Аэротаник

скачать книгу бесплатно

Аэротаник
Евгений Гузеев

Русское зарубежье. Коллекция поэзии и прозы
Евгений Гузеев по образованию и профессии врач, а кроме того композитор, автор-исполнитель, литератор. Живет в Финляндии. Его музыкальное творчество представлено сотнями мелодий, песнями, балладами, романсами, музыкой для театра. Наиболее известен цикл его романсов и песен на стихи А. Ахматовой, а одним из последних серьезных проектов стал спектакль московского театра «Экспромт» с музыкой и песнями, написанными совместно с народной артисткой РФ Людмилой Ивановой.

Прозу начал писать еще в конце 90?х годов, после попытки создания пародийного киносценария фильма «Аэротаник». Впоследствии синопсис сценария был значительно видоизменен проживающим во Франции английским сценаристом В. Олдриджем, но до экрана проект пока не дошел. Чтобы не дать пропасть первоначально задуманной истории, Евгений Гузеев решился переделать сценарий в роман. Представленные в книге произведения автора, как и «Аэротаник», насыщены пародийным юмором с необычайными приключениями и абсурдными ситуациями, а фантастические сюжеты, заглядывая в будущее, переплетаются с реальным историческим прошлым и любовно-лирической темой. Художественный перформанс Е. Гузеева дает читателю также возможность по-иному взглянуть на известные хрестоматийные события и, смеясь, переосмыслить ход истории.

Евгений Гузеев

Аэротаник. Роман-кинокартина

Серия «Русское зарубежье. Коллекция поэзии и прозы»

Иллюстрации художника-архитектора Надежды Бронзовой

© Е. Гузеев, 2013

© Н. Бронзова, иллюстрации, 2013

© Издательство «Алетейя» (СПб.), 2013

Константин – отец Надежды

– Нет, тут что-то опять не стыкуется.

– Прошу меня извинить, а вы попытайтесь не тыкать. Попробуйте на «Вы». Может получится? Извините, конечно, что так вот вклиниваюсь. Вы ведь вслух рассуждаете, а я тут рядом, хоть и случайно. Вот я и думаю…

– То есть, простите, как это? Не свы-ку-ет-ся, что-ли? Вы это имеете ввиду?

– Именно, именно. Вот то-то и оно. Э-э-э… Вы милейший веточку вот эту маленькую возьмите и в книжицу свою вложите, а то, неровен час, закроете и не найдете нужной странички. Так вот, шутки шутками, но если серьезно – от таких, братец мой, мелочей зависит многое. Вся жизнь наша поворачивается иным руслом, ежели не тем перстом на колокольню указать или нелепым и нестандартным каким-то таким узлом шнурочек на ботинке завязать. Тем более – слово. Тут ведь, брат, – о-йо-йо-й! Великая сила! Начальника какого-нибудь тыкните случайно, и все – карьера пошла другим руслом. А в отчете или докладе не то слово напишите – все, протокол составят. Даже если, к примеру, по мелочи взять – паспартишко какой-нибудь паршивый. Одну-две буковки измените ручечкой чернильной аккуратненько, эксперимента ради, ну вот хотя бы имя свое, например, переделайте на иное – и все. Могут и под белы руки взять. Нет, нет, вы не вздумайте… Это так, не совет, просто примерчик теоретический. А литература, пресса, юриспруденция, медицина, да все что угодно – одно неправильное словцо вылетело из уст или появилось на бумажке, а последствия всего этого – иной раз на несколько поколений хватит. Так-то вот оно и никак иначе. А вы собственно о чем? Какую такую проблему решаете? Или так просто отдыхаете, почитываете на природе, сидя на скамеечке? Если не секрет. Виктор Тимофеевич.

– Виктор?.. А-а-а…. Владимир Ильич. Очень приятно. Видите-ли, Виктор… Виктор Тимофеевич, судьба наградила меня весьма прозаическим ремеслом. Я по профессии грузчик, но это ничего не значит. Ваш покорный слуга, скажу вам по секрету, решил начинать новую жизнь. Пора, назрело. Вот стал даже библию почитывать и прочие мудрые книги. У меня вообще к старым книгам особое пристрастие. Будто тайна и ключ к разгадке соседствуют в них одновременно, и прошлое и будущее – все в одной строке. Зуд в моей душе; хочется себя, свои проблемы и нашу эпоху, многие ее проявления словно кроссворд разгадать и на все эти несуразности, шероховатости и парадоксы найти ответы в старых книжках. Роюсь в земле, так сказать, ищу корни и пытаюсь сопоставлять их с надземными плодами или хотя бы некоторые закономерности или аналогии надеюсь выявить. Концы с концами, так сказать, свести – как хотите. А то хаос некий в моих представлениях обнаружился. Ранее не было причины задумываться. Но вот появилась такая потребность вместе с первыми седыми волосками на этих висках. И, представьте, как эти замусоленные странички ни покрути, не сходится все вот так вот… ну… как хотелось бы. Кое-что – да, конечно. Но есть вещи, которые… В общем не стыку…. не свыкуется, как вы иронически изволили сказать. Но я надежду еще не потерял, нет – ищу. Разбираю корни этого, образно сказать, родословного древа.

– Ах вот оно что! Забавно… То есть занятно. Тогда я задержусь на минуточку, посижу тут с вами на скамеечке, ежели вы не имеете ничего против.

– Да нет же, напротив… Я даже рад общению. Тем более ваши оригинальные мысли…

– Да ладно, что вы, какая уж тут оригинальность. Не в оригинальности дело. Дело тут возможно совсем в другом. Хотя может показаться иной раз постороннему какому-нибудь человеку или, скажем, почудиться что-то оригинальное. Мы это понимаем. Но я ведь не навязываюсь, а если и кому интересен, то – извольте. Насчет корней и плодов – интереснейшая мысль. Действительно не так легко аналогии находятся. Вспомните картофель – полюбившиеся всем клубни и вспомните те пресловутые зеленые несъедобные шарики на картофельном поле. Что общего? Кое-что, может быть. А по вкусу? Да и вообще, надо ли в корнях, словно боров какой, рыться, ежели все вообще не этим объясняется. Тут ведь такие неожиданные вещи могут оказаться за всеми тайнами. И причем тут корни? Вот вы говорите, надежду еще не потеряли, ищите ответы. Действительно, надежда на пустом месте не появляется. Имя-то женское. Если она родилась, как человек, то от кого-то, значит. Должен быть как минимум отец. Где-то он есть, ее папочка, точно есть. Только вот где? Увы, он может оказаться в другом совершенно неожиданном месте и даже измерении, чем вам кажется. Собственно, отчего же это мы сразу в дебри-то? Извините. Небось подумаете, так вот сразу с посторонним…

– Нет, ничего, продолжайте. Может вы, милейший… э-э-э… Виктор Тимофеевич, о чем-то, мне показалось, не решаетесь… Так пожалуйста, будьте так любезны, не стесняйтесь, продолжайте.

– Видите ли, уважаемый, тут ведь сразу так, сходу… Мы и знакомы-то – смешно сказать. Минут пять. Так что оставим до поры, до времени. Не скрою, у меня есть кое-что сказать молодому, так сказать, поколению, уж коли так тянет вас решить как можно больше кроссвордов этих самых. Знаем, действительно, нечто такое… Да и возраст обязывает – голова-то, смотрите, плешь да седина. Я ведь и пенсию уже заработал, да вот с работы все никак не уйти, скучать буду. Но продолжим. Я думаю, на некоторые вопросы совершенно неожиданные ответы получить – это ж какие последствия будут. Оно даже рискованно – правду-то знать о нашем с вами истинном положении и роли в этом хаосе. Тем более концы с концами, как вы говорите, пытаться сводить, искать закономерности, делать обручи из всех этих замысловатых витков, весьма далеких от пресловутого подобия спирали, что нам иные художники рисуют по заданию историков, политиков и прочих, в том числе религиозных, деятелей. И все ведь может оказаться не таким стройным и закономерным, каким вы ошибочно представляете. Может быть поэтому и никак не свести, как ни пытаетесь, эти ваши концы с концами – между жизнью нашей и тем, что в заповедях с пророчествами вычитали, то есть найти четкие места соприкосновения, ну и во всем прочем разобраться. Так и будет всегда – вокруг да около и ничего конкретного.

– Да, приходится согласиться. Нетути иной раз сил железо это в обручи, действительно, сгибать, как не старайся. И как же тут эти несуразности наши тогда идеально объяснишь. Вот, к примеру, в одной книжице вычитал: не убий, пишут. А война? Там ведь такое… Опять же рабство явно не осуждается. Да ладно, тут примеров и мелких и более крупных – жуткое количество. Хотя иной раз удивляешься, заряжаешься адреналином – гляди-ка, нашел. Тут-то вот совпадает с притчами или писаниями древними, все объясняется. Даже успокаиваешься на время, мир в душе наступает.

– Ну, это само собой, примеров и таких действительно – пруд пруди. Иначе и быть не может.

– Слава Богу, хоть что-то приобретает вид некой законченной конструкции.

– А часто ли, уважаемый, к Господу Богу обращаетесь? Ну, с просьбами какими-то или вопросами. Вот, вы ведь представитель уважаемой профессии. Но, однако ж труд… Не каждому по плечу или, скажем, по спине. Иной раз и тяжело становится, силы покидают. А где их взять? У кого попросить?

– Так это – каждый день. Хоть и в церковь, каюсь, хожу редко, а в целом – подвержен я, по секрету скажу вам, уважаемый Виктор Тимофеевич, целиком той самой идее, что над нами всеми Господь Бог стоит, правит, и от Сатаны – противоположной силы – пытается отвести. Эта схема из книг старых вырисовывается. Хотя делается сие не напрямую, а как бы нам шанс завуалированный подбрасывается – чтобы самим разобраться и правильный путь найти и таким образом пройти своего рода некий эволюционный путь. Другое дело – как мы используем данный шанс и как понимаем намеки и тайные знаки – зарубки, так сказать, еле заметные на деревьях этого леса дремучего, куда нас занесло. Вот я и пытаюсь…

– Вот как? Впрочем, многие так приблизительно и представляют весь этот порядок. Тем более времена уже не те. Ясно дело – одним материализмом и слепой эволюцией всего не объяснишь. Чаще стали к Богу обращаться с просьбами. А иные – вот ведь до чего дошли – у самого Сатаны индульгенции просят, так-то оно. Только вот насчет конкретных этих двух сил – полярных, противоположных – вы считаете, этим все и объясняется? А как вы думаете, может ли что-нибудь еще определять нашу с вами судьбу. И вообще, в том ли мире мы с вами находимся, о котором читаем и думаем? Может быть мы из другой, так сказать, оперы. Там где-то – да, действительно, Бог и Сатана и все прочее. А оказывается это к нам с вами не относится. Этот мир не здесь, а где-то в другом месте. Мы просто по незнанию, не догадываясь, не к тому с просьбами и молитвами обращаемся. И здесь у нас, скажем, свои начальники, своя вселенная. Так что мало ли, что в книгах написано. А ежели они касаются тех – других, а не нас? Ну к примеру – вы Герман, поете арии на сцене оперы, да так увлеклись, что забыли о том, что происходит за сценой, что вас и зовут по-другому, и живете вы на самом деле в простой хрущевке, ни эполетов, ни бакенбард. Ну, почему бы нет? Ну, а на сцене-то кому вы подчиняетесь? Там ведь бог – режиссер, библия – сценарий… У кого же тут милости просить? А в жизни – опять подчиняемся кому-то другому.

– Ну, милейший, вот тебе и раз… То есть… вам… и раз… Это уж, я не знаю, фантазии какие-то и, прямо скажем, странности в некотором роде. Извиняюсь, конечно. Хотя, интересно…

– Нет, нет. Ничего, повозмущайтесь. Ваше право. Нормальная человеческая реакция. Это моя проблема. Я ведь тут как бы случайно. Мало ли что посторонние болтают… То есть… Да, ладно, оставим, пустое. В общем, не стоит все воспринимать так эмоционально. Забудьте на время. Устали ведь с работы. А, кстати, почему вы говорите, профессия – грузчик? Есть хорошее словцо – логистика. Новейшая терминология. В старых своих книжках не найдете. Культурно звучит. Поищите на досуге в словарях. Слово как слово, а многое меняет. Может оно вам настроение поднимет, и собственное отношение к самому себе изменится, встанет на другой уровень. Ой, заболтался. Пора уже… А ведь, милейший, кто знает, может мы еще с вами встретимся, тогда и потолкуем обо всем.

«Ну прямо Воланд из того известного сериала – другого не скажешь. Логистика… Однако не лишен приятных черт, и вовсе не хмурый. Что у него там против божественной теории мироздания? Не пытается ли язычество пропагандировать? Там ведь не Богу, а предметам различным поклоняются», – подумал Владимир Ильич, не замечая, что Виктор Тимофеевич все еще оставался на месте и некоторое время провожал веселым взглядом его – усталого от грубой работы и нагруженного хаотическими мыслями грузчика, нерешительно пересекающего трамвайные пути.

Ночью, несмотря на физическую усталость, Владимир Ильич не мог долго уснуть. Философский настрой на некоторое время почему-то как рукой сняло. Оставшись с самим собой наедине и сбросив под кровать, словно одежду, весь ворох непосильных, хоть и мудрых мыслей, он примитивно рассуждал о последних событиях дня, вспоминая пожилого незнакомца, фамилию которого не знал – забыл спросить. А имя-то было самое обыкновенное. И говор, вроде, простой, доступный, а не пойми, что наплел, – думал он. Нет, все. Завтра напьюсь и жену побью, как раньше, как всегда. Надо быть как все. А то задумался, понимааш ли. Истину захотел узнать. Кто ты такой? Где, типа, мое я? Да чего его искать? Грузчик ты. Вот кто. Логистика, блин. Ну и отдыхай, делай то, что тебе положено в жизни. Напейся апосля работы и жену поколоти как следует. А то радуется она, что пить перестал, книжки читает… Володенька, миленький. Наденька, золотцо мое. Тоже мне Крупская нашлась. Господи, жар-то от нее какой идет, чистая печка. Энергии – хоть отбавляй. А тут после работы приходишь… Да и возраст – не восемнадцать. Вот ведь, хватило ума у моих родителей Володей меня назвать. Наденька, Володя. Курам на смех. Господи, опять я про это… Эх, ремонт бы в квартире сделать. Потолки – вон уже… Даже в темноте пятно это проклятое видно. Тьфу ты, черт. Господи, сделай так, чтобы я уснул наконец. А проснулся – потолок уже того, белый. Ну и стены заодно, чтоб обои были красивые. Цветастые.

Утром, однако, ночные Володины сомнения и решение вернуться в примитивное свое прежнее состояние снова рассеялись словно туман. Тяга к самосовершенствованию чуть ли не удвоилась. Но не смотря на проявляющийся последнее время внутренний подъем и некоторое изменение в интересах, образе жизни, даже психических особенностях, фактически Володя все еще оставался грузчиком – представителем несложной физической профессии, но в голове его закрутилось-завертелось новое модерновое словечко – логистика. Действительно, как-то стало приятней на душе. Надя, его супруга, работала воспитательницей детского сада. Супруга, но не соратница, ибо занималась иным делом. Кроме того, в отличие от Владимира, она не имела знаменитого отчества. Если бы отец ее звался Константином, то брак, возможно, и не состоялся бы. Это уж было бы слишком смешно. А для Володи – просто оскорбительно. Он еще помнил свою школьную кличку – Мавзолей. И это далеко не все – чего только из-за своего имени Володя не натерпелся от своих злых и ироничных сверстников в детстве. Надя про это больное место знала, боялась случайных намеков. Звали ее, к счастью, всего лишь Надеждой Дмитриевной. И фамилия простая, Овсянникова. Тут, правда, возникает спорный вопрос, нет ли намека на супругу великого вождя? Ибо ежели знаменитая фамилия происходит не от слова крупа, а имеется ввиду круп лошади, то получается, что Надежда Дмитриевна тоже носила лошадиную фамилию. Детей у супругов не было – опять еще один намек на известную чету. Так что понятно, что любые совпадения с той сладкой парочкой из прошедшей эпохи и чьи-либо шуточки на этот счет вызывали приступы ярости у Володи, особенно раньше, по молодости. Многим когда-то доставалось даже за то, что обращались к Владимиру Ильичу простым сокращенным именем – Ильич. Жена терпела – ей в основном за Наденьку доставалось. Да, а фамилия Владимира Ильича была Левин. Так что и с этим все ясно.

Итак, последнее время не связанный заботами о воспитании детей и по каким-то иным причинам Владимир Ильич Левин стал после работы как-то чаще что-нибудь почитывать, задумываться и в сием состоянии пребывал часами. В этом смысле стал как бы спокойнее и безопаснее для окружающих. Если бы Володя на работе все время думал, читал и использовал свои извилины, готовил бы, на худой конец, революцию, то есть занимался бы интеллектуальным трудом, то, возможно, дома ему захотелось бы поделать что-нибудь иное – физическое, например, побелить потолок. Но в юношестве особого таланта для умственной работы не было, а силы – хоть отбавляй. Сейчас же, с годами, будто с неба свалилась эта потребность записаться в библиотеку, над чем-то задумываться или так просто – размышлять, сидя на диване, находить вопросы в жизни и искать ответы в книгах, одновременно отдыхая таким вот образом после тяжелой работы. Хотя отдых ли это? Или крыша, может быть, поехала? Всякое бывает. Тем более годков-то уже было под сорок. Подтягивалась и Наденька, но у нее еще было несколько лет в запасе, она и от тридцати-то не так давно оторвалась. Старики вообще-то сорокалетний возраст уважают, вспоминают с удовольствием, а молодым мысль об этой приближающейся границе – кранты, страшное дело. Женщины – они в депрессии, мечутся, тратят деньги на свежие огурцы и редкодоступные кремы. У мужчин козлиный возраст – измены, разводы, прочие плохообдуманные поступки. Гении-поэты и представители иных творческих профессий скоропостижно умирают – самоубийства, дуэли, смертельные болезни и автомобильные катастрофы. Владимир Ильич тоже в какой-то степени начинал ощущать на себе приближение этой критической красной черты, которую впечатлительные выше упомянутые личности по ошибке считают финишной лентой. Вот и стали кой-какие мыслишки залетать откуда-то в голову Владимира Ильича, словно птицы, которые не только вьют гнезда и высиживают птенцов, но и прилично загрязняют пометом и без того неглубокие извилины.

Надя огурцов не покупала. Хотя бы потому, что их не надо было покупать – овощи частенько приносил домой Володя, ибо работал грузчиком на овощной базе. Но те, что выкладывались на кухонный стол, использовались по назначению – для приготовления салатов. Ну и кремы пока покупались отечественные или недорогие импортные. То есть, была она еще ничего. Да, детей Бог не дал. Но все еще может исправиться, проблем со здоровьем как раз не наблюдалось. А пока работа в детском саду отчасти помогала заполнять ей этот вакуум. Нельзя сказать, что Наденька не радовалась переменам в муже, но последнее время к этому своему ощущению радости, кажется, стала относиться как-то более осторожней. А с недавнего времени появилась даже тревога от необъяснимости, что все это значит. Именно недавно, когда проезжала на троллейбусе мимо здания, на двери которого было написано «Психиатрическая поликлиника». И это не смотря на то, что Владимир Ильич перестал пропивать зарплату и выставлять жене напоказ натренированные физической работой кулаки и мышцы. Что же лучше – мужик как мужик и все эти бабьи слезы? Либо это нынешнее положение дел? Смотреть на появившиеся в нем странности и радоваться отсутствию тщательно загримированных пудрой синяков и припухлостей на своих орбитах? Замкнутый он какой-то стал, задумчивый и неразговорчивый. То есть говорил о чем-то, но как-то уж совсем странно, не так, как все и свысока, будто не муж и жена они вовсе. А хотелось бы по-обычному, о чем-то простом. За книжками и брошюрами жены не видит, не замечает, – вздыхала часто она про себя.

– Здравствуйте, Владимир Ильич. Видите, вот ведь, встретились-таки.

– О, э-э-э…

– Виктор Тимофеевич, – подсказал недавний знакомый.

– Ах да, конечно, конечно, помню, милейший Виктор Тимофеевич. Растерялся, видите ли, от сего приятного сюрприза. В таком неожиданном месте. Сам я, не скрою, этот общественный храм гигиены, куда люди разумные ходят с целью ухода за чистотой своего тела, весьма редко посещаю, ибо жилище, где я проживаю, хоть и малогабаритное, но оснащено соответствующими нашему времени санитарно-техническими приспособлениями. Вот только не всегда надежны эти системы, подводят нашего доверчивого обывателя. И с этим, надеюсь временным, нарушением и связана причина моего появления здесь. Супруга же моя имеет льготную возможность осуществлять подобную гигиеническую процедуру на своем рабочем месте, ежели случается иногда подобный технический инцидент. А я вот это местечко облюбовал… Позвольте листик убрать с вашего тела? От веничка, я догадываюсь?

– Где? Ах, тут на плече? Да, действительно – березовый. Прилип, мерзавец. Что ж, извольте. А впрочем, вода все смоет. Вода – она как время. Бежит все вперед и вперед. Мы ее плотиной, запрудой, русло меняем. Вроде нам кажется – обратно побежала. Но нет, это она только обманывает вас. Движется в противоположном направлении или по другому руслу, а все равно вперед, только вперед.

– Да, уж действительно, невольно подобные сравнения приходится применять в нашей с вами философии жизни.

– Ну, насчет движения – это так, к слову пришлось. Вон она в шайке-то – стоит родная.

– А и то правда. Но достаточно только опрокинуть шаечку-то вашу…

– Именно, именно. На месте не останется, побежит. А оставить – все равно испарится.

Немного посмеявшись и помыв друг-другу горячие и красные спины, мужчины договорились после бани посидеть за бутылкой минеральной воды.

– Ну вы, милостивый государь, оригинальничаете и тем самым меня самого, родного, напоминаете, – начал оживленно Виктор Тимофеевич, профессионально открывая литровую бутылку газовой воды. – Вон ведь, оглянитесь, чем люди жажду свою после-банную утоляют, восстанавливают потери жидкости и микроэлементов. Глаза рябит от янтарного цвета и белой этой пены. Но что делать, не идти же в коридор или на улицу, или в других местах искать себе подобных.

– Да уж, действительно. И правда, других таких, как мы с вами, нет в поле зрения. Наблюдательность ваша восхищает. Я ведь, признаться, даже не заметил этого пассажа – мы с вами, получается, будто две белые овечки на фоне черного стада баранов.

– Удачно. Удачное сравнение сделали, поздравляю. По сути так оно и есть.

– Да уж коль на эту тему начали, признаюсь, Виктор Тимофеевич, честно… Был и ваш покорный слуга до недавнего времени едва отличим от этой вот, так сказать, стаи, – вздохнув произнес Владимир Ильич и чуть заметно покраснел. – Но с этим уже все, покончено. Этот вагон, заполненный тяжелыми камнями, мы отцепили на ходу. И теперь ничто уже не может задержать путь наш праведный, – добавил он с оптимизмом, и румянец тотчас исчез.

– Ну что ж, я просто без слов. Это ведь не каждый на такое способен. Вот вы говорите: камни. А я думаю, что отцепили вы вагон не только нагруженный тяжелыми валунами.

– Да? А что же?

– Вагон-то сей ваш с камнями к тому же и горящим был. Вот оно как. Еще б немного и… сами понимаете, того.

– Да, что правда, то правда. Действительно, можно сказать горящий. Не в одних камнях, получается, опасность. И даже, смотрите, еще похуже, чем вы изволили заметить, могло бы все обернуться, ибо предположим, если в составе поезда помимо вагонов имелись бы цистерны с легковоспламеняющимися сырьевыми продуктами. Даже трудно представить последствия катастрофы этой. Жутко становится, кровь уходит в конечности. Вот видите – румянец банный исчез с лица. Я ведь прав? Хоть и зеркальца нет, а чувствую.

– Истинно правы, уважаемый Владимир Ильич. И зеркала не надо, поверьте мне, честному человеку. Белы лицом, как молоко. Ну что ж, коль мы молоко вспомнили, которого нету на нашем столе, давайте уж минералочки – это тоже полезно.

– Да, тут уж не грех выпить именно за здоровье. А то люди-то иные что делают? Говорят: пьем мол за здоровье, а пьют-то что?

– Да уж, не молоко, знамо, и даже не эту вот нашу. Эх, хороша, разве можно сравнить с их – сами знаете на что похожей бурдой.

– И не говорите. Вот вы давеча вагон горящий привели в качестве аллегории, а я про ту самую емкость с опасными в пожарном отношении веществами, помните, примерчик привел, продолжил, так сказать, вашу идею. Так вот подумалось мне еще кое-что. В человеческом понимании, цистерна эта должна символизировать известный орган – печень. Это ведь и есть главное последствие катастрофы – горящая цистерна, горящая печень. Нет печени – нет человека. Сгорит, как поезд.

– Поразительно, правда-то какая. Вам бы сейчас трибуну и всем этим сидящим пару правильных слов сказать, вот так, как сейчас мне.

– Да, они думают, что от судьбы не убежишь, все мы мол под Богом ходим, и каждому дано от чего-нибудь другого скончаться в одно прекрасное время. А сейчас, пока жив – делай, что хочешь, что нравится. Но ведь все-таки можно ли на Бога надеяться и вести этот нездоровый образ жизни? Это же сопоставимо с постепенным лишением себя жизни добровольным путем, в обход всем заповедям. Не делается же это с согласия и повеления господа Бога? Аналогично и другого человека лишить жизни – тоже ведь в судьбе, данной Богом, не записано – мол надлежит тебе убить себе подобного в сей, данной мною тебе жизни. А все-равно делают это многие, переступают не эту, так другую черту. От себя делают или же по велению противоположной антибожественной силы. Или же их сознание и поведение реагирует соответствующим образом на появление в крови того самого вещества, что у них вон там на столах в сосудах, или подобного более крепкой концентрации.

– Да-с. Так ведь оно… Хотя… Есть тут в ваших словах ошибочка одна, если вы позволите.

– То есть… Извольте, извольте. Ваше право. Что-то слух режет или как..?

– Ошибку я называю ошибочкой – это так с юмором, в шутку. Но ведь на самом деле это и не ошибка даже, братец вы мой. Это ошибища – вот оно что. Вы только не пугайтесь. Да, вот вы только что вскользь имели честь сказать, что мы с вами – вы и я, и все вокруг нас сидящие, и прочие, кого мы даже не видим в данный момент – все мы ходим под Богом – и грузчики, и учителя, и политики с бизнесменами. Мы ведь этой темы касались и в прошлую нашу с вами встречу.

– Да, я задумывался над вашими словами и, признаться, не совсем осознал…

– Я понимаю, не ваша вина. Образно говоря, сказал – клад зарыт под деревом. А под каким – не уточнил. Но я готов поделиться с вами истинным положением вещей, каким оно мне самому открылось и чем обернулось. Чем, так сказать, богат. Возможно, избран я, как бы для того, чтобы… Но, заметьте, не господом Богом и не черным этим с рогами… Тут, видите ли, похитрей все замешано. Признаюсь, сам долгое время находился в шоке, даже депрессии не избежал. А сейчас ничего, привык.

– Заинтригован, признаюсь. Только, простите, прежде чем вы продолжите, хотел поинтересоваться, вы сами по себе, или завязаны с обществом некоторыми трудовыми обязательствами? Или может быть по медицинским показаниям свободны от обязанностей каких-либо. Я вот, к примеру – грузчик, гружу, нагружаю. Ах, да – логистика…

– Ну что ж, скрывать не стану. Я в некотором роде ваш коллега, только со знаком минус. Я, видите ли, разгружаю.

– То есть, простите…

– Да, я, сударь мой, разгружаю общество от тех, что переступают вами упомянутую черту – черту закона.

– Правильно ли я вас понял, милостивый государь?

– Думаю да, ибо я являюсь следователем, представителем правоохранительных органов.

– Ах вот оно что. Ну хорошо. Прекрасная профессия. Нужная, важная. Однако, по моей вине мы отклонились от начатой вами темы. Тысячу извинений.

– Нет, нет, не беспокойтесь. Вернуться к нашим баранам это не сложная процедура. Ой, неужели опять бараны? Ну простите. Простите меня, старого шалунишку. Незапланированная шутка, поверьте. Клянусь, случайно сорвалось. Так вот. Давайте я прямо изложу, то что собирался сказать. Собственно, не прихоти ради буду откровенничать. Считайте, это просто миссия. Так что приготовьтесь, возможно я вас фраппирую.

– Извольте, я постараюсь хладнокровно воспринять ту информацию, которую вы собираетесь мне предложить.

– Видите ли, милейший Владимир Ильич, ситуация такова, что мы с вами не под Богом ходим.

– То есть вы проповедуете известную материальную, антирелигиозную идею?

– Отнюдь нет. Как раз наоборот, то есть… Одним словом, мы ходим… под Писателем. Вот оно как на самом деле.

– Нет, простите, я как-то ослышался или что вы имеете ввиду?

– Увы, так оно и есть. Мы не подчинены напрямую творцу-Богу и не испытываем искушений, посылаемых нам Сатаной. Наш Бог – Писатель и мы обязаны подчиняться его идее, его замыслу, его настроению. Ну, писателей, вы знаете, много. И великих и средних, и тех, кто балуется. Вот уж, простите, не знаю, хорошо это или плохо, что мы сотворены не Достоевским и не Толстым. Что есть, то есть. Наш писатель – он как бы не совсем писатель, но пишет зачем-то. Ничего не поделаешь. Его даже никто не знает. Он в ящик пишет. Но нам это не важно. Слава Писателю, живем вот, радуемся, трудимся. Выпейте еще водички, а то вы как-то странно выглядите. Так я продолжу?

– Нет, нет, ничего, я слушаю, продолжайте.

– Так вот. Я что хотел сказать? Радуйтесь, уважаемый Владимир Ильич, что мы не персонажи какого-нибудь космического фэнтэзи или, не дай Писатель, еще какой-нибудь сказочки с элементами черного юмора и вымышленными чудовищами и так далее. Вроде вокруг нас все нормально протекает, как и у тех, что под Богом ходят, к которым мы как раз и не относимся. Вы ничего в этой жизни необычного не заметили? Ведь правда, все вроде как у людей?

– Это да, это я согласен. Весьма однородна и небогата событиями окружающая нас действительность, тем более лишена она каких-либо явлений, условно называемых сверхъестественными. Лично я на основании своего жизненного опыта не могу похвастаться наличием какого-либо хотя бы единичного подобного необъяснимого наукой факта. Загадочные явления – да, они имели место, но это вопрос времени – найти научные способы их разгадки, и о так называемых чудесах и волшебстве подозрений не возникало. Вот правда…

– Что правда?

– Ну это так…

– Смелее, расскажите, доверьтесь мне.

– Не знаю, стоит ли. Но коли вы настаиваете – извольте. Однако, это было еще тогда, в прежние времена. Я ведь уже не тот, вы понимаете… Впрочем вот этот анекдотец. Ваш покорный слуга, будучи в те времена простым смертным, живущим по общепринятым у моих коллег нормам жизни, проводил свой свободный от труда досуг отнюдь не в библиотеках и лекционных залах, и даже не в приличных питьевых заведениях. Не одаренный выдающимися математическими способностями, он все же умел вычислять наиболее рациональные способы достижения тех или иных целей. В частности при покупке того или иного продукта питания, имея в распоряжении некую ограниченную финансовую сумму, мог достичь наиболее эффективного ее применения… Впрочем продуктом питания сей этот продукт, о котором пойдет речь, я бы в настоящий момент не назвал. Но тогда… Однако, зачем далеко ходить – вот, милостивый государь, оглянитесь, все те же люди сидят и поглощают в сверхнормативных количествах тот самый якобы удаляющий жажду напиток. Вы поняли, поэтому я и не буду называть это своим именем, ибо ситуация такова, что нынче даже произносить вслух нечто подобное, поверьте, нету у меня принципиального желания. Но вернемся к нашему анекдоту. Итак, вот ваш покорный слуга сделал нехитрый математический расчет и пришел к выводу, что некая финансовая сумма не может иметь эффективного значения в случае покупки вышеупомянутого напитка путем посещения специально для этих целей оборудованного помещения вроде этого нашего и к тому же с элементами обслуживания. Не рациональна и покупка ее в некой универсальной торговой точке, где можно приобрести этот продукт упакованным в стеклотару. А вот используя удобную услугу, осуществляющую вне каких-либо помещений разлив этой жидкости из специально установленной для этой цели цистерны – это оказался оптимальным из всех возможных вариантов, учитывая, конечно, лишь количество получаемого продукта по отношению к имеющейся финансовой сумме. Итак, ваш покорный слуга, выбрав этот последний экономически выгодный вариант, решил не только тут же на свежем воздухе осуществить трапезу, но и запастись некоторым количеством этого напитка впрок, взяв на вооружение с собой принесенную именно для этих целей тару – удобный металлический, покрытый белой эмалью, двухлитровый сосуд, предназначенный, впрочем, по идее создателя-изготовителя для более прозаических потребностей – как правило для переноса и хранения молочных продуктов. Но люди, не имеющие достатка, весьма часто приспосабливают и совершенно неожиданные предметы для иных, чем они предназначены целей, так что не удивительно, что данный сосуд как раз и был выбран героем нашего анекдота для выполнения поставленных задач. Единственное омрачающее недоразумение в данной ситуации было то, что в верхней части емкости не наблюдалось соответствующего завершающего компонента, предусмотренного изготовителем, а именно так называемой крышки. Речь идет о пропаже. В дальнейшем, конечно, выяснится местонахождение этого предмета, никакого преступления, просто недоразумение. Но это прояснится чуть позже, когда описываемые мною события уже завершились. В общем и целом предмет этот, взятый на вооружение и возможно вам знакомый, любая компетентная хозяйка назвала бы молочным бидоном, если бы не одно «но». Так вот оно, это «но»: при отсутствии крышки эта кухонная принадлежность, простите, в лучшем случае удобное ведро. Передвижение с таким вот открытым сосудом, заполненным жидкостью, представляется возможным лишь по весьма удобным и ровным асфальтированным пешеходным переходам и при отсутствии значительных масс людей, идущих по этим же путям навстречу вам или вас обгоняющих, когда риск сцепления движущихся тел весьма заметно возрастает. В случае нашего анекдота резко возрастает риск возможной потери некоторого количества жидкости, транспортируемой пешеходом в недостаточно надежной выше упомянутой открытой емкости. Но не только эти аргументы заставили задуматься нашего героя, прежде чем он решился на тот или иной путь доставки. В сфере его альтернативных возможностей значительное место занимал не совсем удобный и отнюдь не легальный тракт, проходящий через территорию строящегося многоэтажного дома, въезд в который ожидали десятки счастливых семей, уставших от тесноты временных своих жилищ. Однако не только ваш покорный слуга, но и многие другие, особенно молодые и нетерпеливые горячие головы, не могли ни удержаться от соблазна сократить путь к тем или иным пунктам и объектам своих целей, куда им необходимо было попасть. В результате этого некий путь или тракт, как хотите, стал постепенно вырисовываться на территории строительства, начиная от извлеченной доски в ограждении территории стройки, еле заметной тропинки и так далее. Однако в связи с очевидной прямолинейностью пути некоторые участки этой самозванной пешеходной линии пролегали в весьма труднодоступных местах. Тут не грех упомянуть и котлованы, которые приходилось форсировать с помощью самодельных, кем-то наспех построенных мостов – весьма примитивных, заметьте, представляющих собой обыкновенные первые попавшиеся и находящиеся без применения строительные материалы – доски, балки, бревна и тому подобное. Далее на пути этом также вставали… ну если не горы, то, скажем, холмы – земляные, песчаные и прочие. Естественно строительные материалы, техника и, наконец, сам царь этого королевства – строящийся дом, пока без оконных рам и дверей, так что ветру тут – только гуляй и радуйся, сквозняк на каждом шагу. И простудиться недолго. А спина, шея – стоит только остановиться – надует. Так прихватит, что…

– И не говорите. Вот у меня, например, часто бывает так, что… Впрочем оставим, потом, продолжайте. Жду с нетерпением развязки или ключевой фразы вашего анекдота.

– Извольте. Хотя еще два слова. А то вкус мистики пропадет не вовремя. Итак, мы уже знаем с вами какой путь к дому был избран героем моего повествования, чтобы сэкономить время и избежать опасного столкновения на обычных общепринятых местах передвижения масс народа. И вот он тайком, оглядываясь, находит заветную лазейку – еле заметное место, где забор прерывается всего лишь на одну доску. Но этого промежутка достаточно, чтобы попасть на обетованную территорию. Вспомните Тарковского…

– Ах, да, еще бы. Как не вспомнить. Сталкер, бросающий металлические гайки с привязанными к ним белыми ленточками. Удивительная режиссерская находка.

– Вот, вот. Эта атмосфера загадочности, засекреченности, тайное преступление дозволенной черты, сердцебиение и какой-то особый авантюристический дух, сладость запрета. А на фоне всего этого еще и боязнь лишиться того, за что были отданы последние сбережения. Ну и, наконец, непреодолимое желание как можно скорее попасть в безопасное место – свою крепость, поставить дорогую покупку в надежное место – холодильную камеру, где уже приготовлено специальное место, сдвинуты в сторону различные продукты питания, упаковки с молоком и кефиром, колбаса и прочее. Ну, как говорится, не было бы и сказки, кабы Иванушка был послушным малым и холодно проигнорировал бы всякие там сомнительные варианты утоления жажды, как, например, так называемые копытца, заполненные подозрительной жидкостью. Вот так и наш герой… Ну, в козленка или там в лошаденка какого-нибудь не превратился, нет – не та сказка. Однако тоже в историю попал, и не было бы сего анекдотца, ежели бы был ваш покорный слуга в то время законопослушным. Я не случайно упомянул тот самый котлован – огромных размеров искусственное углубление, находящееся на пути нашего авантюриста. Так вот… Не скрою, до середины пресловутого моста, если эту доску можно сравнить с мостом, он добрался весьма благополучно, чего не скажешь о тех описанных нашим великим писателем птицах, что не могли достичь даже середины известной реки, протекающей в южных широтах. Но ваш покорный слуга видимо был редкой птицей, ибо достиг середины котлована. А теперь главное. Я ведь недаром вкладывал столько иронии, описывая это бездарное анти-инженерное строение – так называемый мост. Ну вы догадались, конечно…

– Что, действительно?

– Увы. Не выдержал. Прямо на середине дал трещину и… Извините, мне нужно выпить стакан воды, я всегда волнуюсь, вспоминая это происшествие.

– Пожалуйста, пожалуйста. Позвольте поухаживать… Вот так.

– О спасибо, вы так любезны. Так вот. Теперь полет. Увы с Гагаринским я не стал бы его сравнивать. Летел ваш покорный слуга в абсолютно противоположном направлении. А учитывая размеры котлована, рисковал он приблизиться к центру нашей с вами планеты гораздо больше, чем иные, падающие на ровной поверхности где-нибудь там за забором, на стогнах града. Нет, конечно не Маракотова бездна, описанная знаменитым автором – тем, что более известен нам по рассказам о вашем коллеге. Шерлока нашего Холмса я имею ввиду. Но все же впадинка эта была настолько глубока, что наш герой, представьте, успел-таки испугаться. И вы думаете за себя он боялся, за целостность своего организма? Ошибаетесь – нет. За ношу свою, не защищенную даже той временно потерянной крышкой, он боялся более всего. Вот из-за чего трепетало от ужаса его сердце. Ну что тут еще о полете?.. Фигуры высшего пилотажа имели место, не скрою. Да вот пожалуй и все. А далее удар о сырую, но твердую землю, покрытую камнями, ну и доски летевшие по вине известных физических законов чуть медленнее нашего героя. Так что им было мягче приземляться, думаю, понимаете почему. Да им-то, не имеющим сознания и болевых органов доскам, все равно, я думаю. Вот и почти конец. Тишина. Кратковременная потеря сознания. Настолько кратковременная, что ваш покорный слуга не припоминает ни черных туннелей, ни розового света в их конце, ни лиц родных, которые вроде бы должны покоиться под гранитными камнями в иных местах, а они – вот они тут, вас встречают. Нет, в данном анекдоте, как раз всего этого не было, и упавший на дно искусственного ущелья очнулся, не встретившись даже на секунду с покойными бабушками и дедушками. Он понял, что жизнь продолжается. Занесенная коса старухи-смерти промахнулась, лишь напугав черных птиц брызгами искр, исходящих от камня, на который нашло острие косы. Однако множество болевых ощущений в различных участках тела сигнализировали о том, что не так уж далеко находился этот искрометный камень. Ощутив в какую-то долю секунды эту небезызвестную костлявую персону рядом с собой, вдруг что-то иное встрепенулось у героя нашего анекдота внутри. Вспомнилось, все вспомнилось. И цистерна, и эмалированный бидон без крышки, и этот неудачно выбранный путь. Где же это, где? Хотя бы каплю найти на дне рухнувшего вместе с телом сосуда. Собрав всю свою оставшуюся энергию в один комок и пренебрегая болью, он сделал резкое движение, привстал и оглянулся в полумраке. И вот оно – то сверхъестественное. Чудо, если хотите. Сосуд, открытый, беззащитный, можно сказать, стоял вблизи – невредимый, незагрязненный, заполненный все тем же, и ни один миллилитр не пролит и не потерян при падении. Такой вот анекдотец, на ваш суд.

– Да, я признаюсь, потрясен. Весьма и весьма… Мистика да и только. Это в нашем-то мире, созданном по воле Писателя таким вот материальным и однообразным, конкретным, я бы сказал.

– Да-с. Наводит на размышления, а все ли мы знаем о нем. Вот и давеча ваши предположения, теория, так сказать, о некой иной, чем ранее нами считалось схеме мироздания… Не скрою, интересное и смелое, даже – не боюсь этого слова – дерзкое предположение.

– Да полноте, Владимир Ильич, какая уж тут теория, какое предположение. Да еще и дерзкое. Я же пытался вам объяснить… Извините за вспыльчивость. Ничего, пройдет. Хотя вы правы. Действительно, как тут поверишь, когда вокруг все говорит об одном, а тут некий субъект появляется и ставит на всем красную жирную черту и объясняет все по-другому, да еще и в таком неожиданном ракурсе. Нет, все понятно: без чуда тут не обойтись. Но это всегда так было. Вспомните историю. Пора привыкнуть. И пророком-то быть не надо. Возьмите простых целителей-самоучек – Кашпировских и этих… на Ч.

– Че Гевара, я извиняюсь?

– Нет… А, впрочем, и он тоже. Так вот. Толпы им верили и шли за ними. И все из-за того, что у кого-то что-то зарубцевалось или затянулось – болячка какая-нибудь паршивая без зеленки прошла. Подумаешь, чудо. Тьфу, пошлость. И все-таки, прошу вас, Владимир Ильич, я ведь человек маленький, никакой не Сын Писателев и не собираюсь там на вашей стройке – вы там земляные холмы какие-то упомянули – висеть на каком-нибудь сооружении, чужие грехи искуплять. Я, братец мой, герой романа господа нашего Писателя. Как и вы, впрочем. Так что, простите великодушно, я уж не буду в качестве доказательства исцелять инвалидов, воскрешать мертвых и ходить по нашей речке пешком. Ну, хорошо. Мелкое чудо или средней паршивости, все-таки можно будет организовать, как же иначе вас убедишь. Сделать это придется. Вы ведь тоже избраны, как я уже сказал. Нам вместе с Писателем тянуть эту ношу.

– Мне право, уважаемый Виктор Тимофеевич, как-то неловко сомневаться, но однако ж… И все же я готов слушать, рассказывайте. Нет, ну, допустим, все это действительно так, хоть неожиданно и странно. Но как же тогда относиться… ну, к примеру, вера, религии. А что же в этом случае? Да и не только это. Тут ведь столько всего, всякие прочие идеалы, планы на будущее.

– Ну, если вы имеете ввиду храмы, поклонения богу, а не писателю, обряды, а так же прочие привычные и неотъемлемые явления нашего мира, то да, это все заимствовано из того мира и является необходимым, как и все остальное для создания правдоподобного сюжета – того самого правдивого вымысла. Поэтому наш мир как две капли воды похож на тот. И не надо менять одно на другое, ориентируясь на опыт того мира. То есть писателепоклонство я имею ввиду – в таком масштабе, как поклонение богам. Ну, надо ли Писателя благодарить каким-то подобным образом за появления нас на свет писателев? Вряд ли ему это нужно – ни молитв, ни пения псалмов, ни построения для этих целей неких особых, похожих на книги или письменные приборы храмов, на алтарях которых висели бы портреты Писателя, а стены были бы расписаны различными сюжетами основных этапов его жизни, ну и всего прочего по образу и подобию того мира – божьего, который в силу обстоятельств мы считаем своим, но в чем глубоко ошибаемся. От нас ждут другого. Мы должны вести своими действиями Писателя, и тогда он будет доволен. Но если ничего не предпринимать, а просто жить, размножаться, работать, есть, пить, то, извините, это… Ну, вы знаете, есть выражение: рукописи не горят. Увы, к плохим рукописям это никак не относится. Сгорит, и мы вместе. Так что придется закрутить сюжет так, чтобы мы все-таки не угодили в печь. Нам ведь даже в библиотеки и книжные магазины нет необходимости попасть. Достаточно роману, извините за каламбур, преспокойненько покоиться на дне ящика письменного стола или в памяти компьютера – и все, живи спокойно. О, смотрите, каламбурчик – сразу три покойника. То есть…