Пётр Великий в жизни. Том первый

Н.И. Кашин. Поступки и забавы императора Петра Великого. (Запись современника). Сообщение В. В. Майкова. СПб., 1885. С. 34–35

Сам царь одет был Фризским крестьянином и вместе с тремя другими генералами искусно выколачивал на барабане. При такой обстановке и под звон колоколов, маски сопроводили неровную брачную чету в главную церковь и поставили её пред алтарем, где и обвенчал её столетний священник. Перед этим последним, потерявшим уже зрение и память, и еле стоявшим с очками на носу, держали две свечи, и в уши кричали ему какие он должен был читать молитвы перед брачною четою. Из церкви процессия отправилась в царский дворец, где весёлое пированье продолжалось несколько дней и сопровождалось катаньем на санях, во время которого также проделывались разные забавные потехи; но дальнейший рассказ о них был бы утомителен, и описанного довольно, чтобы показать, что при всех тяжких заботах своих по управлению, царь может думать и о забавах и обладает богатою для того изобретательностию.

Записки Вебера // Русский архив. № 6. 1872. Стлб. 1156

После Рождества Христова бывают церемониальные славления. В начале был всешутейшим князь-папою Пётр Иванович Бутурлин, из знатных персон; из дворян выбраны архиереи и архимандриты, протодьякон и дьяконы, и грозных заик двенадцать человек, папиных поддьяков плешивых двенадцать человек, весны двадцать четыре человека, изготовлены линии, впряженные по шести и по осми лошадей; и во втором часу ночи на оных линиях по расписанию господ и генералов во все святки к которым приезжать. И как всешутейший князь-папа приедет, в начале поп Битка дворцовый начинает и певчие государевы поют «Христос рождается» по обычаю; и потом поставят на столе великую чашу, с собою привезённую, налитую вином, и в ней опущен ковш, нарочно сделанный под гербом орла; и в поставленных креслах сядет князь-папа, и возле чаши положены два пузыря говяжьих от больших быков, и в них насыпано гороху, и у той чаши кругом на коленях стоят плешивые. И архидьякон возглашает: «Всешутейский князь-папа, благослови в чаше вино!». И потом папа с стола берёт по пузырю в руку и, обмоча их в чаше в вине, бьёт плешивых по головам, и весна ему закричит многолетие разными птичьими голосами. А потом архидьякон, из той чаши наливши ковш под гербом, подносит всем присутствующим и громогласно кричит: «Жалует всешутейший князь-папа вина!». А как выпьет, паки возглашает: «Такой-то архиерей, из чаши пив, челом бьёт». И по обношении все из дому поедут в дом князь-папе, и от него по своим домам, и во всей оной церемонии его величество присутствует.

Н.И. Кашин. Поступки и забавы императора Петра Великого. С. 35–36

25-го[декабря 1723 года]. Так как в первый день Рождества Христова русские певчие их величеств имеют обыкновение ходить к вельможам с вокальной музыкой и поздравлением, то они тотчас после обеда явились и к нашему двору в числе около сорока человек. Между ними были прекрасные голоса, в особенности великолепные басы, которые в России лучше и сильнее, чем где-нибудь, хотя манера их пения и не из лучших. У некоторых из их басистые голоса так же чисты и глубоки, как звуки органа, и они в Италии получали бы большие деньги. Император начал с этого дня славить, или ездить на пирушки, и был сперва у архиепископши (матери г. Остермана (Это была Стрешнева, тёща Остермана.)), потом у нового князя-папы и наконец у княгини, которая должна была стать епископшей. Все эти чины выдуманы, чтоб поднять на смех римского папу.

Дневник камер-юнкера Берхголъца, веденный им в России в царствование Петра Великого с 1721 по 1725 год. Ч. 1–4. М., 1902–1903. С. 139. С. 678

При наступлении дня нового года по новому календарю, царь в 4 часа утра отправился в церковь, и так как день этот считается одним из самых больших праздников, то царь сам пел в церкви и читал пред алтарем Апостол, что обыкновенно делает он теперь со времени упразднения патриаршества. Когда богослужение кончилось и царь возвратился домой, стреляли из всех крепостных пушек. Мы поздравляли царя, царицу, царевен и были все допущены к целованию их рук, после того как из собственных рук Его Величества выпили все по чарке водки. После обеда царь со всеми знатными Русскими отправился славить, что и продолжалось целые восемь дней. Это такой Русский обычай, которого царь уничтожать не хотел. Русское слово славить означает праздновать, чествовать, или благодарить Бога, и совершается этот обычай таким образом. Двое Русских идут впереди с известным железным снарядом, похожим на литавры иди бубны (колотушка, которою колотят по этому инструменту, для смягчения звука, обтягивается сукном); за тем следует царь со всем духовенством и великою свитою князей и бояр. Все это общество едет на санях и посещает всех знатных придворных. Прибывши к кому-либо в дом, начинают пением Русской молитвы: Тебе Бога хвалим, потом пожелание счастия с новым годом и по окончании славления является хозяин, подает царю, как главному здесь священнодеятелю, почтенную признательность деньгами и приглашает гостей за стол, за которым щедро угощает разными кушаньями и напитками. Гости во всяком доме посидят так часа два слишком, и в день сделают пять-шесть визитов, которые, благодаря присутствию царя, доставляют духовенству значительную прибыль.

Записки Вебера // Русский архив. № 6. 1872. Стлб. 1150

Бывало, на святках компания человек в 200 в Москве или Петербурге на нескольких десятках саней на всю ночь до утра пустится по городу «славить»; во главе процессии шутовской патриарх в своём облачении, с жезлом и в жестяной митре; за ним сломя голову скачут сани, битком набитые его сослужителями, с песнями и свистом. Хозяева домов, удостоенных посещением этих славельщиков, обязаны были угощать их и платить за славление; пили при этом страшно, замечает современный наблюдатель.

Ключевский В.О. Сочинения в девяти томах. Т. IV. С. 35

При указе (по поводу славления) приложено объявление «что иметь в доме, в оный же входим: хлеб, соль, калачи, икра, сельди, окорока, сухие куры и зайцы, ежели случится; сыр, масло, колбасы, языки, огурцы, капуста и яйца. Над всеми же сими превозлюбленные нами вина, пиво и мёд, сего, что вяще, то нам угоднее будет, ибо в том живём и подвижимся, и есть ли или нет, не ведаем». Жители боялись этого славления пуще огня. Ожидая его, готовились к смерти. Во время такого славления был замучен старик Головин, которому Пётр приказал принять участие в процессии, нарядившись чёртом. Старик отказался. Его раздели донага, нахлобучили шапку с рогами и посадили на лёд, заставив его просидеть так час. Головин схватил горячку и умер.

Е. Олартъ. Петр I и женщины. М., 1997. С. 35

4-го (14-го) января. Богатейший московский купец, по фамилии Филадилов, тем, что за славленье Христа дал царю с боярами только 12 рублей, так оскорбил царя, что царь тотчас же послал в дом означенного купца 100 мужиков, с приказом, чтобы тот немедленно заплатил каждому по рублю. Чужая опасность сделала более осторожным князя Черкасского, которого честят именем богатейшего мужика; чтобы не заслужить гнева царского, он поднёс толпе славильщиков тысячу рублей: такую же готовность должны были изъявлять и Немцы. У них везде накрыты были столы и наполнены холодными кушаньями, чтобы не застали их неготовыми.

Корб И.-Г. Дневник путешествия в Московское государство. С. 528

…Пётр славит со своими сановниками, офицерами, боярами, шутами, денщиками и слугами; поют разные песни, сначала духовные, а потом шутовские и застольные. Огромным роем налетает кампания в несколько сот человек в дома купцов и вельмож; едят и пьют через меру, допиваются до болезни. У Меншикова, по этому поводу, расставлены были бочки с пивом и мёдом, и пол устлан сеном. Царь и люди его свиты получают от хозяев посещаемых домов подарки. Пока продолжается славленье, сколько ни хлопочи, не добьёшься свидания с царём и с кем либо из его сановников.

Записки Юста Юля, датскаго посланника при Петре Великом. Чтения в Обществе Истории и Древностей Росссийских, 1899 г., кн. 3, стр. 129.

Секретарь посольской канцелярии Степанов в письме из Москвы от 29 декабря 1707 г. жаловался Г.И. Головкину, что его величество уже второй день не изволить принимать доношений, присланных Головкиным, «понеже забавны были пирами от славенья… и княжии письма третий день не читаны».

Белозерская Н. А. Из жизни Петра Великаго. Первые годы сближения Петра I с Екатериной Алексеевной. 1702–1709 гг. Исторический вестник. Историко-литературный журнал. Май, 1903. Т. XCII. С. 187

19-го [января 1724 года], в воскресенье, давали комедию под названием: «Бедный Юрген». Император был на её представлении и имел подле себя повара Ганса Юргена, над которым всячески трунил. Но повар молодецки защищался разными шутовскими выходками; так, напр., когда арлекин, представлявший бедного Юргена, произносил это имя, он всякий раз бросал в него горсть муки.

Дневник камер-юнкера Берхголъца… С. 701

На сороковом году жизни он с восторгом катается на деревянных лошадках и весело покрикивает: «Живей, живей!», а когда некоторые из его спутников падают с лошадей от быстроты вращения, он хохочет до слёз.

Е. Олартъ. Петр I и женщины. М., 1997. С. 34

Сложность комизма задумываемых им маскарадов, пародий, шуточных празднеств трудно постижима. Никто не станет отрицать, что устроенная Петром свадьба шута Тургенева в 1695 году, такое же празднество в 1704 году, свадьба Зотова в 1715 году и проч. отличались особенной грубостью шуток, юмором для нашего века и нрава едва понятным.

Брикнер А. Г. История Петра Великого… C. 266

Января 8-го умер карлик, бывший в услужении у царя и очень им любимый, почему царь и приказал устроить ему торжественные похороны. Впереди шли 4 Русских священника, облачённые в великолепные ризы, потом хор из 30 певчих, за которыми следовали 2 маршала, предшествуя телу. Гроб обтянут был чёрным бархатом, и везли его на санных дрогах шестернею премалорослых вороных лошадок; позади на дрогах сидел карлик, лет 50, брат умершего и поддерживал гроб, охватив его руками. Тотчас за телом шли 12 пар карликов, держась попарно за руки, одетые в чёрные кафтаны, с длинными, по земле волочившимися, мантиями и обшитые флёром. Ещё красивее была процессия карлиц: они шли за карликами в таком же порядке, и по росту размещены были на подобие органных дудок. Наконец Его Величество, со всеми своими генералами, министрами и другими чинами заключал шествие.

Записки Вебера // Русский архив. № 6. 1872. Стлб. 1149

1-го [февраля 1724 года]. После обеда его высочество (герцог Голштинский) узнал, что в этот день назначены похороны маленького императорского карлика, недавно умершего, и отправился со мною к барону Штремфельду, чтоб посмотреть на печальную процессию, которая должна была пройти мимо его дома. Она показалась там в 6 часов. Впереди всех шли попарно тридцать певчих – всё маленькие мальчики. За ними следовал в полном облачении крошечный поп, которого из всех здешних священников нарочно выбрали для этой процессии по причине его малого роста. Затем ехали маленькие, совершенно особого устройства сани, на которых помещалось тело. Их везли 6 крошечных лошадей, принадлежащих отчасти великому князю, отчасти маленькому князю Меншикову. Они были покрыты до самой земли чёрными попонами и ведены маленькими дворянами, между которыми находилось несколько придворных пажей. На санях стоял маленький гроб под бархатным покровом. Тотчас позади их шёл маленький карло и фаворит императора в качестве маршала с большим маршальским жезлом, который был обтянут чёрным и от которого до земли спускался белый флёр. На этом карле, как и на всех прочих его товарищах, была длинная чёрная мантия; он шёл во главе других карликов, следовавших за ним попарно, именно меньшие впереди, большие позади, и в числе их было немало безобразных лиц и толстых голов. Потом выступал такой же другой маленький маршал во главе карлиц. Из них первая принадлежала принцессам, и её, как первую траурную даму, по здешнему обычаю, вели двое из самых рослых карл. Лицо её было совершенно завешено чёрным флёром. За нею следовала маленькая карлица герцогини Мекленбургской, как вторая траурная дама, и её также вели под руки два карла. Позади их шло ещё несколько пар карлиц. По обеим сторонам процессии двигались с факелами огромные гвардейские солдаты в числе по крайней мере 50 человек, а возле обеих траурных дам шли четыре громадных придворных гайдука в чёрных костюмах и также с факелами. Такую странную процессию не в России едва ли где-нибудь придётся увидеть. От дома императора до проспекта карлы шли пешком, но там все они должны были сесть в большие сани, в которые запрягли шесть лошадей, и ехать за телом в Ямскую (Слободу), т. е. до самого места погребения. После похорон всех карл и карлиц угощали в доме императора, и по этому случаю для них сделаны были совершенно особого рода и соразмерной величины столы и стулья. Император вместе с князем Меншиковым шёл за процессиею пешком (но не в траурном одеянии) от самого своего дома до проспекта. Когда карл сажали там в сани, он, говорят, многих из них бросал туда собственными руками. Его величество присутствовал и при обеде карл. Умерший карло был тот самый, для которого в 1710 году устроена была большая и знаменитая свадьба сорока пар карл и карлиц, собранных по приказанию императора изо всего государства. Жена его после сделалась беременною, но не могла разрешиться и умерла вместе с ребёнком; почему его величество нашёлся вынужденным воспретить браки карликов с карлицами. Карло этот был прежде в великой милости у государя, но за своё страшно развратное поведение мало-помалу лишился её, тем более что все попытки к его исправлению оставались тщетными.

Дневник камер-юнкера Берхголъца… С. 705–706

Но Пётр от природы не был лишён средств создать себе более приличные развлечения. Он, несомненно, был одарён здоровым чувством изящного, тратил много хлопот и денег, чтобы доставать хорошие картины и статуи в Германии и Италии: он положил основание художественной коллекции, которая теперь помещается в петербургском Эрмитаже.

Ключевский В.О. Сочинения в девяти томах. М.: «Мысль», 1989. Т. IV. С. 36

[1716] 8-го марта: по указу царскаго величества, будучи во Гданску, куплены у Гданскаго жителя Ягана фон-Гука две картины больших живописных в чёрных рамах за 65 ефимков албертусовых, которые выдать т. капитану поручику Тихомирову, по неже те куплены для посылки в Питербурх в дом царскаго величества.

Книга расходная кабинетным суммам 1716 года. Сборник выписок из архивных бумаг о Петре Великом. Т. II. М. 1872. С. 28

[1717] Генваря в 2 д. царское величество указал заплатить Амстердамскому жителю Юрью Гезелю за две книги больших (которые по указу его величества купил дохтор Арескин) в которых вложены паргаминовые листы, на которых малёвано самым добрым мастерством живописным всяки цветы, также бабачки, мушки и прочие всякие животные (которых паргаминовых листов будет числом 254 листа), три тысячи гульденов голландских, а ефимками иметца тысяча двести, которые выдать записав в расход.

Книга расходная кабинетным суммам 1717 года. Сборник выписок из архивных бумаг о Петре Великом. Т. II. М. 1872. С. 77

Он имел вкус особенно к архитектуре; об этом говорят увеселительные дворцы, которые он построил вокруг своей столицы и для которых выписывал за дорогую цену с Запада первоклассных мастеров, вроде, например, знаменитого в свое время Леблона, «прямой диковины», как называл его сам Пётр, сманивший его у французского двора за громадное жалованье. Построенный этим архитектором петергофский дворец Монплезир, со своим кабинетом, украшенным превосходной резной работой, с видом на море и тенистыми садами, вызывал заслуженные похвалы от посещавших его иностранцев. Правда, незаметно, чтобы Пётр был любителем классического стиля: он искал в искусстве лишь средства для поддержания легкого, бодрого расположения духа; упомянутый его петергофский дворец украшен был превосходными фламандскими картинами, изображавшими сельские и морские сцены, большею частью забавные.

Ключевский В.О. Сочинения в девяти томах. Т. IV. С. 37

Росписи книгам, которые куплены, перевод: Тонель или Театр Пьемонта и Савойи, две книги в лист, 120 гульденов; Театр городов, в лист, 30 г.; Роева Брабандиа на лат., франц. и гол. языках, 46 г.; Кабинет римской, в лист, 12 г.; Делиции великой Британии, 32 г.; Делиции Италии, 20 г.; Делиции Гишпании и Португалии, 27 г.; Рисунок и описание стараго и новаго Рима, в лист, 65 г.; Колонна или столп Троянский, в лист, 100 гульд.; Делиции Речи Посполитой полной, 60 частей во франц. пер., 150 г.; Театр великой Британии, в лист, 42 г.; Архитектура Витрувиева от Перолта сочин., в лист, 26 г.; Диоптрика Окуляриа или зерцало очное, в лист, 24 г.; Босхна художество символическое, в лист, 30 г.; Кеттен Аппеллес символ., в осмуху, 8 г.; Менестрериа Философиа, в осмуху, 6 г.; Наука людей придворных, в осмуху, 9 г.; Художество токарное чрез Плюмиера, в лист, 24 г.; Юлиус Цесарь, в осмуху, 6 г.; Мемории о артиллерии, изданный г. Кемгом, две книги с фигурами, 36 гульд.; Материальная камора с фигур., в лист, 25 г.; Описание водовзводное и фонтан и лабиринтов, 20 г.; Открытая воинская школа генералом и адмиралом, с фигур., 30 г.; Математическая работная школа, с фигур., 6 г.; Штукарныя махины водовзводныя, мельниц и огненных труб, с фигур., 18 г.; Основательное описание солнечных часов и обращение и движение часов, с фигур., 7 г.; Образец укреплять место от наиславнейших инженеров изданной, с фигур. 7 гульд. 1716 г. в 21 д. марта. Написано рукою Черкасова: всего надлежит заплатить 928 гульденов. Рукою [кабинетсекретаря] Макарова: Понеже против сей росписи царское величество указал взять на себя и для того заплатить тому купцу за 928 гульденов по расчёту мелкими деньгами что надлежит, записав в расход с роспискою.

Книга расходная кабинетным суммам 1716 года. Сборник выписок из архивных бумаг о Петре Великом. Т. II. М. 1872. С. 31

Привыкнув жить кое-как, в чёрной работе, Пётр, однако, сохранил уменье быть неравнодушным к иному ландшафту, особенно с участием моря, и бросал большие деньги на загородный дворец с искусственными террасами, каскадами, хитрыми фонтанами, цветниками и т. п. Он обладал сильным эстетическим чутьём; только оно развивалось у Петра несколько односторонне, сообразно с общим направлением его характера и образа жизни. Привычка вникать в подробности дела, работа над техническими деталями создала в нем геометрическую меткость взгляда, удивительный глазомер, чувство формы и симметрии; ему легко давались пластические искусства, нравились сложные планы построек; но он сам признавался, что не любит музыки, и с трудом переносил на балах игру оркестра.

Ключевский В.О. Сочинения в девяти томах. Т. IV. С. 37

По временам на шумных увеселительных собраниях петровой компании слышались и серьёзные разговоры. Чем шире развертывались дела войны и реформы, тем чаще Пётр со своими сотрудниками задумывался над смыслом своих деяний. Эти беседы любопытны не столько взглядами, какие в них высказывались, сколько тем, что позволяют ближе всмотреться в самих собеседников, в их побуждения и отношения, и притом смягчают впечатление их нетрезвой и беспорядочной обстановки. Сквозь табачный дым и звон стаканов пробивается политическая мысль, освещающая этих дельцов с другой, более привлекательной стороны. Раз в 1722 г., в весёлую минуту, под влиянием стаканов венгерского, Пётр разговорился с окружавшими его иностранцами о тяжёлых первых годах своей деятельности, когда ему приходилось разом заводить регулярное войско и флот, насаждать в своём праздном, грубом народе науки, чувства храбрости, верности, чести, что сначала всё это стоило ему страшных трудов, но это теперь, слава богу, миновало, и он может быть спокойнее, что надобно много трудиться, чтобы хорошо узнать народ, которым управляешь. Это были, очевидно, давние, привычные помыслы Петра; едва ли не он сам начал продолжавшуюся и после него обработку легенды о своей творческой деятельности. Если верить современникам, эта легенда у него стала даже облекаться в художественную форму девиза, изображающего ваятеля, который высекает из грубого куска мрамора человеческую фигуру и почти до половины окончил свою работу. Значит, к концу шведской войны Пётр и его сотрудники сознавали, что достигнутые военные успехи и исполненные реформы ещё не завершают их дела, и их занимал вопрос, что предстоит ещё сделать.

Ключевский В.О. Сочинения в девяти томах. Т. IV. С. 37

Разумеется, раннее отторжение от привычного «чина» царского обихода и приобщение Петра к людям «всякого чина» и к иноземцам с иными понятиями, столь же разнообразными, как и этнографический состав Немецкой Слободы, содействовали той умственной свободе, которая резко отличает Петра от его предшественников; но этим указанием не может быть исчерпано объяснение: главная его часть должна пасть на долю цепкости, стремительной сообразительности и постоянно возбужденной силы петровского ума. Только при отмеченных свойствах ума и гениальной способности не по дням, а по часам превращаться из «московита» – в европейца не по внешности только, а по самому способу мышления и по умственным эмоциям – из Петра и мог выйти такой преобразователь России, каким он вышел.

Фирсов Н.Н. Петр I Великий, московский царь и император всероссийский: Личная характеристика. – Москва, 1916. С. 16

Татищев в своей Истории Российской передает рассказ об одной застольной беседе, слышанной, очевидно, от собеседников. Дело было в 1717 г., когда блеснула надежда на скорое окончание тяжкой войны. Сидя за столом на пиру со многими знатными людьми, Пётр разговорился о своём отце, об его делах в Польше, о затруднениях, какие наделал ему патриарх Никон. Мусин-Пушкин принялся выхвалять сына и унижать отца, говоря, что царь Алексей сам мало что делал, а больше Морозов с другими великими министрами; всё дело в министрах: каковы министры у государя, таковы и его дела. Государя раздосадовали эти речи; он встал из-за стола и сказал Мусину-Пушкину: «В твоём порицании дел моего отца и в похвале моим больше брани на меня, чем я могу стерпеть». Потом, подошедши к князю Я.Ф. Долгорукому, не боявшемуся спорить с царём в Сенате, и, став за его стулом, говорил ему: «Вот ты больше всех меня бранишь и так больно досаждаешь мне своими спорами, что я часто едва не теряю терпения; а как рассужу, то и увижу, что ты искренно меня и государство любишь и правду говоришь, за что я внутренне тебе благодарен; а теперь я спрошу тебя, как ты думаешь о делах отца моего и моих, и уверен, что ты нелицемерно скажешь мне правду». Долгорукий отвечал: «Изволь, государь, присесть, а я подумаю». Пётр сел подле него, а тот по привычке стал разглаживать свои длинные усы. Все на него смотрели и ждали, что он скажет. Помолчав немного, князь говорил так: «На вопрос твой нельзя ответить коротко, потому что у тебя с отцом дела разные: в одном ты больше заслуживаешь хвалы и благодарности, в другом – твой отец. Три главные дела у царей: первое – внутренняя расправа и правосудие; это ваше главное дело. Для этого у отца твоего было больше досуга, а у тебя ещё и времени подумать о том не было, и потому в этом отец твой больше тебя сделал. Но когда ты займёшься этим, может быть, и больше отцова сделаешь. Да и пора уж тебе о том подумать. Другое дело – военное. Этим делом отец твой много хвалы заслужил и великую пользу государству принёс, устройством регулярных войск тебе путь показал; но после него неразумные люди все его начинания расстроили, так что ты почти всё вновь начинал и в лучшее состояние привёл. Однако, хоть и много я о том думал, но ещё не знаю, кому из вас в этом деле предпочтение отдать: конец войны прямо нам это покажет. Третье дело – устройство флота, внешние союзы, отношения к иностранным государствам. В этом ты гораздо больше пользы государству принёс и себе чести заслужил, нежели твой отец, с чем, надеюсь, и сам согласишься. А что говорят, якобы каковы министры у государей, таковы и дела их, так я думаю о том совсем напротив, что умные государи умеют и умных советников выбирать и верность их наблюдать. Потому у мудрого государя не может быть глупых министров, ибо он может о достоинстве каждого рассудить и правые советы отличить». Пётр выслушал всё терпеливо и, расцеловав Долгорукого, сказал: Благий рабе верный! В мале был ecи мне верен, над многими тя поставлю. «Меншикову и другим сие весьма было прискорбно – так заканчивает свой рассказ Татищев, – и они всеми мерами усиливались озлобить его государю, но ничего не успели».

Ключевский В.О. Сочинения в девяти томах. Т. IV. С. 37–38

Использованные источники

Аделунг Ф. Критико-литературное обозрение путешественников по России до1700 года и их сочинений. М., 1864. Т.2