скачать книгу бесплатно
– Они что, сумасшедшие?! Конечно нет! Прикарманили их – и все дела. Тогда наша Юленька задумала сама создать собачий приют, санаторий и лечебницу в одном флаконе. Даже Никандров не выдержал ее слез и дал деньги. А мать барышня совсем затерроризировала. Да так этой сучке и надо! Не все ей выкачивать деньги из мужиков!
– А где этот собачий приют?
– Вон, слышишь? – Новиков указал в сторону, куда удалилась Юлия со своими питомцами.
Глеб прислушался. Действительно, оттуда доносился едва различимый разноголосый собачий лай.
– Еще хорошо, что территория большая, а то покою бы не стало от их брехни, – вздохнул начальник охраны. Он внимательно посмотрел на Глеба и погрозил ему пальцем: – Я заметил, что девчонка тебе понравилась. По-дружески советую: не увлекайся и держись от нее подальше. Не то она сделает тебе такую бяку, не обрадуешься! У нее же мозги набекрень… Недавно порезала новую норковую шубу Нелли Григорьевны. Юленька, видите ли, защищает бедненьких норок! Чтобы шкурки с них не снимали! Пусть резвятся себе на природе! А того не понимает, дурья голова, что если зверушек перестанут разводить на шкурки, они вообще не родятся. Для Нелли, конечно, невелик убыток: одной шубой больше, одной меньше – у нее этих шуб не перечесть! Но сам факт о чем говорит? И еще: не вздумай называть Усладу и Руслану Усей и Русей, иначе Юлия возненавидит тебя, как Никиту. Никита все время ее дразнит, хотя я уже не раз ему осторожно намекал: не стоит этого делать, можешь нарваться на крупную неприятность.
– Так ты взъелся на Юлию за Неллину шубу? – предположил Глеб.
– Что мне шуба! Если Нелли на нее начхать, то мне и подавно! Тут случилась история похлеще! Эта чумовая Юлия привезла откуда-то в своей машине больную собаку: вся в парше, стригущий лишай во всю спину. Грязнущая! Но собака домашняя, не бродячая, людей не боится. Наверное, жила в квартире, а потом где-то на прогулке подцепила лишай, разболелась… Хозяева проморгали, запустили болезнь, а потом сами перепугались, что заразит и детей, и их самих. Убивать жалко, лечить дорого, вот и выгнали пса на улицу. А Юлия где-то подобрала. Машину придется дезинфицировать. Выводит она этого заразного инвалида из «мерседеса» и протягивает мне поводок: «Погуляйте с ним, Олег Валерьевич, пока не приедет ветеринар. В приют его вести нельзя: как бы собачки мои не заразились. Пусть побудет пока у вас, как в карантине». Ну что поделать? Не пошлешь же хозяйскую дочку на три буквы! Хожу с этой лишайной псиной и думаю: куда ее девать? А она, говорю, домашняя, ласковая, так и норовит то лизнуть, то лапами обмусолить. На нее цыкнешь – отскочит на длину поводка, а потом опять за свое. Одет я был в новый, только что купленный дорогой костюм. Нелли любит, чтобы вокруг нее все было на высшем уровне. Заметил, как она ткнула меня за камуфляжные робы охранников? Я и боюсь, как бы собака своим лишаем не изгадила им брюки. Тут мне позвонили по мобильнику, разговор был очень важный. Я отвлекся, а псина подошла и стала тереться спиной о мою ногу: лишай у нее зачесался. Я опомнился и ахнул – все, брюки придется выбрасывать! Не сдержался и со злости треснул животину ботинком в бок, а Юлия увидела. Псина завизжала, а эта чума – вдвое громче: «Палач! Живодер! Убийца! Я попрошу отца, чтобы вас уволили!» И уволили бы!
– За собаку?! – не поверил Глеб.
– Не за собаку, а за Юленьку. Я же тебе говорил, вся в мать, такая же стерва. Если чего в голову взбредет, обязательно своего добьется – с печенками, но вырвет! Пришлось мне, боевому офицеру, идти к девчонке на поклон, унижаться, просить прощения… Плакался, мол, у меня тоже есть собака и две кошки. Если меня уволят, чем их кормить? Придется выгнать бедняжек на улицу. Собаку и кошек она пожалела. А на меня с тех пор все равно смотрит зверем. Обратил внимание: с тобой она поздоровалась, а мне даже не ответила? Вот то-то! Не обольщайся красивой внешностью, а зри в ядовитый корень!
Тем временем Юлия завершила кошачье-собачий променад вокруг дома и появилась со своей свитой с другой стороны. Только теперь, на обратном пути, ее не увлекала за собой гнедо-белая пара – она сама тащила на поводках упирающихся Усладу и Руслану, а кот Брут замыкал шествие. Отчаявшись побороть упрямство не желавших возвращаться в дом собачек и сочувствующего им кота, Юлия остановилась и по мобильнику вызвала аварийную бригаду в лице горничной:
– Лида, выйди, пожалуйста, и погуляй еще с Усладой, Русланой и Брутом.
Но женская часть прислуги не отличалась трусостью, и горничная Лида не побоялась дать хозяйке отлуп, сославшись на выполнение Юлиного же предыдущего распоряжения. «Чингачгукша» прицепила замолчавший мобильник сбоку на лосино-галифе и вперила задумчивый взор в макушку «внучки Мазая». На Панова и Новикова девушка даже не смотрела, но лицо Олега Валерьевича приняло почему-то кислое выражение. А молодая хозяйка, по-прежнему глядя куда-то в сторону и вверх, пожелала препоручить на полчаса, до прихода горничной Лиды, своих лохматых гулен новому сотруднику обслуги, оговорившись, что ему она их может доверить, в отличие от некоторых, которые такое доверие утратили. Физиономия начальника охраны стала еще кислее, но вмешаться и напомнить «горгоне Медузе», что Панов нанят не для гуляний с собачками, он поостерегся. Глеб же был рад пообщаться – не с собаками, конечно, а с их красивой хозяйкой. И, приняв из ее рук поводки, сразу похвалил Юленькину прическу и макияж, затем рассыпался в комплиментах в адрес представительниц прекрасного собачьего пола и оценил Брутову гордую осанку римского патриция. Погладив Руслану, он восхитился шелковистостью ее шерстки и миниатюрными размерами, но ошибочно назвал болонку шпицем, правда, прекрасным. Юлия вначале не могла удержать довольной улыбки, но постепенно стала смотреть на льстеца все с большим подозрением. Комплименты Глеба пробуждали в ней какие-то смутные воспоминания… Преодолев свою обычную манеру коситься на собеседника краем глаза, она быстро взглянула Пану прямо в лицо, пытаясь понять, действительно ли вежливый молодой человек восхищен ее собачками и котом или только придуривается. В искренности комплиментов в свой адрес Юлия, понятно, не сомневалась. Но лицо Панова оставалось серьезным, ехидная усмешка не кривила его губ. На всякий случай девушка все же заступилась за своих любимцев:
– Услада и Руслана – умные и послушные собачки, а Брут – воспитанный, положительный кот. И не судите о них по одному неприятному происшествию, – Юлия указала на клумбу. – К тому же сейчас все приведут в порядок.
Из дома вышла молодая женщина в белом переднике и с заколкой на волосах, с совком и ведерком, и стала ликвидировать следы собачьей неожиданности, приговаривая с заметным южно-украинским акцентом:
– Шо ж тем собачаткам недужится? И седни не добегли до газона?
– Услада и Руслана не виноваты, – защитила юная хозяйка проштрафившихся четвероногих. – Они еще молодые, и у них опять болят животы. Это Никита виноват, накормил их колбасой из супермаркета, а собачкам такая пища противопоказана. Он и Бруту предлагал, но Брут взрослый, опытный кот и колбасу есть не стал.
– Интересное дело! – раздался голос с террасы. – Снова все валят на меня? – По ступенькам спускался русоволосый молодой человек лет двадцати в костюме для верховой езды, с хлыстиком в одной руке и карабином «Сайга» в другой. – Колбаса, видите ли, ее собачкам противопоказана. Люди едят – и ничего, а у песиков животики разболелись.
– Да, да, противопоказана! Я тебя уже сколько раз просила не кормить Усладу и Руслану супермаркетовой дрянью, – запальчиво обличила Юленька своего оппонента.
– Это ее сводный брат, Никита, – шепнул Новиков на ухо Глебу и громко поздоровался с молодым человеком: – Здравствуйте, Никита Андреевич!
Небрежно кивнув Новикову в ответ, Никита продолжал препираться с сестрой:
– Ну хорошо, сегодня собачки обгадились от колбасы, а вчера по какому поводу они испоганили ковер в зале? Лень им было добежать даже до клумбы?
– Не лень, не лень, – стеной встала на защиту болящих Юленька. – Они еще молодые, просто ошиблись. Ковер такой же большой, ворсистый и зеленый, как газон. Вот они и перепутали. С каждым может случиться! И потом… Не стану зря наговаривать, я не видела. Но сердце мне подсказывает: ты и в тот раз накормил Усладу и Руслану какой-то отравой.
– Отравой?! – возмутился Никита. – Первоклассная ветчина – это отрава?! Нет, милая, просто называй своих псин правильно: не Услада и Руслана, а Уся-Руся, причем где попало, в том числе и на ковры!
– Ты… ты… – чуть не лопнула от возмущения Юлия, – ты не только изводишь бедных животных физически, но и унижаешь их морально! А они тоже живые и всё-всё чувствуют! Думаешь, Услада и Руслана не понимают, как ты их сейчас оскорбил? Очень даже понимают, и тебе должно быть стыдно за свою грубость!
Спор брата и сестры прервала горничная. Она уже ликвидировала последствия колбасной аварии под цветами и вычищала совком Брутов «подарок» из низкой цветочной вазы у «внучкиных» ног, куда эстетствующий кот изловчился прикопать свой пахучий клад. Вдруг женщина с визгом бросила совок и, указывая пальцем в сторону «внучкиного» подножья, закричала:
– Ой, глядите, это опять лев!
– Какой еще лев? – удивился Никита, тщетно пытаясь разглядеть в цветочных зарослях царя зверей.
– Нет, не тот лев, что в зоопарке, – поспешила уверить хозяйского сына в своей вменяемости пугливая прислуга, – а совсем другой. Вы, Юленька, его еще как-то называли… Лев… лев… как его? Толстой, что ли? Я забыла…
– Лев Толстой?! – вытаращил глаза Никита. – Ты что, свихнулась?! Где ты видишь здесь бороду?! Впрочем, пообщавшись с моей сестрицей, кто угодно съедет с катушек!
Юлия, сердито взглянув на брата, тоже подошла к клумбе:
– Оксана, я же вам объясняла, это муравьиный лев. Насекомое. И какое отношение он имеет к классику русской литературы Льву Николаевичу Толстому, я не понимаю. Странные у вас возникают ассоциации.
– Вот эту козявку ты называешь львом? – разглядел насекомое Никита. – И стоило визжать? Дай-ка я тресну его совком – и нет проблем!
– Не смей трогать льва! Каждое живое существо есть часть природы и имеет право на жизнь!
– Не надо убивать льва, – поддержала Оксана хозяйку. – Жалко же, пусть живет!
Никита, уже поднявший совок, швырнул его на землю.
– Ты совсем очумела со своей идеей фикс – защитой природы! – укорил он сестру. – То порезала Неллину норковую шубу, жалко ей стало убиенных норок, а теперь и козявок защищаешь, козявкозащитница!
– Лучше быть козявкозащитницей, чем таким бессердечным человеком, как ты!
– Я не бессердечный, а нормальный человек! Это ты все гримасничаешь!
– Очень остроумно! – саркастически похвалила брата Юлия. – А если ты не бессердечный, зачем берешь с собой на прогулку ружье? Стрелять птиц? Я поеду с тобой и буду толкать тебя под руку, чтобы ты не смог в них попасть!
– Я тебе поеду! Я тебе потолкаю!
– А вот поеду! И буду толкать, буду!
Никита безнадежно махнул рукой и направился к лошадям. Юлия упрямо последовала за братом.
– Никита Андреевич! – попытался как можно почтительнее остановить хозяйского сына Новиков. – Вам придется немного задержаться. Я послал Павла и Тимура осмотреть северную часть территории: там сработала сигнализация. Они вернутся через несколько минут. А без охраны вам ехать никак нельзя, ваш папа строго-настрого это запретил.
– При чем здесь Павел и Тимур?! – раздраженно накинулся Никита на начальника охраны. – Где мои телохранители?
– Они поехали с Нелли Григорьевной, – развел руками Новиков. – Я подумал… – Новиков замялся, не решаясь пожаловаться на несвоевременный выезд Нелли Григорьевны, справедливо полагая, что это может выйти ему боком.
– Он подумал! Мыслитель! – передразнил Новикова Никита. – Дармоеды! Ничего толком не умеют организовать! За какой хрен отец платит вам деньги?! Я еду, а ваши бездельники пускай меня догоняют! – Никита вскочил на одну из лошадей и галопом помчался к воротам. Упрямая младшая сестра отставать от него не собиралась и, невзирая на свой экзотический наряд, взгромоздилась на другого скакуна и понеслась следом за братом.
– Черт! Черт! – в отчаянии выругался Новиков и истерически закричал в мобильник. – Артемов! Бегом сюда, с оружием!
Из дома выскочил давешний охранник, элегантно-костюмный двойник Новикова, с карабином «Сайга» в руках и, дожевывая что-то на ходу, подбежал к шефу.
– Быстро садись на лошадь и скачи вслед за Никитой и Юлией! И побыстрей: с ними никого нет!
Артемов опрометью кинулся к лошадям и, уже вскочив в седло, оглянулся:
– Куда они поехали? Обычным маршрутом?
– Да, наверное, – сердито заорал на него Новиков. – Гони быстрей! Что ты тут рассусоливаешь?!
Последний наездник уже скрылся за деревьями, а мандраж у Новикова все не прекращался. Он связался с охранниками, обследовавшими дальнюю часть усадьбы, и приказал им как можно скорее возвращаться. Видимо, тем требовалось слишком много времени для выполнения приказа, и Олег Валерьевич, нервно оглядываясь, горько пожаловался:
– Я бы сам за Никитой поскакал, да держусь на лошади как мешок с дерьмом. Недавно попробовал проехаться и так треснулся, что чуть ноги не переломал. А ты, случайно, на лошади не ездил? – Новиков без большой надежды посмотрел на Глеба.
– Случайно ездил, – кивнул головой Панов.
– И удержишься в седле?
– Спокойно удержусь, – снова подтвердил Глеб.
– Так что же ты молчал?! Оружие есть?
Панов приподнял полу ветровки и показал кобуру под мышкой.
– Лучше бы карабин или автомат, да ладно, некогда перевооружаться. Мигом на коня – и за ними, догоняй!
– Куда скакать? – охладил его пыл Панов. – Я же не знаю местности!
– Сразу за стеной начинается лес, дуй прямо по просеке, ориентируйся по следам копыт!
Глава 5
Глеб выехал за ворота, нашел просеку и во весь опор поскакал по ней, углубляясь в лес. Следы конских копыт виднелись отчетливо, их было много. Наверное, обитатели усадьбы часто совершали конные прогулки. Промчавшись карьером по просеке несколько километров, Панов вынужден был осадить коня: просека раздваивалась, а следы конских копыт вели и налево, и направо. Секунду поколебавшись, Глеб свернул направо. Там вроде было натоптано больше. Проехав еще с километр, Панов вдруг услышал звуки выстрелов, доносившиеся слева, с той стороны, куда от развилки вела другая дорога. Плюнув с досады, Пан развернул коня и поскакал назад, к развилке. Не успел он проделать и половину обратного пути, как где-то позади, с той же стороны, что и прежде, послышались один за другим два выстрела, а спустя какое-то время до него донесся крик, переходящий в визг: «И-и-и…» Чем ближе Панов приближался к развилке, тем крик становился громче и теперь звучал под аккомпанемент конского топота. Потом за деревьями замелькала фигура всадника, точнее всадницы, потому что кричала женщина. Она мчалась к разветвлению просеки в том же направлении, что и Панов, и проскочила развилку секундой раньше, чем Глеб туда добрался. Только тогда Панов разглядел визжащую всадницу. Ею оказалась Юлия, но в каком виде! Разноцветные крашеные макароны развевались за ее головой, подобно трехцветному национальному флагу неизвестного государства. Допуповая блузка исчезла, и до пояса девушка была фактически голой, потому что и лифчик тоже был сорван или просто соскочил, выпустив на волю одну грудь. Очень красивую, как успел отметить Глеб, несмотря на экстремальность ситуации. Всадница уже не визжала, а скорее повизгивала, одновременно опрокидываясь набок. Сейчас окончательно завалится, а одна нога в остроносой полутуфле-полусандалии уже запуталась в стремени. Лошадь поволочет ее головой по кочкам, а по сторонам еще и пни торчат…
«Один удар о такое препятствие – и пожалуйста, всадник, то есть всадница, останется без головы, а на плечах у нее будет студень с макаронами», – подумал Глеб и что есть силы ударил лошадь каблуками в бока. Конь наддал хода, и Панов успел подхватить падающую наездницу, одновременно удерживая другой рукой за узду ее лошадь.
С трудом высвободив ногу девушки в полутуфле из капкана стремени, Глеб опустил владелицу модной обувки, находившуюся в полуобморочно-невменяемом состоянии, на землю и увидел, что весь ее живот залит кровью. Нужно было, не теряя времени, остановить кровотечение, и Панов стал осматривать пострадавшую, но на животе никакой раны не обнаружил. Пришлось освободить от лифчика и вторую ее грудь, но и та оказалась целехонькой и красивой, как и ее ранее уже свободная соседка. Приподняв бесчувственное тело под мышки, Глеб осмотрел спину страдалицы, но кроме того, что и там кожа была такой же белой, нежной и бархатистой, как на животе и груди, он ничего больше не увидел. Предположив, что в таком случае ранение следует искать где-то значительно ниже пупка и кровь на живот натекла из-под галифе-лосин, самодеятельный брат милосердия уже собирался снять со своей прекрасной пациентки ее экзотические брюки, и так уже державшиеся на ней исключительно за счет очаровательно округленных бедер, но окровавленная жертва вдруг очнулась, открыла большие голубые глаза и жалобно пропищала:
– Уби-и-и-ли…
«Так вот что обозначало ее “и-и-и…”», – догадался Глеб и поспешил успокоить бедняжку:
– Да не убили вас, не убили, вы ранены, только не пойму куда. Сейчас увидим, – и Глеб попытался расстегнуть элегантную застежку лосино-галифе.
Но девушка уже окончательно пришла в себя и отвела руку самозваного медика:
– Это Никиту убили! Там! – она указала в сторону развилки. – Уби-и-ли! – опять закричала Юлия и залилась слезами.
Панов не успел ничего ответить: раздался бешеный конский топот, и над ним нависла вся в пене конская морда, а со взмыленной лошади на пикантную парочку с изумлением и испугом смотрел охранник Артемов, отправленный Новиковым вслед за Юлией и Никитой. Удивляться и пугаться было чему… Обнаженная хозяйская дочка полулежала на коленях новонанятого работника, и тот явно готовился совлечь с нее последние покровы.
– Убили?! – в ужасе вскрикнул охранник, глядя на испачканное кровью девичье тело.
– Не ее, – объяснил Глеб. – Она говорит, что-то случилось с Никитой, а у девушки только ранение, где-то здесь, – и Панов указал на спущенные согласно моде пониже пупка лосино-галифе, целомудренно отводя указательный палец несколько в сторону от пупковой вертикали.
– Никиту убили! – снова истерически запричитала Юлия. – Там! У озера!
– Перевяжи ее, а я к озеру, – Артемов повернул своего коня и умчался назад. «Он от развилки тоже поскакал не той дорогой, но успел проехать гораздо дальше, а повернул обратно, как и я, услышав выстрелы», – догадался Глеб.
– Успокойтесь, – обратился он к плачущей девушке, – самое страшное уже позади, вы в безопасности: я вооружен и смогу вас защитить. Но необходимо остановить кровотечение, и, извините, стыдливость сейчас неуместна, – и Панов, решительно преодолев слабое сопротивление истекающей кровью жертвы, расстегнул застежку и спустил с Юлии ее лосино-галифе.
Никакого иного ранения, кроме нанесенного стрелой амура в его собственное сердце, пока он разглядывал очень красивое девичье тело, едва прикрытое узкими кружевными трусиками, и там не обнаружилось.
– Вы не ранены? Откуда же кровь? – спросил удивленно Панов, хотя уже и сам понял откуда.
– Это кровь Никиты! Зачем вы меня раздели? – всхлипывая, возмущалась Юлия. – Пустите меня, помогать нужно Никите!
– Извините, но лучше, как говорится, перебдеть, чем недобдеть, – возразил Глеб, помогая девушке подняться с земли. – А если бы вас действительно ранили и вы истекли кровью? Хорошо, что опасения не подтвердились. А одежда… Вот ваш лифчик, – и Панов, подняв принадлежность женского туалета с оторванной бретелькой, вежливо протянул его Юлии.
Тут только девушка заметила, что, подтягивая узкие лосины, стоит перед мужчиной топлес, и прикрыла грудь одной рукой, другой продолжая натягивать тесную одежку на округлые бедра.
– Вам помочь? – предложил свои услуги деликатный кавалер, видя тщетные усилия Юлии втиснуть в лосиновые тиски свой очень соблазнительный и тоже довольно округлый зад.
– Не надо мне помогать! – огрызнулась, хотя все еще сквозь слезы, девушка. – Лучше отвернитесь и не смотрите на меня. И поезжайте туда, к Никите!
– Совсем не смотреть не могу, – объяснил Панов. – Охраняющий обязан контролировать всю территорию вокруг объекта на триста шестьдесят градусов. Наденьте лучше мою куртку, – Глеб снял с себя легкую ветровку, которую носил больше для того, чтобы прикрывать кобуру с пистолетом под мышкой. – А на место происшествия я поеду, когда передам вас из рук в руки охране. Объясните, кстати, как проехать к озеру, иначе я опять заплутаю в вашем лесу.
Объяснений Глеб попросил, чтобы перевести внимание Юлии на нейтральную тему и этим помочь ей выйти из стрессового состояния. Психологический прием вроде удался, и пока девушка объясняла, как добраться до озера, она немного пришла в себя и даже обиженно заметила напоследок, что она не вещь, чтобы ее передавать. Но как тут же выяснилось, ее относительное успокоение оказалось лишь обманчивой прелюдией к нервному срыву: и стеснялась, и объясняла, и обижалась Юлия на автопилоте. Из ее глаз снова хлынули слезы, лицо побледнело, с жалобным писком «уби-и-и…» она стала заваливаться набок. Глебу снова пришлось укладывать впавшую в обморочную прострацию девушку на свои колени. За неимением нашатырного спирта он попытался привести ее в чувство легкими похлопываниями по щекам, но еще недавно такая обидчивая Юлия теперь никак не реагировала хоть и на деликатные, но все же оплеухи. Реанимационные усилия Панова прервал треск мотоциклетного двигателя. По просеке со стороны никандровских владений, подпрыгивая на колдобинах и лавируя между пнями, мчался квадроцикл. Обдав Панова и бесчувственную Юлию густой бензиновой вонью, квадроцикл подрулил к горькой парочке. В водителе машины Глеб с трудом узнал Новикова, потому что на бедняге буквально не было лица. Видно, Артемов уже проинформировал по мобильному своего шефа о случившемся несчастье. Увидев кровь под распахнувшейся на Юлии пановской ветровкой, Новиков, и так бледный как мел, аж посерел и, тоже будто впадая в прострацию, только и смог прошептать:
– Умерла?
– Жива, жива! – успокоил его Панов. – Даже не ранена, всего лишь обморок. Может, вместо нашатыря вонь от твоего квадроцикла поможет ей очнуться?
– А что с Никитой?
Ответом Новикову был тихий стон, слетевший с губ несчастной Юлии. А Глеб лишь пожал плечами. Тут же пановскую пантомиму прокомментировали звуки выстрелов, донесшихся с той стороны, куда ускакал на своем лихом коне Артемов.
– Ты помоги девушке, а я поеду выясню, что с Никитой, и помогу Артемову, – Глеб поднял со своих коленей драгоценную бесчувственную ношу и переложил ее на трясущиеся руки Новикова, затем вскочил на лошадь и понесся к озеру.
Дорогу Глеб отыскал быстро. Даже в автопилотажном состоянии Юлия смогла связно объяснить, как туда проехать, и ее объяснения оказались нелишними, потому что следы лошадиных копыт, по которым вначале ориентировался Панов, свободно могли завести его не в ту сторону. Местные любители конных прогулок не отличались постоянством в выборе маршрута для своих поездок и истоптали просеки и тропинки леса в разных направлениях.
Вскоре в просветах между деревьями засверкала в солнечных лучах водная гладь. На прибитой к дереву ржавым гвоздем полусодранной ветхой фанерине Панов прочитал выцветшую надпись «Пионерское озеро». Над стрелкой, указывающей вниз, на поросшую крапивой здоровенную колдобину, перед всадником открылась панорама уединенного лесного водоема с берегами, густо поросшими кустами черемухи. Ее белоснежные пахучие гроздья своей нетронутостью наглядно обличали неприспособленность близживущих местных аборигенов к прогрессивным рыночным нравам двадцать первого века, а руины полуразрушенной купальни с рухнувшим навесом и покосившимся столбом с еще одной поблекшей фанерной табличкой «1-й отряд» у песчаного пляжа, напротив, свидетельствовали, что с предыдущим веком они шагали в ногу. Теперь вместо бдительного вожатого, следящего за купальщиками первого отряда пионерлагеря «Сосенка», Панова поприветствовала меланхоличным помахиванием хвоста лишь привязанная к столбу под табличкой гнедая лошадь охранника Артемова. Сам страж никандровского достояния с карабином наперевес прятался за остовом купальни и настороженно смотрел, только не на озеро, a в противоположную сторону.
– Ты что тут с карабином залег? – удивился Панов.
– Оттуда стреляли! – опасливо указал в сторону близко подступавшего к пляжу леса Артемов.
– В тебя стреляли?
– А черт его знает, может, и в меня! Я тоже выстрелил в ответ. Но скорее метили в Никиту, он там, – Артемов указал рукой в сторону окраины песчаного пляжа, скрытого низко свисающими ветвями черемухи.
– Никита жив? – обрадовался Глеб.
– Какое там «жив», – безнадежно махнул рукой Артемов, – мертвее мертвого. Там кровищи натекло!
Панов поспешно привязал свою лошадь рядом с артемовской и в сопровождении пятящегося спиной охранника спустился к берегу. У самой кромки воды ничком лежал Никита. Из одежды на нем были только плавки, а все тело и песок вокруг были залиты кровью.
