скачать книгу бесплатно
Трудно быть Купидоном
Хаан Моуги
В большом современном городе живёт обычный купидон! Но это не пухленький озорник с луком, каким его представляют, а суровый Небесный Воин. Он курит, пьёт, ездит на мотоцикле и пользуется современным арбалетом с оптическим прицелом. Люди для него – лишь работа, которую необходимо хорошо выполнять. Но однажды, нарушив правила, он спасает от рук бандитов простую девушку. И между ними возникает что-то, чего он сам раньше никогда не испытывал. Бог Любви вынужден вмешиваться в людские конфликты, обретает среди них как друзей, так и врагов. Но самые опасные враги находятся не среди смертных… Купидону придётся столкнуться с любовью и дружбой, ненавистью и предательством, и даже бросить вызов самой Смерти! Как ему не потерять себя окончательно? Ведь и боги порой нуждаются в спасении!
Хаан Моуги
Трудно быть Купидоном
Пролог
Меч-гладиус, брошенный сильной рукой, летел вращаясь, медленно-медленно, как в замедленной съёмке… На, залитом кровью, лице брата выделялись безумные глаза, полные смертельного страха, и раззявленный в отчаянном крике рот…
…Пронзительный писк будильника ввинчивался через барабанные перепонки прямо в мозг и Любомир открыл, наконец, глаза. Автоматически похлопал рукой по полу, нащупал кнопку, нажал. Отвратительный звук прекратился. Мужчина откинул одеяло, медленно сел на постели, опустив босые ноги на прохладные доски паркета. С силой потёр лицо руками, стирая остатки видений. Призраки из прошлого медленно отпускали его. Сон!.. Это просто сон!.. В месте удара мечом еще затухала фантомная боль и парень невольно потёр грудь. Посмотрел туда, хотя и так знал, что грудь и живот гладкие и никаких шрамов там нет. Да и вообще на всём остальном теле нет никаких следов травм, – везде только гладкая и чистая кожа, хотя раньше, – в той жизни, – шрамов было предостаточно. Встав, он голым побрёл в душ, и включив воду долго стоял, подставляя плечи и лицо упругим струям. Потом на кухне пожарил себе яичницу, налил кофе в чашку. Он любил пить неспрессо, – ему нравилась возникающая на поверхности душистая пенка, не спеша позавтракал, – привычный утренний ритуал. Завтракая, он размышлял – снова он видит тот же сон… После стольких лет… и почему именно сейчас? Это что-то означает? Окончив завтрак, стал собираться. Облачил своё крепкое спортивное тело в черные джинсы и простую черную футболку, поверх неё надел кожаную мотоциклетную куртку, обул крепкие удобные ботинки, и, взяв приготовленный с вечера рюкзак, вышел.
Несколько минут спустя он, резко газанув, выехал из подземного гаража на улицу на мощном японском мотоцикле “Судзуки” и легко влился в плотный утренний поток. Маневрируя и объезжая заторы из раздраженно сигналящих машин, Любомир вскоре подъехал к девятиэтажному зданию жилого комплекса, возле большого парка. Там он оставил мотоцикл на стоянке и вошёл через дверь для жильцов. При его приближении кодовый замок клацнул и открылся сам собой, а консьерж за стойкой даже не поднял головы. Любомир вознёсся на лифте на самый верхний этаж, потом пешком поднялся еще на один пролёт, открыл железную дверь и вышел на плоскую крышу. Рабочее место встретило его запахом рубероида и разогретой на солнце мастики. Любомир неторопливо огляделся, снял с плеча рюкзак и открыв его, начал доставать и готовить к работе свой инструмент – современный арбалет с оптическим прицелом. Привычными движениями он ловко собрал его, со щелчком расправил металлические плечи лука, выдвинул приклад и под конец взвёл рычаг. Взял обычный арбалетный болт и прикоснулся указательным пальцем к наконечнику, который тут же вспыхнул белым ярким Светом. Он наложил стрелу на направляющие – теперь арбалет был готов к стрельбе. За спиной у парня с хлопком распахнулись снежно-белые полупрозрачные крылья, похожие на лебединые. Вот только у лебедей они никогда так ослепительно не сияют, казалось, что они состоят из одного Света… Любомир занял свою привычную позицию на краю крыши, – теперь парк и прилегающая улица лежали перед ним как на ладони. Он достал из нагрудного кармана мятую пачку сигарет и щелкнул обычной зажигалкой. Зажав зажженную сигарету во рту, он, прищурясь, понаблюдал сосредоточенным взглядом за идущими внизу людьми через оптику, перевёл прицел с одной цели на другую, потом на третью… Вздохнул и нажал на спусковой крючок…
Глава 1
День у Веры не задался уже с утра! Начать с того, что она опоздала на троллейбус и пришлось ждать следующего. Тот хоть и приехал минут через десять, но едва тащился и девушка стояла нахохлившись и хмуро глядя через мутное окно. Её сосед, – нетрезвый тощий мужичок в свитере и трениках, от которого ощутимо несло ядрёным амбре из лука и свежего перегара, постоянно заваливался на неё и Вере приходилось его периодически отпихивать. Отойти от него не было никакой возможности, – вокруг сидели и стояли притиснутые друг к другу, такие же мрачные и не глядящие друг на друга пассажиры. Да и на что глядеть? В общественном транспорте не встретишь радостных и улыбающихся лиц, а вечно наблюдать те же унылые физиономии что и вчера, никому не доставляет удовольствия.
Но настроение у обычно жизнерадостной и весёлой Веры было подавленное не только сегодня, а все последние месяцы. Ночью мама опять надрывно кашляла, а в мокроте появились кровавые разводы, – грозные симптомы последней стадии смертельного недуга. Третья стадия рака лёгких плавно и неотвратимо перетекла в четвертую. Болезнь обнаружили слишком поздно, и за полгода химиотерапии мама Веры, Евгения Николаевна, сильно похудела, быстро уставала и кашляла. А вчера врач онкодиспансера в приватной беседе с Верой профессионально-деловито сообщил, что продолжать химиотерапию не имеет особого смысла и посоветовал перейти к паллиативному симптоматическому лечению. Что означало, – колоть наркотикосодержащие обезболивающие препараты, когда усилятся боли, ставить капельницы, нанять профессиональную сиделку… то есть приступить ко всему тому комплексу мер, призванному максимально облегчить раковому больному уход на ту сторону… за кромку. В груди у Веры возник мерзкий холодный ком, захотелось завыть, но она заявила врачу, что они будут продолжать лечение. Тот лишь равнодушно пожал плечами, – мол, дело ваше, и выйдя от врача, девушка бодро заявила маме, что скоро они приступят к следующему курсу:
– Не раскисай мамуля!… Прорвёмся!…
Но та по недомолвкам эскулапа, по покрасневшим глазам и стиснутым в насильной улыбке губам дочери и сама уже всё прекрасно поняла. На слова Веры она лишь слабо улыбнулась в ответ и кивнула, чтобы еще больше не расстраивать дочку.
По пути домой Евгения Николаевна была молчалива и задумчива. Она понимала, что спасти её теперь может лишь чудо! Но чудеса обычно происходят только в кино, а в настоящей жизни её ждёт долгая, бессмысленная агония и попытки продлить на месяц-другой полуживотное существование полное боли и страданий. И главное, – ведь и её Веруне придётся всё это перенести! Ведь и доченьке будет больно от страданий матери и от собственного бессилия что-либо изменить!… Нет уж! Мучить дочь и становиться для неё обузой она не собирается!… Уж сил на то, чтобы взойти на крышу и сделать последний шаг у неё еще хватит! И так уже девочка по горло в долги залезла, не дай Бог удумает еще и квартиру продавать, – их единственную реальную ценность, оставшуюся от отца. А с неё станется!… Поэтому нужно это сделать быстро и без мучений,… а перед смертью написать письмо дочке, чтобы она себя потом не винила… попросить прощения,… и объяснить, что другого выхода не было… Потом ещё написать и заверить у нотариуса завещание!… Дел предстоит еще много, надо всё успеть пока есть силы!…
На пожилую женщину вдруг снизошло полное спокойствие и отрешённость, какая бывает, наверно у смертника в камере, держащего в руках отказ в помиловании на свою последнюю апелляцию… Последняя надежда растаяла, да и была она так себе, – лишь её тенью… В груди вновь кольнуло и женщина затаила дыхание, пережидая приступ. А ведь дальше будет только хуже! Решено! В любом случае в мычащее от боли существо она превращаться не станет! Зачем терпеть все это и цепляться за жизнь? Только для того, чтобы продлить мучительный конец? Нет уж, спасибо!… Адских мук за грех самоубийства Евгения Николаевна не страшилась, так как была убежденной атеисткой, в загробную жизнь не верила и церковь не посещала.
Утром Вера, как всегда, металась по квартире, разыскивая то свой мобильник, который “вот только-что в руке держала”, то ключи. Вчера она наварила супа, и половина его находилась сейчас в кастрюле в холодильнике. – Обязательно днём разогрей и пообедай мамуля!… слышишь? – и мама лишь смотрела ясным взором на хлопочущую дочь и светло улыбалась. Девушка ничего не подозревала о мыслях и решении матери, но отметила про себя, что та выглядит сегодня какой-то расслабленной… и спокойной, что ли? Порадовавшись про себя этому обстоятельству и собрав наконец всё необходимое, Вера чмокнула мамулю в щеку и выскочила за дверь. А Евгения Николаевна, оставшись одна, наконец-то заплакала… Немного посидела, вытирая слёзы и прижав руку к груди, где неумолимо разрасталась смерть, потом вырвала двойной листок из ученической тетради и, сидя на кухне, вывела своим чётким учительским почерком первую, самую верхнюю, строчку: “Дорогая моя ненаглядная доченька!”…
На работу Вера, конечно, опоздала. Но о таких мелочах она давно перестала беспокоиться, – всю дорогу она думала лишь о том, что до следующей получки осталась целая неделя и у кого бы ещё перехватить денег. Едва стоило появиться новым поступлениям, как они тут же оборачивались лекарствами и едой, а еще раньше со свистом улетели на дорогую химию и сопутствующие расходы все их скромные сбережения со сберкнижки. Мама раньше всегда, как бы в шутку говорила, что это, мол, тебе на свадьбу и при этом смотрела испытующе и с неким намёком. Вера тогда или отшучивалась или переводила разговор на другую тему, – её эти разговоры о замужестве напрягали, ну а теперь уж и вовсе не до того стало… Потом пришёл черёд книг, занимавших ранее все книжные шкафы, полки и столы, громоздившихся на подоконнике и на полу. Все они тоже постепенно распродавались, в том числе и довольно редкие букинистические издания, за некоторые Вере удалось даже выручить вполне неплохую сумму. Но всё это было лишь каплей воды на раскаленном камне, – страшная болезнь высасывала не только здоровье Евгении Николаевны и их прежнюю спокойную жизнь, но и всё их финансовое благополучие. Никогда раньше Вера не брала столько займов в банке и не одалживала столько денег у друзей и знакомых. Коллеги по работе, знающие о её непростой ситуации, собрали некоторую сумму и вручили в конверте, кроме этого она одолжила деньги в кассе взаимопомощи, да и фирма расщедрилась на одноразовую выплату её полугодовой зарплаты в виде беспроцентного кредита в рассрочку. Теперь же её возможности получения денег полностью иссякли. “Может и правда квартиру продать? – думала она, – а что потом?… на улицу идти?… комнату снимать?… да о чём же я дура думаю? какое это имеет значение? главное сейчас – спасти маму!” Вера в ярости на свои предательские мысли так стиснула кулачки, что её коротко подстриженные ногти впились в ладони. Потом решительно открыла сайт объявлений и стала изучать цены на квартиры в их районе и предложения о продаже.
В обеденный перерыв к её столу подрулила подруга Ритка, – очень экспрессивная особа и наипервейшая разносчица всевозможных новостей и сплетен. Раньше она всегда зазывала Веру с собой на пати и вечеринки, до которых была большой охотницей. Скромная и невзрачная на вид Вера носила лишь минимальный макияж, не имела супер-модных шмоток и была нужна подруге лишь для того, чтобы выгодно оттенять на своём блеклом фоне саму Маргариту, – королеву Марго, Великолепную и Неповторимую! Вера была достаточно умна и на свой счёт не обольщалась. А Ритка и в самом деле выглядела сногсшибательно, – длинноногая яркая брюнетка с умело наложенным макияжем, чувственными красными губами а-ля “подружка Дракулы” и томным взглядом из-под длинных ресниц. Вот уж у кого ногти, или скорее когти, были всегда в полном порядке, – умело накрашенные или наложенные, длиннющие, иногда даже с маленькими стразиками по последней моде.
Маникюру, да и вообще, собственной внешности в целом, Ритка придавала огромное значение и пыталась и свою серую “подружку-норушку” приобщить в этому увлекательнейшему занятию, – красить и перекрашивать, ухаживать за ними и подпиливать. Верка, как могла отбрыкивалась и отшучивалась. Свою роль при Её Величестве она воспринимала совершенно спокойно и при случае могла сходить под настроение с подругой в клуб. Её всегда забавляло, когда окружающие самцы, независимо от возраста и социального статуса, начинали распушать перья и истово токовать. Клинья, конечно, подбивали всегда к Ритке. Та поощрительно улыбалась, многообещающе вздыхала и принимала выгодные позы, позволяющие продемонстрировать достоинства фигуры. Милостиво позволяла угостить себя и подружку коктейльчиком или бокалом вина. Вскоре Вере это надоедало, – она не любила шумных пьяных компаний и уходила пораньше, сославшись на дела. Никто не упрашивал её остаться, выпить ещё, потанцевать. Вообще-то сама Вера была достаточно миловидная, хоть и невысокая, её точёная фигурка в сочетании с зелёными глазами и каштановыми волосами смотрелась привлекательно. Но всё дело было именно в выражении этих самых глаз, которые могли становиться холодными, как лёд, или метать молнии и убивать морально на месте! Потенциальным ухажерам сразу становилось ясно, что эта девушка признаёт лишь серьёзные отношения и кавалеру надо будет приступить к планомерной, терпеливой осаде по всем правилам и на лёгкую победу рассчитывать не стоит! Поэтому большинство кандидатов отсеивалось само собой.
Саму Веру это её чересчур строгое отношение иногда тоже раздражало, но себя переделать она не могла, да и не хотела, честно говоря. Её никогда не привлекали мимолётные связи и случайные знакомства. Нет уж, спасибо! Одного опыта ей хватило за глаза, когда в 10 классе мальчик, по которому вздыхала половина девчонок, положил глаз на Веру. Несколько раз проводил домой, позже даже поцеловал в подъезде, слегка потискал. Тогда она впервые ощутила странное томление и влюблённость к лицу противоположного пола. Позывы эти однако мгновенно исчезли, сменившись горьким разочарованием, когда она случайно подслушала в туалете разговор двух девчонок, обсуждавших похождения её красавчика. Оказывается данный индивид крутил одновременно с несколькими дурочками, – наверное, таким образом свою самооценку повышал! Вера тогда резко прекратила с ним встречаться и с тех пор относилась к подобным ловеласам настороженно. После был другой парень, с которым Вера и потеряла свою невинность. Ну как, потеряла, – просто решила, что вроде как бы… уже пора. Её решение было продиктованно не безумной страстью, – на безумную страсть Вадим был не способен в принципе, да и она сама осторожничала. Но их роман кончился, едва начавшись. Вначале девушка даже было решила, что сможет обрести с ним семейное счастье. Сокурсник уже давно оказывал ей знаки внимания, а его робкие ухаживания заставляли её надеяться, что и мужем и отцом он будет таким же – деликатным, ответственным и терпеливым. Он был действительно хорошим человеком, может даже слишком хорошим, – старательным и усердным, всегда готовым помочь ближнему. Иногда даже в ущерб собственным интересам. Но когда Вадим привёл её домой и торжественно познакомил со своей Мамой (именно так, – с большой буквы!), то Вера сразу поняла, – эта не отдаст! Не для того Мама кровиночку растила, чтобы отдать всяким прощелыгам, – во время всей встречи это ясно читалось в её презрительно-холодном взгляде и в её безжалостных словах, которыми она принялась планомерно втаптывать девушку в грязь.
Ошарашенная Вера смотрела на Вадима, но тот как-то сразу потерялся, смотрел виновато, и никаких попыток заступиться за будущую жену не делал. Глаза Мамы сверкнули торжеством и Вера с тоской поняла, что жизни ей с такой свекровью не будет, а муженёк так и останется навсегда образцовым маменьким сынком, каким и был всегда. Поэтому она просто встала, холодно попрощалась и вышла, сохраняя остатки достоинства. Вадим что-то растерянно кричал ей вслед, кажется просил вернуться, но девушка уже бежала вниз по лестнице, не слушая его и не дожидаясь лифта. Дома она слегка всплакнула, но потом, представив себе их будущую семейную жизнь, содрогнулась и даже повеселела. Не такое уж и сокровище потеряла, – было-бы из-за чего печалиться!
На следущий день Вадим сделал робкую попытку объясниться, говорил, что Мама сложный человек и ей пришлось нелегко, и что без него Маме будет трудно, она должна это понять. Она охотно вошла в его положение, попросила её больше не беспокоить и с облегчением закрыла эту страницу своей жизни. Конечно, она предполагала, что теоретически где-то водятся и нормальные мужики, – смелые, любящие, верные и работящие (и на белом коне, ага!), но покуда такие ей не встречались. Поэтому, в свои 25 лет, Вера всё еще была одна, что уже не на шутку начинало беспокоить её маму.
Зато Рита чувствовала себя в мужской компании и под их масляными взглядами как рыба в воде, заигрывала, кокетничала напропалую за двоих и, случалось, вонзив свои идеальные коготки в какую-нибудь бедную рыбёшку утаскивала её прочь, на ужин. Причём утаскиваемый искренне считал, что рыбак тут он. Через 2-3 недели (крайний срок месяц!) у поклонника иссякали финансовые ресурсы, или вдруг “неожиданно” выяснялось, что он женат и Ритка со скандалом и эмоциями с ним расходилась, а то и сам кандидат в спутники жизни пропадал с горизонта, поняв что данная фемина ему не по карману.
По этому поводу подруга совершенно не горевала, и облегченно вздыхала: “Мужик с возу, – кобылке легче”. А когда же достойной добычи не наблюдалось или не было настроения, то она просто “крутила динаму” – заставляла угощать себя с подругой, а потом исчезала в неизвестном направлении, оставив жестоко разочарованного кавалера. Иногда, если кавалер не желал обламываться и был настойчив, то можно было применить запасной вариант, – спровоцировать парней на драку, и под шумок исчезнуть, пока разгоряченные алкоголем жеребцы выясняют кто тут “дэвушку танцует”!
Вера, сильно не одобрявшая таких штучек, из-за этого однажды даже крупно поссорилась с подругой и временно перестала посещать с ней подобные заведения. Впрочем её легкомысленная подруга и характер имела лёгкий, была отходчива, и через пару дней, уже великодушно простив свою скучную и правильную подругу, вскоре рассказывала ей о своей очередной победе, не забывая расписывать все, даже интимные, подробности. Вера лишь головой качала в изумлении! Положительно, на Ритку было решительно невозможно долго сердиться и обижаться.
Сейчас же Рита, округлив глаза, с придыханием произнесла:
– Верунчик! Слышала последнюю новость? Васильеву-то увольняют!…
Новость огорчила Веру и еще больше выбила из колеи.
– Как же так?– растерянно произнесла она, – вроде всегда нормально работала и нареканий особых не было, ну может медлительная слегка…
– Ох, Веруня!.. Да когда ж это нашего Чапая останавливало? захотелось уволить,– и уволил! Нашёл небось к чему докопаться… Решил показать кто в доме хозяин, вот и машет шашкой! Сама того не ведая, Ритка случайно озвучила настоящую причину увольнения их подруги. Генеральный директор производственного объединения “Поток” Василий Иванович Замятин (среди сотрудников более известный под кличкой “Чапай”) считал, что время от времени надо перетряхивать кадры, чтоб тем жизнь мёдом не казалась. А оставшиеся будут жилы рвать, чтобы и их не вышибли. И такая стратегия действительно работала! Сотрудники, получив животворящий пинок, и вправду на некоторое время оживали и работали усерднее.
Огорчённая известием Вера постаралась сконцентрироваться на своей работе, честно попыталась доделать маркетинговый план на следующее полугодие, но мысли всё равно упрямо возвращались к способам добычи денег. Девушка даже пожалела, что она не Остап Бендер и не знает четырехсот сравнительно честных способов отъёма денег. Ей самой хватило бы и одного, но чего нет – того нет! Потом ей пришлось обсуждать с рекламным агентством макет дизайна для журнала, предыдущий её не устроил и она хотела внести некоторые изменения, рекламисты же упёрлись, не желая отказываться от удачной, по их мнению, концепции.
Разногласия вылились в небольшую перепалку, но, в конце концов, кто платит, тот и заказывает музыку. Поэтому рекламщики нехотя согласились на изменения, но сама Вера чувствовала, что переборщила и была резковата. Скорее всего, таким образом выплеснулась тревога и напряжение от болезни мамы, – обычно девушка была сдержанна и корректна. Но, увы, человек устроен так, что не может всё постоянно носить в себе и иногда вынужденно освобождается от накопленного груза стрессов и страхов в самый неподходящий момент…
Короче, весь рабочий день получился какой-то нервотрёпный и в конце его девушка чувствовала себя совершенно выжатой и опустошённой. Да и припозднилась сегодня, изучая сайты по недвижимости, – девушка твёрдо решила всё-таки продать квартиру. Поэтому следовало всё как следует изучить, чтобы не кинули, – не хотелось бы на чёрных риэлторов каких-нибудь нарваться. Да и мамуле надо будет эту новость как-нибудь помягче преподнести, – Вера справедливо подозревала, что мать будет от её идеи не в восторге!
Поэтому сегодня девушка вышла из офиса самой последней, когда уже все давно разошлись. Предварительно позвонила домой, сообщила мамуле, что скоро будет и чтобы та не волновалась, и решив, что сегодня поедет на метро, зашагала к ближайшей станции. Там всего-то надо пару остановок проехать, потом пересесть на другую линию и еще три станции. Правда придётся немного пешком пройтись, но это ничего, – как раз и голову проветрит, а то она какая-то сама не своя сегодня. Вера шла на автомате, не замечая ничего вокруг себя, и больше всего желала поскорее очутиться дома, налить в ванну горячей воды и отмокнуть этак с полчасика.
В себя её привёл рык мощного мотора, – рядом резко притормозил черный “Гелендваген” – от неожиданности она аж в сторону шарахнулась. За рулём сидел молодой черноволовый парень, – его симпатичное, в общем-то, лицо портила презрительная усмешка, застывшая как приклееная. Стёкла машины были опущены и в салоне были видны силуэты еще двух крепких парней в чёрных кожаных пиджаках. Тот, что за рулём, как-то оценивающе смотрел на Веру и продолжал разговор с парнем сзади: “Не, я тебе точно говорю, – вот такие на вид скромняги в постели самые горячие штучки!… отвечаю, слушай!” Вера с ужасом поняла, что они обсуждают её, причём делают это бесцеремонно, – так, как будто её самой тут нет! Двое остальных тоже высунулись в окна и теперь совершенно без стеснения её разглядывали. Остановившаяся было на секунду Вера, тут же быстро зашагала дальше. Станция метро была уже недалеко, метрах в ста, и Вера ускорила шаг, стремясь поскорее отдалиться от этих опасных людей. Она буквально кожей чувствовала, как от парней исходят прямо-таки физически ощущаемые волны животной угрозы.
Между тем гелик, в котором шло бурное обсуждение её достоинств, продолжал неспешно катиться рядом с ней. Машины, едущие сзади, робко бибикнув, тут же замолкали, водители включали поворотник и вынужденно объезжали борзых “хозяев жизни”, не желая связываться с явными бандюками. Те же воспринимали это как должное, – ну захотелось остановиться прямо на дороге, вот и остановились, чо такого-то?… До Веры долетали обрывки их разговора – “сиськи вроде зачётные…”, “и жопка тоже ничего…”, “да говорю тебе!… забьёмся, что она в жопу даёт?… А давай!… на 100 бакинских, бля!…” Сердце у Веры так отчаянно колотилось, что отдавало в ушах барабанным боем, нервы были напряжены как струны и хотя она пыталась убедить себя не обращать на грубых парней внимания и идти, как ни в чём ни бывало, но безошибочные древние инстинкты вопили в голос, – беги! Она шла всё быстрее, не отрывая глаз от слишком медленно приближающегося строения с неоновой красной буквой “М”,– там люди! там спасение!
– Эй, мочалка… Стой, говорю!.. Иди сюда! – теперь слова парня за рулём были слышны совершенно отчётливо, так как были обращены именно к ней! И Вера побежала, не отвечая и не оглядываясь на говорящего… К метро! К людям!… Всё-таки в минуты опасности человеки неосознанно тянутся друг к другу, несмотря на весь присущий нам индивидуализм, и мы вновь превращаемся в стайных животных, – чтобы сообща выжить.
Мерно рокотавший мощный мотор машины вдруг взревел, – гелик резко рванул вперёд и, одним махом преодолев поребрик, выехал на тротуар, преградив девушке путь. Вера вскрикнула в испуге и остановилась, упершись руками в блестящий чёрный бок, отскочила назад. Теперь парень за рулём уже не ухмылялся, а смотрел угрожающе:
– Дура! Садись сама, блядь еб…я! А то хуже будет! А так выпьешь, коксу нюхнешь, бля,… может и бабок подкинем, если стараться будешь… ста баксов хватит? Один из его спутников хохотнул:
– Да ты на неё посмотри!… ей и полтинника много будет! Все трое весело загоготали…
Вера стояла, как парализованная, превратившись в соляной столб! Вся предыдущая спокойная жизнь никоим образом не подготовила её к такой стрессовой ситуации, – её никогда не били, не насиловали, не обзывали грубо блядью и мочалкой, и мозг девушки словно застыл в ступоре, столкнувшись с непривычной и угрожающей ситуацией. Но когда один из бандитов нетерпеливо рявкнул:
– Да чо ты этой лялькой возишься, Азамат! Щас посадим, бля, и поедет как миленькая! – и принялся выбираться из машины, – только тогда Вера отмерла и испуганной антилопой бросилась назад. Молнией мелькнула мысль, что прямо бежать нельзя, – догонят! И когда по левую руку мелькнул проход между высоким бетонным забором и стеной старого жилого дома, она сразу инстинктивно свернула туда. Пробежала по инерции метров десять и остановилась как вкопанная, – увы, но на этот раз инстинкты её обманули, – проход заканчивался тупиком!
Глава 2
Любомир сидел за стойкой бара ночного клуба “Dancing Pingu” и потягивал виски из квадратного стакана. Веселье в зале только только разгоралось. Почти все столики были уже заняты, – по большей частью молодёжью и людьми среднего возраста. Посетители выпивали и закусывали, некоторые даже пытались о чём-то разговаривать, стараясь перекричать громкую ритмичную музыку. О чём и, главное, как можно разговаривать при таком уровне шума купидон не представлял. Шум обеспечивала небольшая банда, состоящая из двух гитар, клавишника и ударника, которая едва помещалась на возвышенном пятачке сцены. Ребята вовсю наяривали популярные хиты, честно отрабатывая гонорар. Для вокалистки на сцене места уже не оставалось, поэтому певичка находилась перед сценой, рядом с танцующими. Ярко накрашенная и одетая в облегающее платье с блёстками, с неплохим, слегка хрипловатым, голосом, – самое то для блюза и шансона, – она пела на английском что-то зажигательное, ритмично двигая бёдрами в такт. Так же в меру своего чувства ритма на танцплощадке колыхалась и разношёрстная толпа.
Любомир небольшими глотками потягивал тёплое виски, лёд он не клал принципиально, не желая разбавлять вкус и аромат напитка. Алкоголь на него не действовал, мгновенно сгорая в организме. Он мог бы опьянеть, если бы сам этого захотел, но такой потребности он давно не ощущал, – с тех пор как много столетий назад возродился. Теперь у него было новое имя и новое здоровое тело, и ещё он сохранил свой привычный облик. Купидон не старел, никакие яды на него не действовали, а раны заживали мгновенно. Да и ранить его или вовсе убить мог не каждый, а лишь демон, равный или превосходящий его по силе. Вероятно, это мог бы сделать и другой ангел, но Любомир не представлял зачем бы другому Небесному Воину – его Брату, пытаться нанести ему вред.
Теперь он сидел на высоком барном табурете и изучающе поглядывал на танцующих, изредка отхлёбывая из своего стакана. Бармен Костя по его знаку немедленно доливал из пузатой бутылки с цифрой 25 в стакан постоянного клиента, предвкушая хорошие чаевые. Этот неразговорчивый смурной посетитель мог выпить за вечер довольно много, но никогда не пьянел! Проблем и скандалов с ним никогда не бывало. При этом парень заказывал лучшие и самые дорогие сорта элитного алкоголя и всегда оставлял щедрые чаевые! Косте иногда казалось, что деньги для него не имеют значения, – так легко и равнодушно он с ними расставался. Изредка бывали другие посетители, желавшие казаться крутыми и богатыми, но всегда было понятно, что они хотят произвести впечатление на спутницу или сопровождающих. Понты – наше всё! – таких бармен повидал в своей короткой жизни уже немало. Но этот посетитель был не из таких. Среднего роста, короткая стрижка, спокойный взгляд тёмных глаз, – иногда Косте казалось, что эти глаза видят каждого человека насквозь. Но главным было исходящее от него ощущение спокойствия и внутренней силы, которая ощущалась в каждом его взгляде и движении. Другие посетители мужского пола, даже под градусом никогда не задирали парня и не заговаривали с ним, – что-то их от этого удерживало. Чего нельзя было сказать о женщинах, – у них он пользовался неизменным успехом и популярностью. Независимо от возраста и внешности, они слетались к нему как мотыльки на свет, – пытались познакомиться, присесть рядом, прикоснуться. Причём этот непонятный тип оставался неизменно равнодушным к таким знакам внимания. Мельком глянув на очередную кандидатку на вечер, он вежливо ей кивал, что-то произносил и та внезапно теряла к нему интерес и странным образом переставала его замечать. Бармену иногда хотелось спросить Любомира, как это у него получаеться, но как только клиент усаживался на свой стул, он тут же забывал про свой вопрос.
А Любомир, как всегда, сканировал людей. Он вообще сканировал их везде, – на улице, в магазинах, в транспорте! И сейчас, – он читал их души, видел всполохи их ауры и все их скрытые мысли и тайные желания. Скачущие разноцветные блики от светомузыки и вспышки стробоскопа ему в этом совершенно не мешали! Он постоянно искал… и изредка даже находил, – эти светлые души, неискалеченные жизнью и горечью разочарований, незатемнённые страхами и гневом! Умеющие не только принимать с благодарностью, но и отдавать, делиться радостью и счастьем, – души, способные любить! Почему-то ему казалось, что таких остаётся всё меньше и меньше. Он не мог объяснить себе, отчего так происходит.
Возможно, какой-нибудь умный психолог и смог бы рассказать купидону о мире победившего потребления и индивидуализма, о тотальном поветрии “любить себя” и “жить для себя”, о власти денег и кредитов, ожесточающих сердца и заставляющих людей бороться за существование в бездушном мире. Ещё он рассказал бы об нежелании молодых заводить семью и о всё больше распространяющемся явлении “childfree”, являющимся, по сути, обычным страхом перед неопределённым будущим и эгоизмом, замаскированным под красивые заявления, – типа “не хочу рожать ребёнка для страданий”. Всего этого Любомир не знал, – просто видел, что люди изменились… и чувствовал какое-то странное опустошение, что было ему совершенно непонятно! Конечно, это не было физическим ощущением, – ведь ангелы в принципе не могут уставать! Но тогда чем?… Может разочарованием? Тот же психолог, наверно назвал бы это профессиональным выгоранием или даже депрессией! Просто, когда долго и упорно работаешь, но не видишь удовлетворительных результатов, – руки могут опуститься даже и у богов!
Купидон разглядывал дрыгающихся на танцполе и сидящих за столиками людей и видел одни преобладающие тёмные, фиолетовые и чёрно-серые оттенки в их аурах. Только изредка, как лучик, мог промелькнуть светлый цвет, который однако легко подавлялся тёмными тонами. Любомир уже знал из своего опыта, что эти души неспособны принять и взрастить любовь. Слишком часто его стрелы, находящие цель и возгорающие пламя в сердцах, под воздействием этих тёмных тонов гасли, желание же превращалось в обычную похоть, а чувства – в эмоциональную зависимость. Зачастую сами же люди выдирали и растаптывали светлые ростки из-за боязни ошибиться, быть обманутыми, от страха разочароваться! Ведь любить – это значит открыть своё сердце, стать ранимым и уязвимым! Иногда купидону даже приходила на ум кощунственная мысль, что Тьма побеждает и орды тварей с Изнанки уже захватили этот пласт реальности… что, конечно же, было не так. В случае большого прорыва он уже давно сражался бы в рядах своих Братьев. Во время последней большой земной войны им пришлось немало потрудиться, сдерживая Тьму , готовую захватить Землю… К счастью, тогда они победили, а ряды Небесного Воинства пополнились новыми сильными душами, – героями, пожертвовавшими своей жизнью ради других…
На площадке между тем вспыхнула драка, раздался злой мужской мат и многоголосый женский визг. Песня прервалась на половине. Ко всему привычная певица, поджав губы, быстро отошла от дерущихся. К тем уже спешили охранники и вскоре порядок был восстановлен, – пьяных драчунов быстро разняли. У одного была порвана рубашка, другой размазывал по лицу кровь. Охрана, заставила их выложить из карманов все наличные, за нанесённый ущерб, и выпроводила наружу. Исполнительница, сменив недовольную гримаску на профессиональную ослепительную улыбку, продолжила петь. Любомир невозмутимо наблюдал за всем этим действом, – оно его совершенно не трогало и не волновало. Он спокойно допил виски, положил на стойку купюру и поднялся. Костя довольно осклабился, – сегодня он в наваре, – и проводил уважаемого и, главное, щедрого посетителя подобострастным поклоном для вип-клиентов, пожелав ему заглядывать ещё. Любомир видел, что слова бармена идут от чистого сердца и про себя усмехнулся, – ну хоть кого-то сегодня он всё-же сумел осчастливить.
Выйдя на крыльцо купидон вдохнул полной грудью. После спёртой и душной атмосферы в клубе воздух ночного города показался ему свежим и приятным. У входа стояли пошатывающиеся гуляки, решающие извечные русские вопросы: кто виноват, что кончились бабки, и что теперь делать? – направить свои неверные стопы к Толяну догоняться, или всё же по хатам? Любомир обогнул искателей истины, дошёл до угла, свернул в тёмный переулок и взлетел, переходя в скрытый режим! Ночной полёт всегда успокаивал его и приводил в умиротворённое состояние. Вот и сейчас, чувствуя всем телом поток воздуха, купидон поднимался ввысь, раскинув белоснежные крылья. Впрочем, он мог бы так же летать безо всяких усилий и в любую бурю, – полёт ангела основан не на земных физических законах! Он мог бы спокойно пребывать в постоянном состоянии парения, невидимый и неосязаемый для людей, но ему просто нравилось это чувство освобождения от оков земного притяжения… Нравилось переходить из одного состояния в другое, сравнивать и ощущать жизнь как своей физической земной оболочкой, так и небесной духовной. Нравилось есть, пить, спать, водить мотоцикл и машину… и летать, наслаждаясь полной и абсолютной свободой! Мало что может сравниться с таким полётом, – лишь сумасшедшие скайдайверы и дельтапланеристы способны приблизительно понять и представить эти ощущения!
Внизу остался вход в ночной клуб со светящейся рекламой на стене, изображающей прыгающего с ноги на ногу, забавного пингвина, – зажигающиеся попеременно неоновые трубки создавали впечатление, что пингвин танцует, – остались страхи, злоба и мелкие заботы смертных. Купидон поднимался всё выше и выше! Вначале он летел, взмахивая крыльями и паря на воздушных струях. А потом сложил крылья и стал падать, но не вниз, как следовало бы ожидать, а вверх, – в небо! Любомир летел головой вперёд, всё быстрее и быстрее,… влетел в облако, на мгновение ощутил как лицо покрывается мельчайшими каплями влаги, и, пронзив туман, вылетел наверх… и звёзды распахнулись ему навстречу, – холодные и прекрасные! Он остановился и завис в пространстве, любуясь открывшейся ему величественной картиной. Если бы только люди могли выпрямиться, поднять взоры к небу, может они тоже внезапно увидели бы вселенную и поразились бы её красоте? А возможно некоторые, – особо одарённые, – даже заметили бы, летящий на фоне звёзд, стремительный силуэт… но увы, дела земные и их маленькие радости людям всегда будут ближе, и кто посмеет их за это осудить?
Любомир любил вот так подолгу парить в вышине, нарезая большие круги, – в темноте и одиночестве… На весь большой город и окрестности их всего двое, – он и его Брат Всеслав. Это их зона ответственности. Сверху ему было видно, как текут железные потоки по ярко освещённым проспектам, как они разбегаются, утончаясь, по более маленьким улочкам и переулкам, и как по улицам спешат малюсенькие человечки, похожие отсюда на муравьёв. Мураши заходили в магазины и рестораны, тусовались у клубов и баров, – ночная жизнь людей била ключом, не останавливаясь! Также и охота купидона никогда не останавливалась, – Любомир привычно отслеживал их ауры, приблизив магическим зрением.
Но, кроме людей, он также видел расползающиеся по улицам и домам чёрные тени, и прячущихся в них обитателей Тьмы, – вышедших на ночную охоту сущностей, питающихся энергией человеческого страха, их эмоциями тревоги и гнева. Присасываясь и паразитируя на человеке, они могут перехватывать на себя управление. И тогда люди совершают самые дикие и неразумные поступки, вредя себе и окружающим. Потом утром эти люди встанут по звонку будильника, будут привычно чувствовать себя усталыми и разбитыми, и оттого будут ещё больше злиться и раздражаться, срываясь на окружающих и тем самым увеличивая питательную среду Тьмы… Единственное, что их может спасти – это любовь, создающая и питающая Свет! Но её-то они и отторгают от себя, как отторгает масло каплю воды…
Какая-то особенно светлая аура, отличная от других, привлекла его внимание. Девушка! Светлая душа, явно чем-то озабочена, у неё большое горе, – видны оттенки страха и беспокойства, что ей обычно не свойственно… Ага! Тревожится за мать, все мысли только о ней… рак… Явно торопится, сильно озабочена! Купидон стал постепенно снижаться по большой спирали, в центре которой находилась заинтересовавшая его маленькая яркая точка. Сгусток тьмы, более чёрный, чем остальные, приблизился к светлячку, – Любомир увидел машину с тремя прислужниками Тьмы. В светлой ауре девушки появились, разъедающие её, тёмные пятна, – очень сильная тревога! Вот она переросла в панику, – ярко полыхнуло тёмным, когда железная коробка автомобиля внезапно преградила ей путь! Отслеживая обстановку, но всё более ускоряясь, ангел продолжал снижение…
* * *
– Чёрт! Чёрт!… Ну как же так! – Вера затравленно огляделась. Слева – высокий забор из бетонных панелей, справа – глухая стена жилого дома с редкими окнами, а впереди едва освещённый тупик, – в конце смутно видны какие-то железные гаражи или контейнеры! Обернулась, но путь назад был отрезан, бандиты уже забежали за ней в проулок и их тёмные силуэты чётко выделялись на фоне освещённой улицы. Быстрые шаги ублюдков замедлились, – они тоже увидели тупик, кто-то присвистнул, кто-то хохотнул: “Птичка в клетке!”… Вера в страхе бросилась в тупик, к гаражам, – может там есть проход? Пробежала пару шагов и вновь остановилась, – нет!.. Прохода действительно не было!..
Железные коробки стояли друг к другу вплотную и между ними протиснулась бы разве только мышь! Сильно пахло мочой и экскрементами, одинокий фонарь на столбе у забора едва освещал крохотный пятачок земли перед гаражами. Девушка, пятясь от преследователей, дошла до него и осталась стоять в освещённом пространстве, дающем обманчивую иллюзию безопасности. Отступать дальше в темноту было страшно, да и бесполезно! Взгляд Веры отчаяно шарил по редким освещённым окнам, – может какое открыто или кто выглянет? Бандиты подходили теперь не спеша, с ухмылками на лицах, понимая что жертва в ловушке.
– Ну куда ж ты так торопишься, птичка? – глумливо сказал Азамат. Вера вдруг пожалела, что она и взаправду не птичка и не может отсюда улететь. Вся эта сцена была настолько сюрреалистична, что девушке на миг показалось, будто она очутилась внутри какого-то страшного фильма ужасов. Мозг упорно отказывался воспринимать реальность. Она даже сжала виски пальцами и на мгновение зажмурилась, в детской надежде, что нарисованные чудовища исчезнут, но увы… Один из громил грубо схватил её за локоть, второй подхватил с другой стороны. И тут Веру наконец прорвало, – набрав воздуха в грудь, она отчаяно закричала или вернее попыталась:
– Помогите!.. Помо… – сильный удар кулаком в живот оборвал её крик и Вера обвисла на руках у быков, беспомощно открывая рот и не в силах вдохнуть.
– Говорили же тебе, – садись в машину!.. Голова девушки мотнулась от сильной пощёчины, в ушах зазвенело. Вера уже не понимала, где она и что с ней, находясь в полуоглушённом состоянии. Вверху, наконец, открылось окно и визгливый мужской голос заорал:
– А ну пошли вон отсюда, пьянь подзаборная! Повадились тут ссать! Вот щас спущусь, – яйца поотрываю!
– Щас мы сами к тебе придём, мудила! – угрожающе зарычал в ответ один из быков, – захлопнул пасть, пидор, и быстро окно закрыл!
Обладатель визгливого голоса, поняв свою ошибку и не желая усугублять, немедленно заткнулся. Стукнула, закрываясь, рама, а через пару секунд погас и свет. Один за другим в окнах появлялись тёмные тени голов и тут же исчезали обратно. Закрывались окна, поспешно задёргивались шторы, отгораживаясь от непрошенных гостей и возможных неприятностей. Дом испуганно затаился, наблюдая из темноты через щёлки занавесок.
Азамат же продолжал, не отвлекаясь на мелочи:
– Ну что, сучка, допрыгалась? – его ноздри возбуждённо трепетали, в глазах стоял нездоровый блеск. “Да он же ненормальный!” – со страхом подумала Вера. Её единственным желанием было, чтобы этот кошмар наяву прекратился. Её голова вновь дёрнулась от удара. В носу у девушки хрустнуло, – в этот раз Азамат ткнул кулаком в лицо. Удар был не очень сильным, – скорее с целью унизить, но ей хватило и этого. Сейчас Вера не была способна даже бояться, в голове мутилось, она не могла больше кричать и была на грани потери сознания. Её голова свесилась вниз, из разбитого носа шла кровь, капая на землю и на подол бежевого плаща. “Не отстираю!” – мелькнула неуместная мысль, – мозг упорно продолжал цепляться за обыденные бытовые мелочи, чтобы не провалиться в бесконтрольную истерику. Вера уже полностью обвисла на руках у бандитов и практически стояла на коленях. Чужая рука ухватила её за волосы и вздёрнула голову, девушка глухо застонала. Отморозок смотрел ей прямо в глаза, наслаждаясь беспомощностью жертвы и упиваясь своей властью! Он был настоящим садистом, тащился от происходящего и не собирался сдерживаться.
– Мне не отказывают! Поняла? – прошипел Азамат и замахнулся вновь. Вера зажмурилась в ожидании удара…
– Я вам не помешал? – спокойный голос раздался словно из темноты. Отморозок дёрнулся от неожиданности и резко обернулся. В темноте прохода стоял какой-то человек. “Он что, за нами следом зашёл?” – Азамат мог бы поклясться, что секунду назад там никого не было. Человек сделал пару шагов и очутился в освещённом фонарём пространстве. Напрягшиеся было быки расслабились, – подходивший парень не казался особенно опасным, – среднего роста, на вид лет 25-30, в чёрной кожаной короткой куртке, короткие тёмные волосы и такие же глаза. Азамат быстро оглянулся вокруг, но незнакомец был один, стоял в расслабленной позе, и мажор слегка успокоился. Его подручные тут же отпустили Веру и та в полубессознательном состоянии мягко повалилась на бок.
– А ты ещё кто такой? Вали отсюда, придурок! – Азамат уже вновь овладел собой и ему было стыдно за первоначальный испуг.
– Оставьте девушку и уходите, – ровно произнёс Любомир, хотя при виде избитой Веры в нём всколыхнулось давно забытое чувство боевой злости. Он видел тёмные сгустки их душ и понимал, что эти хищники просто так свою добычу не отдадут… Тем лучше! Давненько он не разминался! Можно было просто приказать им и они пошли бы с остекленевшими глазами, как зомби. Но отчего-то ему не хотелось, чтобы они просто так ушли… Холодная ярость клокотала в нём и требовала выхода!
Бандиты переглянулись. Что-то было не так с этим фраером, – уж больно наглый. Обычно, столкнувшись с Азаматом и его громилами, люди бледнели, заикались и спешили поскорее убраться с их пути, – все в городе знали, чей Азамат сын и старались не задевать отморозка, чтобы не ссориться с его отцом. Ну а тому, кто не “в курсах” быки быстро объясняли все расклады предельно доходчивым способом, – кулаками, ногами и даже подручными средствами, а если надо, то могли и волыны достать. У обоих были действующие лицензии частных охранников, поэтому оружие они носили на вполне себе официальных основаниях, – не придерёшься. Вот и сейчас, чуя что пацан-то крученый и без драки не обойдётся, один достал и надел на пальцы стальной кастет, другой, взмахнув рукой, с лязгом разложил телескопическую дубинку. Обычно этого бывало достаточно, чтобы оппонент осознал всю глубину своего заблуждения и с извинениями поспешно исчез, – но не сегодня. Незнакомец даже не переменил свою позу, – стоял, спокойно опустив руки вдоль тела и слегка наклонив голову, – даже выражение лица не поменялось! Только глазами сверкнул исподлобья и этак нехорошо усмехнулся.
Впервые за весь вечер Азамат ощутил некое смутное беспокойство, – так с ним обычно никто не обращался. Избалованный мажор всегда брал что хотел и поступал как хотел. Ему уступали дорогу, перед ним заискивали и лебезили. Рядом находились упакованные телохранители, готовые к любой ситуации, а главное, – он чувствовал за своей спиной силу и авторитет всей группировки. Но каким-то особым спинным чувством он вдруг понял, что здесь и сейчас всё это ему мало поможет! От парня исходили ощутимые флюиды спокойствия и непоколебимой уверенности в себе, такие же, как от его отца – всесильного Рашида Исмаилова. От взгляда незнакомца Азамат невольно подался на полшага назад, а у бодигардов на загривках волосы встали дыбом, как у волков при встрече с более сильным самцом.
– Оставьте девчонку и валите отсюда, – нарочито небрежным тоном повторил Любомир, и добавил презрительно, – шакалы! Такого явного оскорбления Азамат вынести не мог! Никто и никогда не смел обзывать его шакалом, – нечистым животным, – да ещё в таком уничижительном тоне! В ярости, забыв про свой только что испытанный безотчётный страх, он заорал:
– Да кто ты, сука, такой?…
Быки выдвинулись вперёд. Для них ситуация была ясна, – надо устранить угрозу шефу и разобраться с каким-то придурком. На их стороне был успешный опыт множества уличных драк, когда требуется не задумываясь бешенно молотить руками и ногами, месить противника всеми способами, не обращая внимание на чужую и свою кровь! Только так можно выжить на улице и на зоне, завоевать уважение, прослыть безбашенным и крутым. Хоть этот фраер и мутный какой-то и вызывает опаску, но и не таких ломали. Дело, в общем-то, привычное и чего-то особенного они от безоружного незнакомца не ожидали. Приободрившийся Азамат процедил сквозь зубы:
– Ну ты и мудила!.. Зря ты сюда влез. Шёл бы своей дорогой – остался бы цел!.. Гасите его, пацаны! – Он кивнул громилам и те бросились на Любомира, как бросаются бойцовые псы на противника по команде хозяина. Далеко заглядывать и просчитывать последствия своих действий они не привыкли, сказано гасить, – значит будем гасить, – собъём с ног и замесим, как положено! Скажет босс остановиться, – тогда и прекратим, а не скажет, – так и забъём нахрен!
Никто не успел ничего понять и разглядеть. Мгновенно уйдя в сторону от удара дубинкой в голову, Любомир перехватил бьющую руку и продолжив движение, потянул противника на себя, подставляя того под удар второго нападающего так, что удар руки с кастетом пришёлся первому прямо в челюсть, сломал её и выбил несколько зубов. Одновременно купидон слитным движением руки выхватил дубинку из руки оглушённого бойца и опустил на голову того, что с кастетом. Раздался звонкий звук, – будто по тыкве ударили, – и нападавший рухнул, как подкошенный, лицом вперёд. Сразу вслед за ним упал на колени и другой, мотая головой и выплёвывая обломки зубов вместе с кровью. Прошла лишь пара секунд, а вся сцена разительно изменилась, – добыча оказалась зубастой! Один из громил лежал в полной отключке, а второй стоял на карачках, покачиваясь и мыча, не в состоянии предпринять никаких активных действий.
Азамат не верил своим глазам, – движений незнакомца практически не было видно, он словно размазывался в воздухе! Ни о каком сопротивлении не могло быть и речи! Его бодигарды сейчас были не в состоянии даже достать свои пистолеты, а их дубинка и кастет неизвестным образом уже перекочевали к фраеру. Любомир посмотрел на кастет в своей руке, потом сжал и разжал кулак и вместо смертоносного оружия на землю упал смятый бесформенный кусок металла. Дубинку, которой можно крошить кирпич, он играючи согнул, как будто та была сделана из мягкого алюминия, а не из высококачественной стали, и небрежно отбросил в сторону. Потом шагнул в сторону ошарашенного Азамата, причём на его лице была написана брезгливость, – будто он увидел мерзкую вошь или таракана. Его пристальный взгляд не обещал отморозку ничего хорошего. Азамат, наконец, вышел из потрясённого оцепенения и, взвизгнув, попытался проскочить рядом с Любомиром к выходу из переулка, – тут же налетел на столб и также оказался на земле. В панике вскочил, вновь кинулся к выходу и снова необъяснимым образом, налетел на столб носом. Как будто тот вдруг стал для него невидимым! После третьей безуспешной попытки он остался сидеть, держась одной рукой за разбитый нос, другую вытянув в сторону Любомира и повторяя как заведённый:
– Эй,.. ты чо… ты чо…
Купидон равнодушно прошёл мимо Азамата, – тот шарахнулся к стене, – приблизился к лежащей Вере и легко поднял девушку на руки. И, не обращая больше внимания на бандитов, быстро пошёл к выходу из переулка. Мажор настороженно смотрел ему вслед, – вот парень со своей ношей вошёл в тень, – на миг их чёрный силуэт промелькнул на фоне освещённой фонарями улицы, – отморозок сморгнул, а когда открыл глаза, их уже не было… Рядом застонал, заворочался, приходя в себя, его охранник, приподнялся на локте и его тут же вырвало. Азамат злобно стукнул кулаком о землю, отшиб себе руку и в ярости завыл… Дом злорадно молчал, глядя на них тёмными окнами…
Глава 3
Вере казалось, что она плавно плывёт по небу. Никакой тряски и колыхания не ощущалось. Лишь приятный ветерок обвевал разбитое лицо. Девушка находилась в каком-то оцепенении. Она чувствовала огромное облегчение оттого, что страшный сон закончился! Вся быстротечная схватка прошла мимо её затуманенного внимания. Вроде бы раздавались звуки ударов… кто-то что-то говорил или кричал… Потом её осторожно подняли на руки и девушка приоткрыла глаза. Свет фонаря бил девушке в глаза и на его фоне вокруг головы её спасителя сиял ореол света, как нимб!.. Горел ярче, чем сотня фонарей, но этот свет не ослеплял, а грел… и глаза её спасителя, казалось горели тем же тёплым, внутренним светом. Эти глаза… они завораживали и притягивали и Вера мгновенно откликнулась… потянулась к этому Свету всей своей измученной душой, почувствовав, что это то место, где ей следует быть!.. На руках у парня она чувствовала необычную лёгкость во всём теле и абсолютную защищённость, какой не чувствовала никогда до этого. Ну может только на руках у папы в детстве? Даже лицо перестало болеть и измученный мозг позволил себе небольшую передышку… в беспамятство…
“Мама беспокоится!.. Надо позвонить!” – мысль, безуспешно бившаяся в подсознании, наконец просочилась на поверхность и Вера внезапно проснулась. Она по-прежнему лежала на руках незнакомого спасителя, обняв за шею и доверчиво прильнув к его груди… Знакомое место, дерево, оградка клумбы… они уже стояли перед подъездом её дома! “Когда же я успела ему свой адрес сказать?… ничегошеньки не помню! – удивилась Вера, – … и сколько же я проспала?” Она отчётливо вспомнила всё, что с ней произошло… вспомнила отвратную улыбочку Азамата, его безумные глаза и пену на его губах и её передёрнуло от отвращения… Но страха она почему-то совсем не чувствовала, – необычайное ощущение полной защищённости и безопасности никуда не делось, и вдобавок появилось совершенно новое для неё ощущение уюта и тепла… Ей хотелось так и оставаться на этих руках хоть целую вечность, – таких заботливых, надёжных… и сильных. Казалось, что её вес парня вовсе не тяготит, и слезать с рук спасителя ей совсем не хотелось. “Но совесть-то поимей в конце-то концов” – укоризненно сказал её внутренний голос. Она вздохнула и неохотно пошевелилась, и мужчина, поняв её без слов, молча опустил на землю.
Фонарь у подъезда светил не в пример ярче, чем тот в переулке, и теперь, наконец, она смогла разглядеть своего спасителя более подробно… “Обычный, вроде бы, парень, но с необычно внимательным взглядом, и крепкий… сколько же он её до дому тащил и как только сумел, а по виду не скажешь, что такой сильный… Ну а насчёт света и прочих оптических эффектов – переволновалась, вот и чудилось всякое”, – подумала Вера, но при этом ощутила внутри себя лёгкое разочарование. Словно узнала в детстве, что борода у Деда Мороза на резинке, и что на самом деле это дядя Миша, – папин друг. Потом вдруг не к месту подумала, что сейчас она вероятно похожа на пугало и от досады прикусила губу.
– Простите, вы мне так помогли, а я даже имени вашего не знаю, – смущённо промолвила Вера. – Может зайдёте, на минутку, чаю попьёте, и мамуля захочет вас поблагодарить… и я себя в порядок приведу… я сейчас наверно ужасно выгляжу… “Боже! Что я несу?” Ей очень не хотелось, чтобы этот парень просто развернулся и исчез из её жизни! Кажется, это он и есть – тот самый мужчина! И наплевать, что белого коня в обозримом пространстве не наблюдалось. Ей просто хотелось вцепиться в парня и не отпускать, а ещё хотелось прижаться к нему всем телом, почувствовать его всего… от этих нескромных мыслей её бросило в краску. Да что с ней такое происходит? И не скажешь совсем, что всего каких-то полчаса назад над ней чуть не надругался и не убил в каком-то вонючем переулке маньяк-садист! Сейчас это происшествие, которое в обычных условиях нанесло бы ей коллосальную и, возможно, непоправимую психотравму, представлялось ей сущей мелочью, по сравнению с перспективой потерять этого незнакомого мужчину. “Спасибо тебе, Азамат! С твоей невольной помощью я познакомилась с …?” А собственно, с кем…?
Словно прочитав её мысли парень белозубо улыбнулся и от этого и у самой Веры уголки рта разъехался в стороны и она невольно скривилась от боли в разбитом лице.
– Простите, мою неучтивость… Любомир! Меня зовут Любомир! – несколько старомодно представился купидон.
– Мне очень приятно… Любомир, – она произнесла его имя, как бы пробуя языком на вкус. – А я…
– Я знаю… вы Вера! Давайте поднимемся к вам домой и займёмся, наконец, вашим лицом, – предложил парень.
“Вот же ж я растеряха… – поразилась девушка. – И когда я всё это выболтать успела?” Но как ни старалась, она не могла этого припомнить…
Войдя в подъезд, они поднялись на второй этаж. Вера порывшись в сумочке, которая всё это время провисела у неё на боку, достала связку ключей, вставила в щель замка, тот сыто щёлкнул и дверь открылась. Навстречу пахнуло привычным запахом лекарств и безнадёги, – запахом болезни. Вера зашла первой.
– Мама! – позвала девушка, – у нас гость!
Купидон зашёл следом, аккуратно закрыл за собой дверь и с интересом огляделся. Раньше это была большая престижная квартира, с высокими потолками, украшенными карнизами и тяжёлыми бронзовыми люстрами, – всё это должно было напоминать о благородной старине. Но сейчас напоминало лишь о старости и нужде, – дорогие когда-то обои местами облезли, потолки потемнели, а дубовый паркет требовалось перестелить.
В прихожую, шаркая, вышла сухощавая старушка в старом байковом халате, тёплых ботах вместо тапочек, лысая голова повязана платком на манер банданы, а на лице застыла страдальческая гримаса. Купидон сразу почувствовал нотки безысходности и страха, исходящие от пожилой женщины. Увидев Любомира, старушка заулыбалась, произнесла оживлённо:
– Что ж ты доченька не предупредила заранее, что с молодым человеком придёшь? Я бы приготовила… – что бы она сделала женщина договорить не успела, поскольку Вера, сняв, наконец, с ноги второй сапожок, выпрямилась и мама увидела лицо дочери… Глаза у Евгении Николаевны расширились, она ахнула, прижав одну руку ко рту, а другую к груди. Потом охнула и схватилась за грудь обеими руками, согнулась… Вера подскочила к маме, помогла присесть на пуфик.
– Мамуля, ты только не волнуйся, – всё уже хорошо, – быстро тараторила девушка – Представляешь, шла к метро, не заметила ямку в темноте и упала… Но теперь уже совсем не болит, просто выглядит страшновато… Любомир мне помог, проводил… Мама!.. Мамочка! – она метнулась на кухню, схватила со стола пузырёк с нитроглицерином, ингалятор, и вернулась в прихожую. И обнаружила, что Любомир уже стоит на одном колене рядом с задыхающейся Евгенией Николаевной и делает пассы руками, будто гладил на расстоянии. На глазах мертвенная бледность сходила с лица мамы, – её кожа розовела, дыхание выравнивалось. Не веря своим глазам, Вера наблюдала, как уже привычная болезненная гримаса на лице у матери сменяется на неверящую робкую улыбку!
– Четвёртая стадия, лёгкие, метастазы,.. – утвердительно произнёс Любомир. Евгения Николаевна в ответ лишь растеряно кивнула, но их необычный гость ответа и не ждал. Купидон сосредоточенно работал. Он видел их, – эти маленькие жадные клеточки, которые раньше бесконтрольно размножались, захватывая всё новые и новые плацдармы. Теперь они скукоживались, чернели и отваливались. Кровь уносила их трупики по кроветоку к органам выделения. Любомир наполнял тело женщины светом и раковые метастазы постепенно уменьшались в размерах. Кровеносные сосудики, ранее снабжавшие новообразования кровью и кислородом, сами собой отмирали и запаивались!
– Жарко!… Печёт!… – мама застонала,… тяжело дыша, стянула с головы и скомкала в руке платок. Вера успокаивающе коснулась рукой её плеча.
– Терпите, – сквозь зубы приказал Любомир. Он застыл в напряжении, вливая Свет в больное, изношенное тело… И болезнь постепенно отступала, – Евгения Николаевна оживала на глазах! Прочищались и укреплялись сосуды, избавлялись от повреждений органы и ткани. Клетки тела омоложались, живительный кислород мощным потоком шёл ко всем органам и системам тела, восстанавливая их и питая. Растворялись камушки в почках и желчном пузыре, проходили воспаления. Печень и почки очищались от ядов и тело постепенно приходило в то здоровое состояние, в котором и должно было находиться.
На глазах у Веры мама молодела, – исчезали мелкие морщинки и разглаживалась кожа, возвращался блеск в глазах, а на коже головы, вместо выпавших от химии, начал проклёвываться ёжик тёмных волос!
