Сюжеты в ожидании постановки. Выпуск 1

ГРИГОРИЙ ФЁДОРОВИЧ. Спугнули. А как закручено-то было. Будто я на своём участке помидорчики посадил. Как обыкновенно. А они по загадочной причине плодов не дали. Ни одного! При замечательной погоде и инструктивном с моей стороны уходе! Я соответствующий запрос шлю в инстанции по рассаде. И получаю ответ. Распечатываю – и… Жаль. Что жаль, то жаль. Что бы они могли ответить? Как оправдаться?

ВИКТОР. Значит, работаешь. И сколько?

АЛЕКСЕЙ. До двенадцати обычно.

ВИКТОР. Бр-р-р… Не понял: до чего «двенадцати»? Ежели тысяч, то извини, не верю. Ежели рублей, то прости: так не бывает. Или ты годовой исчисляешь, как Западе?

АЛЕКСЕЙ. До двенадцати ночи, Витя.

Аля смеётся. Вскоре она отходит к Эдику и что-то шепчет ему.

ВИКТОР. Я всей душой, а ты решил посмеяться? (Опустошает рюмку.)

АЛЕКСЕЙ. И не думал, Витя. Для себя пока работаю.

ВИКТОР. Стало быть, издеваешься. Ну, так знай: ты позоришь всю нашу родню!!

АЛЕКСЕЙ. Чем же, Витя?

ВИКТОР. Чем?! Да живи, как тебе взбредётся! Только у себя, в своих стенах! Но ты же по улице ходишь! Твоего Виталика в школе дразнят! Или тебе всё равно? Нет, тебе лично – пускай! Ты, может быть, оригинал. Но на жену, на жену свою погляди! Ей выйти не в чем! Я уж не говорю в гости, пусть. Но она же зимой в пальто ходит!

ЕЛЕНА. Алёша…

ВИКТОР (успел опорожнить ещё одну рюмку). Ну, понял, наконец? Всё понял? Совсем или наполовину? Вижу по глазам, наполовину. То есть, процентов на десять, не больше. Я, по-твоему, кто?.. Или как там их… На шмотках то есть помешался? Плевал я на тряпки! Только для примера взял. Чтобы разъяснить. Жизнь, Алёшка, устроена просто. На работе – работай. В кино – гляди на экран. Ребёнка – воспитывай. В гостях – веселись. За рулём – не зевай. В постели – как хочешь: хочешь спи, а хочешь – не спи. Тут – дело твоё! (Выпивает ещё.)

ГРИГОРИЙ ФЁДОРОВИЧ. Мудрый был человек Георгий Николаевич. И детей-то мудрых вырастил. И всякая причина своё следствие имеет.

ВИКТОР. А ты всё упрощаешь. (Обнимает его.) Ты не в обиде? Я ведь любя. Если б не любя, стал бы изливаться? Ну, скажи, стал бы? То-то. Мне жаль тебя. Ты не живёшь. Ты вбил себе что-то в голову и, как сказал поэт, «наступил себе на горло». Ты забыл, что ты – человек. Ты в тусовке никакой не участвуешь, в соцсетх отсутствуешь, деньги не зарабатываешь, следовательно, в отпуск за границу не ездишь, на природу экзотическую не любуешься. Ты хоть в Турции был? Не слышу?.. То-то: не был!

Снова опустошает рюмку.

АЛЕКСЕЙ. Разлюбил я экзотику, Витя.

ГРИГОРИЙ ФЁДОРОВИЧ. Здоровьице, стало быть, подводить начало. Самое наиважнейшее – здоровьице. И всегда первый тост за него. Народная мудрость.

ВИКТОР. А как твои древние греки говорили? Всё должно быть в меру: и работа, и удовольствия. Но – без крайностей. Вокруг-то люди! Они тебе не простят. У тебя нет друзей. Это очень плохо. Ну, что у тебя за друзья?! Я чуть рюмку не проглотил на твоём сорокалее! Люди собрались, чтоб отметить, чтоб пожелать, чтоб повеселиться – а они? Всё про «западные культуры», про «восточные культуры»… Культура, поверь мне, одна! А это – хамство!! За общим столом! Так им и передай. Они начитались, так что ж? Я их не глупей. Я своей головой до всего дохожу. Насчёт жизни то есть. Я-то тебя лучше знаю. Это ты с ними надорвался. А я тебя в школе помню. Тебя ж в пример Эдьке ставили! Хоть ты и младше. И при-и-том девочки у тебя класса с восьмого, а? Винцо? Как и положено: одновременно? Вечериночки? Будь здоров! Вот это был ты. Против генов, Алёшка, не попрёшь. (Выпивает слишком много.) А ты ещё смеялся. Слушать надо умных людей, а не перебивать. (В последней стадии опьянения.) Эх, Алёшка, ведь я тебя люблю, как младшего брата. Вот мы совсем одни, и я тебе откроюсь. Я люблю тебя больше, чем Эдьку, хоть ты и двоюродный. За невозмутимость твою люблю. А Эдька – он дерьмо. (Эдик вскакивает, но Аля его удерживает.) И не зря с ним это приключилось!.. Сиди! Я ещё главного тебе не сказал. Как другу… как брату… Мы с тобой поспорили… в прошлый раз про жизнь твою, помнишь? Ты ещё сказал «до двенадцати», а я не врубился… Вспоминаешь теперь? Я ещё говорил, что Ленка у тебя – красавица. Припомнил, наконец, богоискатель? Так не зря я тогда про неё.

Аля в растерянности отходит от Эдика, напряжённо вслушиваясь. Эдик стоит в оцепенении.

Не зря. Ибо намекал, а ты… Эх, ты! Вни-май: Эдька её э-эх…

АЛЕКСЕЙ (встаёт). Ты что?..

ВИКТОР. Как выражо… заплетаюсь… как выражались твои древние: Эдька её по-знал! (Грохается головой о стол и мертвецки спит.)

Алексей опускается на стул. Елена смотрит на него, и по щекам её скатываются слёзы. Но он не в силах поднять голову. Аля рванулась к мужу и трясёт его. Эдик срывается с места и мечется, размахивая руками и выкрикивая что-то одними губами. Аля подсаживается к Алексею.

АЛЯ. Алекс!.. Ты меня слышишь?..

Григорий Фёдорович выглядывает из-за спинки кресла, однако прячется обратно.

Алекс, тебе плохо?.. Умоляю, ответь!

АЛЕКСЕЙ. Да.

АЛЯ. Тебе дать валерьянки?

АЛЕКСЕЙ. Не надо. Спасибо. (Поднял голову, избегая встретиться взглядом с женой.)

Елена выбегает из комнаты.

АЛЯ. Успокойся, Алекс, успокойся. Право, нельзя так близко к сердцу. Неужели ты поверил?.. Ну, выпил мужик, ну завёлся. С кем не бывает? Если бы все верили слову пьяного, что было бы! Ты, главное, не думай о том, что он под конец сказал, а вспомни всё по порядку. И тогда всё распутается. Был такой пункт в его речи: о греках, помнишь? я хотела сказать: о мере. До этого пункта всё правильно говорил. Применительно к тому, что хотел сказать. Ты понял меня?

АЛЕКСЕЙ. Прости, Аля, я…

АЛЯ. Да, я вижу, тебе тяжело. Но бывают такие минуты, когда необходимо отвлечься. Тебе надо сосредоточиться. Честное слово, тебе это необходимо. Мы с Витей занимались у йога – он научил: когда что-нибудь случилось с вами, или кто-то сказал что-нибудь неприятное – надо глубоко вздохнуть и задержать дыхание. Ты, правда, не тренировался, но попробуй.

АЛЕКСЕЙ. Я, пожалуй, лучше…

АЛЯ. Нет, не торопись. Чёрт с ним, с йогом. Меня выслушай. Пойми, речь должна была совсем другим закончиться. Совсем-совсем о другом человеке. То есть один человек – тот же. Но – совсем о другом. А он к этому подошёл и как раз наклюкался. Ну, а пьяному только зацепку дай. Теперь понял?

АЛЕКСЕЙ. Аля, милая, прошу тебя…

АЛЯ. Алекс, ты меня удивляешь: нельзя быть таким эгоистом. Я громких слов не люблю, но сейчас такой момент: от тебя зависит судьба человека. И, между прочим, не чужого.

АЛЕКСЕЙ. Я выслушаю. Только прошу: не тяни. Какого человека?

АЛЯ. Я скажу, скажу. Но сначала пообещай, что всё забыл. Я имею в виду: после греков.

АЛЕКСЕЙ. Прости… Но я слушаю.

АЛЯ. Как ты не поймёшь? Если не пообещаешь, не смогу сказать. Не могу произнести имя. Потому что тогда всё бесполезно.

АЛЕКСЕЙ. Я понял. Говори: что случилось с Эдиком? (Пауза.) Если можно, без предисловий. Прости, я волнуюсь: где она.

АЛЯ. Она – в порядке. За неё не волнуйся. Если б она убежала, мы бы слышали входную дверь. Эдик все разъяснит, и ты пойдёшь на кухню, и она скажет, что всё – клевета. Что просто – глупость.

АЛЕКСЕЙ. Я боюсь сознаться… у меня такое… а вдруг она…

АЛЯ. Да что она, дура? Я хотела сказать: что она, дура чтобы клеветать на себя?! (Пауза.) Что ты на меня так смотришь? Скажу откровенно, Алекс: ты отстал от жизни. Я сейчас докажу. Только не перебивай. Ну, допустим, твоя жена когда-то там изменила. Лет двадцать назад. Я говорю: допустим. То есть теоретически. Я не отрицаю: это больно, это тяжело, но что же делать?! Все мы люди, все мы человеки. И поэтому так было всегда. Только раньше мужчины больше изменяли. Потому что женщины от них зависели. Но разве это справедливо?! Вспомни классическую литературу. Например, «Дворянское гнездо». Как там главный герой убивался, что его жена с кем-то в Париже. И какой нахал: так и не простил. А сам-то?! В наше время, если б все так поступали, и мужчины, и женщины, что стало б с семьёй, ты подумал?! Разводов и так не меряно! Я не буду других примеров приводить – ты лучше классику знаешь: все русские писатели женщин защищали. Поэтому я тебе говорю: ты отстал от жизни. Я, конечно, не считаю, что изменять – это хорошо. Но убиваться так-то уж слишком – тоже плохо. Раз случилось, я говорю: что же делать? Ты же не в «дворянском гнезде» живёшь! Все люди теперь равны, и понять надо каждого и каждую. Только тогда можно считать себя гуманным. Всё остальное – красивые слова! Кроме того, время – доктор. Главное: к тебе вернулась. Не ушла?.. Что это пот на лице у тебя выступил?.. Забыл, что ли, что мы говорим теоретически? Нельзя, Алекс, быть таким впечатлительным! Я хотела сказать, что если бы так случилось, и она б не ушла от тебя, мог бы, со временем, конечно, вполне спокойно жить. Даже собой гордиться. Потому что перед человеком действительно выбор был – и выбрала тебя. Разве это не приятно?

ВИКТОР (изменившимся голосом). А-а-а… А-а-а… спаси-и-те..

АЛЯ. Ты что испугался? С ним это часто бывает. Он и во сне любит поговорить. Не своим голосом. Нет, Алекс, у тебя явно что-то с нервами. Я не зря советовала йогой заняться.

Григорий Фёдорович пытается незаметно выйти.

ЭДИК. Алевтина, прекрати! Я больше не могу! Выкладывай всё как есть.

Григорий Фёдорович прячется обратно.

АЛЯ. А ты бы сидел и пуговицу сосал. Для тебя, между прочим, стараюсь. Чтобы человек понял. И захотел помочь. Алекс! С Эдиком случилось большое несчастье. Как говорится, «пришла беда – отворяй ворота». Это страшно и это бесчеловечно – не помочь в такую минуту. Мы не хотели рассказывать раньше, чтобы дядю Матвея не расстраивать во время поминок. Но теперь эта минута настала, потому что родного отца нет, и кроме дяди Матвея не на кого положиться. Алекс! После этих скорбных поминок мы пойдём домой, под свои родные крыши. А бедному Эдику придётся возвратиться туда, откуда сегодня – по исключительной гуманности ввиду чрезвычайного несчастья – его отпустили. Да, да, Алекс, я вижу, ты опять понял с полуслова. Так и должно быть. Ведь мы не чужие. Как бы не расходились в своих жизненных правилах и взглядах, то, «что нас связывает – намного сильнее того, что нас разделяет». Ты, кстати, не помнишь, кто это сказал?

ВИКТОР. Не хочу-у… Я не хо-чу!..

АЛЯ. Не обращай внимания. Я давно привыкла. Ты сосредоточился? Так вот: Виктор хотел сказать, что Эдик отклонился от меры в одну сторону, а ты – в другую. А всякая крайность – это плохо. Во всём нужна «золотая середина». Я не буду повторяться.

АЛЕКСЕЙ. Эдик, не сиди там. Я хочу тебя видеть.

Эдик замер, затем быстро подошёл и сел напротив.

(Але.) Продолжай. Я слушаю. По мере сил.

ЭДИК. Я лучше сам. А то одни философствования. Глядишь, борода у нашей Алечки вырастет. По предсказанию Ницше. Подумаешь ещё Бог знает что. А я никого не грабил, не убивал, не насиловал. Всё по собственному желанию многочисленных клиентов. Но были времена – я жил на зарплату участкового терапевта. В лихие девяностые!..

АЛЯ. Не прибедняйся: тебе родитель будь здоров подкидывал – Витя рассказывал. Больше, чем внучке потом на подарки!

ЭДИК. Оставим реплику без внимания. (Аля откидывается назад и надменно закидывает ногу на ногу.) Это они от зависти. К моим возможностям – после успеха нашего сайта. Развели тут бодягу: «мера», «работа», «удовольствия». (Але.) Я, к твоему сведению, на полторы ставки работал! В «лихие девяностые». Это не в Совете директоров сидеть! Пополам с заграничными прогулками! (Алексею.) Каждый день одно и то же: «Повернитесь ко мне передом, к медсестре задом. Дышите глубже! Да не плюйтесь же, чёрт возьми!»

АЛЕКСЕЙ. Что ты сделал, Эдик?

ВИКТОР. Отпустите меня! Отпустите… не буду в капсуле…

Небольшая пауза, во время которой Аля гладит Виктора и приговаривает: «Не будешь, не будешь – успокойся».

АЛЕКСЕЙ. Что ты сделал, Эдик?

ЭДИК. Расскажу по порядку. Постараюсь кратко. Психоанализом на третьем курсе, к твоему сведению, увлёкся. Учиться было негде тогда. Признаюсь: после окончания института левую практику имел. Анализировал плачевные результаты: облегчение всегда временное. Понял: не в снах разбираться надо! Сны разгадывать – дело сомнительное, как сказал ты в адрес Фрейда. Вдруг озарение: кино! На него подсел погибающий человек. Одни любят боевики, другие – фэнтази, третьи – на мелодрамах слезы льют, четвёртые – на мистику подсели. Стал заниматься кинотерапией. Со временем заметил: возвращаюсь в скуку терапевта. Как будто я робот, и в меня заложили программу: в таком-то случае задавать такой-то вопрос. В зависимости от ответа, рекомендовать такой-то фильм. В зависимости от впечатлений, рекомендовать следующий фильм. И так далее. Говоря языком математики, которую ты лучше знаешь, возникла идея: формализовать работу психоаналитика. Отобрал серии фильмов из огромного океана. Для каждого пограничного состояния – своя серия. С приятелем, системным программистом, запустили файлообменник. Сделали специальный раздел: «Кинотерапия». Фильмы скачивали – не порнуху какую-нибудь! Кто воображал себя отшельником из «Острова», кто героиней «Рассекая волны» Ларса фон Триера, которая беседует с Богом, а кто – маршалом Жуковым!.. Чтобы иметь бумажку, на всякий случай прошел допподготовку в Психоаналитическом институте. Который открыли, наконец.

АЛЕКСЕЙ. Что ты сделал, Эдик?

Григорий Фёдорович украдкой осушает стопку.

АЛЯ (заливается смехом). Они культуру в массы несли! Культуртреггеры!..

ЭДИК (со всей силы ударяет кулаком о стол, часть посуды падает и разбивается). Молча-а-ть!!

ВИКТОР. Катастрофа… наука не успела…

Григорий Фёдорович выходит на середину.

ГРИГОРИЙ ФЁДОРОВИЧ. Дорогие господа-товарищи!..

ЭДИК. Что вам здесь надо? Поминки давно закрыты!

ГРИГОРИЙ ФЁДОРОВИЧ. Будучи невольным свидетелем…

ЭДИК. Это мы уже поняли!

ГРИГОРИЙ ФЁДОРОВИЧ (не может остановиться – его речь явно выучена наизусть; удивительная для присутствующих гладкость речи позволяет ему договорить до конца) …открывшейся семейственности и испытывая непомерную тревогу по долгу бывшего сослуживца, я вынуждаю себя заявить следующее. Первое: в последнее время наши давнишние недруги распространяют слухи о якобы изменившемся облике новых поколений российской молодежи. Другие же люди и у нас, и за рубежом, вольно или по недомыслию, подхватывают эти ничем не обоснованные инсинуации и всячески их муссируют в своих корыстных целях. Я, как представитель поколения отцов, вскормивших и воспитавших эту достойную поросль, со всей ответственностью заявляю: нет, и ещё раз нет! Как бы ни старались наши явные и тайные враги, как бы ни фальсифицировали они историю великой войны, славные дела нашей молодёжи говорят сами за себя! Второе: что касается отдельных представителей креативного поколения, то мы никогда не скрывали и не скрываем: путь в будущее тернист, и прокладывать его суверенно – великая честь! Борьба за души людей идет постоянно, но никто не помешает нам довести её до конца! (Возвышаясь до неузнаваемости.) Третье: а вам, видоизменённые клинтоны и расселы, мы можем только посоветовать, как сказано в вашем собственном Евангелии: «Не ищи в другом человеке о-эр-зе, когда сам болен раком!»

Пауза. Всех охватила полнейшая неподвижность.

(Вернувшись в себя, Алексею). Позвольте вам… искреннее соболезнование. Никогда не состоял в законном. Опасался их по этой причине. Поэтому близко понимаю. Трижды извиняюсь. (Эдику.) Осуждаю ваше поведение по всем вышеупомянутым позициям. Но в память незабвенного Георгия Николаевича готов всячески содействовать. Чтобы администрация нашей губернии не склоняла почившего уважаемого руководителя…

ЭДИК. Во-о-он!! Канцелярская крыса! Вон!!

АЛЕКСЕЙ. Эдик!!

ГРИГОРИЙ ФЁДОРОВИЧ (пятясь). Прошу принять во внимание также… прилёгшему Матвею Николаевичу, что родственники… (Открыл дверь, ступил в коридор, но резко повернулся.) Я – не канцелярская крыса! Я – честный человек! И попрошу… попрошу… Не крыса! Я компьютеру в семьдесят лет! (Захлопывает за собой дверь.)

Пауза.

ЭДИК (берёт стопку, но ставит на место). Чёрт, запретили. Где это видано: на поминках трезвым сидеть!

АЛЕКСЕЙ. Аля, мне трудно собраться с мыслями, но просить отца не буду. Не знаю, что говорить. Единственное, могу передать вашу просьбу. Предсказать ответ не берусь. (Собирается покинуть гостиную.)

АЛЯ. Что значит «передать», Алекс? Сам говорил: «всё зависит от интонации». Голосом священника на панихиде?! Это и мы можем. Неужели думаешь, тебя выбрали случайно? (О Викторе.) Человек как-никак вращается. Кое-что предсказать может. В смысле реакции. Ты слышал – «заграничная душа»?! Твой про него. Какой он заграничный?! – видишь, как напился. А эти старые расхождения, бесконечные стычки – вместо всевозможных годовщин! Ты вспомни, до чего доходило, когда помоложе были. Твой даже вилку воткнул в паштет! Так страшно было. А из-за чего? Смешно вспоминать. Витя сказал: «Фабрики одежды советские закрыть давно пора. Что одежда их внешний вид портит – по сравнению». Твой закричал, что у него все сравнения не в пользу. И что же? Фабрики – прогорели! Стоило копья ломать? Cтоило?!.. Теперь представь: нужно быть Кузанским? И так ясно: услышь от него, или от меня, я уж не говорю о пострадавшем, – что было бы?! Одна мораль: «ваши взгляды», «вы не слушали», и тому подобное. А человеку помочь надо! Скольким людям твой помог! Наслышаны, не в лесу живем. Эдика лишь бы домой отпустили – после суда. И всё будет тихо. Ничем он больше заниматься не будет. Научен уже.

Незаметно входит Елена.

АЛЕКСЕЙ. Аля, мне стыдно: как будто я сужу и жажду наказания. Даже не зная, в чем преступление. Уверяю тебя, я всегда считал, что прощение должно сильнее действовать, чем наказание. Только прощение способно устыдить, а не запугать. Но здесь всё так тонко: малейшее отклонение от чистоты прощения – и всё переворачивается. Я – не враг Эдику, и поэтому не могу.

АЛЯ. Чис-то-ты? О какой такой «чистоте» может идти речь, когда человек погибает?! Че-ло-век! Или, ты думаешь, он выдержит на зоне?! Интеллигентный человек – в камере с дебилами! А вся эта поножовщина, эти издевательства, это насилие, унижение! Всем известно: кто туда попал – выходит ещё хуже!..

ЭДИК. Не этого унижения боюсь. Со всякой швалью драться умею. Боями без правил в школе занимался. Не выдержу ограничения свободы.

АЛЯ. …Он сломается, умрёт, а если выживет, ты его не узнаешь! И ты пожалеешь, тысячу раз пожалеешь, но будет поздно!..

ЭДИК (Але). Кончай базар! Не видишь, он пьяным бредням поверил! «Брат» называется! О «братстве» тут проповедовал! (Алексею.) Мне что, женщин в городе мало?!

АЛЕКСЕЙ (не глядя на Эдика). Поверь, Эдик, моё решение никак не связано…

ЭДИК. Ну, хочешь, сюда её приведу, и ты…

ЕЛЕНА. Я здесь. Уйдите все.

Некоторое замешательство: Аля призывает увести Виктора, но Эдик отказывается.

Ушли.

Он… преступник?..

Алексей поднимает голову – впервые смотрит ей в глаза.

Алё-ё-ша!.. (Падает перед ним на колени.)

АЛЕКСЕЙ (инстинктивно вскакивая). Что ты, что ты… Я – не Пушкин, ты – не Натали…

ЕЛЕНА. Все эти годы! Каждый час, каждый миг! Господи, почему сил не хватило? Алёша! Я последняя гадюка перед тобой!! Кого?! Кого ты обманула?! Кого ты предала?! (Обхватывает его ноги.) Всё кончено, да? Всё кончено?? (Алексей пытается поднять её.) Не прикасайся ко мне! Не прикасайся!! Ты! Мой последний праведник в Содоме!!…

Всхлипывает, как ребёнок после долгого плача. Постепенно затихает. Алексей разнимает её руки, опускается на колени и молча гладит её. Вдруг встаёт и начинает ходить.

Алёшенька, мальчик мой, не верь им: то была не я. Я не вижу своего лица, своих глаз тогда. Мы родились вместе. Ты родил меня. Мне ненавистно всё, что было: моя походка, мои платья, мой смех. Мои «заботы», мои «мечты»… (Пауза.) Мне всё казалось: зачем хотеть так много? Ты был лучшим на физфаке. Работай, пиши диплом. Когда ты сказал: «Я не понимаю, почему математика работает. Элементарные частицы – как демоны из персидского эпоса: «Я здесь и не здесь, я везде и нигде», – я засмеялась, как дурочка. Но когда ты сказал: «Не могу я писать, не понимая», – я промолчала, но подумала, также как Виктор: «Никто ведь не понимает. Уляжется как-то. Поближе к диплому». Когда ты вскакивал ночью и хватался то за одну книгу, то за другую, я лежала и думала, что жизнь превратилась в кошмар. Когда же наступало утро и ты, плача от бессилия понять всё, писал стихи, я любила тебя больше жизни! Но когда ты решил: «Не буду диплом писать. Уйду с физфака», – я пришла в ужас и замкнулась: что дальше?.. Мы мечтали о ребёнке. Я не понимала: как можно воспитывать его, когда ни днём, ни ночью тебя как будто нет. Ты где-то далеко. Думала, защитишь диплом, пойдешь на работу – закончится кошмар… Когда ты поступил на первый курс, я стиснула зубы: выдержу ещё пять лет – не может кошмар повториться совсем в другой, далёкой области… (Пауза.) Но ты не хотел просто изучать религии – хотел понять изнутри. Когда практиковал христианство, я уверовала!.. Вдруг ты сказал: «Воцерковляться не будем», – после года катехизации. Когда я уже понимала, что происходит на службах! Когда я молилась и в церкви, и дома!!.. Но ты уже изучал буддизм. Надо было переключаться, чтобы обсуждать с тобой… Ты изнасиловал мою душу! Она взбунтовалась против тебя! Я мечтала вернуть тебя в храм. Я тайком ходила к батюшке. Я во сне видела, как заставляю тебя причаститься!!.. Но батюшка говорил: «Насилие неуместно в вере». Я ждала… ждала… Нельзя слишком долго кривить душой… В конце концов, почувствовала пустоту внутри. Эмоциональную тупость. Ощущение бесконечной неустойчивости. Только в гавань зайдёшь и – опять в открытое море. Где никого, только мы в утлой лодке. И качка, качка до тошноты… (Пауза.) Ты не замечал моего состояния – я молчала, чтоб не мешать… И решила: сама должна разрубить этот узел. Обратилась к Эдику. Чтобы нашел психоаналитика. Он сказал: «Я сам этим подрабатываю…» Стал проводить сеансы. Вот так и случилось… Нарушил первейшее правило в психоаналитике – потом вычитала… (Пауза.) Когда опомнилась, прямо сказала ему: «Ты внедрил в мою душу любовь»… Да, признаюсь, я влюбилась… Сама не знаю как. (Пауза.) Постепенно пришла в себя. Ещё больше тебя полюбила – за бесстрашие исканий. В открытом море… Ты захотел практиковать буддизм – я пошла за тобой. Я пошла в чуждую среду… Когда подружились с семьей бурятов, когда вместе обряды совершали, я почувствовала твою правду: у них тоже что-то есть, что даёт смысл. После – не трудно было перейти в мечеть… Я нашла там подругу, несчастную беженку из Таджикистана. Вера спасла её от безвыходности страданий. (Пауза.) …И я видела, какой необыкновенный мальчик растёт – благодаря твоему воспитанию… Я готова перечеркнуть ожидание предзащиты. Если начнёшь сначала, опять пойду… Мне тяжело далось третье рождение… И я… наказана… за это…

Алексей долго смотрит на Елену. Затем быстро подходит к двери и кричит: «Эдик!» Входит Эдик.

В гостиную проскальзывает Аля.

АЛЕКСЕЙ (Эдику). Я уговорю отца. Хотя, боюсь, ты преувеличиваешь его возможности.

ЭДИК. Я знал, Алексей: ты не такой человек… А ты не верил. Ревнивец! Такой из себя непробиваемый, а чуть что – кипишь! Все мы так: чем меньше снаружи, тем больше внутри. Извини, я нервозно вёл себя. С этим стариком, и вообще. Как смогу, непременно наведаюсь к нему – всё улажу. Ты дал, пусть небольшую, но всё-таки надежду, и я снова чувствую себя в своей тарелке. Хочу, чтобы ты понял меня изнутри. Как человека, имеющего с тобой много общего. Думаешь, просто было придумать программу, бесконечно тестирующую человека? Чтобы каждый раз выискивала в пустыне фильмов нужную песчинку! Кто следовал рекомендациям, либо совсем выздоравливал, либо получал облегчение. Статистика работы с живым психоаналитиком в сто раз хуже! По простой причине: психоаналитик – человек. Занимается полу-искусством. Я сделал открытие, которое никто никогда не признает! Потому что оно хлеб отнимет у огромной армии психологов и психотерапевтов по всему миру!

АЛЯ. Ишь, как взлетел на радостях! Ты уж на землю вернись, раз начал!