скачать книгу бесплатно
Юноша вскочил:
– Что?! Господи, но это же нелепо! Это болезненная фантазия безумца! – Он осекся, вспомнив, что говорит о собственной синьоре в присутствии ее личного врача. Но Бениньо устало потер веки:
– Именно так, Годелот. Для вас это звучит нелепой и болезненной фантазией. И упаси вас бог оказаться в положении, когда вы будете готовы понять герцогиню.
Шотландец осел в кресло, чувствуя, как странные и малообъяснимые события прошедших месяцев, словно куски разбитого витража, готовы сложиться в единую, совершенно невообразимую картину. Он стиснул зубы, силясь удержать рвущиеся с уст вопросы и догадки. Поднял глаза на врача и тихо процедил:
– Доктор… Но почему герцогиня так думает? Какая связь между ее болезнью и… этой историей?
Врач поморщился:
– Произошло одно… совпадение. А уж додумать недолго, было бы желание.
Годелот секунду помолчал и осторожно спросил:
– Господин доктор, а что это за артефакт?
Глаза Бениньо вдруг померкли, будто внутри захлопнулись ставни:
– А вот это не ваше дело. И надеюсь, что после вашей выходки вы воздержитесь от идиотского вопроса, почему я вам не доверяю.
Подросток вздохнул, молча отводя глаза, – врач был прав. Однако через секунду снова вскинул взгляд:
– Хорошо. А какую фамилию носил этот колдовской род?
Бениньо в очередной раз покусал губы и неохотно пояснил:
– В прежние века люди вовсе не носили фамилий, полагаю, вы знаете об этом. Но с тех пор, как роды стали объединяться общими именами, эта легендарная семья звалась кланом Гамальяно.
– Погодите, доктор. Стало быть…
– Да. Герцогиня убеждена, что ваш друг, с которым вы приехали в Венецию, – последний живой представитель этого старинного рода могущественных целителей и хладнокровных убийц. И если с помощью их страшного наследия можно было поразить ее параличом, то с его же помощью проклятие можно и снять.
Шотландец со звоном поставил бокал на стол:
– Доктор, но это смешно! Герцогиня хоть что-то знает о Пеппо? Не странно ли для обладателя такой силы ходить в драной рубашке и считать медяки?
– Герцогиня знает куда больше, чем вы думаете, – отрезал врач. – И она в курсе, что ваш друг – сирота без гроша за душой. Наследие затерялось, и ее сиятельство настойчиво ищет его уже много лет. Однако, если верить преданию, артефакт обладает своей страшной силой только в руках Гамальяно и лишь со смертью последнего из них он подчинится другому хозяину. Как вы считаете, какой самый простой способ избавиться от притязаний последнего из Клана?
– Но…
– Нет! Молчите и слушайте! – рявкнул Бениньо, подаваясь вперед и глядя подростку в глаза. – Я уже предупреждал, что вы все поймете неправильно. Бледны, как осенняя луна, взгляд полыхает, вас уже захватила эта легенда. Но Годелот… Вам нужно думать не о народных побасенках. Все намного серьезнее. Герцогиня Фонци не остановится ни перед чем. Я не верю в сказки и опасаюсь, что мою несчастную госпожу ждет страшное разочарование, однако судьба вашего друга уже предрешена.
Но вы… Вы иное дело. Вы просто случайная жертва обстоятельств. И лично от вас герцогине ничего не нужно. Не лезьте на рожон. Так или иначе, но эта история закончится. Вашего друга затравят и убьют, в этом нет сомнений. Но вы вовсе не обязаны разделить его участь.
Секунду Годелот молчал, и Бениньо видел, как лицо шотландца заливает свинцовая бледность, глаза сужаются, а нижняя челюсть обрисовывается жесткими углами. Он примирительно поднял ладонь:
– Годелот, погодите. Вы излишне буквально меня поняли. Позвольте, я объясню, – произнес он мягче, но юноша медленно встал из кресла, нависая над эскулапом:
– Не стоит, доктор, – вкрадчиво заговорил он подрагивающим от бешенства голосом, – я понял вас. Как же я, деревенский дурень, сразу не раскусил подвоха? Еще тогда, когда нашел в ваших записях портрет моего друга. Вы тоже заодно со всей этой волчьей стаей. У вас даже роль в загоне дичи своя. Чертов доминиканский паук пытал меня, а полковник спас и взял под крыло. Но от меня оказалось мало толку. И за дело принялись вы. Если полковника Орсо я опасался, то перед вами благоговел.
И вот вы успешно ловите меня на горячем. Признайтесь, вы наверняка уже подозревали, что я порылся в ваших бумагах? Вы слишком аккуратны, чтоб не заметить учиненного мной беспорядка. И все же любезно оставили сыр в мышеловке, не удосужившись припрятать его понадежней.
Посмотрев на мое перекошенное от ужаса лицо, вы не вызвали часовых. Вы угостили дурака вином и теперь рвете на груди кольчугу, открывая мне тайны одну занятнее другой. Убедившись же, что я сражен вашей откровенностью, самым отеческим тоном предлагаете мне все то же, что монах вымогал у меня пытками, а полковник хитростями, – вы хотите, чтоб я выдал вам Пеппо. Он ведь все равно обречен, верно? А я так молод, умен и хорош собой, у меня вся жизнь впереди, и грех похабить ее ради слепого ублюдка. – Годелот оскалился и ядовито процедил: – Я так доверял вам… А вы… Зачем вы так поступаете, доктор?
Бениньо молчал, задумчиво и бестрепетно глядя на возвышавшегося над ним солдата. Наконец он тихо проронил:
– Не глупите, Годелот.
Шотландец лишь усмехнулся:
– О, не беспокойтесь! Я знаю, что в этом доме полно охраны. Но, если я сейчас ненароком сломаю вам шею, приход часового лично для вас уже ничего не изменит.
Врач чуть прикрыл глаза:
– Сядьте, мальчишка. У меня уже ломит затылок смотреть на вас снизу. Вы снова ни черта не дослушали и сделали какие-то идиотские… ну, хорошо, вполне логичные, но все же ошибочные выводы. Я и не думал предлагать вам предательство. Я слишком хорошо знаю, что значит держать на руках тело единственного друга.
Годелот сделал шаг назад и оперся о спинку кресла, глядя на Бениньо с той же смесью злобы и подозрения. Доктор вздохнул:
– Я сдуру разбил свой бокал. Погодите… – Он потянулся к буфету, вынул новый бокал и налил себе вина. – Вот что, – спокойно продолжил врач, – ваш друг очень удачлив. Но силы неравны. У вас, Годелот, хороший заработок, в котором у вас нет насущной необходимости. Так пусть Джузеппе попросту затаится еще на некоторое время. Подкопите жалованье, отдайте ему, и пусть уезжает из Венеции ко всем чертям. В этой стране царит неразбериха. Достаточно покинуть Венето – и можно затеряться в соседних областях так, что отыскать следы будет невероятно трудно. Вы же… Что вам мешает продолжать службу?
Несмотря на напряжение, Годелот невольно рассмеялся:
– Взять у меня деньги и сбежать, оставив меня на растерзание?.. Вы совершенно не знаете Пеппо. В нем поразительным образом уживаются рыцарь и идиот. – Он резко оборвал фразу, уколотый неожиданной мыслью: – Постойте! Вы говорили, что герцогиня подозревает в своем увечье графа Оттавио. И что же, тот самый артефакт каким-то образом попал в его руки? А как же…
Юноша запнулся, ощутив, что сейчас наконец приблизился к ответу на те загадки, что пытался загадывать ему доминиканец Руджеро. Но врач молчал.
– Если это правда, – пробормотал шотландец, хмурясь, – то получается, что кто-то из этого Клана был весьма близок с графом Оттавио, раз согласился оказать ему подобную… ужасную услугу.
Бениньо только поморщился:
– Я смотрю, вы окончательно встали на сторону собирателей легенд. Что же до «услуги», полагаю, речь шла о деньгах, а вовсе не о дружеских чувствах.
Но Годелота ничуть не задела ирония, прозвучавшая в голосе врача. Он оттолкнулся от спинки кресла и заметался по комнате. Все это было слишком. Слишком зыбко, слишком маловероятно, слишком отвратительно, слишком цинично. Душа брезгливо сжималась, силясь отстраниться от края зловонной ямы чужих интриг, но разум ей наперекор жадно поглощал услышанное.
Наконец подросток в изнеможении ударил в стену кулаком:
– Черт бы все подрал! Я не знаю уже, чему верить! И есть ли вообще кто-то, кому хоть немного можно доверять! – Он рванулся к доктору и схватился за подлокотники его кресла, глядя Бениньо в лицо: – Хорошо. Допустим, что вся эта несусветная околесица – правда. Но доктор… Вы же самый влиятельный человек в этом доме! Вы ангел-хранитель герцогини, вы облечены безграничным доверием, на вас молятся все и каждый! Почему вы допускаете это? Вы уверены, что герцогиня носится с иллюзией, но невозмутимо следите, как ради этой иллюзии гибнут ничем не провинившиеся люди! Так чем вы лучше своей хозяйки?
Но врач не отвел взгляда:
– Я никогда не утверждал, что я лучше синьоры. И да, я хладнокровно слежу за творимыми ею безумствами. А если я начну отравлять себя сожалениями и терзаниями да еще полезу в герои и начну мешать герцогине, то никого не спасу. Только потеряю остатки контроля за ситуацией, и все станет еще хуже.
– Какие, к дьяволу, «остатки контроля»?! – прошипел Годелот, а Бениньо криво усмехнулся:
– Вы олух, Мак-Рорк. Вы полагаетесь на внешний облик вещей и негодуете, когда они выглядят не так, как вам хотелось бы. Вы что же, и правда уверены, что мое слово в этом доме имеет решающее значение? Да, меня уважают. Да, я близок ее сиятельству, как никто. Но, милый мой друг, не путайте власть и доверие. Бог и король этого дома вовсе не я.
– А кто же? – Шотландец отчаянно боролся с вновь подступающей ледяной яростью.
Вдруг доктор мягко улыбнулся:
– Не притворяйтесь. Вся жизнь этого особняка подчинена лишь одному человеку. Достаточно хладнокровному, чтобы устранять тех, кого он считает помехой. Достаточно храброму, чтоб идти к поставленной цели, невзирая ни на возможное преследование властей, ни на собственное суеверие. Достаточно умному, чтоб найти нити управления каждым, кто ему понадобится.
Годелот медленно выпустил подлокотники и выпрямился.
– Полковник Орсо… – пробормотал он. И вдруг остро ощутил, что подспудно ждал этого имени. Но в ответ на это чувство тут же вспыхнуло раздражение. – С каким, однако, восхищением вы говорите о нем, доктор! Меж тем если россказни об ужасных Гамальяно писаны вилами по воде, то некоторых жертв его превосходительства я могу сию минуту перечислить вам по именам.
Бениньо внимательно поглядел на шотландца.
– Годелот, – все так же мягко проговорил он, – как давно вы знаете, что полковник Орсо возглавлял атаку на Кампано?
Только что преисполненный негодования, юноша слегка недоуменно нахмурился:
– Несколько недель…
– Вот. И тем не менее берете уроки фехтования, кланяетесь полковнику при встрече и то и дело ссылаетесь на него в разговоре. А ведь полковник отчасти виноват в гибели вашего отца, а я достаточно знаю о шотландской неумолимости в вопросах родовой чести. Что же вы ни разу не попытались отомстить Орсо?
Юноша скрипнул зубами: этот простой вопрос вдруг ткнул куда-то под дых, словно жесткий палец.
Бениньо же склонил голову набок, глядя на изменившееся лицо собеседника:
– Похоже, не в бровь, а в глаз. Но я не насмехаюсь, Годелот. Просто задайтесь этим вопросом и будьте честны с собой.
Глубоко вздохнув, шотландец обеими руками отер лицо.
– Вы правы, доктор, – сухо отрубил он, – но тут ответ простой. Отец в жизни не согласился бы на иной конец. Пасть в бою, защищая своего лэрда, в его представлении было лучшим уделом. Не знаю, поймете ли вы, человек невоенный, наши причуды… Однако враг, сразивший вас в бою, – это победитель, а не убийца. И потому я никогда не забуду всего этого, но мстить мне не за что. Свою судьбу отец выбирал сам. Да и… что я могу сделать полковнику? Не яда же ему подсыпать.
Минуту Бениньо молчал, а потом отрезал:
– Чушь! Все не так, Годелот. Представьте себе на месте Орсо неряшливого и пьющего субъекта, который тиранит своих подчиненных, ворует их жалованье и за любой чих назначает унизительные экзекуции. Который называет вас вульгарными словечками и охотно выставляет на посмешище перед однополчанами. Вы все еще готовы произнести вашу пламенную речь? Едва ли. Дело не в вашем воспитании. Дело в самом полковнике. Это незаурядный человек. И вам не гадко даже от мысли, что Орсо сам мог убить вашего отца. Ведь вы наверняка инстинктивно уверены, что никто не посмел пинать его тело сапогами или шарить по его карманам.
На челюстях шотландца дрогнули желваки, скулы вспыхнули. Но Бениньо только повысил голос:
– Злитесь? Зря. Я скажу вам еще кое-что. Вы восхищаетесь полковником. Более того, вы жаждете походить на него, даже если не отдаете себе в этом отчета!
– Прекратите! – рявкнул Годелот, тяжело переводя дыхание. – Хватит разбирать меня по костям, как жареную рыбу! Что вы можете знать обо мне? Хорошо, не спорю, я действительно болтливый простак, которого настолько потрясли ваши знания, ваши щедрость и доброта, что я готов был выложить все что угодно! Но не смейте с этой пренебрежительной уверенностью вешать на меня ярлыки, словно я насекомое на булавке!
– Не кричите, Годелот! – оборвал его Бениньо.
Шотландец замолчал, сжимая кулаки и тщетно пытаясь взять себя в руки, но вдруг увидел, что доктор смотрит на него без тени гнева или сарказма.
– Тише, – повторил тот, – учитесь обуздывать свой нрав. И запомните: громче всего кричится тогда, когда хочется заглушить собственные внутренние голоса. Если вы на миг задумаетесь о моих словах, то поймете мою правоту. Я не претендую на венец пророка. Просто… таков Орсо, друг мой. В нем есть нечто особенное. Не мое дело, что он оставил позади, но я уверен: он был в аду, сумел вырваться и с тех пор носит кусок этого ада при себе, как обрывок паутины.
Он держится в тени – а меж тем он один из самых влиятельных кондотьеров Италии. Перед ним преклоняется насмешник Дюваль, Клименте старше его на добрых десять лет, а считает его своим покровителем. Полковник возглавляет немногочисленное личное войско герцогини, но при нужде за несколько дней соберет трехтысячную орду головорезов, преданных ему, как свора собак. Сам же он предан лишь герцогине, которая в свое время оказала ему огромную услугу. И, как видите, Орсо старается на совесть. Поверьте, немногие сумели бы так виртуозно обставить нападение на графство, чтоб покончить с делом за одну ночь и не оставить никаких достойных доверия следов.
Годелот опустился в кресло и сжал голову руками.
– Я прежде думал, что так убедительны и красноречивы бывают лишь свахи, – произнес он уже без прежней запальчивости. – Не пойму только, зачем вы превозносите полковника передо мной. Деваться мне от его превосходительства все одно некуда даже без особой к нему любви.
Бениньо усмехнулся уже совсем искренне:
– Вы все ищете подвоха… Впрочем, это вполне обоснованно. Но на деле… – он секунду помолчал, а потом проговорил неторопливо и осторожно, будто снимая повязку с едва начавшей рубцеваться раны: – Годелот, меня самого воспитал невольный убийца моего отца. Этот человек сделал меня сиротой, но взамен дал мне крылья. Всем, чего я, нищий сельский мальчик, достиг в этой жизни, я обязан лишь ему.
Шотландец сдвинул брови.
– Полагаю, этот достойный господин не был предводителем отряда, разгромившего ваш дом… – пробормотал он.
– Нет, – ровно ответил Бениньо, – он был государственным изменником, собственный сын выдал его властям, и он был казнен за военные преступления. Я даже не видел его могилы. Его зарыли на тюремном кладбище среди убийц и прочего сброда. Прошло больше двадцати лет. Но для меня он навсегда останется моим благодетелем и вторым отцом, каких бы гнусностей ни приписывала ему молва.
Годелот стиснул зубы:
– Зачем вы рассказываете мне это?! После всего, что я узнал сегодня, меня трудно вновь поразить.
– Я не пытаюсь поразить вас, а поучаю по-стариковски. Я уже говорил: люди должны использовать друг друга, покуда знают меру. Так дерзайте, Годелот, используйте полковника. Далеко не каждому юнцу выпадает такой шанс. Не смейте приносить его в жертву своей юношеской горячности. Учитесь у Орсо. Всему. Достойному и недостойному. Особенно последнему.
– Почему? – нахмурился Годелот.
– Потому что тогда вы будете знать, чего ожидать от людей, перестав мерить их по себе, – спокойно пояснил врач.
Шотландец откинулся на спинку кресла.
– Доктор Бениньо, вы говорите, что я кричу, чтоб заглушить внутренние голоса. Быть может. Но только держу пари, что и вы развели философию больше для того, чтобы уйти от темы, что была вам не по душе. А я все же спрошу. Вы утверждаете, что бессильны помешать герцогским бесчинствам и потому закрываете на них глаза. Но почему вы не покинете этот… военный лагерь и не перестанете участвовать в том, что вам претит?
Глаза эскулапа, только что задумчивые и внимательные, разом заледенели, будто подернутое инеем оконное стекло:
– Все уверены, что я служу герцогине ради отменного жалованья. Чем вас не устраивает эта версия? Между прочим, по договору исцеление герцогини, вне зависимости от его причин, обеспечит меня до конца дней. Ее сиятельство не забывает поддерживать в людях должное… усердие.
Годелот помолчал.
– Вы не бедствовали бы нигде. Вы превосходный врач, а не пикинер на пенсии.
Бениньо крепче сжал ножку бокала, и его ноздри слегка дрогнули.
– Похоже, я перегнул с разглагольствованиями. Вы стали дерзки и любопытны.
– Я был таким всегда, но прежде вы казались мне божеством, а сейчас стали человеком.
– Вот оно что! Я сам подпортил свой ореол. Тем лучше. Слишком тяжкий это труд – быть для кого-то богом. А ведь тут нет ничего сложного, Годелот. Я в курсе всех безумств и преступлений моей госпожи. Я знаю имена всех ее жертв. И причины их смертей. Я знаю, что именно ее сиятельство ищет, зачем и какими способами. Вы действительно полагаете, что меня кто-то отпустит отсюда живым? Я пленник в этом доме, друг мой. И, боюсь, навсегда. – Слегка побледневший юноша собирался что-то сказать, но Бениньо жестко отрубил: – Молчите! И вот еще что, Мак-Рорк. Надеюсь, вам пригодятся мои сегодняшние… россказни. Но не рассчитывайте на мою помощь. Разве что я сам ее предложу. И то не спешите соглашаться. Она может вам дорого обойтись. А сейчас – вон отсюда. Я потратил на вас уйму времени.
Годелот встал и щелкнул каблуками:
– Виноват, господин доктор! Разрешите откланяться.
– Катитесь! – рявкнул врач и добавил чуть тише: – И, ради бога, будьте осторожны.
Глава 4
Невеста на мосту
