Секундант одиннадцатого

Но проблема отпала само собой: господа – в палатах, обслуга – в людской. Исчез и его эскорт без всяких комментариев. Мотай на ус.

Набрал в рот воды и «барин», без особого дружелюбия осматривая гостя. Впрочем, совка по рождению этим было не удивить. За четверть века, проведенного на Западе, он постиг: культура приветливости и этикета – продукт длительной эволюции европейского оазиса. На скорую руку не пришить.

– Здравствуйте, – так и не дождавшись приглашения, поприветствовал гость. После чего уверенно двинулся к огромному столу. Погремев стулом, уселся в том же, что и «барин» ряду, ближе к входу.

– Добрый вечер, – с явной задержкой откликнулся «барин», будто переваривал нежданного, а то и непонятно как затесавшегося посетителя. Склонившись, нечто привел в действие под крышкой стола.

Объявились на диво аппетитные «пышки», как Алекс окрестил про себя двух молодок в униформе официанток, своей сексуальной привлекательностью способные отбить аппетит. Приблизившись к клиентам, стали зачитывать меню. Спустя минуту, утомившись от терминов франко-итальянской кухни, Алекс попросил ядерную обслугу ограничиться plat du jour и особо не заморачиваться. Молодки исчезли, смутив гостя будто радушными, но оставляющими неприятный осадок взглядами. Утробной цепкости.

Тут Алекс озадачился: собственно, кто этот моложавый господин, напоминающий комсомольского вожака и яппи разом? Интуиция подсказывала, что встретились они в столовой не случайно. Но внятного ответа он не нашел и покосился в сторону соседа. Казалось, сигнализировал: не прочь познакомиться.

– Вы как-то странно уселись, точно ваша хата с краю, – озвучил «барин», на Алекса даже не взглянув. Что могло быть воспринято, как декламация некой цитаты.

Алекс развел руками, предпочтя многозначный жест словесной реакции. Не в его ситуации сболтнуть лишнее, не говоря уже, садиться на своего конка – пикировок. Ведь к 13.00 он физически растворился. Не исключено, некто, под Алекса Куршина загримированный, прошел в Берлине пограничный контроль, предъявив фиктивный паспорт на его имя. Не только комар, но и ЦРУ носа не подточит; здесь, в России, с соблюдением всего протокола выслан, там, на немецкой проходной, въезд в ЕС зафиксировал. Видеосъемка же в аэропортах, словно в русской бане…

На одного «потрошителя» пенсионных фондов меньше… Сын же с подругой месяц-другой даже не рыпнутся, принимая «нырок» за очередной загул.

– Как здесь? – задал «барин» будто понятный, но слабо мотивированный вопрос.

– Если вопрос ко мне, то грех жаловаться. Жив-здоров, крыша над головой, – чуть подумав, ответствовал Алекс.

– Понимаете, где вы?

– Вам бы представиться. Последний вопрос – за рамками формального знакомства…

– Так уж сразу… – отстаивал свое инкогнито сосед. Как-то по-женски, правда…

Алекс пожал плечами и промолчал, похоже, увиливая от разговора, начавшегося столь неумело. Да и ужин подоспел. Тут «барин» распорядился накрывать на вторую персону напротив себя. Одновременно панибратски зазвал соседа плечом пересесть. Алекс изобразил миной: собственно, почему я, а не ты? Но на новое приглашение, переданное благожелательным жестом и мимически, «мол, будь проще», откликнулся.

«Барин» ел столь же неуклюже, как и выстраивал прелюдию к знакомству – мастерил из бифштекса с гарниром нелепые кучки и торопливо их поглощал. И не то чтобы чавкал, был шумлив. Причем, было не понять, за счет чего эти шумы возникают. Кроме того, он злоупотреблял салфетками, порой, казалось, чтобы руки занять. При этом Алекс не торопился записывать визави в стан мужланов, полагая, что выводы преждевременны.

– Чего ради вы как с цепи сорвались? – подал голос «барин», будто насытившись.

– С какой цепи? – искренне удивился гость.

– Нойкёльн, я имею в виду…

Алекс потряс головой, выказывая полное непонимание, о чем речь. Но почти сразу застыл, вспомнив, что Нойкёльн – район его последнего пристанища в Берлине, арендованного Синдикатом через Airbnb. Насупился, казалось, представ перед дилеммой. В конце концов, откликнулся:

– Попытайтесь меня понять: было бы опрометчиво отвечать на вопросы по весьма чувствительному поводу, не убедившись в том, что у спросившего есть на то допуск.

– Но в Берлине вы же отвечали, – нашел логическую прореху «барин».

– Согласен. Но то была примерка, без которой, как при шитье костюма, не обойтись, – возражал Алекс. – Произошел бы со мной в Берлине, как понимаю, вам известный конфуз или нет, сейчас я требовал бы того же – предъявить полномочия.

– Какие? – «барин» набычился.

– То, что это здание – правительственный объект, я почти не сомневаюсь. Но, поймите, я далек от коридоров российской власти в той же мере, как человечество от Урана. Какая гарантия, что вы не случайное лицо или того хуже – участник антиправительственного заговора?

– Так что вы хотите, сообразить никак не могу? – не столько терял терпение «барин», сколько, казалось, до него постепенно доходило: казус Алекса Куршина – колючая проволока, с какой стороны не возьмись. – И что вы предлагаете?

– Если честно, то не знаю. Но в идеале визит… – Алекс задумался, – господина Нарышкина решил бы проблему. Лицо оно публичное и широко известное. Да и, убежден, именно его ведомство мною занималось. Подтверди он ваш мандат, готов сотрудничать.

Ответом стала сардоническая улыбка, переросшая в хамоватую.

– Ну и, наверное, – продолжил Алекс, нащупав нечто, – меня устроит правительственный сайт, где наряду с вашим фото указана и должность. Надеюсь, она адекватна обсуждаемой теме.

– На Уране все такие? – «барин» вдруг развеселился, казалось, удачно сострив.

– Видите ли, если что-то меня ныне тревожит, так это безопасность. Понятное дело, в первую очередь, собственная. Но вот незадача: без увязки со средой она эфемерна. Иными словами, твоя жизнь не стоит и ломаного гроша, если в округе дефицит контроля. Стало быть, одеяло на себя нужно тянуть так, чтобы и прочих оно прикрывало. Таким образом, чем больший вклад индивидуума в коллективную безопасность, тем надежнее его собственные позиции… – Алекс запнулся, видя, что «барин» стал отстукивать в своем мобильном какое-то послание.

– Вы хотите сказать, Россия нуждается в вашей защите? – вникал в сказанное «барин», разом эксплуатируя мессенджер и, похоже, обломив зубы о конструкцию весьма путаной зауми. Не он первый…

– Разумеется, нет, – с кислой миной ответствовал Алекс, сокрушаясь то ли на собеседника-тугодума, то ли на свой изъян – философствовать на ровном месте.

Тем временем «барин» подключил к операции левую руку, но стучал уже не по виртуальной клавиатуре, а по столу, будто на перепутье или в ожидании ответа на свой месседж. И действительно вскоре раздался звонкий сигнал, какой-либо реакции, однако, не повлекший – «барин» и дальше отстукивал свой ритм. Наконец он сверился с экраном и, прочитав текст, почему-то перевернул аппарат лицом вниз. Но вскоре развернул и, набрав номер, поднес к уху. Дождавшись соединения, властно скомандовал: «Планшет принесите. В столовую. И подключите к сети». После чего обратился к гостю:

– Я сотрудник аппарата президента Российской Федерации Бондарев Николай Степанович. Запомнили? На подходе интернет – сможете убедиться. Устраивает? Нарышкину можно расслабиться?

– Начинайте… – пожевав губы, выдал членский билет стартапа «Куршин» гость.

– Фишка в том, что, прежде всего вам придется объясниться. И от того, чем удивите, – «барин» изобразил кавычки, – зависит дальнейший разговор. Да и состоится ли он?

– Как понимаю, Москву возмутил мой самовольный отъезд из Берлина, доставивший столько неудобств? – выдвинул версию своей вины Алекс.

– Мимо. Это не более чем следствие. Гвоздь ситуации: почему вас выпустили? Не вас конкретно, а всю ячейку. Аналитики убеждены: с теми доказательствами, которые следствие поначалу приоткрыло, отмазаться шансов ноль. В успех апелляции не верили сами адвокаты, которые чуть не охренели, узнав, что судья большую часть улик отверг, как добытые с нарушением – внимание! – не юридический процедур, а оказывается, ведомственных инструкций контрразведки… – Бондарев замолк, увидев посыльного с планшетом. Поднял вверх большой палец, объявляя паузу. Когда же планшет был доставлен, приподнявшись, передал его Алексу.

– А вы не догадываетесь? – спросил Алекс, приводя в действие планшет. Продолжил: – Кому такая задача по зубам?

– Кому?

– Те же люди. Но, подчеркиваю, подробностей никаких. Если вы знакомы с отчетом берлинского карантина, то в утаивании информации о ваших оппонентах я неумолим. Кто, где, когда – увольте. Не хочется повторяться, – Алекс поморщился.

– Что, вот так взяли и вытащили, выпустив подозреваемых, ходивших под пятнашкой? – усомнился не барской фамилии Бондарев.

Гость не ответил, путешествуя по сайту Администрации Президента РФ. Найдя искомое, уважительно, словно признавая заслуги, кивнул. Кратко взглянул на собеседника и как бы переваривал прозвучавший вопрос. Наконец откликнулся:

– Москва проделала в разы больше, чтобы меня выдернуть из ниши, где России, будто места не было. Причем замудрила все так, что в Берлине мне пришлось выгораживать всех и вся, балансируя на устремленной в кадык бритве. В немалой степени потому, что мой компьютер был изначально взломан той стороной, а ваши подрядчики этот факт то ли не заметили, то ли проигнорировали…

– Что!? – лик Бондарева резко преобразился. Одежки вальяжности, поверх незатейливой родословной, словно стряхнуло, и на его лице воцарился испуг. Детской незащищенности.

– А как вы думали? Откуда их в этот вольер занесло? Не я же, бухарик и политический комментатор в одной упряжке, мог сморозить такое – на ярмарке гангстеров своей драмой торговать. Но! Все к лучшему… – резко сбросил октаву Алекс

– Как это? – изумился Бондарев, советник ВВП по силовому блоку, как минутой ранее для Алекса приоткрылось.

– Простите, об этом не с вами, при всем уважении. И последнее: понимая, в какие межгосударственные и межклановые склоки меня занесло, считаю целесообразным удалить меня из проекта, изолируя в разумных пределах. Хоть на Камчатке. Человек я не бедный, готов нести расходы сам. Одно условие – гарантии общения с сыном. Подчеркиваю: о контакте, навязанном мне той стороной, я сказал все. И, поверьте на слово, подробности мало что к заявленному добавят.

Бондарев часто мигал, отсвечивая, что он, будто глубоко в теме, вдруг осознал, что не смыслит в ней ничего. Причем в такой степени, что словарный запас словно схлопнулся. Но все же сухим горлом озвучил: «Завтра продолжим».

На сутки «Камчатка» или какая-то ее ипостась откладывалась.

Глава 13

Подмосковье, ноябрь 2018 г.

Шел пятый день соприкосновения вживую с режимом, возведенным его ровесниками – банальное открытие, вдруг Алекса посетившее. Строем скорее толкачей, нежели политиков, рожденных в пятидесятые (плюс-минус), и становление личности которых пришлось на эпоху «ядреного» социализма.

Какое-то время Алекс этой мыслью забавлялся, норовя «прирастить ей конечности», но связных обобщений не выходило. И немудрено. Не обозревая хотя бы внешнюю сторону местных реалий, к чему умозрительные экзерсисы?

Алекс поторопился, посчитав, что на сутки «Камчатка» откладывается. Повторной встречи с Бондаревым не случилось ни назавтра, ни в три последующих дня. Более того, в правительственном комплексе, первом пристанище на российской земле, он даже не заночевал. Спустя час после ужина некто, похоже, старший секьюрити объявил о перебазировании. И вновь на вертушке. На ночь глядя.

Новое гнездо, стильного интерьера, но вполовину меньше предыдущего, в его позиции изменило мало. Мобильный не вернули, доступ к интернету и линиям связи запрещен, охранник Кирилл либо в коридоре на кресле, либо в прихожей, на диване. Здесь он и спит, повторяя потсдамский сценарий. Апартамент, правда, полста квадратов…

Между тем – контрастом потсдамскому опыту – движения по дому не ограничены. Добро пожаловать в бассейн, фитнесс-центр, библиотеку. Однако пробежки и прогулки вне здания даже с охраной исключены. Зато на рабочем столе – лэптоп, не исключено, с подачи Марины, известившей Центр об идее романа, которая в Потсдаме Алекса посетила.

Вокруг здания четырехметровой высоты забор из бетонных плит с системой оповещения о несанкционированном вторжении. За забором – сосновый бор. В самом здании – еще один секьюрити, двое – в будке-проходной на въезде. Ротация для троицы – каждые восемь часов, но Кирилл, тень, несменяем. Почему – Алекс даже не пытался вникнуть, находя технологии охранного ремесла штатскому уму неподвластными. Несколько горничных, повар. Меню – ресторанное. Столуется гость в одиночку.

Холодная приветливость секьюрити и обслуги. Этакие холеные стервятники, будто приличных манер, но со сканирующими, хищными взглядами. Его, вкусившего культуру деликатной ненавязчивости, это коробило, и в памяти почему-то всплывали эпизоды его армейского житья-бытья, от которого, прежде полагал он, как от дурного сна, он освободился.

Кирилл поползновений к общению не выказывал, понятное дело, следуя должностной инструкции. Извещал только о приеме пищи и, умотавшись от круглосуточной вахты, отбое для обоих. В прочих обстоятельствах: «да», «нет», кивки – вот и весь словарь общения. Но днем ранее с утра излучал предвкушение некого события – вразрез своему обычному фасаду – флегматичного бесхитростного здоровяка, одна из примет русской идентичности, по ощущениям Алекса, исчезающей…

Той оказией оказался матч Швеция-Россия в Лиге наций УЕФА – турнира Алексу незнакомого. Впрочем, ничего удивительного: как болельщик Алекс самоликвидировался более десятилетия назад, погрузившись в пучину сочинительства.

Кирилл, наконец, расщедрился на несколько фраз, сообщив о матче и продиктованном им обременении – не покидать вечером апартамент. На что подопечный благосклонно откликнулся: «Составлю даже компанию». Должно быть, надеялся сломать перегородки изоляции, на тот момент ему поднадоевшей.

Интрига в матче не замечалась – шведы, хозяева, смотрелись организованнее с внятным рисунком игры, россияне же – скорее притирались друг к другу, нежели преследовали цель. Впрочем, вполне ожидаемо: после мундиаля у России – экспериментальный состав, не считая патологий и атавизмов, советскому и постсоветскому футболу присущих…

Тем временем преимущество шведов нарастало, и дуэт зрителей все чаще обменивался взглядами. Не столько тревожными, сколько, казалось, понимания малости шансов у русских закончить игру достойно.

Переглядывание уступило место репликам и даже комментариям, и болельщик-ветеран, пусть в отставке, немало дивился, насколько его сосед, казалось ему прежде, парень незатейливый, точно чувствует динамику и пружины спортивного действа. Но главное, между ними впервые завязалось общение, пусть ситуативное.

В перерыве Кирилл посетовал, что шансов привезти в Москву даже очко мизерны, хотя бы потому, что уровень клубов, за которые шведы выступают, на два порядка выше российской сборной. Услышав «Манчестер Юнайтед», «Рома», Алекс закивал.

Россия с сухим счетом повержена – и не общепризнанным грандом, а середнячком, в четырнадцать раз уступающим ей по людскому ресурсу. Время за полночь, но вспыхнувшая искра общения не гаснет, невзирая на видеосъемку, несомненно, ведущуюся. Но тут, оказалось, ораторствовать одному Алексу – Кирилл, проницательный ценитель игры как таковой, истории этого вида спорта не знает, в том числе недавних лет. Без чего обмен мнений – куц, если не имеет смысла. Кто такой Стрельцов, единственный форвард-россиянин мирового уровня, Кирилл не в курсе. Неведомы ему даже Карпин и Мостовой – тандем постсоветских футболистов, блиставший в европейском футболе более десяти лет. Тогда как великому Шевченко удалось не совсем… Российский же футбол, общеизвестно, в явление не вылился, так что дискуссию о нем, которую завязывал секьюрити, Алекс искусно избегал.

Так или иначе, котировки Алекса у Кирилла резко возросли, и уже назавтра вакуум взаимоотношений между ними испарился. Злоупотреблять скачком доверия, однако, Алекс не стал, избегая двусмысленных или провокационных просьб и обращений. Словом, о погоде и спорте в основном. И, утомившись от безделья и неопределенности, открыл в компьютере файл под загадочным именем «Текст».

Его интрижка с крупной прозой длилась всего пятилетку, брачными узами не отяготившись. И Алекса порой рефлексировал, что плод той увлеченности – три произведения – то ли незаконнорожденные, то ли обречены на вечное несовершеннолетие. В какой-то момент, будто осознав условность своего дарования, он резко переключился на публицистику. Но была ли причина таковой или к смене жанра его подтолкнул аншлюс Крыма – девятибалльное потрясение либеральной системы ценностей, которую он исповедовал – Алекс убежден не был. Но за пять последних лет в справедливости выбора не усомнился. Ведь изъяны его сочинительства благополучно перекочевали в новый для него жанр, при этом нормы последнего, в формате интернета, зашкаливающих ритмов и словотворчества, отличались удобной эластичностью.

Алекс просидел перед экраном добрых два часа, прежде чем первое предложение себя огранило. Тут его прорвало – за какие-то минуты со стенографической скоростью он выдал развернутый, но главное, сносный абзац. Подобное замечалось редко – творил-то он, по обыкновению, неровно со многими «отходами». И порой уходили годы, прежде чем текст обретал пристойный вид. Как правило, за счет стилистических упрощений и выкорчевывания ярких троп, которые приносились читаемости текста в жертву.

На этом творческий порыв иссяк, и, казалось, Алекс либо выработал сегодняшний ресурс, либо уткнулся в невидимое препятствие. Он стал приподыматься, замечая, что Кирилл, еще недавно листавший глянец, двинулся в его сторону.

– Простите, – обратился круглосуточный секьюрити, – забыл вам передать: если понадобится что-либо из интернета, составьте перечень. Вам распечатают…

Алекс в нерешительности остановился. Будто хотел нечто уточнить, но после краткой паузы только отмахнулся: дескать, обойдусь. Все же озвучил: «Мне нужно связаться с сыном. Пусть придумают, как. Куда важнее, чем переводить бумагу…»

– Да, конечно, передам, – заверил Кирилл.

Алексу стало ясно, что о его сочинительских потугах охранник своему начальству уже доложил. Уместен и его прогноз о депеше Марины в Центр, где наряду со всем прочим упоминались творческие планы фигуранта. Любовь любовью, а шпионаж врозь. Со стуком по расписанию, невроз превозмогая…

Но куда важнее: предложенная Синдикатом через Кирилла помощь – индикатор его, Алекса, особого статуса, девальвации, похоже, не претерпевшего. Вопреки его самоубийственному признанию о вызволении в Берлине, не выговорить даже кем – вашингтонским обкомом, происки которого мерещатся Москве, пожалуй, чаще, чем маразматическому, но сохранявшему зачатки здравомыслия СССР.

Так что Камчатка – прообраз его добровольной ссылки за пределы коллизии – надо полагать, у Синдиката взаимопонимания не нашла. Невольно напрашивалось: Алекс Куршин – герой произведения, которое – каждому автору известно – можно либо бросить, либо упрямо, скрипя зубами дописать. Хорошо бы не кровью главного персонажа…

***

Кремль, спустя сутки

Президент, казалось, слился с экраном, при этом правая рука чуть двигалась, управляя мышкой. В этой позе – полной концентрации – он обретался последние три часа, отключившись не только от внешнего мира, но и своего секретариата.

Предмет интереса ВВП – видеоролики, где запечатлен Алекс Куршин – самый диковинный гость РФ, по крайней мере, текущего месяца. Но не все подряд, а те, в которых Алекс, как это за ним нередко водится, вещает. В этой подборке даже такие приватные частности, как дискуссия Алекса с Якубом Корейбо в камере шереметьевской пересылки и его вчерашние посиделки с охранником при просмотре футбольного матча.

ВВП в полном смятении чувств. Еще недавно ему казалось, что Алекс Куршин, замышленный как конфидент или посредник, близкий по духу, строю мыслей и хорошо изученный человек. Ведь полгода он пристально следит за текстами этого публициста, практикующего, считал ВВП, разноплановый, но главное, до предела честный подход в осмыслении личности российского президента.

От корки до корки прочитаны романы Куршина, на взгляд ВВП, гимн русскому духу и отваге. Собственно, их сюжеты, обыгрывающие особость русских, и взбаламутили внутренний мир ВВП. Да так, что Алекс сделался, нет, не моральным авторитетом и не носителем созвучной идеологии, а чуть ли единственным на свете индивидуумом, которому можно доверить его Проблему… Что с учетом огромной удаленности персонажей друг от друга – статусной, имущественной, этногеографической – звало к прогнозам, скорее, в терминах психиатрии, нежели прикладной психоаналитики…

В чем же конфуз президента, который прочитал тысячи страниц творений Куршина и не один стенографический отчет о его беседах, и будто знал о нем все?

Как ни диво, ВВП, увидев Алекса вживую, испытал разочарование. То был не оптический обман при оценке масштаба персоналии, вдруг обнажившийся (от находчивости и адаптируемости Алекса президент присвистывал даже порой), а личное, на уровне ощущений, неприятие имиджа недавнего любимца. Оказалось, отнюдь не своего парня, пусть не лишенного претенциозности продвинутой личности, а лощеного, высокомерного западника, поглядывающего на якобы нерациональных и взбалмошных славян свысока. То, что ВВП у европейцев и рядящихся под них дико бесило, подтолкнув даже бросить их порядкам дерзкий вызов.

При этом никуда не делось и при просмотре даже окрепло ощущение, что Куршин именно та фигура, средоточие качеств которой если не залог, то предпосылка к решению Проблемы-2024. Уникум Алекса Куршина, считал президент, был в том, что обеспечив себе «походный минимум», к материальным ценностям он проявлял редкое равнодушие, как и являлся человеком из ниоткуда, сторонившимся любых альянсов, группировок и интриг. И, несомненно, испытывал к объекту своих исследований некоторую симпатию, презрев насмешки и даже травлю либеральной тусовки, к которой принадлежал.

Между тем сумятица умонастроения ВВП, сколько бы органичной она ни была, весьма похоже, имела внешний источник. Ведь Бондарев и Нарышкин, разработчики проекта «Алекс Куршин», узнав о причине «реабилитации» потсдамской агентуры, буквально встали на дыбы, требуя немедленной высылки фигуранта. Поскольку, на их взгляд, даже позорное увольнение – предпочтительнее неизбежных обвинений в государственной измене, сыграй они в навязываемую ЦРУ партию.

Бунт лоялистов, многократно отфильтрованных, уязвил эго президента, но ничего не оставалось, как этот афронт проглотить. Не продвигать же интересы, пусть невнятные, злейших недругов – американцев, севших на хвост конфиденту? Да еще после глумливого щелчка по носу, нанесенного Службе внешней разведки в Берлине. И, возможно, никогда бы не разгаданном, не внеси ясность в кейс Куршин, умудряющийся держаться на поверхности проекта, то рубя правду-матку, то извиваясь как уж.

Тут ВВП осознал, что со своим капризом-самоуправством он зашел слишком далеко и, просочись эта тайна из тайн во властную надстройку, опрокидывая имидж Патриота №1, то риски Проблемы-2024 могут показаться легкой простудой, по сравнению с угрозой импичмента, а то и антипрезидентского заговора, обретающие вследствие такой утечки реальные очертания. И, перемежая мимику с кивками, президент дал понять, что позицию Нарышкина-Бондарева принимает. При этом запросил видео и прочие материалы на фигуранта – якобы для анализа проекта и задействованных в нем технологий. Для Нарышкина посыл был очевиден: проект в лучшем случае поставлен на паузу, и ВВП с кураторами стартапа рано или поздно поквитается, раскопав настоящие и высосанные из пальца прегрешения.

Между тем, если ВВП при просмотре с чем-то и разбирался, так это с самим собой и с магией Алекса Куршина, сей момент не то чтобы померкнувшей, а претерпевшей турбулентность. К чему-либо путному он не пришел, но в одном определился: самоуверенный пижон Куршин – надежнее всех сподвижников президента вместе взятых, пусть его основной мотив – прикрыть свою задницу. И, как это при мятеже чувств не раз случалось, ВВП забурился в фитнес-комнату, все аудиенции на сегодня отменив.

***

Израиль, торговый центр «Билу», через два дня

Виктор Куршин, директор магазина обуви, сновал по торговому залу в общем порыве с подчиненным ему персоналом. Час пик. На кону месячная премия, не зевай!

Зал полон, жужжа Вавилоном акцентов и интонаций – микро-копия Израиля – пристанище выходцев со всех континентов, обретших смысл существования в национальном очаге.

Виктор знает свое дело крепко, разом ведя сеанс сбыта на многих «досках» и управляя командой продавцов, как и он, выкладывающихся по максимуму. При этом безошибочно отделяет «экскурсантов» от потенциальных покупателей, сразу беря последних в оборот.