Психология социализма

Нравственный результат, достигнутый таким образом, был бы для рабочего еще важнее материальной выгоды. Он с полным правом стал бы считать завод своей собственностью и интересоваться его успехом. Присутствуя на акционерных собраниях, он научился бы сначала понимать, а потом и обсуждать дела. Он скоро уяснил бы себе роль капитала и взаимную связь между экономическими законами. Сделавшись сам также капиталистом, он перестал бы быть простым поденщиком. В конце концов он вышел бы из своей узкой сферы и расширил бы свой ограниченный кругозор. Союз капитала с трудом постепенно заменил бы антагонизм, существующий теперь между ними. Интересы, находящиеся ныне в борьбе, слились бы между собой. Человек дела и разума, сумеющий собственным примером первым осуществить эту идею, мог бы быть признан одним из благодетелей человечества.

Мы не можем здесь рассмотреть все виды солидарности. Если мы не изучили одного из самых важных видов ее, – синдикатов, – то только потому, что этому виду мы сейчас посвятим особый параграф. Однако существует еще одна форма солидарности, о которой мы должны упомянуть. Она представляет собой союз лиц, объединенных на короткое или продолжительное время для того, чтобы добиться какой-нибудь реформы или защищать известные интересы.

Этот вид ассоциации, сравнительно новый у латинских народов, существует уже давно у народов, долгое время пользующихся свободой и умеющих ею распоряжаться, например, англосаксов.

«Если здесь, – говорит Тэн об Англии, – кому-нибудь пришла хорошая мысль, он сообщает ее своим друзьям; многие из них находят ее хорошей. Все вместе доставляют необходимые средства, распространяют эту идею, привлекают к ней симпатии и подписки. Симпатии и подписки все прибывают, распространение в публике увеличивается. Снежный шар постепенно растет, стучится в дверь парламента, приотворяет, а потом и распахивает или вышибает ее. Вот механизм реформ, вот как самостоятельно устраивают свои дела, и нужно сказать, что всюду в Англии имеются комья снега, готовые обратиться в такие шары».

Именно при посредстве таких ассоциаций, как «Лига свободного обмена», основанная Кобденом,[115] англичане достигли самых полезных реформ. Парламент подчиняется их воле, как только становится ясным, что они выражают народное желание.

Несомненно, что никто, каким бы влиятельным его ни считали, единолично не может достигнуть того, чего достигает ассоциация, представляющая многочисленные коллективные интересы. Бонвало в интересном сообщении указал, чего может достигнуть группа лиц, имеющих одинаковые интересы.

«Touring-Club», насчитытаюпщй более 70 000 членов, в настоящее время составляет силу. Он не только снабдил циклистов[116] путевыми картами, дорожниками, уменьшенными ценами в гостиницах, спасательными станциями, но и расшевелил ужасную администрацию путей сообщения и заставил устроить циклические дороги. Он смирил грозные железнодорожные компании; он превратил грубых таможенных чиновников в вежливых людей и сделал, таким образом, переезд через границу приятным».

Картина – блестящая, но очень прикрашенная. «Touring-Club» основался без затруднений, потому что каждый из его членов, при крайне незначительном взносе, рассчитывал получить поддержку могущественной ассоциации, необходимость в которой могла представиться ему ежедневно, и которая своими услугами должна была возвратить ему сделанный взнос сторицей. Я мог, однако, удостовериться, что в действительности этого почти нет. Организация этой ассоциации очень скоро приняла латинский характер.

§ 3. СИНДИКАТЫ РАБОЧИХ.

Синдикаты имеют целью группировать под общим управлением лиц с тождественными интересами и чаще всего принадлежащих к одной и той же профессии. Число и могущество их ежедневно возрастают. Они зародились в силу условий, созданных современным развитием промышленности.

Именно рабочие классы сумели лучше всех извлечь пользу из синдикатов, и достигнутые ими результаты заслуживают самого внимательного изучения. Действительно, не всеобщая подача голосов, но, главным образом, синдикаты дали рабочим их нынешнее могущество. Эти синдикаты сделались оружием малых, слабых, которые могут отныне договариваться на равной ноге с самыми богатыми и влиятельными денежными и промышленными тузами. Благодаря этим ассоциациям, отношения между хозяевами и рабочими, нанимателями и служащими начинают совершенно изменяться. Хозяин уже не является для них тем неограниченным властелином, всеопекающим отцом, который ведет дело бесконтрольно, управляет массами трудящегося люда по своему усмотрению, устанавливает условия работы, разрешает вопросы о сохранении здоровья, о гигиене и т. д. Навстречу воле хозяина, его фантазиям, слабостям или заблуждениям выдвигается теперь синдикат, представляющий из себя, благодаря численности и единству воли, силу, почти равную его собственной. Сила, без сомнения, деспотическая для его соучастников, но она свелась бы на нет, если бы перестала быть таковой.

Латинские синдикаты требуют от своих членов безусловного повиновения, и благодаря своей безымянности могут обращаться с ними круче любого тирана. Вспомним историю с рабочим-литейщиком, которого синдикат плавильщиков меди подверг бойкоту за то, что он отказался оставить службу на заводе, бывшем под бойкотом у самого синдиката. Не находя нигде работы, так как заводчики, принявшие его к себе на службу, подвергли бы свои мастерские запрещению, он был вынужден, чтобы не умереть с голоду, искать удовлетворения судом. Благодаря многолетней настойчивости, он добился решения, заставившего синдикат уплатить ему 5000 фр. Выходит, что рабочий может отделаться от одной тирании лишь при условии подпасть под другую, но, по крайней мере, эта последняя может оказать ему некоторые услуги. Общественные власти крайне страшатся синдикатов и считаются с ними, как с действительной силой. Внимание всего мира обращено на них. Когда угрожала общая забастовка французских рудокопов, газеты следили за совещаниями полдюжины рабочих депутатов, заседавших в винной лавке, с таким же интересом, как если бы дело шло о государственном совете, решающем вопрос о войне или мире. Министры принимали представителей синдиката, как принимали бы они послов иностранной державы, и почтительно обсуждали их самые невероятные требования.

Эти синдикаты являются, по-видимому, необходимым следствием современной эволюции, поэтому они так быстро и распространяются. В настоящее время даже вне рабочей среды нет корпорации (бакалейщики, угольщики, метельщики и др.), которая не объединялась бы в синдикат. Естественно, что и хозяева, со своей стороны, вступают в синдикаты для самозащиты; но во Франции хозяйских синдикатов 1400 со 114 000 участников, тогда как рабочих синдикатов 2000, и число членов их превышает 400 000. Существуют синдикаты, например, железнодорожных служащих, насчитывающие по 80 000 членов. Это могущественные армии, которые беспрекословно повинуются своим начальникам, и с которыми, безусловно, нужно считаться. Они составляют силу, часто слепую, но всегда грозную, оказывающую трудящимся услуги во всех случаях, хотя бы только для поднятия их нравственного уровня или превращения боязливых наемников в людей, имеющих право на уважение и с которыми нужно обращаться, как с равными.

Так как латинские народы, к несчастью, одарены очень властолюбивыми наклонностями, то у них синдикаты рабочих проявляют такой же деспотизм, каким отличались прежде их хозяева. Участь последних в настоящее время стала далеко незавидной. Следующие строки из речи бывшего министра Барту дают понятие об их положении.

«Находясь постоянно под угрозой законов, охраняющих свободу синдикатов, постоянно рискуя подвергнуться грубым проявлениям законной власти и тюремному заключению; не имея больше действительного авторитета над рабочими, обремененные расходами по кассам прогулов, несчастных случаев, вспомогательным на случай болезни и старости; лишенные возможности относить эти расходы на счет рабочих ввиду громадности, могущей вызвать возмущения народа; обижаемые еще прогрессивным налогом на капитал, приобретенный ценой всех этих трудностей и всех этих унижений; оставаясь хозяевами лишь по названию с тем, чтобы испытывать несчетные случайности и подвергаться всякому риску – обескураженные хозяева, стоящие во главе промышленных предприятий, откажутся, отрекутся или, по крайней мере, будут работать без увлечения и без энергии, уклоняясь от своих занятий; как сборщики податей последних веков Римской империи».

Такие жалобы раздаются не только во Франции. Даже в Англии, где роль рабочих синдикатов в течение долгого времени считалась полезной, начинают признавать их слишком деспотичными как по отношению к хозяину, так и к рабочему. Особенно боятся их политического значения, которое может сделаться значительным ввиду того, что члены этих синдикатов образуют в настоящее время четверть всего состава избирателей.

Сила, стоящая выше всех установлений, а именно необходимость, несомненно, смягчит столь натянутые и полные горечи в настоящее время отношения. Рабочий, относящийся теперь к хозяину враждебно, поймет в конце концов, что интересы хозяев заводов и работающих на них однородны, и что как первые, так и последние повинуются общим господам: покупателям и экономическим законам, единственным действительным регуляторам заработной платы.

Во всяком случае, прежние семейные или самовластные отношения между хозяевами и рабочими, господами и слугами теперь окончательно исчезли. Мы можем сожалеть об этом, как мы сожалеем об умерших, отлично зная, что больше их не увидим. В будущей мировой эволюции все будет управляться лишь экономическими интересами. Чтобы охранять и защищать себя, человек уже не будет обращаться к благотворительности и милосердию, но исключительно к солидарности. Милосердие и благотворительность – это мертвые и лишенные обаяния пережитки прошлого, умирающего на наших глазах. Будущее уже не будет их знать.

§ 4. ПРОМЫШЛЕННЫЕ ПРЕДПРИЯТИЯ С ОБЩИННЫМ УПРАВЛЕНИЕМ. МУНИЦИПАЛЬНЫЙ СОЦИАЛИЗМ.

Современный век – век тесно сплоченных сообществ. Цивилизация – вещь слишком сложная и слишком трудная, чтобы громадное большинство людей могло легко в ней разобраться. Им необходима помощь, поддержка. Мы наблюдаем, как все больше создается разных учреждений, вызываемых этой настоятельной потребностью.

Для однородных нужд известной ограниченной группы, заключающей в себе лиц одной профессии, существуют синдикаты. Для различающихся между собой нужд, имеющих все-таки коллективный характер, например, для гигиенических условий города, существовали во все времена местные управления, но никогда еще не пытались они брать на себя такие многочисленные и разнообразные обязанности, как то наблюдается в некоторых странах в настоящее время. Круг их ведения расширяется с каждым днем.

Движение это особенно развивается в Англии, стране, как известно, очень мало склонной к социализму. Городские управления приняли теперь там на себя, исключительно, впрочем, в экономических соображениях, целый ряд предприятий: освещение, перевозку и т. д. Они часто имеют успех просто потому, что во главе их стоят способные люди с практической складкой, что встречается далеко не у всех народов.

По словам Бурдо, «полнейшее переустройство города в самый короткий срок было произведено в Глазго. Город обязал домовладельцев снести все дома, признанные вредными для здоровья; рабочие кварталы были преобразованы. Воздвиглись громадные корпуса общественных построек, которые сдаются в наем самим городским управлением по умеренным ценам. Город устроил бани, прачечные, скотобойни, художественные галереи, музей, библиотеки, богадельни, промышленные школы и т. д., и все это благодаря доходам, получаемым городом от взятых им в руки разных успешно работающих предприятий общественного пользования: трамваев, водоснабжения, газового и электрического освещения… Стоимость газового освещения была значительно понижена».

Вот несомненный социализм, если хотят дать этому слову неопределенно широкое толкование, но тогда следовало бы называть социалистическими также все кооперативные и даже акционерные общества. Между тем известно, что Англия, практикующая этот вид общинного социализма, почти не посылала социалистов в парламент.

Немецкие города идут по следам английских городских управлений; там также способные люди не редкость, и потому они тоже преуспевают в своих предприятиях, хотя и не в такой степени, как в Англии.

«Города Империи, свободные от партийного духа, организовали профессиональные школы, библиотеки, страховые кассы, бесплатные конторы для предоставления мест; они изыскивают средства против безработицы. Вопрос о городских аптеках, стоявший на очереди, решен в Кельне. Многочисленные города работают над увеличением земельной собственности общины. Жилища для рабочих составляют предмет забот всех классов общества. В Баденском Великом Герцогстве, в Страсбурге, в Гамбурге городские управления отдают в наем целые дома для рабочего населения… Как в Англии, города стремятся к тому, чтобы общественные предприятия не эксплуатировались акционерными обществами.

С 1847 года Берлинское городское управление получило право основать газовый завод; с 1876 года оно вполне распоряжается общественными работами и добивается еще большей автономии. Все это движение происходит помимо социалистов».

Во Франции этот вид муниципального социализма потерпел неудачу почти повсюду, потому что в небольшом числе городов, где его пытались применить, он вводился только неспособными политиканами, принадлежавшими большей частью к самым низшим классам общества. Были города, некогда славившиеся ученостью, например, Ди-жон, порабощенные болтовней нескольких вожаков, которые избирали социалистический городской совет, где фигурировали два сапожника, кузнец, виноторговцы, несколько странствующих приказчиков, садовники, чернорабочий и т. п. Во время последних выборов там избрали в мэры простого железнодорожного артельщика. В Рубе точно так же организовалось социалистическое городское управление, долго предававшееся самым странным фантазиям; состояло оно большей частью из кабатчиков и разносчиков газет. Начали они с учреждения должностей на 75 000 фр. для своих родственников. Избиратели Рубе, сообразившие наконец, что для управления большим городом необходимы все-таки некоторые познания, кончили тем, что отделались от своего социалистического городского совета.

Что препятствует социалистическим муниципалитетам причинять Франции слишком большое зло, так это ограничение разных фантазий центральной властью, на утверждение которой должны представляться в большей своей части постановления муниципальных советов до приведения их в исполнение. Примеры Дижона, Рубе, Бреста и проч. прямо указывают, насколько децентрализация, столь превосходная в теории, была бы неосуществима у латинских народов. Конечно, эта централизация тяжела, стеснительна и разорительна, но она, тем не менее, необходима, так как без нее мы немедленно погрузились бы в ужасную анархию.

Эти опыты революционного коллективизма в малых размерах чрезвычайно поучительны, и, в назидание обществу, можно лишь пожелать, чтобы они участились, хотя бы с риском разорить несколько городов. Опыт – один из редких способов доказательства, доступных толпе. Опыты муниципального социализма дают довольно ясное понятие о возможных результатах коллективизма, если бы ему удалось завладеть большой страной.

«Социалистический опыт, – говорит газета «Temps», – чуть-чуть не погубил навсегда процветание коммуны в Рубе. Административные попытки коллективистов и их финансовые фантазий открывали эру беспорядка, хищения и разорения.

Рубе испытал революционное иго. Он стряхнул его. Но не безнаказанно большой город испытывает тиранию и своенравие коллективизма. Опыт стоит дорого, а потому надо радоваться, когда он непродолжителен и не оставляет за собой непоправимого разорения. Нравоучение из всей этой истории заключается в том, что последнее слово принадлежит всегда здравому смыслу, с условием, однако, не переставать бороться за него. Только настойчивостью и энергией Рубе был отвоеван у революционеров. Хороший пример для подражания!»

Конечно, пример для подражания. К сожалению, нужны недюжинные люди для одержания такой победы. Личности достаточно смелые, чтобы идти против народных течений, а не боязливо следовать за ними, становятся все реже. Такие мужественные защитники социального строя достойны нашего удивления и заслуживают памятников. Простой начальник мастерской сумел создать в Рубе движение, результатом которого, против всех ожиданий, явилось поражение социалистического городского совета и депутата, считавшегося одним из главарей партии коллективизма.

Если опыты социалистического городского управления, иногда довольно удачные в Англии и Америке, имеют так мало успеха во Франции и Италии, то просто потому, что, как я уже заметил, непременное условие этого успеха состоит в том, чтобы во главе управления стояли очень способные люди. Самые увлекательные политические мнения не могут заменить самых скромных практических способностей. Если бы рабочие классы умели самоуправляться, руководить предприятиями, устанавливать законы и правила, они вовсе не нуждались бы в буржуазии, без которой не могут теперь обойтись. Если только рабочий обладает достаточными способностями, он при одном этом условии уже близок к переходу в буржуазию. В Англии и Америке он видимо приближается к такому сословию, в Германии он еще довольно далек от него, у латинских же народов рабочему до этого сословия еще очень далеко.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ. ПРОМЫШЛЕННЫЕ СИНДИКАТЫ

§ 1. Распространение закона группировки однородных интересов. Этот закон применяется также в крупной промышленности. Промышленные синдикаты. Они распространяются теперь в странах, наиболее различающихся между собой.

§ 2. Американские тресты. Они представляют собой синдикаты промышленной монополии. Их основные характерные черты. Однородные заводы скупаются трестом, а не вступают в синдикаты. Неограниченное могущество главарей трестов. Они устанавливают сдельную плату и размеры производства. Как образуются тресты. Их финансовые операции. Почему заводы принуждены вступать в тресты. Число трестов в Америке. Каким образом они служат интересам публики. Полнейшее бессилие американских законов против трестов. Несмотря на их хищнический характер и пренебрежение к законности, тресты положили начало промышленному и торговому первенству Соединенных Штатов.

§ 3. Синдикаты промышленного производства в Германии. Их отличие от американских трестов. Заводы, занимающиеся одной и той же отраслью промышленности, вступают в синдикат, а не скупаются. Цель синдикатов – устранение конкуренции между однородными отраслями производства и поддержание продажных цен. Только синдикат имеет право сноситься с клиентами, определять размеры производства и назначать продажные цены. Немецкие синдикаты поддерживаются правительством.

§ 4. Синдикаты промышленного производства во Франции. Отсутствие солидарности у латинских народов всегда препятствовало объединению промышленников в синдикаты. Законы совершенно не поддерживают эти синдикаты. Незначительное число промышленных синдикатов во Франции. Они не имеют никакого влияния на продажные цены.

§ 5. Будущность синдикатов промышленного производства. Они являются результатом современного развития, но не доказано, что они могут долго бороться с конкуренцией, которую они хотят устранить. Немецкие синдикаты, основанные для устранения конкуренции, в настоящее время являются жертвой иностранной конкуренции. Невозможно предвидеть исход современного экономического развития. Оно все более и более ускользает от влияния законов и правил.

§ 1. РАСПРОСТРАНЕНИЕ ЗАКОНА ГРУППИРОВКИ ОДНОРОДНЫХ ИНТЕРЕСОВ.

Мы уже не раз видели в этом труде, что синдикаты и ассоциации, одним словом, группировки однородных интересов, составляют одно из характерных явлений настоящего времени. Хозяева, рабочие, служащие все более и более объединяются. Нам остается изучить одну новую, недавно народившуюся форму синдиката, значение которой стремится сделаться преобладающим.

Уменьшение доходности капиталов вследствие постепенного увеличения заработной платы, а также и конкуренции между производителями, заставило крупных промышленников составлять монопольные синдикаты, предназначенные для устранения конкуренции, уменьшения заводской стоимости изделий и поддержания продажных цен. Их быстрое развитие в самых различных странах, несомненно, указывает на то, что они отвечают известной экономической эволюции.

Возникли они в Америке. Их развитие быстро приняло там гигантские размеры. Они также развились в Германии, но в несколько иной форме. Мы займемся их изучением, главным образом, в этих двух странах.

§ 2. АМЕРИКАНСКИЕ ТРЕСТЫ.

Американские промышленные синдикаты называются обыкновенно трестами, хотя они и отказались пользоваться этим наименованием.

Трест представляет собой промышленный монопольный синдикат производителей, заводы которых соединились не в виде общества или компании, а посредством покупки одним или несколькими капиталистами, являющимися в синдикате полновластными хозяевами. Эта монополизация производства похожа на скупку товара, хотя несколько отличается от нее. Скупка – явление коммерческое, а не промышленное, и длительность его, по необходимости, очень непродолжительна. Скупщик покупает для того, чтобы, уменьшив обращение на рынке известного товара, которого сам не фабрикует и чаще всего даже и не видит, иметь возможность продать его дороже. Промышленный синдикат скупает производство, а не товар. Интерес, который представляло бы для него замедление производства продукта с целью сделать его более редким и тем возвысить его ценность, сдерживается в известных пределах неудобствами дезорганизации его мастерских и увеличения общих расходов на производство, расходов, уменьшающихся сообразно с увеличением его размеров.

Синдикаты, образуемые с целью монополизации производства, стремятся не только к уменьшению этих общих расходов, но особенно к уничтожению конкуренции между однородными учреждениями, и, следовательно, стараются препятствовать понижению продажных цен за известные пределы.

Тресты могли добиться громадного могущества, которым они обладают в Америке, только потому, что каждый из них управляется одним лицом, пользующимся неограниченной властью. Соединенные заводы не только просто объединены в синдикаты, как это практикуется в Германии, но скуплены одним капиталистом на средства, которые он может собрать при помощи разных финансовых комбинаций. Неизменное правило, соблюдаемое при создании этих синдикатов в Соединенных Штатах, заключается в том, чтобы они были в одних руках. Американцы охотно признают в политике преимущество представительного управления, но в области промышленности и торговли они отдают предпочтение полному самодержавию.

В силу этого принципа различные американские тресты почти всегда управляются одним хозяином. Например, нефтяной трест, образовавшийся из соединения целого ряда нефтеочистительных заводов, имеет во главе одно лицо. Стальной трест, который объединяет почти все металлургические заводы Америки и владеет более значительным флотом, чем многие европейские государства, также находится в руках одного хозяина. Эти властители направляют дело по своему усмотрению, не допуская никакого контроля, увольняя управляющих заводами, которых они находят неподходящими, определяя размер производства, вознаграждение рабочим и продажные цены. Они стараются как можно теснее специализировать работу каждой фабрики для уменьшения расходов по производству и увеличения таким образом доходов. Благодаря таможенным пошлинам, поддерживаемым законодателями, находящимися обычно на их жаловании, им нечего бояться какой-либо иностранной конкуренции.

Тресты возникают всегда одним и тем же порядком. Финансист, поддерживаемый синдикатом капиталистов или без этой поддержки, скупает все заводы, занимающиеся выделкой известного продукта, чтобы таким образом достигнуть полной монополизации всего производства.

Естественно, нужно быть очень крупным капиталистом, чтобы предпринимать подобные операции, в особенности когда они достигают таких огромных размеров, как покупка всех американских металлургических заводов за сумму в 5 миллиардов фр., как это сделал недавно один финансист.[117]

Впрочем, создатели этих колоссальных предприятий вовсе не имеют надобности владеть миллиардами, которые представляют их ценность. Им даже не приходится истратить копейки, если они пользуются достаточным престижем. Заставить выдать себе ценностей на 5 миллиардов без всяких затрат очень просто, если можно занять эту сумму. Единственный заимодавец, могущий доставить такую сумму, конечно, публика. Выпускают акции, которые раскупаются публикой, и вырученными деньгами расплачиваются с прежними владельцами заводов.

На практике операция эта довольно сложна и сопровождается проделками, удивительно ловко придуманными, но по своей безнравственности, по-видимому, значительно превосходящими подвиги разбойников, грабивших в старину на больших дорогах. Идеалом основателей трестов всегда было получение денег с публики, не давая ей ничего в обмен, и зачастую этот идеал вполне достигался. Успех их образа действий объясняется только тем, что большая часть трестов возникла почти одновременно. Акции каждого треста бывают двух совершенно различных категорий: акции с известными преимуществами и обыкновенные. Первая из них приносит из доходов предприятия, до распределения прибылей, столько-то (обыкновенно 7) процентов их номинальной стоимости. Они никогда не предлагаются публике; представляя стоимость заводов, вошедших в трест, они выдаются в уплату их бывшим владельцам. Что же касается обыкновенных акций, единственно выпускаемых в обращение, то они предоставляют право лишь на остаток от прибылей, если таковой окажется, но до сих пор основатели трестов устраивали так, что таких остатков не оказывалось. Де Рузье, у которого я заимствую эти подробности, замечает, что нельзя указать треста, который выдавал бы дивиденды на акции, обращающиеся в публике. Не принося никакого дивиденда, эти акции, естественно, страшно упали. Выпущенные по цене в 500 фр., они теперь большей частью котируются ниже 150 фр. Владельцы трестов нисколько на это не жалуются. Когда цена акций подходит достаточно близко к нулю, они их скупают и могут тогда выдавать на них крупные дивиденды, которые им ничего не стоят, потому что эти дивиденды получают они же сами. Акции, естественно, поднимаются в цене, что дает возможность основывать потом новые тресты при помощи таких же приемов и отчасти избавляться от неприятных криков со стороны дочиста обобранных акционеров.