Завещание моего бывшего

Что-то мне подсказывало, что это Нобуо. С того вечера мы не общались. Понятное дело, почему я сама ему не звонила, но меня злило, что и он не пытался со мной связаться вот уже пять дней. Я ведь ожидала извинений. К моему удивлению, письмо пришло от Эйдзи Морикавы. Никак не ожидала.

У меня есть такая особенность: каждый вечер, перед тем как заснуть, я забываю все мелочи, которые произошли за день, а уж то, что случилось еще раньше, кажется мне давним прошлым. Поэтому, увидев на экране имя Эйдзи Морикавы, я какое-то время вообще не могла понять, кто это. А даже сообразив, что так звали моего бывшего парня, лишь удивилась, чего он от меня хочет.

Только прочитав письмо, я поняла, что сама написала ему первой. И все равно этот ответ звучал странно, заставляя меня возвращаться к нему еще и еще. Сон как рукой сняло.

В тексте говорилось: «Дорогая Рэйко Кэммоти, спасибо за письмо. Моя фамилия – Харагути, я ухаживала за Эйдзи Морикавой. Эйдзи покинул нас тридцатого января, и на днях мы провели погребальную церемонию».

То есть он умер! Тридцатого января – это ровно неделя назад, за день до нашего ужина с Нобуо. Эйдзи был старше меня на два года, а значит, ему еще не исполнилось и тридцати.

«Интересно, что случилось?» – первым делом подумала я. Одна из самых частых причин смерти среди молодежи – самоубийство, за ним следует рак и другие болезни. На третьем месте – ДТП и прочие несчастные случаи. Очень возможно, что с Эйдзи произошло что-то нехорошее. Конечно, не очень прилично гадать об этом, но я не могла сдержать любопытства.

Никакой грусти или страха я не испытала. Смерть моего ровесника казалась нереальной, какой-то выдумкой. К тому же во время учебы на юриста я повидала немало случаев неестественной смерти: кто-то покончил с собой из-за невыносимых условий труда, кто-то погиб из-за несчастного случая на работе. Возможно, у меня просто притупилось восприятие смерти.

Немного подумав, я написала Синоде – он ходил на тот же семинар в университете, что и я, только был постарше и тесно общался с Эйдзи. Они оба поступили, отучившись сначала в школе при университете: вместе зачислились в младшие классы и с тех пор не расставались. Слышала, их семьи тоже дружили.

Ответ от Синоды пришел мгновенно. Он как раз хотел со мной поговорить об этом, поэтому приглашал выпить. Мы обменялись парой сообщений, и я согласилась: меня мучило любопытство, да и хотелось с кем-нибудь поболтать после перепалки с домашними.

Мы встретились в баре при гостинице «Мандарин ориенталь». Синода, судя по всему, возвращался с чьей-то свадьбы: он был одет в костюм с искрой[4], а в руках держал пакет, в каких гостям раздают подарки. Естественно, за прошедшие годы он так и не стал выше, зато у него отрос живот, да так, что пуговицы на пиджаке едва не отрывались.

– Эй, ты округлился! – поприветствовала я.

– В последнее время сплошные банкеты. А ты не просто не изменилась – кажется, стала еще красивее. – И он еще сильнее сузил и без того узкие глаза.

Его отец владел небольшой торговой компанией. Сам же Синода только развлекался, хотя якобы отучился за границей. Да и развлечения у него были под стать мальчику из хорошей семьи: все строго приличное – гольф да яхты.

– Тебя это тоже шокировало, правда? Вы ведь с Эйдзи когда-то встречались?

Глядя на его жалостливо опущенные брови, я поспешно стерла улыбку с лица и захлопала глазками, потупившись.

Вообще-то никакого шока я не испытывала, но у меня хватало здравого смысла подыграть хорошо воспитанному мальчику. Это Синода должен быть потрясен, ведь они с Эйдзи дружили с детства. Тем не менее сначала он поинтересовался, каково мне, отчего я, ощутив всю красоту души благородного человека, почувствовала себя неловко. Вот как раз потому, что ненавижу такую неловкость, за богатенького мальчика никогда не выйду, как бы ни любила деньги.

– Подожди, ты говорил, что хочешь со мной посоветоваться? – сменила я тему.

– Видишь ли… – Синода сделал внушительную паузу. – Это имеет отношение и к смерти Эйдзи. Ты ведь юрист, я хотел узнать твое мнение.

Синода вытащил телефон и открыл какой-то сайт с видео.

– Ты же знаешь, что некоторые загружают на такие сайты свои видео и зарабатывают на рекламе, за просмотры?

Я кивнула. Мне доводилось слышать о крайне скандальных роликах, которые приносили довольно большие деньги.

– Говорят, несмотря на свой возраст, дядя Эйдзи живет на доход от этих видео. Его зовут Гиндзи.

Синода показал мне ролик с громким названием «Не для широкой публики! Секретное собрание семьи Морикава». В шикарной гостиной, обставленной в западном стиле, собралось человек шесть-семь. Кто-то сидел на диване, перекладывая одну ногу на другую и наоборот, остальные бродили по комнате, не находя себе места, – в общем, все явно были неспокойны. Судя по ракурсу и подрагиванию изображения, оператор снимал скрытно и маленькой камерой, наверняка спрятанной в сумке.

На экране появился мужественного вида человек лет шестидесяти с короткими седыми волосами и хорошим загаром.

– Итак, господа, – негромко сказал он, глядя в камеру. Видимо, это и был Гиндзи. – Начнем наше семейное собрание акционеров «Морикава фармасьютикалз».

Услышав это, я ахнула и встряла:

– Погоди-ка. Эйдзи Морикава имеет отношение к «Морикава фармасьютикалз»?!

Посмотрев на меня, Синода приостановил видео.

– А ты не знала?

– Первый раз слышу.

Это же надо так – не заметить, что под самым носом у меня был наследник огромного состояния! Видя, как легко Эйдзи перескакивал из класса в класс вплоть до университета, я понимала, что он из довольно зажиточной семьи, но кто бы мог подумать, что его отец – владелец крупной фармацевтической компании! Сам Эйдзи никогда не заговаривал о родителях, я тоже испытывала к семье не самые приятные чувства, так что вопросов не задавала.

– Значит, ты его любила не из-за денег? – серьезно спросил Синода.

Не желая признаваться, что мне просто нравилось его лицо, я с серьезным видом кивнула.

– Эйдзи тоже скрывал от всех, что его семья связана с компанией. Говорил: «Не хочу, чтоб на меня еще больше девчонок вешалось».

Синода тихонько усмехнулся. Вслед за ним я тоже слегка улыбнулась. Да уж, Эйдзи вполне мог такое сказать, это на него похоже.

Синода снова запустил видео.

«На днях умер мой племянник, Эйдзи Морикава, младший сын моего старшего брата. Мы собрались, чтобы заслушать его завещание. Ставлю вас в известность, что Эйдзи несколько лет назад получил значительное наследство от бабушки. Подробностей я и сам не знаю, но что-то около шести миллиардов».

Я повторила:

– Ше… шесть миллиардов?!

Даже для семьи основателя компании оставить такую сумму тридцатилетнему младшему сыну – это слишком.

Синода тут же приложил палец к губам и шикнул на меня. Испугавшись, я оглянулась, но другие столики стояли достаточно далеко, да и все посетители были явно заняты своими разговорами.

Мы вернулись к видео. Появился пожилой мужчина – юрист-консультант Эйдзи. Он начал зачитывать завещание. Содержание оказалось настолько неожиданным, что поначалу я даже не поверила своим ушам:

«1. Все мое имущество отдать тому, кто меня убил.

2. Найти преступника поможет второе завещание, которое я отдельно передал господину Мураяме, адвокату.

3. Если за три месяца после моей смерти преступника не найдут, все мое имущество направить в государственную казну.

4. В случае, если я умру не по чьей-то вине, все мое имущество также направить в государственную казну».

Досмотрев видео, мы некоторое время молчали. Мне еще не доводилось слышать такого странного завещания. Хотя, конечно, я не специалист по наследственным делам. И все равно документ выглядел очень необычно.

Едва завещание огласили, раздался мужской голос: «Вы с ума сошли?! Как можно принять такое?!» Вся семья словно взбесилась, изображение заколебалось, и запись прервалась.

– А что, Эйдзи убили? – напрямую спросила я Синоду.

Тот покачал головой:

– Он умер от гриппа – так сказал его отец на похоронах.

От гриппа?! Голос Синоды эхом прозвучал у меня в голове.

– Вообще-то Эйдзи страдал от тяжелой депрессии, поэтому его здоровье очень ослабло.

Я и о депрессии ничего не знала.

– Незадолго до смерти его состояние сильно ухудшилось, так что семье пришлось обращаться с ним осторожно, как с фарфоровым.

По словам Синоды, Эйдзи в одиночестве восстанавливал силы на своей вилле в Каруидзаве, а общался только с кузеном и его женой, которые жили неподалеку. Впрочем, конечно, больного не оставляли одного, поэтому его навещал лечащий врач и из ближайшей больницы приходили медсестры. Обычным людям такое отношение не светит, но тут речь шла о члене семейства, которое владело «Морикава фармасьютикалз». Неудивительно, что они задействовали все связи и добились особого отношения.

Слушая эту историю, я думала только о том, как же круто родиться богатым. Внезапно меня передернуло от осознания, насколько чужим был Эйдзи для своих родных. Я ощутила бездонную тоску, будто заглянула в темный колодец. Хотя мне ли судить его семью, если сама даже не знала про его болезнь?

– А из-за чего началась депрессия?

Синода покачал головой:

– Отец понятия не имеет. Спросил у сына, хотя понимал, что не стоит, а тот ему серьезно ответил: «Я такой красавчик, такой богач, мне все удается в обход всяких правил. Я чужой в этом мире. Разве можно жить среди обычных людей такому отклонению от нормы?» И что тут скажешь?

Синода помрачнел, а я чуть не прыснула со смеху. Вдруг явственно вспомнился Эйдзи, каким он был в студенчестве. Сейчас, после того как мы все окончили университет и устроились на работу, это кажется таким далеким. Как будто я вдруг открыла старый альбом с фотографиями.

На деле Эйдзи был невероятным нарциссом. Ну правда: когда мы вместе ходили за покупками, он как-то пробормотал, увидев собственное отражение в витрине:

– А ничего, что я настолько хорош собой?

И Эйдзи действительно был симпатичным, так что это еще ладно, но ведь он продолжал:

– Как же мне жить, если у меня настолько все хорошо? Интересно, чего боги ждут от меня? Я обязан поделиться их благодеяниями и милостями с миром.

С этими словами он зашел в ближайший круглосуточный магазин и высыпал все деньги из кармана в ящик для пожертвований. А потом не смог купить обратный билет на электричку, пришлось сунуть ему тысячу иен.

Заявления делал громкие, но дурной был на всю голову: то ли не задумывался глубоко ни о чем, то ли чересчур оптимистично смотрел на жизнь, то ли с пафосом перегибал… В любом случае вел себя как крайне самоуверенный болван, и это меня ужасно бесило. Все хотелось ему возразить, да я сдавалась. Так что Синода наверняка нигде не приукрасил.

– Очень похоже на Эйдзи. Жаль, конечно, что ему пришлось бороться с депрессией.

Известие о болезни меня поразило, но и без того информации было слишком много, чтобы сразу переварить ее, поэтому свои вопросы я пока отложила.

– Если он умер от гриппа, значит, мы имеем дело с последним пунктом: «В случае, если я умру не по чьей-то вине…»

Однако Синода не ответил на мой вопрос. Только неловко поскреб круглый подбородок.

– Почему ты молчишь?

Я заглянула ему в лицо и увидела на лбу крупные капли пота. Он как будто хотел что-то сказать, но заколебался. Наконец Синода решился:

– Видишь ли, мы с ним виделись за неделю до смерти. Я тогда как раз оправлялся от гриппа. Как думаешь, я могу получить шесть миллиардов?

Синода улыбнулся, как ребенок, которого застали за проделкой. Его глаза сверкали мягким светом – и не скажешь, что он совсем недавно похоронил друга.

Я серьезно посмотрела на приятеля и подумала: «Ну и лицемер!»

* * *

Думаю, это возможно.

– Если ты специально заразил Эйдзи, тогда можно сказать, что ты его убил.

Конечно, так никто не делает: если уж решил кого-то убить, наверняка есть более верные способы. Хотя теперь, когда все уже случилось, несложно назвать это и убийством. Ведь преступнику достаточно признаться.

– Вот только, – заговорил Синода, – я не хочу, чтобы меня арестовали за убийство. Как думаешь, можно заполучить наследство, не привлекая полицию?

Я в одно мгновение прокрутила в голове разные варианты. Вообще, существует категория недостойных наследников: осужденный за убийство наследодателя не имеет права на его имущество. Причем под эту категорию подпадают только те, кого по-настоящему осудили. Значит, пока нет уголовного наказания, наследовать может даже убийца.

А чтобы осудить человека по уголовному делу, нужно гораздо больше улик, чем по гражданскому иску. Ведь потребуется убедительно доказать, что человек действительно преступник. Поэтому даже тот, кого признали виновным по гражданскому делу, в теории может оправдаться по уголовному делу. Только работает ли это в реальности? Стоит ли рассчитывать на эту лазейку?

– Хм. Для начала нужно уточнить, как Эйдзи в своем завещании предлагает искать преступника. – Я аккуратно выбирала слова. – Допустим, несколько человек договорятся сохранить в тайне имя преступника и не сообщать его полиции. Иначе кто же признается?

Хотя… В голове вдруг всплыли слова, услышанные в университете. Девяностая статья Гражданского кодекса, «Общественный порядок и мораль»: «В современной Японии разрешается заключать любые договоры и контракты между отдельными лицами. Это называется гражданскими свободами».

Вот только на всякое правило есть исключение. Пусть совсем уж злонамеренных договоров не возникнет, так как они нарушили бы статью об общественном порядке и морали, зато взаимное решение завести любовников или скрыть убийство – вполне типичные примеры таких исключений.

– Слушай, это завещание могут признать недействительным, – понизив голос, сказала я. – Пообещав вознаграждение убийце, Эйдзи нарушил статью об общественном порядке и морали. Вполне вероятно, что его оспорят. Может быть, он планировал заманить этим преступника и заставить признаться, только потом тот узнал бы, что ему ничего не дадут, поскольку завещание недействительно.

Синода на миг широко открыл свои узкие глаза и пробормотал:

– Ничего себе!

– А почему вообще Эйдзи оставил такое завещание? Он что, хотел, чтобы его убили? – Я наконец задала вопрос, который вертелся у меня на языке с того момента, как зачитали документ.

– Понятия не имею, – покачал головой Синода. – Он и правда вел себя странно. Не знаю, из-за депрессии или по какой иной причине, но в последние несколько лет у Эйдзи развилась мания преследования.

– Мания преследования?

– Да, говорил, что за ним как будто наблюдают. Я спрашивал его, почему ему так кажется, а он отвечал, что утром, когда просыпается, вещи в комнате стоят чуть-чуть не так, как вечером. В общем, всякие мелочи. Я считал, ему это кажется. И все-таки мы ведь с ним дружили еще с начальной школы, поэтому я не мог смотреть, как он съезжает с катушек, и стал держаться от него подальше.

Действительно, иногда Эйдзи говорил странные вещи, однако всегда был приветлив, ни на ком не срывался. Непонятно, откуда могла взяться мания преследования.

– Но когда он пригласил меня на вечеринку в честь своего тридцатилетия, я пошел, встретился с ним спустя долгое время. Клянусь, и в мыслях не было его заражать. У меня к тому времени уже спала температура, а потом я даже отсидел два дня в карантине.

Синода точно оправдывался, что стало меня раздражать. Хочешь денег – так и скажи.

– А теперь, когда Эйдзи умер, ты из жадности хочешь заявить о себе?

Он помрачнел, как ребенок, которого отругала мать. У меня дурацкий характер: если вижу унылого мужчину, хочется его прикончить, но тут я сдержалась. Стало интересно, почему Синода рассказал мне все.

– Конечно, неплохо бы получить деньги, если это возможно. А еще больше хочется узнать, что происходит в семье Морикава.

Синода вытащил из кармана носовой платок и вытер свое широкое лицо.

– У нашей семьи нет прямых сделок с «Морикава фармасьютикалз», но они делятся с нами клиентами, рекомендуют нас другим. Так что я был уверен, что мы отправим хотя бы цветы на похороны. Оказалось, отец не только не прислал венок, а вдобавок и сам не пошел, и даже заявил, чтобы впредь мы держались от них подальше. Я отца не послушал, сходил на похороны…

– Там и заметил, что с семьей что-то не так? – не выдержала я.

– Да. Отец, похоже, знает какую-то тайну, только упрямый, слова из него не вытащишь. Возможно, это связано с нашим бизнесом или же со смертью Эйдзи.

– Разве твоя семья как-то причастна к смерти Эйдзи?

Завещание, конечно, странное. Но можно представить, что его написал человек с манией преследования. С другой стороны, разлад между семьями Синоды и Морикава вполне мог указывать на ссору глав семейств, о чем сыну просто не сказали. В общем, пока мне это не казалось важной зацепкой.

– Нет, что-то здесь не так. Наши семьи были связаны несколько десятков лет – и вдруг эти отношения меняются, причем в это же самое время умирает Эйдзи, оставив странное завещание. Не могу поверить, что это совпадение.

Синода скомкал в руке тщательно выглаженный платок.

– Слушай, Рэйко, расследуй вместо меня это дело, а? Если скажешь всем, что представляешь убийцу, наверняка сможешь узнать про завещание и семью Морикава, а имя клиента удастся скрыть.

– Нет! – тут же отказалась я.

– Что?! – Казалось, он такого не ожидал и сразу поник. – Я ведь заплачу…

– Ни за что! – отрезала я. – Из шести миллиардов Эйдзи два отойдут его семье. В любом случае, независимо от завещания.

Что бы там ни было сказано, родители Эйдзи остаются его законными наследниками и имеют право на часть имущества. Это называется законной долей. Правда, чтобы ее получить, нужно заявление от этих наследников, но уж ради такой суммы адвокаты точно постараются.

– А из оставшихся четырех миллиардов больше половины уйдет на налоги, так что тебе достанется меньше двух, если вообще достанется. Я за свои услуги заберу еще пятьдесят процентов, и ты получишь всего миллиард. Не окупится.

Если решусь представлять Синоду в этом малопристойном дельце, меня ославят по всему интернету и отнесут к категории безнравственных юристов. Тогда мои консервативные клиенты из серьезных компаний, ценные бумаги которых обращаются на бирже, наверняка откажутся работать со мной.

Так что возможное вознаграждение в миллиард совсем не казалось мне выгодным, притом что я довольно оптимистично все рассчитала. Такие деньги я вполне могу заработать сама, если поднажму. Поэтому говорить тут было не о чем. Меня совершенно не тянуло браться за это дело.

Синода же заглянул мне в лицо:

– Но ведь тебе тоже интересно, почему Эйдзи оставил такое завещание.

Разумеется, интересно – как стороннему зрителю. Только деньги важнее.

– Причины меня не волнуют.

Синода чуть погрустнел. Мне показалось, что он мне сочувствует, и я зло пробормотала:

– Больно надо.

Мы еще поболтали ни о чем и неспешно разошлись, безмерно наскучив друг другу.

Гиндзи Морикава оказался довольно известным видеоблогером: о завещании Эйдзи вскоре заговорили везде и всюду. Поскольку случай явно противоречил этике, в теленовостях и газетах его не касались, зато в интернете ролик горячо обсуждался. Стоило ввести имя Эйдзи в строку поиска – и тот выдавал множество сайтов с описанием всего его имущества и личной жизни.

Вот только описания эти были на удивление поверхностными и очевидно лживыми, что понимала даже я, слабо знакомая с его семьей. Читая одну статью за другой, я злилась все больше и больше. Ну неужели тем, кто пишет такую чушь, даже в голову не приходило проверить факты?

«Может, мне самой этим заняться?» – легкомысленно подумала я. Интересно все-таки, сколько у Эйдзи было денег.

После встречи с Синодой я еще несколько дней побездельничала дома, развлекаясь зарубежными сериалами, а потом решила приступить к своему расследованию, начав с «Морикава фармасьютикалз». Их акции постоянно перепродаются на бирже. Пожалуй, имеет смысл изучить отчеты о ценных бумагах. Иногда в графе, где указаны основные акционеры, вписывают и сколько у них сейчас акций компании. Если умножить это число на сегодняшний курс, можно прикинуть стоимость акций на руках у владельцев.

Не вставая с постели, я включила ноутбук. Все о ценных бумагах можно легко узнать через EDINET[5], и отчет там оказался внушительным – на двести страниц. Тем не менее я быстро нашла нужный мне пункт.

Было выпущено примерно 1,6 миллиарда акций, каждая из которых сегодня стоила почти 4500 иен. По самым грубым подсчетам, компания оценивалась в семь триллионов двести миллиардов иен.

Я перешла к списку основных акционеров. Во главе стояла иностранная инвестиционная компания «Лизард кэпитал». С прошлого года их сотрудник стал заместителем генерального директора «Морикава фармасьютикалз», и это привлекло внимание всего бизнес-сообщества. Ходили даже слухи, что они планируют усилить контроль над фирмой и поглотить ее.

За первым местом в списке акционеров шли трастовые банки и инвестиционные компании, ни одного индивидуального акционера не было. Оно и понятно, вряд ли отдельному человеку под силу купить много акций предприятия такого масштаба.

Подперев щеку рукой, я задумалась. Что же делать? Пока рассеянно рассматривала экран компьютера, мой взгляд вдруг упал на девятую и десятую позиции. «Объединенная компания „Кэй энд Кэй“» и «Объединенная компания AG». А вот это интересно. Объединенные компании[6] часто создают для управления личными сбережениями, но названия меня заинтересовали. Я тут же зашла в систему онлайн-заявок на регистрацию и депозиты, чтобы заказать в Министерстве юстиции реестры обеих компаний.

Через три дня документы были у меня. Я заглянула в записи о «Кэй энд Кэй» и от удовольствия вскинула в воздух кулак. В графе «уполномоченный директор» был указан Канэхару Морикава, а напротив «исполнительного директора» – Кэйко Морикава. Значит, это действительно компания, управляющая доходами семьи.

Не знаю точно, кто такие эти Канэхару и Кэйко, но раз дядю Эйдзи звали Гиндзи, то его старшему брату вполне могли дать имя Канэхару[7]. Тогда Кэйко, наверное, супруга Канэхару, мать Эйдзи.

Со второй фирмой оказалось еще проще. И уполномоченным, и исполнительным директором значился Эйдзи Морикава. Видимо, с помощью этой компании он распоряжался собственными деньгами. Я, конечно, сразу так подумала, но меня смутила эта глупая игра слов с «Эй-дзи» и AG.

По словам Гиндзи, Эйдзи – второй сын, значит, должен быть старший. Странно, что он не появлялся ни в каких реестрах. Но я так радовалась своей проницательности, что решила не придавать этому значения и в приподнятом настроении снова вернулась к отчетам о «Морикава фармасьютикалз».

Компания «Эй-дзи» владела полутора процентами акций. То есть у Эйдзи было полтора процента от семи триллионов и двухсот миллиардов, при нынешнем курсе – сто восемь миллиардов иен.

Я почувствовала, как сердце забилось быстрее. Пусть даже треть заберут родители Эйдзи, останется семьдесят два миллиарда. И если пятьдесят процентов уйдет на налоги, будет еще тридцать миллиардов. От них половина за успешное ведение дела… Пятнадцать миллиардов. Я набрала в легкие побольше воздуха и выпустила его обратно. Надо успокоиться.

С чего Гиндзи вообще упомянул те шесть миллиардов? Конечно, семейка не принимает его в свои ряды, но очень уж различаются цифры. Мало того, поскольку настоящая сумма есть в открытых источниках, на эти деньги вполне могут нацелиться нечистые на руку типы – и себя я полностью исключила из их числа. Смогу ли я с ними тягаться?

Опять же, велика вероятность, что завещание Эйдзи сочтут нарушением закона о морали. Это, конечно, вопрос интерпретации закона, но удастся ли выиграть, если дело дойдет до суда?

В голове мгновенно всплыли всевозможные препятствия. Риски слишком высоки. Однако, что бы ни нарисовала мне моя фантазия, нечто в глубине души уже приняло решение, какой путь следует выбрать. Да, я всегда боролась именно так – будто меня что-то толкало только вперед – и побеждала.

Меня охватило ощущение всемогущества одновременно с покорностью судьбе. Я позвонила Синоде и выдала:

– Помнишь наш разговор? Я согласна. Только в награду требую ровно половину.

И, не обращая внимания на его молчание, продолжила:

– Надо разработать план идеального убийства. Я сделаю тебя преступником.

Глава 2. Идеальное убийство

Это моя месть убийце. Дать – значит забрать. Преступнику придется жить на деньги, которые я ему подарю. То есть он будет влачить свои дни, подчиняясь мне, преследуемый моим духом. А чтобы преступника непременно нашли, я заставлю их отдать мои деньги в казну, если его не обнаружат.