скачать книгу бесплатно
Я вспомнила треугольник-«особнячок», начерченный по рассказам «нетопыря» отдельно от триады «наблюдатели – ведьмы – нечисть».
– Он ищет меня, но найдет тебя, – предупредила ведьма. – На тебе – моя тень, а он такое видит. Это… похоже на одержимость, но не совсем. Одержимость…
– …две души в одном теле, знаю, – я кивнула. – А ты ещё жива. Ведь жива же?
– Да, иначе бы… всё. Духи ведьм не могут подселяться к человеку вторым «жильцом», это способности нечисти. Нет, прежние ведьмы умели – стародавние, но ненадолго – на час-два. А мы давно лишились нужных для этого знаний. И я жива, – ведьма расслабленно откинулась на спинку кресла. – Очень хотела в этом убедиться. Спасибо, Рада.
– Пять лет прошло, – вспомнила я её слова. – Как там, где ты находишься, получается учитывать время? И – где ты находишься?
– Не помню… – Гульнара снова сникла. – Почему именно пять лет – тоже… Но когда пытаюсь что-то вспомнить, перед глазами встаёт именно эта цифра.
Я рассеянно сделала в блокноте кое-какие пометки и осторожно спросила:
– Но вообще тебя реально найти?
– Да, – она опять расправила плечи и повернусь ко мне. Глаза из-под шляпы загорелись ярче прежнего. – Я оставляла следы. Я шла к цели, как по пещерному лабиринту, понимаешь? И на «поворотах» рисовала крестики-метки, чтобы те, кто пойдёт за мной, восстановили мой путь.
– Что за метки? – я приготовилась писать.
– Ты их не увидишь, – сообщила ведьма с сожалением. – В тебе нет силы – и нет магического зрения. Но брат – он увидит. Да, – проклятая улыбнулась, – ты найдёшь место с меткой – почувствуешь, вычислишь по видимым человеку деталям и приметам, а брат найдёт мои следы. Только так.
– А другая ведьма… – начала я, но Гульнара перебила резко:
– Нет! Это опасно! Посмотри на меня! Нельзя подставлять других! Брат – заклинатель, он работает с нечистью и всё про неё знает. Он справится. А обычная ведьма может пропасть так же, как я. И ты – вместе с ней, понимаешь?
Я нахмурилась, но кивнула.
– Молчи обо мне, – предупредила она. – Никому не говори. Не рискуй. Иначе их жизни будут на твоей совести, Рада. Только ты и брат. И этот «нетопырь», если прибьётся. Не бойся меня, – попросила мягко. – Я не враг ни тебе, ни себе. Ни одна ведьма не услышала мой крик о помощи. Только ты. И, может, ты – мой единственный шанс спастись. Первый и последний. Я тебя не трону. Не бойся.
Теория проклятой звучала убедительно и логично, но мне в ней что-то не понравилось. И включилась журналистская интуиция, как и в случае с нечистью шепнувшая: «Проверь». Я слишком мало знаю, чтобы слепо верить, безоглядно соглашаться и отметать запасной путь, указанный «нетопырём». Слишком эта история странная и опасная.
– Ты ведь защитишь мою тайну? – Гульнара наклонилась ко мне, сверкая глазами. – Не расскажешь?..
– А кому? – я посмотрела на неё с иронией. – Я даже не знаю, как отличить распиаренного экстрасенса от истинной ведьмы.
– Не расстраивайся, – в её голосе снова послышалась улыбка, – всё правильно. Так и должно быть.
И я вернулась к более актуальной теме:
– Как найти твои метки?
Проклятая побарабанила пальцами по подлокотникам и начала издалека:
– Знаешь, а я помню то время… «бабочек». Обрывками, но помню. Я хотела работать с нечистью и долго выбирала тему. Их много живёт среди людей… особенно низших. Этих вообще от человека не отличишь – нормальные глаза, стандартная внешность. Живут лишь в два-три раза дольше, старятся позднее. А кроме них есть высшие, как твой новый знакомец. Они не умеют мимикрировать полностью, поэтому живут на отшибе, в глуши и обычно в одиночестве. Их очень мало. И есть те, кто посередине. Неотличимы от людей, но имеют магию и интересную особенность. Как «бабочки».
Я, уткнувшись в блокнот, делала пометки. Гульнара покосилась на меня и продолжила:
– Понимаешь, Рада, я не хотела изучать то, где веками паслось стадо мастодонтов. Я хотела… уплыть, – и в её хрипловатом голосе зазвучало вдохновение. – Не перекапывать в сотый раз один и тот же участок земли, ища то, чего нет, а сесть на корабль и уплыть в туман, к новым землям – и к новым открытиям. Чтобы однажды вернуться, – и вдохновение сменилось злостью, – и показать этим старым кикиморам! Они же сидят в своих раковинах, скованные правилами и требованиями, как огня боятся наблюдателей и копаются в одних и тех же помоях! Поставили на всё малоизученное гриф «Секретно» и запрещают к нему даже близко подходить!
Отчасти я проклятую понимала. Собственно, поэтому-то меня ведьмино заклятье и зацепило – я тоже хотела запретной новизны в работе. И дохотелась… да, почти до проклятья. И тьфу-тьфу-тьфу…
– Ты не представляешь, каково это, – ведьма снова стиснула подлокотники, – туда нельзя, то не трогай… Всё самое интересное и увлекательное – за семью печатями. Единственное, что не прятали, – это сведения об истребленной нечисти. О якобы истребленной, – уточнила выразительно. – Рапортуют всегда об одном, но через сто-двести лет то «ящерица» уничтоженная всплывёт, то… «бабочка».
Надо же, ещё и «ящерицы» есть…
– И эти дряхлые идиотки… Знаешь, как они живут? Как страусы. Спрятали голову в песок, подставили зад наблюдателям. Что угодно делать готовы, лишь бы их драгоценный Круг не трогали. Их же мало – истинных ведьм, – и рисковать они уже не хотят. И знать ничего не хотят, – её голос сочился горечью. – Я мечтала доказать, что они узко мыслят – узко и примитивно. И не видят дальше собственного носа – не обращают внимания на тех, кто прячется в тенях.
Гульнара замолчала подавленно, и я шустро проанализировала её речь, делая заметки на полях.
Первое: «Дряхлые». Да, она должно быть молода. Очень молода, ибо для молодёжи и сорокалетние – старики.
Второе: «страусы» и «драгоценный Круг». С такой ненавистью говорят о том, чем хотят владеть, но не могут. О мечтательно-недоступном. Она хотела в Круг. И из-за этого выбрала сложную тему, чтобы её оценили и поскорее приняли на работу. Но не сложилось, и любовь сменилась лютой ненавистью. И мыслями о мести?.. Здесь я поставила знак вопроса. Да, и «мечтала доказать» сюда в принципе подходит. Но требует проверки.
Далее. «Узко и примитивно» – поразительная самоуверенность и самонадеянность. Не буду слушать старших, пойду и пересчитаю любезно подложенные судьбой грабли. И найду то, что спрятали, исключительно из вредности. У меня это прошло, когда я уехала от семьи поступать в университет, причём буквально за полгода. Под хрустальным колпаком ты, что ли, жила всегда?.. Но бед точно не знала. Битые судьбой в глупости не лезут, даже если им кровь из носу надо доказать, что они самые-самые. Наблюденческое ИМХО, да.
– Для тебя любой собеседник – открытая книга?
Я вздрогнула, отвлекаясь. Проклятая, придвинувшись, заинтересованно заглядывала в мои записи.
– Нет, конечно, – я смутилась. – Просто речь… Речь – это зеркало. Человек может чего-то не помнить или скрывать истину, но то, какие слова он подбирает, с какими интонациями их произносит, как строит фразы, говорит о многом. О воспитании и образовании, о темпераменте и мироощущении… И об ощущении себя в мире. Основы психологии из учебного курса, – пояснила неловко, – словесный портрет собеседника. Чтобы понимать, о чём спрашивать, на какие точки давить…
Гульнара одобрительно кивнула и заметила:
– Интересно. Знаешь, Рада, нам говорили, что люди не владеют силой и лишены тайной магии. А выходит, ведьмы ошибаются. И ничего-то они о вас не знают, гусеницы надменные. У нас ведь душа – это сфера сила, специальные навыки и заклятья. Которые помогают проникнуть в чужую душу и вывернуть её наизнанку. Ведьмы тратят на это уйму времени и сил, учатся годами, а ты послушала меня пять минут, взяла свой писчий скальпель, препарировала и разложила мою душу на бумаге. Впечатляет.
– Это часть моей работы. Предположения, которые могут оказаться правдой, а могут подвести в самый ответственный момент, – и я поспешила вернуться к прежней теме: – Итак, ты нашла тех, кто прячется в тенях?
– Да, – в голосе проклятой зазвучала гордость. – Я перерыла в архиве всё, что касалось якобы истреблённой нечисти. Выяснила досконально особенности, вычислила любимые места обитания, узнала, какие они оставляют следы. И в итоге остановилась на «бабочках». Понимаешь, это уникальная нечисть, самая живучая из всех, когда-либо обитавших в нашем мире. Например, есть «змея» – кажется, убил её, а она шкуру сбросила и утекла кровью под землю, чтобы там отлежаться, сформироваться заново и вернуться даже более сильной, чем прежде.
Я посмотрела на ведьму недоверчиво, а она подтвердила:
– Это правда – малая часть правды. О большей ты никогда не узнаешь, и скажи спасибо. Не дело людей вникать в дела нечисти – вы слишком хрупкие. Беззащитные. И являетесь… материалом. Патентованная нечисть вынуждена жить на «воде» – на растворённых в мире тёмных человеческих эмоциях. А вот запрещённая, которой по колено ведьмовские запреты, и съесть может, и частичку души личинкой в человеческое тело отложить, чтобы там вызрело потомство, как, например, «мухи» делают. Или, как «бабочки», использовать тело вместо кокона, чтобы вылупиться.
Я испуганно сглотнула. По коже побежали неприятные мурашки.
– Как же они… – я запнулась. – И среди нас?..
– Вот для этого и нужны ведьмы, – просто ответила Гульнара. – Чтобы вы не знали, кто обитает рядом. И чтобы даже не подозревали, какой опасности подвергаетесь каждую минуту.
– Ладно, – я тряхнула головой, отгоняя мерзкие мысли. – Вернёмся к «бабочкам».
– И они же – наши бараны, – она улыбнулась. – Я нашла их следы, Рада. Я исколесила всю страну, изучая подходящие для «бабочек» места, и нашла следы здесь, в городе. Их ни с чем не спутать и ничем не прикрыть. Когда «бабочки» ищут подходящее тело, то снуют повсюду в виде одноименных насекомых, но! – и проклятая красноречиво подняла указательный палец в знак внимания. – Не каждый человек обладает нужными знаниями, чтобы обратить внимание на странную бабочку.
– То есть к нам залетело то, что в наших широтах не водится? – благодаря дяде я немного понимала в повадках этих членистоногих и чешуекрылых. – Какой-нибудь махаон?
– В точку, – Гульнара удовлетворённо щёлкнула пальцами. – Подвид ussuriensis, самый крупный махаон, обитающий в Приморье.
– Светлый и с двумя красными точками на краях крыльев у… хвоста? – дядя, что бы я без тебя делала… Не зря ты три недели гонялся за этой заразой, а потом радостно приседал мне на уши.
– В одной из расцветок. Но для тех, кто не в курсе, это просто бабочка. Крупная, необычная, но мало ли нас окружает вещей, на которые мы не обращаем внимания, или, обращая, не придаём им значения?
…а потом платим за это, читалось в подтексте. Я зябко повела плечами.
– Я изучала специализированную прессу, – продолжала ведьма, – и искала странные случаи, ведь ученые или увлечённые любители не могут не заметить насекомое, которому не должно обитать там, где оно оказалось. Особенно зимой.
Ну да… Без комментариев.
– И я штудировала Сеть – посты, фотографии, замечания. Я жила этим… лет семь, пока не нашла, что искала. Здесь, – она хлопнула ладонью по подлокотнику кресла, – в этом парке, был сделан очень любопытный снимок. Конец весны девятого или десятого года. Цветущая сирень. Центральный парк открыт после затяжной реконструкции, о которой трубят все городские газеты. Длинные статьи и чёрно-белые снимки – клумб, скамеек, кустов. И на одном кусте сидело вот это.
Гульнара протянула левую руку, и на тыльной стороне её ладони мягко расправило крылышки обсуждаемое насекомое. Тёмная паутинка линий, светлые «прожилки», чёрное кружево окантовки крыльев с красными точками внизу, у «хвоста».
– Ничего не замечаешь? – в голосе проклятой послышалось лукавство.
Я отрицательно мотнула головой и пожала плечами.
– Тогда посмотри сюда, – и на второй её руке возникла другая бабочка.
Разница была видна невооруженным взглядом. Очень похожи, но вторая мельче, изящнее, и на нижних крыльях, кроме красных, нашлись и синие пятна, по шесть штук с каждой стороны. И густое кружево верхних крыльев – не сплошь чёрное, а полосатое: тёмная полоса края – светлые пятна – серая полоса – опять чёрная – и опять крупные светлые пятна. И последний ряд перед тельцем – вперемешку: серое пятно, чёрное, светлое, чёрное…
Я рассматривала бабочек с толикой неприязни. Вот за что люблю Сибирь, так за то, что здесь полгода зима плюс четыре месяца подготовки к ней, и насекомых очень мало, если не считать снежных «мух». При дяде я своё отношение сначала скрывала, а потом поняла, что ему пофиг. Как любая увлечённая натура, он часами показывал и рассказывал – и слушал лишь себя, и любовался своей коллекцией сам.
Первая бабочка шевельнула крыльями, и я вздрогнула, отшатнувшись. Крылья двигались асимметрично, вразнобой – одно шло вверх, а второе вниз. И при этом паутинная вязь растеклась по крыльям, как пролившиеся чернила, меняя рисунок, и на секунду мне померещилась чужая морда лица – прищуренные чёрные глаза без белков, противная ухмылка…
– Заметила, да? – стряхнув вторую бабочку, Гульнара ловко схватила первую и сунула её в карман платья. – А люди не видят. Привычные образы так давно стали частью человеческой жизни, что детали уже не заметны, лишь смутный образ отмечается краешком мозга, когда возникает в поле зрения. И нечисть вовсю этим пользуется.
Я поёжилась.
– Когда «бабочка» подселяется к человеку, то, захватывая тело, она теряет крылья. Конечно, со временем их заметает пылью и землей, но если знаешь, где примерно случилось подселение, то выкопать крылья несложно. Это и есть главный след. Капризы природы и время над ними не властны.
– В парке? – мне стало не по себе. Я же там каждый день хожу и в ус не дую…
– Да. И на месте нахождения первой пары крыльев я оставила первую же зацепку-метку. С тех пор полянка с сиреневыми кустами могла измениться сто раз… а могла остаться прежней. Смотри, Рада. Здесь и сейчас – смотри. Найди деталь, которая выбивается из общей картины. Она укажет на место – на реальное место в реальном парке. И на направление поисков. Только так я могу что-то подсказать, – она грустно вздохнула. – Извини. С памятью… очень плохо. Я смутно помню лишь отдельные места, где находила доказательства и оставляла метки. И так и… пропала. Вы, пройдя тем же путём, найдёте меня. Должны найти. Как и доказательства моей правоты.
– Почему ты не сообщила о находке ведьмам Круга? – я встала.
Её смешок был горьким и злым:
– А я сообщила. Я собрала доказательства. Я же просто хотела предупредить об опасности… – Гульнара откинулась на спинку кресла и сердито фыркнула: – А они меня высмеяли! Высмеяли и выгнали в шею! Для них моих данных оказалось недостаточно! Они мне не поверили!
– И ты пошла искать доказательства поубедительнее? – догадалась я.
– Да, – сухо подтвердила ведьма.– И оказалась там… где оказалась.
– «Нетопырь» сказал, от тебя пахнет некой нечистью, – я осматривала парк. – То есть нашла?..
– Вероятно. Не помню. Использовать моё тело и силу нечисть не может – «уголь» защищает нас от одержимости, – но перед их магией я уязвима, как обычный человек, – проклятая зачем-то поправила шляпу и равнодушно пояснила: – Если «бабочек» много, если они врезали по мне панической атакой… Да, вполне возможно, что это воздействие разрушило некоторые участки моего мозга, и я… потерялась. Но я жива, и меня можно найти. Ищи, Рада. Пожалуйста. Найди меня.
Я не ответила, озираясь. Сухая листва летом – это нормально, у нас всегда плохо убирались, да и лето такое жаркое, что кое-где деревья начали желтеть по-осеннему. Кусты – обычные, вдоль аллей. Небо тоже обычное – вечерне-закатное. Воздух… ничем не пахнет, как и в любом сне. А вот деревья, вернее, одно конкретное… За кустами в хаотичном порядке зеленели берёзы и рябины, и среди них сверкало… что-то. Из-за густых ветвей не разобрать, что именно, но деревья точно не светят – ни ранним вечером, ни вообще. Фонарь?
– Время, – голос Гульнары стал тусклым, безжизненным. – Пора.
Я обернулась. Она сидела в кресле, сжавшись и сгорбившись по-старушечьи.
– Будильник. Слышишь? Он зовёт обратно. Не выключай его. Заведи на все дни, пока… ищешь. Пусть звенит напоминанием. Я соскучилась по общению и могу надолго задержать тебя здесь. А нельзя. Ты не выдержишь – можешь и не проснуться. Если нашла деталь, уходи. Как в прошлый раз, – и сипло напомнила: – Только не рассказывай обо мне, ладно? Хватит и нашей с братом помощи. Я оставлю подмогу. Символ поиска. И буду приходить с новыми письмами, отвечать на твои вопросы, а он…
Моей руки коснулась лёгкая щекотка, и, опустив голову, я заметила на коже быстрый росчерк тёмной молнии – и крыльев. А проклятая осторожно встала, держась за подлокотник, посмотрела на меня и велела:
– Просыпайся.
И я проснулась. Выключила голосящий будильник, потёрла саднящую кожу на внутренней стороне левого запястья и обнаружила там… компас. Или циферблат. В общем, стрелки и странные буквы незнакомого алфавита, чёрной татуировкой въевшиеся в покрасневшую кожу. Вот те и «бабочки»…
Потянувшись, я села и заметила на диване новый блокнот – тот самый, из сна, с конспектами. И это вместе с подмогой-«компасом» ударило по моим малоподготовленным мозгам похлеще недавнего разговора с нечистью. Почему-то. «Нетопыря» легко представить человеком, а это… волшебство. Удивительное, невообразимое, непостижимое… реальное до одури.
Я хрипло поздоровалась с Ягой и подошла к окну. На улице разгорался рассвет, а перед моими глазами стоял закатный парк – и ведьма в кресле, будто персонаж из старого романа и иного времени. А рядом…
Интересно, мне показалось, или рядом с ней мельтешила мрачная крылатая тень?..
Глава 6
Магия есть обращение необходимой энергии
на достижение естественных сдвигов.
Чак Паланик «Колыбельная»
Знакомая, привычная до тошноты работа – единственный якорь, способный крепко удерживать человека в его реальности.
Этот нехитрый постулат я вывела давным-давно и сегодня опять убедилась в его чудодейственности. Час напряженного сопения над очередным рекламным «шедевром», завтрак, короткая «отписка» в ватсапе от мамы («Да, всё в порядке, всех целую»), вычитка вчерашних статей за кофе – и мозги встали на место, и утренние сюрпризы показались… да, нормой. Одно странное событие, встроившись в ряд бытовых дел, успешно под них мимикрировало, растеряв прежние признаки волшебства. И мне с одной стороны полегчало, а с другой стало обидно. Вот так люди и теряют веру в сказки…
Встав по будильнику в полвосьмого утра, я проветрила хату, и, пользуясь утренней свежестью, села дописывать статьи. И не люблю, когда висит «хвост» из несделанного, и не хочу, чтобы шефа отвлекала потом от основной проблемы. Рекламу ж ещё утверждать с заказчиком, и, дай бог, председатель не будет цепляться к тексту и просить переписывать.
К двум часам дня я закончила работу. Пообедала пельменями, вышла с чашкой кофе на балкон, полюбовалась на вечно бегущий, суетливый город и решила немного подремать. Никуда по такому пеклу не пойду – ни ведьму добывать по плану «нетопыря», ни в парк. А вот вечером, после шести-семи, когда жара спадёт… Наверно, в парк. А к ведьме – как только, так сразу.
Шефа не беспокоила, и я беспрепятственно проспала до пяти вечера, переждав жару в самом лучшем из миров. И, что удивительно, мне ничего не снилось. В голове каша, в жизни – бардак, грозящий перерасти в катастрофу, но спала я глубоко, крепко и без тревожных сновидений. Может, и здесь не обошлось без ведьмы.
Время парка, впрочем, пришло нескоро. Поглазев в окно и рассудив, что после работы на прогулку выбежит тьма народу, плюс соберутся мамаши с детьми да бабушки, я решила отправиться на разведку часов в девять-десять. И в ожидании позднего вечера сделала одно за другим два важных дела. Во-первых, вычитала и подправила все статьи, выслав их шефе и перекрестившись. А во-вторых, залезла в старые конспекты. В мыслях занозой сидели слова Гульнары из первого разговора – о том, что пара истинных ведьм мне попадалась. И я даже предположила, кто именно. И хотела проверить. Если не получится найти «нетопыриную» ведьму, то…
Облом после тщательных разборов записей был ожидаемым. Тех двоих, кто не рвался на интервью и не звенел на оном килограммами амулетов, между делом находя на мне тысячу сглазов и один венец безбрачия, я вспомнила хорошо, но помочь они ничем не могли. Ни одна.
Первая ведьма звалась Ланой, и с ней я встретилась в последний год практики. Шефа окучивала её давно, но ведьма упрямо отказывалась от любого сотрудничества. А потом вдруг позвонила – мне, напрямую. Спросила, дома ли я и может ли она подъехать. Я растерялась и брякнула: мол, конечно. А сама сорвалась не то с лекции, не то с консультации, и рванула домой. Мы встретились у подъезда, сели на лавочку, и минут пятнадцать она вещала. Я не успела задать ни одного вопроса, только слушала да записывала – в блокнот и на диктофон.
Договорив, Лана встала и ушла не прощаясь. А я, очнувшись, обнаружила три крайне неприятные вещи. Во-первых, я не помнила ни лица ведьмы, ни слова из её речи. Да-да, ни одного, хотя на память не жалуюсь. Теперь, после объяснений «нетопыря», понятно, что это отвод глаз, но тогда… Во-вторых, в блокноте записей не было – ни строчки. А на диктофоне обнаружилась невразумительная муть – очень тихий и бессвязный набор звуков.
Виталина Марковна, прослушав запись и мой заикающийся отчёт, велела забить и забыть. Ведьмы, мол, на то и ведьмы, чтобы гадости делать. И я действительно забыла – случай мигом выветрился из памяти, пока не понадобился. А Лана, как позже выяснилось, умерла – на следующей день после «интервью». Шефа, записи, конечно, сохранила – она каждую строчку цифрует и сканирует… Наведаться в редакционную библиотеку и найти диктофонную запись?.. По теории «нетопыря» наша встреча могла быть предопределена.
Вторую ведьму величали Вестой, и ей прочили лавры Ванги – всё та же слепая девочка-провидица. На момент нашей встречи ей было лет двенадцать-тринадцать. Она рисовала и тем самым предсказывала будущее. Мы к ней приехали вместе с шефой: мать Весты очень хотела поведать миру о даре ребёнка. Но вместо предсказаний мы получили полнейший игнор и несколько изрисованных ромбами, кругами и прочими треугольниками альбомных листов. Само собой, Виталина Марковна «предсказания» припрятала: дескать, вырастет малая да как прогремит на весь мир, а у нас – её первые работы. Эксклюзив.
Но Веста так и не прогремела. Пока. Спустя год или два мать по советам врачей увезла дочку на юг, в более мягкий климат. Шефа следила за судьбой маленькой прорицательницы, но явно не получала никаких интересных сведений. Последние года три, перебирая на планёрках всех «неохваченных», мы о ней даже не вспоминали. И шиш я её найду.
