9 миров. Найди утраченное

Ханна Дафн

9 миров. Найди утраченное

Мир рушился на осколки. В прямом смысле. Сколько это длилось – не знал никто. Да и мог ли знать? Времени не существовало, хоть и оно тянулось бесконечно, у каждого здесь, в этой пустоте, ощущаясь по-своему.

Вокруг дрейфовали, медленно и бесшумно, а порой и стремительно, осколки – тысячи, миллионы, миллиарды. Но никому не было дела. Их грани, некогда острые и способные ранить, теперь казались затупленными от нескончаемого скольжения в никуда. Может, только новенькие, чьи призрачные силуэты только-только начинали формироваться, посматривали с остатками любопытства. Хотя, кто знал, смотрят они или нет? Некому было об этом судить, не было глаз, что могли бы увидеть, или разума, что мог бы понять.

Чувствовалось, как эти призрачные осколки режут, но не кожу, как это могло быть раньше, – тела давно не существовало, лишь эфирная субстанция, что когда-то была душой, – а самое сердце, которого уже не было.

…они пролетали мимо меня долго, так долго, что уже приелись и не вызывали эмоций. Мой не-взгляд скользил по ним, равнодушный, как по давно прочитанной книге. Хотя, какие здесь могли быть эмоции? Так, холодные, отстранённые отголоски того, что когда-то могло ими называться, бледные тени ярких чувств.

Вот маленький осколочек, размером с ладонь, прозрачный и идеально отполированный, будто кусочек льда. С него смотрит девчушка лет шести, её пухлые щечки румяны, а широкая, беззаботная улыбка озаряет лицо, словно лучик солнца. Она счастливо улыбается и тянет ручки к пушистому, неуклюжему щенку, свернувшемуся клубком в руках высоких, расплывчатых фигур взрослых.

Следующий осколок чуть больше, с золотистым отливом, будто застывший кадр старого фильма. С него смотрела девушка, глаза которой светились озорством, а темные волосы были уложены в сложную причёску, перехваченную лентами. Она улыбалась юноше, а лицо того обращено к ней с искренним обожанием. Он галантно протягивал руку для очередного танца. Легкое, струящееся платье цвета морской волны, колыхалось в такт музыке, поспевая за хозяйкой.

И дальше … куча осколков, больших и поменьше, мелькали перед не-взглядом, словно бесконечный поток киноленты. На них она испытывает радость, горе, любовь, ненависть – то, чего, я уже не могла почувствовать. Лишь пустота, словно сквозняк в разрушенном доме, оставалась после каждого просмотренного фрагмента.

Кто эта девочка? Уже не помнится… Может и я. Была ли я когда-то ей? Существовала ли вообще когда-либо? Эфирный мозг отказывался формировать ответ, рассыпаясь в небытие при попытке. Не помню, не знаю, не хочу знать…

Последние осколки, после них все начнется по кругу, опять… Самые большие, размером с двери. Они до сих пор находили свой оттенок горечи, просачивающийся сквозь не-существующую кожу.…

Огромный, мутный осколок, словно запятнанное зеркало, пролетел так близко, что его грани почти коснулись меня. На нём уже взрослая женщина смотрит на мужчину, и в глазах этих отражается любовь и обреченность, такая глубокая, что казалась выгравированной на самом дне души. Лицо ее было осунувшимся, но в уголках губ застыла слабая, печальная улыбка. Будто в темных зеркалах души собралась вся боль и усталость человечества.

Они сидят в больнице. Человек в белом халате что-то говорит, лицо серьезное, а движения – резкие и деловые. Лица пары грустнеют от этих слов. Мужчина, сидящий рядом, легонько поглаживает ее руку и шепчет то, что можно понять по губам: «Все будет хорошо…». Этот взгляд полон отчаяния, но губы упорно двигаются, произнося слова утешения, в которые он сам, казалось, не верил.

…вот лежит в постели она. Тело стало почти призрачным под легким больничным одеялом, кожа – бледной и полупрозрачной. От нее прежней, казалось, не осталось и следа: впалые щеки, заострившийся подбородок, полное отсутствие волос на голове, взгляд огромных черный глаз – глубокая, бездонная яма грусти и тяжести. Обреченность, которую уже никак не скрыть.

Входит мужчина, его походка стала тяжелой и медленной – в зеленых глазах такая же грусть, которую он пытается прятать. Глаза девушки загораются радостью и нежностью, словно последние искры угасающего костра, а уголки губ приподнимаются в обессиленной улыбке. Он садится на краешек постели и начинает читать книгу, легонько поглаживая руку.

Сколько это продолжается? Все заново, по кругу, опять та маленькая девчушка… Монотонность была пыткой, которой нет конца.

Огромный осколок размером с ростовое зеркало – поверхность темна, будто застывшая кровь. Она испещрена паутиной трещин, будто от удара кулака, словно это было её собственное отражение, разбитое на части. В нем отражается все тот же мужчина, его спина согнута под невыносимым весом горя, а в глазах – та самая, неприкрытая, всепоглощающая тоска. Он стоит возле могилы, любовно поглаживая краешек и что-то рассказывая в хмурое, свинцовое небо, из которого, казалось, вот-вот хлынет дождь.

Что-то меняется. Это не мой осколок. Или мой?.. Воспоминание, которого не помню, но которое чувствую всей своей разбитой сутью. Оно вызывает адскую, невыносимую боль, которая рвет на части остатки души. Она выливается в отчаянный, беззвучный крик, сотрясающий саму ткань небытия. И еще, и еще один. Призрачные крики, которые не могут вырваться наружу, но разрывают, окончательно стирая грань между наблюдателем и памятью.

Осколки начали кружиться быстрее, распадаться на мельчайшие частички и ранить, ранить… Кожу? Кричу, кричу вслух… Больно, больно… Как же больно!

Перед глазами всплывает лицо мужчины. Его глаза цвета темного изумруда излучают такую нежность, что, казалось, еще чуть-чуть – и можно захлебнуться. Губы изогнулись в мягкой улыбке, а руки тянулись навстречу. Все вокруг затопил свет…

Глава 1

Это больно. Будто тысячи острых ножей кромсают тело на части, не давая соединиться им вновь. Я падала вниз, в пропасть, в темноту, и воспаряла вверх, к свету. Эмоции терзали душу, каждая высасывая ее частичку. Хотелось плакать и смеяться, а сердце и голова разрывались от новых, уже давно забытых ощущений… Резкий рывок вверх – и под спиной оказалось что-то твердое.

Отчаянная попытка открыть глаза ни к чему не привела. Будто ресницы сцепились, не разрешая увидеть, что же вокруг. Как назло – вокруг один туман. Только потом пришло осознание, что он стоит перед глазами, не привыкшими к свету.

Глаза? У меня есть глаза? Осознание подтолкнуло к рывку, который помог их распахнуть. Тут же пришлось зажмуриться от яркого света.

Тоска и любовь разъедали старое-новое сердце, все так же хотелось плакать и от любви, и от грусти, но я не могла. Глаза будто высохли, разучившись плакать еще при жизни. Мысли роились в голове, мешая почувствовать тело и этот волшебный момент… возрождения?..

Вновь открыть глаза. Только мысли не давали осознать, что же перед ними. Нужно сконцентрироваться, понять наконец, где я и кто я. С упорством, граничащим с безумием, вглядывалась в голубое небо. Глаза жгло от яркого света, но я продолжала смотреть вверх, туда, где облака причудливо закручивались в разные фигуры, отрывались друг от друга и спешили куда-то …

Лежа следила за новым зрелищем в этой жизни, а в голове проносились образы из прошлого, которые видела и ощущала целую вечность до этого. Роящиеся вопросы уже обосновались в голове.

Кто и зачем меня вытащил оттуда? Зачем оставил эту память о собственной смерти? Что делать дальше? Нужно идти? Наконец, собрав остатки воли в кулак, пришла к решению, единственно, казалось бы, верному: у меня есть тело, вокруг реальный мир, и я зачем-то здесь появилась. Значит, должна идти и понять, что делать дальше.

Капельки росы на траве отражали лучи заходящего солнца, ослепляя все еще не привыкшие к свету глаза. Вот одной из капелек надоело висеть на травинке, и она покатилась вниз, растворяясь в земле. Это оказалось увлекательным – следить за побегом росинок. Они то скользили вниз по стройным травинкам, то срывались с их верхушки, спеша воссоединиться с землей. Я же этого совершенно не хотела. Мысленно помрачнев, оторвалась от этого занятия и перевела дух.

Нужно встать, иначе так недолго и обратно врасти в землю. Эта мысль вызвала глупую улыбку, и, сделав рывок, я поднялась. Тело болело нещадно, волосы лезли в лицо, ноги промокли и замерзли – от смеси этих ощущений я наконец осознала, что жива. Действительно жива и это не могло не радовать, ведь прошлая жизнь закончилась против моей воли, и мне было действительно жаль. Тихо умирая, я ждала смерти, но теперь твердо уверена – выживу хотя бы тут. Если это только не агония умирающего сознания, но все такое реальное…

Подняв голову и прищурив глаза, осмотрелась. Удивительно, пред заново рожденными глазами предстала картина, которую раньше я могла нарисовать лишь в воображении: вокруг поле с синими цветами, качающимися на легком ветру и ни намека на людей. Так и стояла, учась заново дышать, пока боль не притупилась от понимания, которое ослепило мысли. Где-то я уже это видела…

«… Белая комната, кровать, женщина болезненного вида, которая выглядит спящей, но в действительности внимательно слушает мужчину, держащего ее за руку. Он читает вслух. Перед закрытыми глазами той проносится картина, где вокруг, насколько хватает взгляда, поле с синими цветами. Она тихонько вздыхает, и мужчина прерывается. Он нежно целует худую руку и улыбается, смотря теплыми глазами цвета изумруда в черные, в которых, казалось бы, навечно застыла печаль…»

Цветы, бесчисленное количество синих цветов… В голове немного помутилось, воздуха не хватало. Но, видимо, организму он не был нужен, и, проваливаясь в такое привычное забытье, я отчаялась очнуться.

«– Они просыпаются, – высокий блондин остановился возле кресла, обитого в красный бархат, недовольно сложив руки на груди.

– Я чувствую. И они тоже рядом, – темноволосый мужчина крутил бокал, сидя в кресле, задумчиво и чуть брезгливо рассматривая рубиновую жидкость в свете камина.

– Какой план, брат? – уточнил второй с мрачным выражением лица. Темноволосый лишь хищно улыбнулся и бросил бокал в пламя».

«Я все еще здесь» – пронеслось в голове, когда пришла в себя и снова пыталась открыть глаза. Солнце медленно клонилось к закату. Голова раскалывалась, тело болело, но это лучше, чем то, что называют загробной жизнью.

Медленно поднявшись, осмотрелась внимательней. В свете заходящего солнца воображаемая картина из прошлой жизни казалась такой привычной. Цветы, которые будто шептались и пытались ненароком прикоснуться к гостье. Они качались от теплого ветерка, ласкающего и мое новое тело. Хотелось кричать, как новорожденные малыши – ведь я родилась заново! И я рассмеялась, опьяненная жизнью.

Ветерок, будто хотел помочь, легонько подталкивал вперед, и я решилась сделать шаг в сторону виднеющегося вдали леса. Я пыталась не обращать больше внимания на непослушные ноги. Идти вперед и вперед! Ведь дойду куда-то?

Сомнения мешались голове. Мыслить было непривычно, и в то же время это доставляло удовольствие. Я существую!

Сбившись, очнулась от размышлений, лишь когда наступили полные сумерки. Это не мешало, ведь я почему-то все видела. Лес, высокие деревья, которые переплетаются корнями, не давая пройти нерасторопному путнику. Они шумели листвой и скрипели, будто переговариваясь.

Сбрасывая наваждение, тряхнула головой, ведь деревья не разговаривают. Правда? Ноги несли куда-то, где я была нужна. Или так оправдываюсь, ведь бежать куда-то в незнакомом месте глупо и, возможно, не совсем нужно.

Только увидев реку, вокруг которой возвышались исполины вековых деревьев неизвестных видов, остановилась. Казалось, они пытались спрятать ее от чужих глаз. На миг застыла, глядя на бегущую воду, и, как наваждение, пришли воспоминания. Я вспоминала теплые руки, которые обнимали, и сладкое ощущение уюта. Слова, складывающиеся в рассказ, и журчание воды, бегущей в никуда в ночи. Все это выливалось в пейзаж, который сейчас видела и очень жалела, что не могу открыть глаза и улыбнуться любимому.

Вздрогнув всем телом я заскрипела зубами, силясь побороть сильные эмоции. Решительно подошла ближе к воде – я живая, и мне очень хотелось пить, хотя и пыталась отбросить эту мысль, ведь уставшему телу желалось не только этого.

Реки окатила холодной водой руки и меня вмиг пробрала дрожь, но это было только в радость – еще один знак, что я жива. Набрала в ладошки и плеснула в лицо. Отфыркиваясь и жмурясь, упивалась этим моментом. С сожалением не рискнула пить прямо из реки.

Я наклонилась ниже, всматриваясь в отражение. Из быстрого течения, расплываясь и складываясь вновь, на меня уставились огромные темные глаза. Странный испуг прошелся мурашками по телу, пока я не поняла, что это – мое отражение. Что-то похожее было в зеркале до болезни, но сейчас кожа будто светилась изнутри в темноте, глаза казались огромными, а из приоткрытого рта выглядывали небольшие клыки.

Я растерянно смотрела в воду, осознавая и не понимая. Что это такое? Это я? Мысли проносились в голове быстрее вод реки. Заправив волосы за уши, я растерянно наклонилась ниже, и моему взору предстало не привычное человеческое ухо, а заостренное и чуть длинноватое.

Глаза округлились. Это еще что? Эльфийские, что ли? Мягкая земля берега, устав держать тяжелого человека, вдруг провалилась, и я стала падать в реку, от удивления не издав ни звука.

Глава 2

Свет пробивается через закрытые глаза. Режет их, ведь они так устали с непривычки. Поморщившись, прикрыла лицо рукой и перевернулась на бок. Что-то мягкое под головой, да и под всем телом явно не земля.

Осознав это, резко села. Комната. Нос уловил запах еды, тянущегося из-под закрытой двери. Сглотнув набегающую слюну, поморщилась: горло саднило, ужасно хотелось пить. К счастью, на тумбочке рядом с кроватью стоял стакан. Я понадеялась, что это вода для меня, и осушила его, жадно глотая.

Наконец, со вздохом расплылась в довольной улыбке и прикрыла глаза от удовольствия, слизывая капли немного пролившейся воды с уголков губ. Но улыбка быстро сбежала от воспоминания о событиях, после которых оказалась здесь.

Перед глазами пронеслась картина падения в темную ледяную воду. От этого тело напряглось, заново переживая страх и холод. Грудь сдавило, а горло сжал спазм. Стакан заскрипел от сжимающей его ладони. Пришлось усилием воли выравнивая прерывистое дыхание. Только когда тело расслабилось, я смогла осмотреться в полной мере.

Комната, залитая светом из окон до самого пола. И сидела я на огромной кровати с балдахином из прозрачной органзы, качающейся от гулявшего в комнате теплого ветра из приоткрытого окна.

Интересно, где это я, а главное, кто же помог? За этими мыслями нащупала край одеяла и осторожно спустила ноги на пол. Взгляд сразу упал на факт обнаженности и белую рубашку, явно мужскую, которая чуть прикрывала их. В этот же момент в комнату без стука заглянул пожилой мужчина, который с удивлением на лице застал меня в нынешнем положении.

– Кхм… Доброе утро, леди. Рад, что вы уже очнулись, – отвел взгляд пожилой мужчина, сохраняя вежливый тон.

– Доброе утро, – как-то тихо произнесла первые свои слова, от неловкости пытаясь прикрыться одеялом.

Мужчина вежливо не обращал внимания на мои ужимки, и продолжил.

– Меня зовут Николас, я дворецкий, к вашим услугам, – легкий кивок головы, будто в подтверждение слов. – Сейчас принесу для вас более подходящую одежду, вашей же мы, к несчастью, не обнаружили. Уборную и ванную найдете за той дверью, – он указал рукой на дверь напротив кровати, старательно не смотря в мою сторону. – Скоро будет подан завтрак. Можете не спешить, он подождет. По всем вопросам прошу обращаться ко мне.

Все это быстро протараторил, поклонился и исчез за дверью. Хоть и были вопросы, никак не успевала задать их мужчине. Пришлось присмирить любопытство, хоть и успела подметить, что понимаю его явно без проблем. Что здесь существуют дворецкие, в отличии от моего мира. Или меня долго не было? Или я в прошлом?.. И похоже в ходу обращение «леди», что вызывает легкое удивление с непривычки.

Наличие дворецкого же вызывало любопытство о статусе владельцев дома. И… одежда? Ее не было? За этими мыслями соскользнула на пол, на носочках пробираясь к двери в ванну. Голова кружилась, тело слушалось плоховато, но все лучше, чем было. Несмело открыла дверь, пытаясь понять, как включить свет. Привычного выключателя не нашлось, но хлопок в ладоши, который нередко помогал в моем мире, сработал.

Огромный светильник вспыхнул вместе с кучей маленьких ламп в стенах, освещая комнату в лучших традициях богатого средневековья. Не ванна, а целый бассейн с резными золотистыми краниками, будто из цельного зеленоватого хрусталя, который мягко светился изнутри. Раковина была в том же стиле. И унитаз, почти родной!

Рот в этот момент просто не мог закрыться. Это другой мир? Внутри настойчиво шкребло щущение, что я права. Да и уже готова с ним смириться, раз тут есть туалет! Факт существования другого мира не слишком удивлял. Но я была будто пьяной от жизни, не желая думать слишком много. Да и концентрация не позволяла ухватиться хоть за что-то чуть дольше.

Радостная искорка надежды всколыхнулась и понесла меня по мраморному полу до краников у бассейна. Осторожно прикасаясь, пробежалась пальцами, с нежностью ощущая приятную гладкость и одновременно любуясь работой мастеров, сделавших такую красоту.

Покрутив вентили, обнаружила, что из них идет и горячая, и холодная вода. Как можно быстрее скинула рубашку и стала ждать, пока наберется бассейн. Оглаживая взглядом бортики, осторожно присела. Пальцы прикоснулись к твердому и шершавому материалу.

К собственному удовольствию наконец нырнула в бассейн, подождав лишь немного, собираясь не на шутку здесь задержаться. Бесконечная череда баночек на полках заставляли рассчитывать на это. Выключить воду и блаженствовать! Плавать на спине, сидеть у бортика, отмывать гриву черный волос, отливающих на свету изумрудными искорками. Тело, под руками было стройным и сильным. Непривычно.

Изнутри неожиданно огрело кипятком. Уши, клыки, глаза… Под мягкой подушечкой пальца кольнул удлиненный зуб. Вздох. Острый, зараза… Как еще не ранит язык, интересно…  Потом.

Потеряв счет времени, очнулась когда вода стала ледяной. Тело покрылось гусиной кожей от холода. Кажется, даже задремала, оперевшись о бортик и сидя на удобном выступе.

Как же не хочется вылезать, а добавить просто горячей водички… Но, пытаясь отсрочить встречу с неизвестным, я все больше умирала от любопытства, и сейчас оно проснулось с новой силой. Ох уж эти противоречивые чувства…

Бассейн видится уютной норкой, куда можно сбежать и погреться, лелея страх и ужас перед неизвестностью. А плотно закрытая дверь в ванну защищала от внешнего мира еще больше. Но отсрочивать неизбежное уже не имело смысла. И я с тихим вздохом поднялась, спустила воду и потихоньку вылезла из этой своей «норки».

В зеркале отразилась высокая фигура, будто маня. Я приблизилась, не узнавая ее. Темная радужка глаз скрывала вытянутые в ниточку, как у кошки, зрачки. От удивления он чуть дернулся, и я изумленно вздохнула. Вроде у эльфов только уши длинные, правда? А это не обнадеживало. Знать, какой расе принадлежит тело – уже крупица информации, а ее не было. Я не рассчитывала, что тело было моим. Кто-то его создал?

Николас не выглядел удивленным, может, зря переживаю? Хотя он и пытался не смотреть на меня… Неужели из-за этого? Черт, гадать бессмысленно.

Кажется, психике придется постараться, чтобы все это на ней не отразилось. Мягкие белые полотенца нашлись на столике у раковины, и я с удовольствием укуталась в самое большое. По привычке забралась с ногами на изумрудное бархатное кресло в углу комнаты, чтобы промокнуть вторым полотенцем волосы. Вдох-выдох, прикрыла глаза и, наконец, решительно встала.

Только отметив, что в спальне никого, хлопнула в ладоши два раза – свет в ванной погас. Взгляд упал на застеленную изумрудным покрывалом кровать и лежащую одежду на ней. Черная рубашка и похожие на льняные штаны с ремнем на поясе. Оставив терзать новую одежду и покрутившись у зеркала в позолоченной раме, краем глаза заметила движение штор из все той же органзы, что и балдахин. Переместившись, отвела ее в сторону и уперлась взглядом в сад.

Непривычно острый слух уловил где-то вдалеке шум воды. А глаза упивались обилием зелени и цветов. Оказалось, что окно вполне себе открывалось, как раздвижная дверь, и уже было приоткрыто, впуская в комнату теплый ветерок. Открыв до конца, смогла прикоснуться к веточке дерева, которое опустило ее будто специально напротив. Осторожно согрела чашу розовых цветов в ладони, а пальцами другой провела по нежным лепесткам.

Упоительная нежность. Минутное единство с природой. С маленьким лепестком цветка большого древа, которое будто светилось от падающего луча солнца. Такого маленького и беззащитного…

О чем-то спорящие мужские голоса вдалеке нарушили упоительный момент, заставив вздрогнуть и глазами найти источник. Подслушивать нехорошо, не так ли, Кира? Глаза непроизвольно закатились от собственного занудства. Любопытство не порок, они же так близко! Споря в голове, обнаружила себя держащейся за ручку двери, выходящей из комнаты. Момент упущен, хорошее воспитание победило любопытство, поэтому рука легко нажала на ручку и открыла дверь.

Справа коридор, слева коридор. Будто мягкий ковер под ногами, скрадывающий шаги. Впереди большой холл с высоким потолком и лестницей наверх, через который прошла. Вокруг все было раскрашено мягкими пастельными тонами и подсвечено дневным светом из больших окон. Яркий свет преломлялся в стеклах и подсвечивал золотые узоры на стенах, заставляя их призывно блестеть.

Глаза быстро выхватывали детали, пока медленно двигалась за запахами еды, от которого хотелось похрюкивать в такт желудку. Я уже забыла, насколько неприятно чувство голода, и как же хотелось его побыстрее утолить. Долгое нахождение в ванной не сделало его меньше, а только отложило ненадолго, позволив отдохнуть. Поэтому ноги несли к еде быстрее, чем я могла осознать обстановку.

Девушка за длинным столом заставила замереть в арке прохода. Нечеловечески быстрым движением синие глаза нашли меня, оторвавшись от тарелки. От смена эмоции на милом личике я вздрогнула.  Отвращение исказило красивое лицо. Искривленным пухлым губам больше подошла бы нежная улыбка. Искорки гнева пробегали в потемневших глазах.

В момент показалось, будто я услышала рык. И именно сейчас, когда хотелось сделать шаг назад, мне взбрело в голову, что лучшего момента для воспитанности не будет, и брякнула: «Здравствуй». Мой голос оказал эффект спускового механизма.

– Надеюсь, выход ты также найдешь, как нашла и вход, благодаря отсутствию одежды и моему распутному братцу, – ее голос мог замораживать, но в противовес к этому он опалил щеки румянцем неловкости. Ложка в девичьих руках с жалобным стуком встретила поверхность стола, развалившись на две части. Она даже не посмотрела на нее, а только стряхнула остатки столового прибора из рук.

Зато я с интересом проследила за траекторий падения, параллельно раздумывая над сказанным. То есть я все же была голой. Неловко вышло. Почему же ее лицо говорит об отвращении, но глаза мечут искры злости?

– Ты злишься на брата? – профессиональное любопытство меня погубит. Ее рык стал ответом, а то, как она быстро удалилась из комнаты – наградой для моих потрепанных нервов.

Я судорожно вздохнула. Не рассчитывала так много взаимодействовать, не подготовившись. На столе, рассчитанным на человек десять, осталась стоять тарелка блондинки и еще одна, не тронутая. Мой желудок встрепенулся, а нос уловил запах горячей еды. Думаю, выход найду хотя бы после того, как поем. Правда же? Вроде мне говорили про завтрак, который дождется. Так что кто куда – а еда уже моя!

Яичница, салат, хрустящий хлеб, сыр и каша, напоминающая овсяную. И все горячее, будто только приготовленное или разогретое. Мозг отмечал подобные детали на автомате, не раздумывая над причинно-следственными связями.

Звук хлопнувшей двери отвлек от облизывания ложки, пришлось повременить с облизыванием тарелки. Глаза метнулись в сторону холла, откуда я не так давно пришла. Похоже, там выход. Хм, даже искать не пришлось. Жаль, что добавки попросить не успела, так соскучилась по вкусу еды…

– Что за прекрасное видение посетило нас? Доброе утро! – высокий блондин, будто солнышко, светился от радостной улыбки, заставляя улыбнуться в ответ. – Я Оливер, рад знакомству и тому, что ты выглядишь уже не как только появившаяся русалка. Хотя я бы еще посмотрел на тот вид…

Мечтательное выражение смешливого лица и еще более радостная улыбка кудрявого блондина. Только понимание, что этот человек, скорее всего, меня спас, заставило удержать улыбку на месте, хотя и превратилась она, по ощущениям, в натянутую и обнажающую клыки, что его совершенно не смутило.