Зорин остался один.
Когда Владимир Иванович вернулся к спорткомплексу, ни одно окно уже не светилось. Он знал, что охранник в здании один, что у него есть рация и выход на охрану МВД. Обойдя спорткомплекс еще раз, Черных нашел распределительный щит, вскрыл его и отключил свет и связь в здании. Выбрав дверь с наветренной стороны, он сложил под ней небольшой костер, бросил в него запасное колесо от джипа, полил все бензином и поджег. Огонь весело вспыхнул и радостно лизнул резину.
Черный дым с копотью потянуло, как и предполагал Черных, во все окна и двери спорткомплекса. Как только охранник, встревоженный удушающей гарью, выглянул, Черных оглушил его и втащил в помещение. Быстро связал парня, закрыл дверь на засов и побежал искать дверь, за которой сидели его девочки. Нашел, прилепил пластид, установил взрывное устройство и подорвал преграду.
Дверь была сейфовой, на ее внутренней стороне был установлен магнитный взрыватель, о котором Зорин не предупредил: либо не знал, либо не захотел говорить. Черных не смог предотвратить неизбежное, устройство сработало, замигал датчик, отсчитывая секунды. Взрыв был направленного действия, у девочек не было ни малейшего шанса. За какую-нибудь долю секунды до взрыва мать успела накрыть собой дочь, и Юля выжила.
Следующие сутки Черных сражался за спасение дочери и только через сутки вспомнил о подполковнике Зорине. Когда вернулся к нему, тот лежал на полу в собственных испражнениях и не подавал признаков жизни. Черных брезгливо подошел к подполковнику, развязал его и понял, что Зорин без сознания.
Следующие сутки он ездил из одной больницы в другую, по очереди справляясь о здоровье дочери и парализованного Зорина. Когда подполковник пришел в себя и смог говорить, он сказал Владимиру Ивановичу, где искать печать и учредительные документы фирмы.
Вернув себе фирму, Черных точно знал, что патриот в нем умер вместе с женой. Сразу после ее похорон, Владимир Иванович свернул свой честный бизнес, купил билет на самолет в город-герой Одесса и встретился со своими однополчанами. Через несколько дней Владимир Иванович был собственником партии боеприпасов и ехал за товаром в Белоруссию, а еще через какое-то время занялся торговлей оружием, оставшимся на складах бывшего СССР и в странах Варшавского договора.
Так сложилось.
За эти годы мэр попал в аварию, его замы, хоть как-то мелькнувшие в истории Черных, сгинули: кто угорел в баньке, кто выпал с балкона.
После гибели жены Черных не женился, серьезных отношений ни с кем не заводил, собственно, женщин в его окружении больше не было, кроме дочери, но и ее он отправил в Швейцарию, где она сначала лечилась, потом училась, потом осталась жить, поэтому в Лозанну Владимир Иванович наезжал чаще, чем в родной город.
Год назад дочь навестила отчий дом и познакомилась с Валентином, который работал у Владимира Ивановича в охране. Как и полагается молодой неопытной барышне, Юля влюбилась.
…Дальше Альке было неинтересно. Она и так считала, что в рассказе о Черных было больше вымысла, чем правды. И сколько я ее не убеждала, что нет дыма без огня, она не соглашалась.
– Вась, ты посмотри, какие у него глаза,– показывая мне в сотый раз свадебное фото Валентина Решетникова, мечтательно говорила подруга.
– Глаза как глаза, ничем не хуже и не лучше многих других. Ты лучше посмотри, какие глаза у его тестя, жуть берет. Я бы на твоем месте крепко подумала, прежде чем соблазнять зятя.
Но думать, да еще крепко, Альке было не дано. Она жила эмоциями и импульсами. Импульс, как взрыв, тоже был направленного действия.
Для начала Алевтина стала искать места, где можно невзначай столкнуться с Юлей. Случай и тут ей помог.
Поруга столкнулась с женой Валентина в оздоровительном комплексе. Алька рассыпалась в комплиментах, спросила, как складывается у Юли семейная жизнь.
Потом Алька записалась на йогу, а Юля ездила на занятия лечебной гимнастикой и в бассейн. Юлия Решетникова была девушкой неразговорчивой, в силу своих физических недостатков. Похожа она была на отца, то есть, красотой не отличалась. Характер у нее, по всей видимости, тоже был отцовский, и поначалу Юля сдерживалась, не доверяла новой знакомой, но постепенно разговорилась. Если бы мне не были известны далеко идущие Алькины планы, я бы, пожалуй, даже приревновала ее к Юле.
Решетников часто встречал жену после занятий, пересекался, естественно, с Алькой в бассейне, и Алька возвращалась домой в таком состоянии, что мне приходилось ее отпаивать валерьянкой. Все эти танцы длились почти до конца сентября, и завершились полной Алькиной победой.
Мы с Алевтиной как раз ехали на зачет по гражданскому праву, когда на ее мобильном высветился незнакомый номер.
Алька, подняв бровь, показала мне дисплей и сказала:
– Спорим, это мне знакомый криминалист звонит? Обещал написать контрольную. Слушаю,– в трубку произнесла Алька и подпрыгнула, потом дернула меня за рукав, переместила очки с носа на макушку, поправила волосы, в общем, проделала массу ненужных движений. Я поняла, что дело серьезное, а поскольку за этот месяц ничего серьезнее Валентина Решетникова у Альки в голове не водилось, напряглась и стала слушать.
– Да, это я. Спасибо, что позвонили. А можно я с подругой приеду? Спасибо, будем.
Она положила трубку в сумку и посмотрела на меня как-то обреченно. Мне тогда показалось, что она испугалась.
Звонил референт Черных, чтобы пригласить Алевтину на юбилей шефа. Владимиру Ивановичу стукнуло пятьдесят. Алька значилась в числе Юлиных гостей.
На дворе заканчивался сентябрь, и я неожиданно подумала, что, значит, по гороскопу Владимир Иванович – Весы. Знак был хороший, с моей точки зрения, потому что подходил мне, а не Альке, которая была Овеном. Зная, что такие глупости мою подругу с толку не собьют, я все же спросила:
– И что ты будешь с ним делать, он же Весы?
– А мне не он нужен!
Я похолодела:
– Ты хочешь развести Валентина с Юлькой?
– Не сразу…
– Алевтина,– тщетно пыталась втолковать подруге я,– я понимаю, если бы Юля была здоровым человеком, но она инвалид! Она не соперница тебе.
– Не нагнетай,– отмахнулась подруга.
Взгляд у нее сделался рассеянный, отвечала на мои вопросы она как попало, по-моему, не слышала совсем. Когда мыслительный процесс у нее закончился, а длился он по Алькиным меркам вечность – минут пять, Алевтина Сумрай объявила, что она все уже спланировала, главное теперь – чтобы я ее не подвела.
– Аля, а при чем здесь я?
– А при том.
И Алька открыла мне стратегическую задачу: именно мне предстояло отвлечь на себя и обаять Черных. Тактический прием был старым как мир: наивная девочка, то есть я, должна попасть на глаза овдовевшему много лет назад оружейному барону. Он разглядит в ней, то есть во мне, что-то такое, от чего его душа моментально затоскует, и он поймет, что только со мной должен провести остаток своих лет, а лучше – дней.
Алька уже создала образ и даже подобрала мне мысленно наряд «а-ля Коко Шанель», женщина-мальчик. Ее не смущало, что Коко была жгучей брюнеткой, а я – бледной и светлой блондинкой, но это не главное.
Я еще могла согласиться с нарядом, но с ролью, которую мне предстояло сыграть, согласна не была, и пыталась сопротивляться, хотя сопротивляться Альке – все равно, что сопротивляться природному явлению.
– Вась, ты же видишь, я измучилась, я не сплю, не ем (все это была голая выдумка, Алька храпела в соседней комнате так, что мешала спать мне, и ела она с аппетитом, я сама видела), может, Валентин не стоит вовсе моих мук? Но это же нужно проверить, а? Что же мне теперь, всю жизнь по нему сохнуть? Ты хочешь, чтобы я в мумию превратилась?
Насчет сохнуть я бы тоже постеснялась. Где Алька, похожая на Ирину Отиеву в молодые годы, а где мумия. Долго нужно сохнуть. И я упиралась, сколько могла. Но тут Алевтина разревелась, что случалось за нашу с ней почти двадцатилетнюю дружбу только один раз, когда двое придурков отняли у нее велосипед и сделали на нем пару кругов вокруг дома. Алька орала, как резаная, из глаз ее сыпались крупные, как горох, злые слезы, так, что в конце истории придурки купили ей мороженое, лишь бы она заткнулась. Сейчас Аля плакала так жалостливо, что я сдалась.
– Ладно, рассказывай, что нужно делать.
– Да ничего! – вытерев пухлые щечки, оживилась подруга.
– Что, совсем ничего?
– Почти. Мы оденем тебя, как договорились, ты будешь скромной пай-девочкой, будешь сидеть одиноко в углу, а он, как хозяин вечера, заметит твою печаль и станет тебя развлекать.
– А если не заметит, а если не станет?– вредничала я.– Или, что еще хуже, кто-то другой заметит и станет? Тоже мне, нашлась Зигмунд Фрейд. Откуда ты вообще можешь знать, как он реагирует на одиноких скромных, всеми забытых девушек? Это полный бред, Аля, я тебя прошу, приди в себя.
Никакие доводы на Алевтину не действовали. Естественно, зачет по гражданскому праву она завалила.
До дня рождения Черных оставалось три дня. Эти дни я запомнила как самые ужасные из всех лет, проведенных бок о бок с Алевтиной Сумрай.
Алька таскала меня по бутикам и магазинам, подбирая наряды мне и себе. Я сбросила три кило, стерла пятки и порвала две пары колготок, а подходящих нарядов все не было. То размер был не тот, то цвет, то ткань, то цена, в общем, задуманное не осуществлялось, и я стала надеяться.
Надеялась я зря. Мало того, что мне пришлось тащиться на чужой праздник, так еще и в платье, купленном на Новый год. Оно было вполне приличным, в меру скромным, в меру стильным: бархат, шерсть и шифон. Нитка жемчуга, замшевые туфли под цвет платья – вот вам и вся Коко Шанель.
Алька, не жалея сил, готовилась к встрече с любимым, не забывая подлизываться ко мне.
Три оставшихся до юбилея дня она сама стояла у плиты, когда мы не носились по магазинам. Заваривала утром чай, потому что я не пью кофе, покупала мой любимый сыр к завтраку, на ужин готовила что-нибудь легкое, салаты все заправляла растительным маслом. Не знаю, как мне, а ей это пошло на пользу. Строгое платье нежного молочного цвета, которое она себе купила по случаю пятидесятилетия Черных, сидело на ней изумительно, подчеркивало и, в то же время, сглаживало округлости.
Чем ближе подходил день рождения Владимира Ивановича, тем больше я нервничала.
Представить себе, что нас ждет, если гениальный план Алевтины сработает, я не могла, хоть и старалась. Утешало одно: соблазнять мужчин я не умела. Не потому, что у меня не было опыта, хотя его действительно не было, но в основном потому что мне это занятие казалось не интересным и диким. Да и что значит, соблазнить мужчину? Затащить его в постель? Или в загс? То есть, главный вопрос, который меня при этом терзал: а смысл? Ни в загс, ни в постель с Черных я не хотела. Тогда зачем все это нужно? А если нужно, то почему так хлопотно?
С мужчиной вообще хлопот не оберешься. Если соблазнишь первый раз, то придется соблазнять его всю оставшуюся жизнь. А когда заниматься карьерой и детьми? Я была уверена, что если нет настоящей любви, то никакие ухищрения не помогут, соблазняй, ни соблазняй. Одной женщине приходится все время держать себя в форме, следить за лицом, руками, ногами, весом, а муж так и стреляет глазами по сторонам. А другая никаких усилий не прилагает, а любимый, как пуговица, всегда при ней.
Вся эта путаница у меня в голове и удерживала меня от многих соблазнов, в том числе и от мужчин. Мужчины тоже обходили меня стороной, видимо, я не умела держать свои мысли при себе. Зато у Алевтины в голове все было ясно и определенно, она видела перед собой цель и шла к ней.
Платье и туфли были куплены, украшения ждали своего часа, и Алька с утра перед юбилеем Черных отправилась в салон. Там ее мыли, скребли, гладили, обертывали в шоколад, массажировали, но вышла она из салона все такой же Алевтиной Сумрай, только с маникюром и педикюром, которого, кстати, никто не увидит, если только специально не показать. По всему было видно, что именно это она и собиралась сделать, то есть показать Валентину свой педикюр.
Меня все это время занимал один вопрос: как она это сделает, в смысле как Алька будет соблазнять Валентина на глазах у его супруги и ее грозного отца?
…Когда мы подъехали с Алькой к загородному дому, в котором Черных устраивал прием, мне показалось, что мы идем на эшафот. Вот сейчас мы пройдем сквозь строй стражников, потом поднимемся по лестнице на помост, толпа останется внизу, а впереди только плаха с палачом.
Палач был на месте. Плаху где-то маскировали до поры, до времени.
Сентябрь был солнечным, теплым. Участок, на котором находился дом, был огромным, с него открывался вид на речку. Черных стоял на высоком полукруглом крыльце усадьбы, широкоплечий, мощный, в светлом костюме, и встречал гостей. Волосы цвета «перец с солью», непроницаемый взгляд, ни намека на улыбку на загорелом лице.
Слева от него находился столик с фужерами и бокалами, официант тут же предлагал прибывшему напитки, тут же вручались букеты и подарки юбиляру, которые он откладывал направо, на другой столик.
Взглянув на Черных, я подняла к небу глаза и попыталась понять, как это Альке только пришло в голову, чтобы я его соблазнила. Он замораживал все живое вокруг себя в радиусе километра. Солнце пряталось, птицы замолкали, поднимался ветер. Как в «Слове о полку Игореве» перед битвой с татаро-монголами.
Алевтина произнесла какие-то слова, клюнула юбиляра в щеку, и тут же отошла, обшаривая взглядом толпу. Я, как парализованная, стояла столбом на ступеньках, глядя себе под ноги. Ноги не слушались.
Сзади напирали вновь прибывшие, а я не могла преодолеть несколько ступенек вверх. Владимир Иванович ждал. Мой страх его забавлял.
– Девушка, – позвал он меня.
– Здравствуйте,– пропищала я.
– Здравствуйте. Вы подруга Алевтины?
«Вежливый палач»,– подумала я и кивнула головой, стараясь не смотреть в его сторону.
– Поднимайтесь, проходите, я пока сыт и закусывать гостями буду не скоро, – подбодрил меня хозяин дома.
Я дотянула до официанта, схватила фужер с шампанским, прошмыгнула в дом и забилась в угол под лестницей на второй этаж, в зарослях редких растений. Мне повезло, здесь было уютно, стояла кушетка в стиле «ампир», а через остекленный фасад дома открывался отличный вид на лужайку, заставленную накрытыми белоснежными скатертями столами. На лужайке сновали официанты, музыканты, осветители и пиротехники.
Мне нужна была пауза для осмысления увиденного. Прижавшись спиной к спинке кушетки, будто в ожидании атаки противника, я поискала глазами подругу. Она мелькала среди гостей, и я стала с любопытством следить за ее передвижениями. Видно было, как Алька прокладывает себе путь к жене Валентина, Юле.
Юлина коляска стояла как раз на пути к столикам, и гости, отходя от юбиляра, натыкались на инвалидное кресло. Мужчины прикладывались к ручке, женщины что-то щебетали, я не слышала, что, только видела, как они фальшиво улыбаются. Светский раут, черт бы его побрал.