Кирзовый новатор

– Вот и хорошо. Вот и сдайте стул… в распоряжение.

– Опять какая-то муха укусила. – Пробормотала Раиса Федоровна.

– Известно какая, трезвости, – хмыкнула Диана Андреевна.

– Надо понимать всем без исключения! Это наш общий дом! – Между тем воодушевленно трубил Герман Архипович, размахивая руками направо и налево. – Это парад нашей культурной мощи! Наше искусственное оружие! Его командованию не в грязь лицом, а фасадом наружу надо.

– Искусствоведческое тогда.

– Чаво?

– Оружие. Правильно было сказать искусствоведческое оружие.

– Отстаньте со своими поправками, не в кодекс, Раиса Федоровна. А оружие, какое ни есть – защита и оплот! Наш арсенал воздействия на массы посредством культурно-патриотического внедрения новаторских форм в нашу ответственную и важную просветительскую деятельность.

Дрозда распирало красноречие. Поймав градус вдохновения, он пускался во все тяжкие словесного запоя.

Дабы не утомить читателя пафосной речью неугомонного Дрозда, перенесемся на туалетную арену, где вот-вот вспыхнут нешуточные страсти. По сути, им все равно где вскипать, лишь бы было на чём. А эмоций у супругов хватало. В ревности преуспела Нина. Выслеживая мужа даже в уединенных местах. Нет, она не то чтобы специально врывалась в отхожие заведения, она там появлялась как бы невзначай, интуитивно подозревая мужа в изощренных уловках сексуального содержания. По ее мнению Захар мог завлечь в свои сексуальные сети любую особь женского пола. Но, как ни странно, завхоз был неуловим, как мотылек в тени ночной. От «погони в горячей крови», он даже испытывал неимоверное тайное удовольствие, наслаждаясь ощущением, что за ним охотятся все дамы мира.

Итак, обуреваемая жаждой расправы, Нина зашла в туалет. И замерла, прислушиваясь. И, конечно же, из соседней кабинки раздался протяжный выдох и довольный голос мужа произнес:

– Уффф. Хорошооо….то как… Маня…

И в довершении, подлец засвистел бравурный мотивчик. Который, по обыкновению исполнял, переворачиваясь на другой бок. У Нины перед глазами запрыгали кровавые мячики, засверкали вспышки ломанных стрел. Нина покрепче перехватила древко швабры, точно дубину войны. На пороге возник муж, на ходу застегивающий ширинку.

– Это че? Это че такое?!!! – Гаркнула женщина.

Захар Каземирович шарахнулся в сторону, а Нина юркнула в кабинку. Заметалась, ища условного противника, и даже заглянула за сливной бачок. Не обнаружив соперницы, принюхалась.

– Это не то, что ты подумала!

– Я не думаю, я все вижу, слышу! И …чую!

– Ниночка, это недоразумение! – Заблеял Захар Казимирович. – Ты понимаешь, я очень хотел. Но не хотел, чтобы так вышло. Пойми же, это ничего не значит!

– У тебя все выходит боком! Все через жопу и одно место! Уу… проклятый. Да ты всю жизнь мою изгадил! Гад, гад! – И оружие чистоты и порядка безжалостно ткнуло завхоза в живот.

– Ох, Ниина, -извиваясь, простонал благоверный.

В презрительном взгляде уборщицы отразилась вся боль брошенной половины человечества. Она гордо вздернула подбородок и уничтожающе глянула на мужа.

– Нет тебе прощения!

Подхватив тряпку и швабру, победоносно ступая, Нина покинула место стычки.

Завхозу стало не по себе. До того, что в животе ухнуло и болезненно скрутило кишки в тугой неразвязный узел. Громко рыгнув, хозмен вновь скрылся в кабинке.

***

Между тем с другой стороны туалетной двери творилось «торжество» разума над низменными потребностями.

– Мы здесь собрались ознаменовать этот памятный день праздничным открытием…, – возвестил Дрозд и лучезарно улыбнулся. В упоительном раже его лицо приобрело кирпичный оттенок, глаза вдохновенно сияли, отражая внутренний фейерверк и даже кончик толстого носа, словно раздувался от важности. Герман Архипович триумфально оглядел пасмурные лица собравшихся и указал рукой на дверь, которая вдруг распахнулась, шваркнув по упитанному заду. Тот подпрыгнул и, обиженно скривившись, потер ушибленную ягодицу:

– Ай! Это что за нару…

Но мигом осекся, увидев выражение на лице Нины. Оно было таким, что запросто можно было перепилить рельсу и свалить с маху от трех до пяти вековых дубов. По части восприятия женского настроения Дрозд дуболомом не был. Он прикусил язык и сдержанно скомандовал:

– Марш в строй. Разбегалась тут.

Прищуром Нины можно было выжечь клеймо на всех лбах неверной половины человечества. Все притихли. Но хамить Нина не стала. Герман Архипович выдохнул и продолжил:

– Тааак… И чего… Эт самое спрашивается…? Хм… Даа… Эт самое… с чего начинается Родина?!

– С картинки в твоем букваре, – машинально отозвалась Раиса Федоровна.

Диана Андреевна, прыснула в кулачек. Нина скривила рот в усмешке, только сейчас она начала вникать в абсурдность происходящего.

– … с необходимого! Того, что объединяет! И вдохновляет нас высоко нести флаг просветления. Флагман культуры! Эт самое… достояние.

И на грани вдохновенного экстаза, когда во всю ширь открываешь людям сердце, даря самое дороге, Дрозд распахнул дверь туалета. Завхоз, услышав окончание высокопарной презентации, отреагировал, так будто заведующий зажег спичку. Захар Каземирович мгновенно выскочил, но успел прихватить ершик. Размахивая им, как заправский тамбурмажор, хозмен промаршировал к выходу. Орудие труда в лучах солнца вспыхнуло золотом. И Нине показалось, что над головой мужа тоже образовалась золотоносная ершистость. Она ахнула и сморгнула. Наваждение стремительно рассеялось, как очарование всей ее жизни. А то просто пшеничный хохол отдавал желтизной. Нина демонстративно отвернулась.

– Эт …, самое. Это излишне, завхоз. Но хорошо. Хорошо пошел. Но… Так вот… стало быть всем! Я приказываю со всей серьезностью отнестись к нуждам каждого!

– Оокх. – Поперхнулась Диана Андреевна.

– Та-аа дам.– Отзывалась Нина и глухо ударила шваброй о ведро. Завхоз вздрогнул и опустил ершик, спрятав за спиной.

Раиса Федоровна открыла на первой попавшейся странице томик Рубцова и с выражением прочла:

– Тихая моя Родина…

– Сумасшедшая! – Выпалила Ромашкина.

… – я ничего не забыл, – тихо закончила хранительница книг.

– Всем приготовиться к осмотру! – Рявкнул начальник.

– Чё я там не видела. – Отступила Нина, оборонительно выставляя вперед швабру.

Раиса Федоровна сложив пальцы, потянула ко лбу, но не донесла и безвольно уронила руку.

– Праздничный салют идиотизма. – Процедила Диана Андреевна.

– Наш творческий дом давно нуждался в качественном нужнике! Это лицо каждой казар… эт самой… культуры. Теперь здесь будет…

– Город-сад, – хмыкнула Диана Андреевна.

– Фиалкам цвесть, – поддакнула Нина и вытащила из кармана фартука освежитель воздуха, продемонстрировав сотрудникам.

– …приятно мочиться и не только, – подытожил богатую мысль Герман Архипович и обвел всех искрящимся взглядом, человека только что открывшего дверь в светлое будущее.

– Уже можно? – С затаенной надеждой поинтересовался завхоз.

– Ходят посетители. Остальных, как сказал наш, – Дрозд значительно кивнул вверх и зашарил глазами по стенам, ища сиятельный образ, – замочу по всей вертикали, если эт самое… того. – Закончил, так и не обнаружив поддержки с высоты.

Завхоз икнул и затаил дыхание. Раскрытие преждевременного посещения грозило ему неподписанными Дроздом накладными на краску. Казанова нуждался в паре-тройке лишних литров для завоевания расположения одной весьма меркантильной особы.

– А, некот-оо-ррым… – Противно растягивая слова, проговорила уборщица, гадко ухмыляясь в сторону мужа. – Кому внеза-аапно прр-риспиичит, куда ходить?

– Туда, где и были! – Отрубил Герман Архипович, указывая пальцем на окно, за которым виднелось пылающее сердце, реставрированное художественным даром завхоза.

– Все для людей, – хмыкнула Диана Андреевна и скрестила на груди руки.

– Тээкс, нам нужен лозунг. Что-нибудь эдакое. Чтобы в глаза, как солдат под танк.

– Есть! Докладываю! – Выступил вперед завхоз и отрапортовал.– Не засоряйте унитаз.

– А че, может сразу не засирать?! – Ехидно отозвалась Нина.

– Мне прочищать! – Не уступил Захар Казимирович.

– А мне мыть! – Желчно парировала жена и тыкнула мужа шваброй, попав ниже живота.

– Ай, Нинок, ну зачем же опять?! Я же со всем сердцем.

– Вот где у тебя сердце! – Как рапирой орудовала техничка, пытаясь попасть супругу в самое сокровенное. – Прочищатель хренов!

– Отставить, эт самое… членовредительство в строю! Развели, мля, отношения!

– Василий Семенович, вы не на плацу! – Возмущенно вскрикнула Раиса Федоровна, – вы заведующий домом культуры, если что.

– Что? А… ну.. если что… Он самый! Ммм -да! Эт самое! Я! А вы, Раиса Федоровна, эт самое… по етям и млятям того…, мастерица. Вам вверяю намалевать и чтобы покрасочней был лозунг: целясь – попадай, мусора не оставляй!

– Ятям.

– За млять, мы горой стоять! – Оживился завхоз, потрясая ершиком.

– О, господи! – Одновременно выдохнули заведующие от культуры и робко заглянули в туалет.

– Смотррр окончен! – Выдохнул им в затылок неугомонный управленец, так что волосы у Казанцевой встали дубом. А у Дианы Андреевны вдруг заломило зубы и пошл зуд под правой коленкой.

– Так бы и стукнула, – сердито прошептала она.

– Но мы еще…, – нервно оглаживая голову, пролепетала Раиса Федоровна. Но Диана Андреевна схватив коллегу за рукав, оттащила от фекального экспоната.

– Цц-ц, пойдемте, а то сейчас устав цитировать начнет. И я его точно ударю.

– …обязаны дорожить честью и достойно нести звание культурных служащих, а также неукоснительно беречь вверенное имущество и по всей выпра…

Громкое бряцание ведра и вызывающий стук швабры ознаменовали, что Нина демонстративно покинула строй и отправилась в самоволку. Ее достали командирские замашки и подхалимство мужа. Диана Андреевна, пользуясь замешательством Дрозда, кинулась налево, потом резку развернулась направо и налетела на Захара Казимировича, за которой и решила затаиться. Раиса Федоровна растерянно озиралась, пытаясь постигнуть причину сутолоки, лепеча:

– А? А что такое Что… что происходит?

– Рраз так! – Завопил Герман Архипович. – Наряд вне очереди!

– Ну и кому тут. – Пробурчала заведующая музеем.

– Есть! – Лихо козырнул завхоз.

– Что? Куда? Когда? – Заметалась Казанцева.

– Пара-пара-по бабам, – гундосо прогудел завхоз, взмахивая ершиком. – За мной, дамы!

Диана Андреевна закатила глаза и возмущенно зашипела. Она остро переживала сумасбродство. Но будучи благовоспитанной, к тому же поклонницей теории Толстого о «непротивлении злу насилием», верила в карму. Предполагая, что Сансара мчит прямыми дорогами по пути добра. Осталось подправить направление – палкой в колесо.

– Не в ногу! Ни маршировать, ни в затылочек стоять. Тьфу, а не личный состав!

Сплюнув в сторону шаркающего строя, Дрозд прислушался. Где-то на улице взревел перфоратор. Если бы у Дома культуры были зубы, он бы непременно скривился и схватился за торец, корежась от невыносимого звука.

– Без меня! Опять! Говорил не начинать! Завхоооз, за мной! – Выхватив ершик у хозмена, взмахнул им так, будто за ним скакал эскадрон гусар, а не преданно подскакивал Захар Каземирович и умчался.

– Надо что-то делать. – Изрекла Ромашкина, проводив мужчин презрительным взглядом.

– Но что мы можем? – В ответ пролепетала библиотекарь. – Его утвердили. Да и человек-то он неплохой, когда перед начальством не выкаблучивается.

– Он уже сам перед собой выкаблучивается. Видели, как занесло? Скоро всех на казарменное положение переведет.

– Как?! У меня же несовершеннолетние и муж!

– А у него устав и приказ.

***

Утром следующего дня Дрозд был необыкновенно опрятен и густо ароматен. Наповал разил сотрудников, каким-то въедливо-пахучим веществом неясного разлива. Нина фыркнула и разбрызгала вокруг себя «Белизну». Диана Андреевна зажала нос и проскочила мимо, с отвращением прогнусавив: «Здрасьте». Раиса Федоровна завертела носом и чихнула, рассеяно утершись платком. Она так и не поняла, откуда накатила удушливая волна. Только Захар Казимирович упоенно вдохнул амбре и мечтательно вспомнил о ночах в армейской палатке. В ней воплотились идеалы запахового фона родной Армии после недельного марш-броска по пересеченной местности при полной выкладке. «О, были времена», – вздохнул завхоз и поинтересовался:

– А чего это вы, Герман Архипович, так вырядились?

– А то, Казимирович, что к нам едет…

– Командир?! – Ахнул завхоз.

– Бери глубже, из Министерства!

– Ооо, даа. А на кой?

– Чтоб эт самое… принять…

– Пяти пузырей хватит?

– Ты чего, завхоз?! Ты же культурный работник!

– Ааа.. нууу …Тогда семь. А то в прошлый раз после пятой побежали. Че, тряхнете бюджетом?

– Я те тряхну! – Затопал ногами Дрозд.

– А чего, – в святой простоте не унимался Захар Казимир, – сами же говорили, что искусство на сухую не принимают.

– Зааавхоооз! Отсавить! – Руководитель нехорошо задергался всем телом. – Я те покажу!

– Ну-уу эт вряд ли. Вас не перепьешь. Принимать вы…

– Ааа.. кхрр.., – захрипел Герман Архипович, хватаясь за горло, потом за сердце, потом за грудки завхоза. – Не сметь! Чтоб ни рюмки у меня!

– Я чего такого, сами же говорили, что на сухую никто не принимает. То здесь отошло, то там отвалилось. Мне же потом исправлять, а это вгоняться в расходы, – расстроено забубнил завхоз, выдираясь из захвата.

– Я те приму! Я тя, эт самое в расход самого! Сказано, ни капли! – Рубанул по воздуху рукой так, что едва не снес с макушки Захара Казимировича щегольски нацепленную кепку. Тот поправил убор и поджал губы. Еще никто так не задевал его в лучших побуждениях.

***

Дом культуры давно не видал столь важных и напыщенных посетителей. Он был стар и подслеповат, как-то было уже тяжело созерцать копошащихся где-то там людей. Хотелось покоя и тишины. Чтобы не трогал его никто и не бередил старые раны. Особенно докучал этот маленький и круглый человечишко, который совал пальцы в трещины и отдирал струпья, вопя о том, что он новый культурный мир построит. Дом уже не верил в обновление всех и каждого руководителя. Сколько их было… Сколько? На пятом десятке он перестал считать. Но этот красномордый мячик, звонко подскакивая с новой идеей, внушал обители культуры страх, и между тем какую-то робкую надежду. Надежду на возрождение. Уж очень был ретив руководитель, взявшийся за обновление почему-то самого заднего его прохода. Наверное, решил дом, это такой извилистый путь в руководители, эдакий прямой вход в кулуары искусства.

ДК заинтригованно наблюдал за двумя новенькими: мужчиной, лет к пятидесяти в строгом костюме и девушкой, лет двадцати пяти в вечернем платье с сизым проблеском и ярко-розовых лабутенах. То забегая слева, то заходя справа их преследовал Дрозд, расточая удушливый аромат и сея давящую любезность:

– Все для особей… эээ… Особых… эт самое, гостей. Задействовал силы, стянул материалы. Подтянул резервы. Задача выполнена!

Дрозд притормозил возле клозета и широким жестом, в котором демонстрировалась вся значимость и гордость за учиненное мероприятие, повел рукой:

– Вот.

Гости неопределенно затоптались и Лев Юрьевич вслух прочитал лозунг над дверью, написанный на разноцветной бумаге готическим шрифтом:

– Целясь попадай, мусора не оставляй. Гмм… ты что тут, тир открыл?

– Никак нет! Туалет!

– Лёвушка, я думала, мы на презентацию культурного заведения! – Наморщив носик и надув губки, взбунтовалась барышня. – А здесь…?! Здесь!! Ооо…

– Леночка, это праздник! – Нашелся кавалер, недобро косясь в сторону заведующего. – Ты понимаешь, это же огромное событие для населения. Для народа целое культурное открытие. Ты только посмотри, какие вензеля на табличке, какой росчерк. Это же современное произведение искусства!

Девушка послушно уткнулась в расписную табличку, надеясь рассмотреть в ней творение авангардистов. Даже головку склонила и высунула язычок. Лев Юрьевич умильно взглянул на спутницу и надвинулся на презентующего:

– Торжественное мероприятие, говоришь…

– Клозет, это лицо, Лева. Передовая искусства. Мы за эстетику по всем фронтам! А дамы вперед. Вперед, милейшая!

Дрозд с распростертыми объятиями подступился к красавице. Подхватил под локоток и потащил:

– Позвольте сопроводить на оправку.

– Куда? Как? – Отбивалась Леночка, затравленно озираясь на спутника.

– Сходи, пописай, раз выпала честь. – Одобряюще кивнул чиновник.

– Ну ладно, котик, ради тебя, – сразу как-то смирилась девушка. Изящно взмахнула подолом роскошного туалета и вплыла в помещение.

– За ценой не постояли! Вложились. Ударим нужностью по отсталости! – Радушно провозгласил Дрозд.

– Ты, Гера, несколько перебрал.

Герман Архипович отшатнулся. Потом вспомнил и мираж запотелой бутылки пропал и он смело выдохнул прямо в обрюзгшее лицо:

– Никак нет! Неделю в завязке!

– Это ты, Гера, моло…

Из клозета вдруг булькнуло, и заглушая дальнейшие отвратительные звуки, разнесся истеричный вопль. Дверь резко распахнулась. Мимо опешившего Германа Архиповича и обомлевшего Льва Юрьевича пронеслась, разбрызгивая продукты жизнедеятельности и затмевая все случайные запахи, Леночка.

– Это что ж такое… это как… – пролепетал функционер, устремляясь за девушкой. Но потом остановился и одарил Дрозда грозным взглядом:

– Мы тебя сюда…! А ты вон как!?

– Мы что-то интересное пропустили!? – Вдруг откуда ни возьмись, появилась журналистка. За ней, как собачонка на привязи следовал оператор. Этот тандем вообще имеет тенденцию возникать дурным запахом из ниоткуда и улетучиваться по мере получения мерклой информации. Профессиональность позволила телевизионщице сходу сунуть микрофон пробегающему мимо Льву Юрьевичу.

– Стерр… – ввятники.– Прорычал чиновник, отталкивая девушку.

– Ответишь мне еще, хам. – Зло выдохнула в удаляющуюся спину и поправила отскочившую ресницу журналистка. Прилепив ту на место, отчаянно замигала оператору:

– Успел?

Тот отлипнув от видио-прицела ухмыльнулся, выставляя вперед большой палец. Операторы вообще, народ немногословный, привыкший изъясняться жестами. Они даже дома ухитряются мучить родных сурдопереводом.

– Что скажете? – Без излишних сантиментов сунула микрофон под нос Дрозду.

– Не вынюхивайте, Кирочка. Не до вас! – Отмахнулся презентующий и опрометью кинулся в туалет.

– О как, круто жареным запахло.

– А по-моему, чем-то другим, – вздохнула полной грудью воздух Кира и даже не поморщилась. Затарабанила в дверь. – Герррман Арркхипович, не задерживайте! Ваш комментар-рий!

Дрозд ужалено дернулся. Не до известности ему теперь, не до интервью. У него аларма и скорбь. С чувством загубленности всего святого и чистого, что у него было, он созерцал испорченное творение. Одна из кабинок выглядит так, будто в нее ходила толпа слепых бомжей со всех окрестностей, а некоторые даже специально приехали из столицы.

– Все кончено! – Простонал Дрозд и грузно обрушился на графский стул, – погибла честь, разбились планы.

Раритет от Финдюлиных отзывчиво скрипнул. Внутренние стоны заведующего заглушили все остальные звуки, ему было не до новшеств в туалетном интерьере. Он страдал, не замечая нового. Какой-то шустрый дизайнер внес не только предметы мебели, но и свое видение современного декорирования. В углу, возле оконца стоял журнальный столик советского реалистического искусства, украшенный хрустальной вазой и стопкой цветастых журналов: «Вооружение и власть», «Манерность и бренд», «Барышня и кухарка». Композицию завершало строительное ведро с небрежно воткнутыми подсолнухами. Судя по запаху, его кто-то находчиво приспособил под горшок. Реплика звучала дерзким приветом от искушенного декоратора. Бессмысленно блуждающий взгляд заведующего уперся в знакомую тару и замер в поиске причинно-следственной связи. Он где-то видел эту посудину. Мясистое лицо Дрозда побагровело, так что даже посинел набалдашник носа.

– Что за млять?! – Вскрикнул он и кинулся из гальюна, едва не зашибив сунувшую туда нос журналистку, и грубо оттолкнул подоспевшего завхоза.

– Я же говорил, на сухую даже киски не принимают. – Глубокомысленно изрек Захар Каземирович и, пижонски заломив на затылок кепку, шаловливо подмигнул Кирочке. – А как вы относитесь к вла-аа-жному ээ… корму?

***

Привычка по утрам строить и пристрастно обнюхивать личный состав засела в Дрозде прочно, как гвоздь в подошве кирзового сапога. Он вообще ходил прямыми траншеями, вырытыми задолго до него. Приказали – следуй. Не рассуждай, а выполняй. К подчинению Герман привык с детства, попав в Нахимовское училище в двенадцать лет, он строгим маршем следовал по жизни. И вот теперь дошел до ручки собственного кабинета. Нетерпеливо дернув ее, высунулся в коридор и зычно заорал:

– Нина, через десять минут, чтобы все на совещании, прием!

– Опять двадцать пять и полундра. – Раздраженно отозвалась та, выходя из подсобного помещения. – Принял бы уже.

– … яду! Яду хлебнуть! Боги мои, Боги! – Вскрикнул детский голос из-за двери с тусклой табличкой, театральная студия: «Маска».

– Рома, не нужно импровизировать. – Донесся приглушенный голос Дианы Андреевны.

Нина остановилась возле облезлой двери и прислушалась к шуму. От детей столько грязи и неразберихи, но она была рада, что дом ожил и, будто бы даже расправил плечи. Даже ее лоботряс Денис увлекся, радостно заявив, что ставят хоррор и ему дали роль Азазелло. А если теплится очаг культуры – значит, поселок будет жить.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.