banner banner banner
Резонанс
Резонанс
Оценить:
Рейтинг: 5

Полная версия:

Резонанс

скачать книгу бесплатно

Резонанс
Натали Якобсон

Склеп семи ангелов #1
Ноэль вместе с древним имением родителей наследует склеп, в котором ждут семь ангельских статуй. По преданиям семьи под мрамором обитают живые существа, которые могут вырваться на волю, едва очередной наследник их призовет. Ноэль не звала, но они явились ей и пообещали славу и богатство, но в уплату за это она должна им душу своего возлюбленного.

Натали Якобсон

Резонанс

Пролог

Она тронула струны гитары так, чтобы из пальцев потекла кровь. Пусть будет больно. Настоящее искусство можно сознать только с помощью мучений. Они всегда говорили ей это, и никто не слышал их кроме нее.

Тогда она хотела жить и добиться успеха любой ценой, а сейчас внутри все было пусто.

Ноэль лежала на кушетке и все еще сжимала в руках гитару. Его гитару. Все, что осталось от него, не считая окропленного кровью и слезами письма. Кровь со струн тоже капнула на письмо и смешалась с пролитой вчера кровью из его вен. Лезвие бритвы, красивая рука, рассечение…

Ноэль болезненно зажмурилась и продолжила играть, несмотря на боль в порезанных струнами пальцах, и все начало получаться. Нот она не знала, но музыка лилась, чистая и правильная, как поток неземного света. Все было, как они сказали, хотя вначале она им не поверила. Искусство – страдания и не только твои. Оно существует через страдания, но войди во вкус, и они будут приятны. И действительно, у нее все начало выходить только сейчас, только сегодня. В эту минуту.

Они сдержали свое обещание, но цена оказалась слишком высокой. Интересно, если бы она раньше знала, чего они потребует, не отказалась бы она от своей мечты?

Ноэль раздумывала всего мгновение. Нет, мечта того стоила. Ее окровавленные пальцы лишь на миг оторвались от струн, чтобы нащупать на столе письмо, а потом она снова заиграла. Еще лучше, чем раньше. Но удовольствия не было, только пустота. А мелодия звучала, красивая, текущая, но слишком сильная и чистая для того, чтобы извлечь из простого музыкального инструмента ее могли пальцы человека, а не ангела.

Подумай о смерти! Музыка лишь едва прерывала эти мысли. Перед глазами возникало красивое лицо Тодда. Он мертв, уже мертв. Из-за нее. Он любил ее, больше, чем кто бы то ни было. Она была его мечтой. Причиной его самоубийства тоже стала она. Не потому что она этого хотела. Просто она знала, любить ей нельзя. Никого. Никогда. Ни за что, как бы этот человек ее ни любил. Та пустота, которая жила в ней не позволяла ей соблазниться ни на какое чувство. А само присутствие в ее жизни Тодда привносило опасность. Он был слишком прекрасен, чтобы в него не влюбиться, поэтому ей надо было жить там, где не будет его. И она его прогнала. А он не смог этого пережить.

Его голос… Она до сих пор слышала его красивый, даже слишком красивый и нежный, золотистый голос, который умолял ее остаться и в пенье и в словах. Но она не осталась, ни остался и он. Кто-то один должен был уйти. Она искоса взглянула на свои вены, слишком хрупкое запястье, его перерезать было бы легче и болезненней, но у нее никогда не хватило бы смелости на такое. Она только могла красиво спеть о самоубийстве и любви между мертвыми, а не живыми, но решиться на такое никогда.

А он решился. Он сказал, что он сделает это, и он сделал. Его голос будет вечно звучать в ее голове и звать.

Пальцы нестерпимо болели, но Ноэль еще сильнее надавила на струны, и все вдруг стало для нее совсем другим.

Рок-звезда

Пусть пустой невлюбчивой меня

С завистью зовет всегда молва.

Ревность смертных только претит мне,

Меня тянет к мертвой красоте.

Мне любовь земная не нужна,

Осужденье смертных только стон,

Я целую ангела в уста,

Зная, что из камня сделан он.

Какой оглушительный рев. Ноэль и не знала, что своего кумира можно встречать такими воплями. Нарастающий шум напоминал звуки океанского прибоя готового снести все. В прежние времена она предпочла бы оказаться прямо на побережье у скал перед всесокрушающими волнами, чем выйти на сцену освещенную рампой. Теперь все было иначе. Стеснительность и скромность куда-то ушли, будто кто-то стер карандашный рисунок ластиком. Она больше никого и ничего не стеснялась, но и гордости тоже не испытывала. Чем гордиться? Все, что есть у нее пришло из одного далеко склепа… Об этом склепе она сегодня споет.

Ноэль прикрыла веки. От ярких неоновых огней ночного города у нее уже рябило в глазах. От шума перед концертным павильоном у нее разрывало уши. Ее как обычно встречали с помпой, с криками, с гулом аплодисментов. Охранникам придется постараться, чтобы никто из обезумевших фанатов не пробился к ней через ограждение. Наверное, таких яростных поклонников, как у нее, больше нет и не было ни у кого в мире. Глядя на них сквозь тонированные стекла автомобиля, она была уверена, что сейчас они доведены до такого состояния, что готовы убить кого угодно, в том числе и ее саму, окажись она рядом. Она действовала на них, как сирена. Если еще не хуже.

Ноэль Розье. Юная рок-звезда. Кумир поколения. Мечта всего мира. Она вовсе не ощущала триумфа. Можно было сказать, что в миг своей полной победы она не чувствовала вообще ничего. Сейчас, когда толпа рукоплескала ей, она хотела вернуться обратно в фамильный склеп семейства Розье, к его холодным и молчаливым статуям. А ведь когда-то она мечтала уйти оттуда…

Теперь все изменилось. Смотря в зеркало, она часто не узнавала себя. А люди, взглянувшие на нее, еще чаще лишались разума. Прессу давно уже должно было заинтересовать, почему именно фанаты Ноэль Розье чаще всего сходят с ума, но на глаза сторонних наблюдателей словно была накинута пелена. Пока что Ноэль оставалась кумиром, не запятнанным грязными сплетнями. Хотя кровь уже была…

Она вздохнула, вспоминая мрамор, окропленный красными каплями. Это был всего лишь сон. Но какой сон! Таких снов кроме нее больше никому не снилось.

Она заметила, что в общей давке у павильона уже кого-то ранили. Нескольких человек, попытавшихся перелезь через ограждение, схватила охрана. А одного из них… Нет, наверное, ей только показалось, что раздался звук выстрела и по асфальту теперь растекается бурое пятно крови.

Ей часто казались странные вещи, и ни один психоаналитик не смог бы дать ей ответа на то, почему эти видения возникают. Но то, что происходило сейчас, вполне могло оказаться реальным. После ее концертов часто можно было подсчитывать жертвы. Хорошо, что она не раздавала автографов. Иначе люди передавили и перерезали бы друг друга в очереди за ними.

Закрыв глаза, она могла нейтрализовать оглушительный шум толпы, будто кто-то поднес морские раковины к ее ушам. В другой раз она могла бы заснуть прямо на мягком виниловом сидении автомобиля и слышать рокот волн, голоса русалок и еще неописуемые таинственные звуки, доносящиеся из склепа. Но сейчас не время спать. Ее ждет публика в концертном зале. Поздний вечер и ночь – самое время для ее работы. Такое создание, как она, может петь только в темноте.

Ноэль выпрямилась на сидении. Еще секунда, и шофер притормозит. А сейчас она может следить за своими почитателями, оставшимися шуметь на ночных улицах. За всеми теми, кому не хватило билетов. Она не могла сказать, что любит их всех. Точно так же, наверное, как и они не могли сказать, что любят ее. Скорее, они были опьянены ею, как наркотиком. И, к сожалению, действие она на них производила ни чуть не менее сильное, чем разрушающие и душу, и тело наркотические пары. Ноэль старалась не думать об этом.

Она смотрела за море неоновых огней и голов. Где-то там далеко за вспышками фото и видео камер она заметила незнакомца. Странно, как она вообще могла разглядеть его на таком расстоянии. Он как-то выделялся из толпы, хотя стоял в самом ее центре. Или, наоборот, позади всех? Нельзя было точно сказать. У нее голова пошла кругом оттого, что она долго смотрела на него.

Ее агент Кэролайн уже толкала ее в плечо, а Ноэль даже не чувствовала. Это же он. Вернее, один из них. Он пришел на ее представление. Он стоит среди толпы, но как будто возвышается над всеми людьми. Он отделен и от галдящих фанатов и даже от самой ночи, такая аура темноты сгущается вокруг него. Но она точно знала, что под капюшоном темной неприметной накидки скрывается такое прекрасное лицо, что ему могут позавидовать и небесные ангелы. Она не смогла бы назвать его человеком. А люди вокруг его как будто вовсе не замечали. И хорошо. Иначе, сорви с него кто-то капюшон, и поклонников у него стало бы куда больше, чем даже у нее.

Ноэль показалось, что под его плащом что-то мерно шевелиться, будто спрятанная под тканью громадная птица. Кречет, коршун или орел… Нет, что-то несравнимо большее. Размером, пожалуй, с человека. Даже с такого расстояния она различала легкий шелест. Будто других звуков вокруг и не было. Под его накидкой что-то мерно и загадочно шелестело. Это шуршание напоминало ей о крыльях.

– Ноэль! – это все же был голос подруги. Кэролайн теребила ее уже изо всех сил, будто красавица с золотыми кудрями была всего лишь тряпичной куклой, а не предметом поклонения для толпы.

– Да? – она нервно откинула локон со лба и оглянулась. В полутемном салоне автомобиля ее глаза светились ярко и загадочно. Кэролайн даже отшатнулась от этих глаз, устремленных в упор на нее. На миг ей показалось, что сквозь них просвечивает холод могилы.

– Я думала, что ты спишь, – пробормотала она.

– Я вечно сплю, – Ноэль издевательски усмехнулась, – возможно, это действие именно тех порошков, которые ты мне так активно поставляешь.

На миг ей удалось пристыдить Кэролайн.

– Только не усни на сцене, – все же попросила она с легкой долей сарказма.

– Я постараюсь, – Ноэль заметила, что подруга теперь отводит от нее глаза. Может, она заметила что-то? Какую-то вибрацию, доносящуюся из склепа. Ноэль знала, что ее глаза теперь выглядят так, будто это живые сапфиры вставили в мертвые глазницы мраморного изваяния. А еще они меняли цвет от синего до ярко-зеленого. Но это было еще не самое страшное…

При ее-то внешности ей не нужны никакие визажисты, гримеры и спецэффекты. А волшебные переливы ее голоса отлично бы звучали и без микрофона, и без музыки. Но такое для публики уже было бы слишком. Вот и сейчас Кэролайн невольно почувствовала себя раздавленной от золотистого тембра голоса Ноэль, как будто донесшегося из склепа, где драконы считают свое золотого и смеются эльфы.

Этот голос наводил на мысли о мрачной сказке, разворачивающейся прямо на улицах спящего города, о подземельях, где звенит драконье золото, о феях, танцующих в лунном свете, о других волшебных и опасных созданиях, из тайного народа которых, как будто вышла сама Ноэль.

Кэролайн ощутила, как ее сознание будто отлетает прочь под воздействием этого голоса, и погружается в бездну, полную троллей, злых духов и того же самого звенящего золота. Так можно запросто сойти с ума от общения с этим странным, красивым созданием с головой ангела, телом хрупкого подростка и голосом сирены. Лучше не разговаривать с ней вообще. И все же Кэролайн не смогла удержаться от еще одного вопроса:

– О чем все же твои новые песни?

– О том же самом, – равнодушно отозвалась Ноэль. Она всегда избегала говорить об этом напрямую. И таким образом и публика, и друзья, и пресса узнавали обо всем только в самый последний момент. Такая загадочность лишь потворствовала успеху. И все же ей хотелось знать. Как личный агент Ноэль она имела на это право.

– О чем все-таки? – она схватила тонкое запястье Ноэль и тут же пожалела об этом. Пальцы словно обожгло.

Ноэль спокойно высвободила руку и слегка нахмурилась. Казалось, она уже не ответит.

– О разбитом сердце, ангелах и склепе… – все же произнесла она. Так она отвечала каждый раз.

Тени на концерте

Я ищу разгадку, но во тьме

Эльфы лишь хохочут вкруг огня,

Злые фейри часто шепчут мне,

Будто тайна более страшна.

Крылья эльфов у свечи шуршат,

Это не волшебный мир, а ад.

Существа из мира фей так злы,

Что похожи сами на грехи.

Отдается в мире нашем этот смех,

И он отравляет мой успех.

Ей было нечего бояться. Каждый вечер мог быть ознаменован, как очередным триумфом, так и сокрушительным поражением. Другие думали об этом, когда выходили на сцену. Они нервничали и волновались. Звезды глотали таблетки экстази, чтобы не думать о том, что следующий час может стать началом их заката. Одна ошибка, один провал, и они больше уже не кумиры. Всегда найдется много талантливых конкурентов, готовых занять их место и стать даже лучше их. Но все они в итоге повторят судьбу первой и самой яркой звезды в мире. Судьбу Денницы. Равно, как и сын зари, они восторжествуют, а затем наступит очередь падения. И забвения.

Но разве миг славы не стоил всего? Неужели хоть кто-то не готов заключить договор с падшим архангелом, чтобы лишь на время ощутить себя на его месте? И не важно, что миг торжества не будет вечным. Главное, он будет.

Так думала когда-то и Ноэль. Все кумиры толпы, пусть и неосознанно, отдаются Люциферу. Все они жертвуют какими-то человеческими идеалами и принципами, чтобы побыть недолго на его месте. И точно так же с него скатиться. Но все они делают это по-разному. Большинство отдается дьяволу лишь морально, и лишь у храброго и безрассудного меньшинства, вернее лишь у редких единиц, хватает смелости подставить свое запястье под железное перо и расписаться собственной кровью на договоре с демонами. Она, скорее, относилась к последним. Ей смелости хватило. А еще над ней висел рок. Но об этом лучше было не задумываться.

И все же она не могла не задумываться о том, как легко дьявол завладевает умами тех, кого люди возвели на пьедестал. Он добивается того, чтобы они повторили его судьбу. Вероятно, он ревнует к чужой славе. А возможно так и был задуман мир. Если библейская история началась с восстания и падения Денницы, то ясно, почему в ней все до сих пор движется по кругу.

В первый вечер своего успеха Ноэль обреченно вздохнула, вспоминая о сыне зари. Любой успех в мире от него, не потому ли он так быстро кончается. Ее собственный вздох был подобен золотой вспышке. Она знала, к чему движется ее заря. К неизменному закату. Солнечный свет слит с Люцифером. Потухнет и то, и другое. А новый день начнется уже для других, чтобы потом точно так же померкнуть. Красота, обреченная на увядание, дана дьяволом. А бог спит и ни во что не вмешивается. Весьма удобная позиция. Ноэль не хотела быть ни с ним, ни с людьми. Она мечтала стать равной сверхъестественным созданиям. Это было мучительное желание, сводящее с ума. А люди внизу под сценой завидовали ей.

– Кто из вас готов продать свою душу дьяволу, чтобы оказаться на моем месте? – выкрикнула она в толпу, когда ее первый успех достиг апогея. Ее вызывающий крик потонул в восторженном реве фанатов. Они не поняли, насколько серьезно она говорила в этот миг.

Если бы в тот день нашелся хоть один желающий, то она бы тотчас отвела его к склепу, чтобы предложить ангелам вместо себя. Но в толпе не было никого, в чьих глазах она могла бы различить ту же одержимую страсть к темноте, которая направляла все эти годы ее семью. Возможно, только проклятая кровь самих Розье была родственна демонам. Ноэль не могла отыскать себе замены. Простые люди могли стать всего лишь жертвами, а не избранниками темных сил. А из семейства Розье никого кроме нее больше не осталось. Она была последней.

Ну и хорошо, если фамильное древо закончится на ней. Семейная ветвь оборвется, и где-то далеко в подземельях склепа наконец-то умолкнет манящий звон старинного золота. Больше не будет искушения для смертных. Или зло всегда найдет лазейку?

Если бы не она, то любой другой человек в мире был бы счастлив заложить свою душу, чтобы достигнуть в мире тех же вершин, что и она. Завидные места никогда не пустовали. А те, кто находились на них, чувствовали, как им в затылок дышат конкуренты. Дьявольская самоуверенность была присуща одной Ноэль. Но своим тайным зрением она могла подсматривать, как другие знаменитости не в ровню ей трепещут перед выступлением, опасаясь провала. Ее необычные друзья, которые лазали повсюду, как невидимки, доносили ей множество интересных слухов. Но Ноэль слушала вполуха. Это ее не занимало. Ведь сама она пока что на вершине Олимпа. Пожалуй, даже выше олимпийских богов. Но долго ли это продлиться? Ей стало все равно. И в этом была ее сила.

Она выходила на сцену с легкостью. И за спиной, как будто раскрывались крылья. Увы, их не было на самом деле. Было лишь призрачное ощущение того, что они есть. Но они не могли отрасти из ее лопаток у всех на виду, точно также как на ее глазах они вырастали из мрамора. Об этом никто не должен знать. Она глянула в темное зеркало у выхода на сцену и поднесла палец к губам, делая самой себе знак молчать. Мутное стекло, подернутое трещинками и паутиной, на миг озарилось ее неземным отражением. Казалось, что сказочное создание, выглядывающее из потустороннего мира, зловеще округляет свои соблазнительные губы и велит ей не говорить ни слова. Но зато петь она может. Петь о том же самом, о чем в разговорах ей придется молчать. Потому что куплеты песни могут быть восприняты всего лишь, как фантазия. Но она то знает, что это правда. И ее отражение знает. Вот, кажется, оно шевельнулось само по себе и лукаво подмигнуло ей. И это уже была не она, не Ноэль, похожая на молчаливого и величественного Денницу, а какая-то женщина из семейства Розье, затерянная столетия назад в фамильном склепе, возможно, давно замурованная там, и сама ставшая сверхсуществом.

Ее лукавство говорило само за себя. Ноэль привыкла видеть насмешливые и коварные взгляды призраков, и легко отличать сверхъестественных существ от простых людей.

На миг ей почудилось, что по паутинке на стекле ползет золотой паук с человеческими конечностями. Насекомое из склепа. Оно вплетало в мутную паутину дребезжащую золотую нить, так похожую на струну.

Ноэль быстро отвернулась и смело выступила из-за кулис в свет рампы. Ее приветствовали оглушительным шумом. Казалось, что все кругом взорвалось. А она ощущала себя на пустой сцене так, будто ее изолировали от мира.

Сейчас вступит музыка, и люди вокруг замолчат. Она потянулась к ненужному ей микрофону. Для нее он был всего лишь реквизитом, таким же, как мелкая часть декорации. Всего лишь атрибут ее лжи. Потому что ее собственный голос и без усилителя способен звучать в полную мощь.

На миг Ноэль удивилась, как она сама до сих пор не оглохла от того, какими криками ее встречают. Возможно, чтобы затронуть ее слух нужно было нечто большее, чем крики восторга, издаваемые сотнями глоток. Она знала, от каких звуков из человеческих ушей может хлынуть кровь. Эти звуки остались далеко в склепе. Звуки оживающего мрамора, шума крыльев и божественных, но опасных голосов.

Она никому не может об этом рассказать. Данная клятва и заключенный договор ей не позволят. Нельзя нарушать своих обязательств перед ними, чтобы не произошло чего-то более страшного, чем можно и помыслить. Но она может спеть. Это не запрещено.

И Ноэль запела, в миг завладевая вниманием ошалевшей публики, многочисленного рабочего персонала, прессы и даже вниманием тех, кого люди не способны увидеть. Но эти существа тоже были здесь, притаившиеся за занавесом, спрятавшиеся за креслами зрительного зала, качающиеся на люстрах, ползающие по шторам, лежащие на прожекторах. Невесомые, прекрасные, неуловимые и такие вредоносные, что словами этого было не описать. Они точили когти, делали пакости, нашептывали в уши людей коварные мысли. Красивые, маскирующие в себе какое-либо небольшое уродство и бесконечно злые, они стали бичом мира. Не будь у нее тайных покровителей, и они свернули бы ей шею за то, что она поет о них или хотя бы закусали до смерти. Они могли сделать все быстро, жестоко и незаметно, так, что люди не поняли бы, в чем дело. Они могли перекусить шнуры и опрокинуть на нее прожектора. Могли напугать человека до сердечного приступа. Могли столкнуть в пропасть. Так они и намеревались сделать с ней в начале. Но ее голос вдруг стал наркотиком и для них.

Как такое могло выйти, было необъяснимо. Даже ее покровители не гарантировали ей ничего подобного. Но это случилось. И теперь Ноэль понимала, что кроме галдящей человеческой публики, она сумела завладеть вниманием и сверхъестественных существ. При чем накрепко. Можно сказать, что они тоже стали ее поклонниками. Она чувствовала на себе их пристальные и заинтересованные взгляды. Их восхищение совсем не доставляло ей удовольствия. Скорее настораживало. От них нечего ждать хорошего даже тем, в кого они влюблены. Их манера выражать восторг всегда выливается в чем-то нехорошем. Зло рождает только зло. Но и сама Ноэль не уступала им. Она наблюдала, как люди реагируют на звук ее голоса, на ее появление на сцене, на ее почти адский шарм. И она понимала, что из-за нее будет много разбитых сердец, много несчастных случаев, много смертоубийств. Когда она замолчит, и восхищенные ею люди уйдут с концерта, на место восторга придет боль. Они поймут, что мир пуст без их золотого идола. И тогда безумие вдруг неслышно подкрадется к ним.

Ноэль прикрыла веки. Она знала, что такое безумие. Она пела о том, что сводит ее с ума. И вместе с нею это начинало лишать разума и других. То, что начиналось чарующей красотой, кончалось безумием.

Кто смог бы это объяснить? Такие существа были, но Ноэль не решилась бы задать им этот вопрос. Она ждала, что когда-нибудь они сами все скажут. А пока что она пела и получала от этого удовольствие. Ее голос разливался над залом, как мелодия, вытекающая из сказки. Но стоило лишь прислушаться к словам… и дрожь пробегала по коже. Волшебный голос пел о таких мрачных вещах. О крови, о склепе, о семье проклятых, заключивших договор с дьяволом, о страсти к мрамору, о том, как сливаются в объятиях смертное и бессмертное тело. О том, как страсть людей к сверхъестественным существам приводит первых к безумию.

– Хватит! – она ждала, что красивый и суровый голос над сценой скажет ей это. Но он молчал. И песня продолжалась. Никто не спешил остановить ее. Хотя в этом должна была проявиться божественная воля, не говоря уже о воле тех созданий, которые запрещали рассказывать о себе. Но вышло так, что замолчали и бог, и дьявол. Через искусство Ноэль была вольна открыть людям все. И это стало сокрушительным.

Когда пела, она чувствовала себя свободной. И все божественные тайны, о которых в разговоре нельзя даже заикаться, вдруг оказывались в ее власти. По своему желанию в песне она могла поведать людям обо всем. Но кто поверит ей? Те, кто поверят и проникнуться ее тайнами, могут погибнуть сами. Возможно, она рисковала не только собой, но и другими. Ноэль заметила лица, мелькнувшие в толпе зрителей, и они показались ей нечеловеческими. В отсветах прожекторов все выглядело так, будто поверх лица мраморной статуи накинули темный матерчатый капюшон. Но ведь глаза этих статуй были живыми. И издалека казалось, что они кровоточат или, по крайней мере, источают сверх яркое кроваво-рубиное сияние. Такой эффект могли произвести лишь драгоценные камни, вставленные в мертвые глазницы каменного изваяния. Ноэль знала и про другой эффект. Что будет, если вырвать человеческие глаза и вставить их еще живыми в мраморные глазницы? Сможет ли сквозь них ненадолго, пока еще теплиться жизнь, выглянуть в мир демон, обитающий в скульптуре?

Статуи, воздвигнутые древним языческим божествами и еще более опасные статуи ангелов… Сейчас она уже не хотела ни петь, ни думать о них, но они как будто наблюдали за ней из зрительного зала. Бледные фосфоресцирующие лица мелькали то здесь, то там. Даже стайки духов куда-то ускользнули при виде этой зловещей красоты. Ноэль различала ангельские лица под рваными капюшонами. Это вполне могли быть фанаты, переодевшиеся, как на Хэллоуин, чтобы изображать персонажей из ее песен. Тогда их трюк был бы вполне безобиден. Но Ноэль ощущала опасность, исходящую от почти неуловимых фигур. Даже свет прожектора не смог бы высветить их из мрака, однако они светились сами по себе. Для этого им и нужны были такие невзрачнее накидки, окутывавшие тело целиком, наподобие хламиды, чтобы скрыть свечение их мраморной кожи.

Мрамор! Плоть и мрамор! Как отличить одно от другого? Ноэль прикрыла глаза. В свете рампы она сама казалась неземным созданием, но не настолько неземным, как они. Зал за сценой уже разрывался аплодисментами, а она чувствовала, как по телу пробегает легкая дрожь. Ноэль надеялась, что никто из зрителей в первых рядах не заметит, как она робеет при виде кого-то в толпе.

Они пришли за ней. Это было первой мыслью Ноэль и ее главным страхом. Они наконец-то выбрались из своего склепа, чтобы искать ее и заявились к ней на концерт. Нежданные гости в зрительном зале, вошедшие без приглашений, пропусков или билетов. Тени в толпе. Они пришли, как дьявол приходит в свой час за уже обещанной ему душой.

Их было семеро. И они не зря казались ей сделанными из мрамора. Она, живая и смертная, привлекала их куда больше, чем все создания из бессмертной расы. Можно сказать, что она была единственным связующим звеном между ними и миром людей. Если бы не она и ее талант, то дверь в этот мир для них была бы закрыта.

А теперь они оказались здесь. Так близко! И на миг она утратила контроль над собой. Ее ногти с нажимом впились в ладони. На сцену капнула кровь и, возможно, пробудила тех существ, которые обитают под сценой. Ноэль слышала их голодное шипение под пустующей суфлерской будкой. Для них капля человеческой крови была подобна сладкой ягоде. Но подобная рубину капля крови Ноэль возымела воздействие капсулы яда. Девушка слышала, как сверхъестественные насекомые, отведавшие ее крови, теперь бешено визжат, извиваясь, как в пламени. Ее кровь сжигала их, отравляла, заставляла агонизировать. Ну и пусть. Ноэль надеялась, что никто не заметит под балками сцены золотистую паутину, в которой гибнут животные точно так же, как сейчас никто не замечал ее смятения.

После выступления она не стала раскланиваться перед толпой, а просто ушла.

– Ты сумасшедшая! Сумасшедшая! – твердила за кулисами Кэролайн в полгола, так, чтобы никто из почитателей Ноэль, работавших за сценой, не услышал ее.

Зал за опущенным занавесом разрывался оглушительными криками. А Ноэль с равнодушным видом оглядывала кулуары. Парень по имени Ник, один из местных работников, приготовил ей цветы, огромный букет орхидей, но он был слишком робок, чтобы вручить его лично. Ноэль видела мысли в его голове, когда он неуверенно терся рядом, и они ее забавляли.

– Он уже в сетях, – шепнул чей-то голос над ее ухом, заставив Ноэль нервно обернуться. Позади она увидела только зеркало и свое красивое, зловещее отражение, будто жившее отдельно от нее самой. Уже не раз ей в голову приходила мысль, что из зеркала на нее смотрит сам Денница, принявший ее облик. Иногда отражение само лукаво подмигивало ей.

Но голос исходил от кого-то другого. Она догадывалась от кого. Теперь ей бы стало немного жаль Ника, если бы она не отмахнулась от этих слов, как от назойливой осы. Парень, вздыхавший по ней, был стеснительным, русоволосым и довольно миловидным. Он напомнил ей кого-то…

– Не вспоминай! – тут же шепнул голос в ее голове, будто дьявол перегнулся через ее плечо и зашептал ей в ухо.

Она и не хотела вспоминать, поэтому тут же отвернулась от Ника. Его цветы она тоже не возьмет. Пусть остаются вянуть возле ее гримерной или где-нибудь в подсобном помещении. Она не хотела поощрять его. Это могло бы плохо закончиться для юноши. Лучше не давать никому ложных надежд.

– Это плохо закончиться в любом случае…

Она снова отмахнулась от надоедливого бесплотного голоса над своим ухом, хотя знала, что он говорит правду. У нее есть только две возможности, как две карты вытянутые из одной и той же дьявольской колоды, она может либо поощрять подпавших под ее чары людей или сразу же отвергнуть их, но приведет это к одинаковому исходу.

– К смерти! – прошептала она вслух, и эхо собственного голоса показалось ей роковым. Она не боялась, что кто-то ее услышит. Это могло быть всего лишь слово из ее песен, но оно взывало к склепу, к могилам и к ангелам. Теперь, когда она глянула в зеркало, ей показалось, что сделанная из белого мрамора ангельская фигура склонилась над ее плечом, и каменные губы прильнули вплотную к ее уху, чтобы продолжать шептать… Что за наваждение?