Скелеты в тумане

– Молодцы, – похвалил нас папа, усмехнувшись одной щекой. – Чувство юмора у вас есть. Чувства меры только не хватает.

Тогда мы подкрепились черникой, которую он собрал для нас в лесу, и выкинули все лишние камни. А папа набил на днище лодки поверх камней доски, и получился ровный настил. Сделал палубу в носу вровень с бортами, чтобы не заливало встречной волной, и вышло очень здорово и аккуратно. Даже подошедшая мама его похвалила:

– Очень миленько получилось, – снисходительно сказала она.

Папа прямо расцвел – так ему было это приятно.

– Это еще что, – гордо пообещал он. – Сейчас каюту сделаю.

– Сейчас обедать пойдем, – охладила его мама.

И мы с удовольствием пошли опять обедать. Дядя Саша понял со слов Лешки, что у нас была всего одна курица на четверых на два дня и что мы голодали в поезде, и решил нас накормить не только за прошлую дорогу, но и впрок. И поэтому разговор за обедом шел только вокруг стола.

Папа наворачивал треску и камбалу, съел почти целую жареную утку и все подшучивал над дядей Сашей: что же ты нас не угощаешь нельмой, лососем, миногами, где же твое северное гостеприимство и радушие? А дядя Саша грустно оправдывался: нельма уже не водится, кумжа не ловится, а лосось давно исчез.

– Но вам на прокорм дичи и рыбы хватит, – сказал он, – если ты стрелять не разучился. И если твои орлы будут исправно рыбу ловить.

– Я буду чернику собирать, – сказал Алешка, уплетая черничное варенье прямо из банки, потому что в вазочке оно уже кончилось. В основном его стараниями, конечно.

Мама давно уже делала ему строгие глаза. Алешка в ответ невинно пожимал плечами: мол, что же делать, угощают, нельзя отказывать хорошему человеку, нельзя отвергать северное радушие и гостеприимство.

– Ешь, ешь, – подбадривал его дядя Саша. – В ней витамины.

Алешка сделал вид, что очень удивился – вот как! – я и не знал. Ну, раз такое дело – придется еще поесть. И нельзя ли найти чистую, не очень большую баночку, чтобы набрать витаминов в дорогу?

Мама застонала. Папа хмыкнул. Баночка нашлась.

После обеда мы с папой снова пошли на берег и до вечера возились с лодкой. Папа установил на ней каркас из гибких прутьев и натянул на него и пришнуровал к бортам тот самый загадочный брезент с дырочками. Получилась очень уютная каюта, которая могла защитить нас от холодного ветра, соленых брызг и дождя в непогоду.

Мы с Алешкой сразу же забрались в нее и долго не хотели вылезать – так было в ней хорошо. Маме тоже понравилось.

– Номер «люкс», – сказала она, – с видом на море. В любую погоду. Со всеми удобствами. И холодный душ, и свежий ветер. Сдается одинокому интеллигентному холостяку.

Папа почему-то обиделся. Но тут пришел капитан МРБ в фуражке и стал осматривать лодку и давать всякие советы.

– Главное, – сказал он, – что звукового сигнала на вашем пароходе нет. А у нас тут часто туманы на море падают – без гудка никак невозможно.

– Лешка будет гудеть, – сказал я. – Или визжать, как сирена.

– Тогда пошли учиться, – сказал капитан и забрал Алешку на свой бот. И дотемна весь Рудник оглушали звериные гудки маленького, но горластого мотобота.

Под эти звуки мы поставили мачту и растянули ее вантами. Мне это страшно понравилось: получился настоящий парусный корабль. Все в нем было как-то очень ладно и надежно. Казалось, что лодка прямо-таки рвется в море, чтобы, забрав парусами ветер, накренившись под его напором, упрямо резать острым носом крутые зеленые волны… Лепота!

Тут пришел совершенно оглохший от гудков Алешка, посмотрел на наш корабль и заорал:

– Название нужно написать! Капитан сказал, это главное!

– Ты что орешь? – отшатнулся от него папа, зажав уши. – У твоего капитана – все главное.

– А чего вы все шепчетесь? – взвыл Алешка. – Опять секреты? От меня?

На его крик прибежала мама и увела его спать.

И мы тоже пошли спать. Потому что рано утром мы выходим в море.

Нас с Алешкой уложили на медвежьей шкуре. Алешка поворочался, повздыхал, сложил ладони под щекой, а потом, спохватившись, так гаркнул «Спокойной ночи!», что дядя Саша подскочил на печке и ударился головой и коленками в потолок, свалил на пол какую-то кастрюлю, а она сначала ударилась в перевернутое корыто, а потом упала прямо на кота. Кот взвыл и сиганул на стол, опрокинув лампу… И все это продолжалось довольно долго, по цепочке, пока не грохнулись на пол составленные в угол весла прямо на мамину сковородку. Сковородка загудела, как колокол, и все стихло. Лешка за это время, пока все падало и гремело, уже успел уснуть, мама – выпить валерьянки, а папа – покурить.

Дядя Саша вздохнул и признался сквозь сон:

– Хорошо все-таки, что вы уходите завтра в море и не согласились погостить у меня. А то мои вернутся – а жить уже негде. А ведь зима на носу…

Глава IV

Мы выходим в море!

Утром мы столкнули лодку на воду, и она красиво закачала своей мачтой как длинным тонким пальцем. Папа приказал нам начать погрузку.

Мы стали таскать вещи, а он отвернул свои сапоги до пояса и, стоя в зеленой воде, придерживал лодку и укладывал груз в каюту. В своей старой шляпе, которую мама пятнадцать лет хотела выбросить на помойку, в подпоясанной широким ремнем телогрейке и пиратских сапогах он был похож на старого морского волка. Особенно со стороны небритых щек. Мама тоже на него с гордостью поглядывала и командовать им стала меньше. И не так уверенно.

– Одевайтесь теплее, – сказал дядя Саша, передавая папе алюминиевую канистру с питьевой водой. – В море свежо будет.

Папа подхватил Лешку поперек живота и усадил в лодку. Потом перенес туда и маму. А я тоже был в сапогах и забрался в лодку сам.

Дядя Саша пожелал нам счастливого плавания. Мне показалось – с облегчением.

Папа толкнул лодку, перевалился в нее и сел за весла. Мы изо всех сил замахали дяде Саше, и он становился все меньше и меньше. Даже немножко жалко его стало…

На рейде нас ждал капитан со своим мотоботом. И он тоже помахал нам фуражкой, пожелал счастливого плавания и крикнул:

– Алешка! Не забывай про главное. Главное – что?

– Гудки подавать, – заорал Алешка. – В тумане! Давай фуражками меняться!

– Потом, – засмеялся капитан. – В порту! – Дал три гудка и лег на свой курс.

Тут папа поднял парус, и он сначала повис, чуть шевелясь и вздрагивая от ветра, а когда папа натянул шкот, парус надулся ветром, и наша лодка, дрогнув, пошла вперед – сначала медленно, а потом все быстрее и увереннее.

Зажурчала за кормой вода, зашумел ветер в вантах. В нос стала постукивать волна и с шорохом разлетаться в брызги.

Над нами долго кружили со своими скрипучими криками чайки. Целое стадо, сказал Алешка. Они провожали нас. И мы видели их просторные крылья и красные лапки, туго прижатые к белому брюшку. Потом одна из них выхватила из воды неосторожную рыбку, другая бросилась ее отнимать, – и поднялась свара как в старое время в очереди за мылом, – и они отстали…

Папа сидел у руля. Он стал какой-то незнакомый: спокойный, уверенный и строгий. Даже очки его не портили. И драная шляпа.

Он чуть пошевеливал румпель, подтягивал или отпускал шкот и зорко смотрел вперед и одновременно поглядывал на нас, чтобы мы не нарушали морской порядок. И не вывалились за борт.

А мама… я ее не узнавал: она опустила руку в воду и улыбалась. Как перед танцами с магнолиями и фруктами.

Солнце стояло еще низко, но все равно светило хорошо, приветливо. Оно сразу высушивало капли воды, падавшие на туго надутый ветром парус и брезентовый тент. Я облизывал соленые губы, внутри у меня как будто все пело…

– Папа! – вдруг завопил Алешка. – Смотри, куда правишь. Сейчас врежемся!

Впереди, прямо по курсу, торчал из воды круглый мокрый камень, будто верхушка подводной скалы. Лодка летела прямо на него. Я вцепился руками в теплый борт, оглянулся на папу – что с ним?

Папа спокойно улыбался, словно приготовил нам сюрприз. Он не только не думал обходить скалу, он все время держал лодку прямо на нее.

До камня оставалось совсем чуть-чуть. И вдруг – я уже готовился зажмуриться – он нырнул и исчез. И снова появился за кормой. Как поплавок.

– Тюлень, – завопил в восторге Алешка. – Усатый! Настоящий! Вот это страна – тюлени на каждом шагу!

Тюлень таращил нам вслед глаза на круглой голове и, наверное, ругался по-своему.

Лодка тем временем вышла из губы. Папа немного изменил курс, и встречь нам, немного сбоку ударил ветер, и в скулу правого борта начала ритмично бухать крутая морская волна, и нос лодки стал подпрыгивать на ней. Лодка сильнее накренилась, и над палубой еще выше стали взлетать зеленые брызги и блестеть на солнце. Снова догнавших было нас чаек окрепший ветер отнес в сторону как горластое облако.

– Забирайтесь в каюту, – сказал папа. – Сейчас будет холодно.

И верно. У меня сразу стали мерзнуть руки, потом нос и уши. Мама подняла капюшон куртки, а мы с Лешкой забрались в каюту, прижались друг к другу и укрылись одеялом. Скоро согрелись и даже задремали, прислушиваясь сквозь легкий сон к шуму воды за бортом и голосам родителей, которые все время относил ветер.

– Держи поближе к берегу, – осторожно попросила мама.

– Нельзя, – ответил папа. – Это опасно. Там могут быть подводные камни. Поморы говорят: дальше в море – меньше горя.

Я не разобрал сквозь дрему, что ответила мама, но по ее голосу понял, что она опять немножко завяла. Магнолии вспомнила.

Потом качка стала ровнее, голоса становились все тише, плеск волн в борт лодки – все монотоннее. Мы крепко заснули.

Глава V

Полнолуние не учел!

Мы проснулись от скрежета лодки по камням и веселого голоса папы:

– Подъем, бродяги! – кричал он. – Обед проспали!

Мы вылезли из каюты. Лодка стояла, уткнувшись носом в берег. Сзади было море. Впереди – глухой лес. Над головой – пасмурное небо. И никого кругом. Только мы и лодка. Стало как-то одиноко.

Папа это понял и пришел на помощь:

– А ну не унывать, а то домой отправлю! Быстренько собирать сушняк на топливо. Достать казанок для каши и котелок для чая! Свистать всех наверх!

Все спорилось в его руках. Запылал и весело затрещал костер – наш первый костер на берегу Белого моря. Забулькала вода в котелках, запахло вареной гречкой. Дядя Саша дал нам в дорогу баночку гусиного жира, и мама щедро заправила им кашу. Та еще кашка получилась! А чай! В моей кружке плавали хвойные иглы и пепел от костра, и от этого он казался еще вкусней. И пах теплым дымом!

Никогда еще не было так хорошо.

Только почему-то иногда тревожно вспоминались украденная карта и выстрелы на берегу. Мне все время думалось, что этот жулик в кепке так просто от нас не отвяжется. Будет за нами следить на лесных тропах и морских просторах. Потому что без нас он заброшенный рудник не найдет. А из-за такого куска золота он способен сделать любую пакость… Пусть только попробует, с усилием взбодрился я, поглядывая на папино ружье.

И все опять стало хорошо. Впереди прекрасное путешествие. Мы сидим вокруг ровного жаркого костра – у папы он получился очень деловой, добрый и уютный, – пьем чай с хвойными иглами, и все вокруг становится теплее и светлее. Опять выглянуло солнышко. И не пугал дальний опасный путь и суровая первозданная природа. Она нам стала очень нравиться.

Алешка отвалился от чая и без перерыва принялся за чернику – благо даже от костра для этого отходить не нужно было – только руку протяни: крупная, как виноград, черная и спелая, полная витаминов. Папа поднялся, прошел в глубь леса, побродил там и принес маме несколько желтых ягод морошки, прямо на длинных стеблях. Мама улыбнулась ему, а он опять похвастался:

– Это еще что! Я тебя тут в жемчуга одену! Дай только срок.

– Слыхали уже, – отмахнулась мама. – Пятнадцать лет.

Тогда папа посмотрел на часы и сказал:

– Пора. Завтра до полудня нам надо добраться до Лесозавода. В путь.

Мы вымыли котелки морской водой, залили костер и снова вышли в море.

И шли почти до вечера, пока не остановились на ночлег.

Первая наша походная ночевка тоже ознаменовалась событием. Вообще почти каждая ночь в путешествии была с приключениями…

– Здесь песчаное дно, – сказал папа, когда мы приставали к берегу. – Только сейчас прилив, и его не видно. Ночевать здесь будет не опасно.

И мы не стали возиться с палаткой, а, напившись чаю с гречневой кашей, улеглись прямо в лодке, в каюте. Папа плотно зашнуровал вход в нее, хотя был уверен, что на воде, при легком ветерке, комары нас не достанут. И мы залезли в спальные мешки и под одеяла. Мама загасила свечку, и стало тихо и темно. Так тихо, что был слышен легкий плеск волны в берег и шум сосен от ночного ветра.

Лодка тихонько моталась и покачивалась на якоре, который мы соорудили из обрывка железной цепи, собрав его в тяжелый комок. За бортом иногда что-то всплескивало, наверное, рыба…

Я открыл глаза от того, что папа вдруг сильно навалился на меня, а мама недовольно проворчала Лешке сквозь сон: «Ляг на место». Происходило что-то непонятное – казалось, что лодка не спеша начинает крениться и все сильнее и сильнее заваливается на борт. И я совсем проснулся в тревоге: мне почудилось, что под нашу лодку поднырнул кит и стал всплывать, и что наша лодка, наклоняясь все больше, вот-вот перевернется и скатится с его круглой мокрой спины.

Я хотел вскочить, но на мне ворочался и ворчал папа. А мама все сильнее воевала с Алешкой. Мы все спутались руками и ногами в какой-то клубок. Наконец мы окончательно проснулись и, барахтаясь, выбрались друг из-под друга. Папа раздернул полог – стало светло – и, выглянув наружу, удивленно присвистнул. Лешка тоже высунулся и тоже свистнул.

– А где же море? – удивленно спросил он.

– Ничего себе, – сказал папа и поскреб макушку. – Я полнолуние не учел, – и стал выбираться наружу.

Я – следом.

Картинка была еще та! Лодка лежала на суше, почти на борту. Море ушло чуть ли не до другого берега. Перед нами вместо воды расстилалось песчаное дно, покрытое кое-где камнями, обросшими мятыми водорослями.

– Полнолуние. Сильный отлив, – сокрушенно объяснил папа. – Как это я не учел?

– Не учел, – поджав губы, сказала мама. – Хорошо еще, что лодка совсем вверх дном не шлепнулась. Сидели бы мы сейчас под ней, как в бочке.

Алешка тут же выпрыгнул за борт и стал собирать морские звезды – их было очень много – и большие, с тарелку, и крохотные, с ноготок. При этом он визжал с таким восторгом, будто подбирал не звезды, а золотые монеты.

Папа ужасно расстроился своим промахом. И постарался его исправить. Выгнал нас из лодки, заставил перетащить вещи на берег и разбить временный лагерь. А сам, с моей помощью, поставил лодку на ровный киль. Это было не просто. Она легла одним бортом на камень, и мы долго ворочали ее, пока выправили. Но спустить ее на воду – и не мечтали. Лодка тяжелая, и протащить ее по влажному песку до воды нам было не под силу.

– Часа четыре ждать придется, – сказал папа, посмотрев на часы.

– Но море вернется? – озабоченно спросил Алешка. – Ты точно знаешь? Или опять что-нибудь не учел?

– Географию надо учить, – сердито ответил папа.

– И тебе тоже, – тихонько буркнул в сторону Алешка.

Папа его не услышал, а мама отвернулась и незаметно хихикнула.

Делать было нечего, и мы пошли на берег варить гречневую кашу. Одно время в Москве с ней были перебои, и мама всегда при случае покупала гречку про запас. И ее столько, наконец, скопилось, что, если бы не поход, нам пришлось бы ее складывать даже под кроватями. А здесь она пригодилась.

– Вот видишь, – назидательно сказал папа. – На юг бы ты ее не повезла.

– На юге я спала бы в своей постели…

– Под магнолиями, – уточнил Алешка. – И пауки бы на тебя сыпались.

– …На юге я спала бы в своей постели, и Лешка не колотил бы меня всю ночь грязными пятками по носу.

– Чевой-то они грязные? – обиделся Алешка. – Я после школы два раза ноги мыл!

Тем не менее позавтракали мы дружно и немного пошлялись по лесу. Папа не отходил от нас ни на шаг. «Здесь вам не парк, – говорил он, – если заблудитесь, то и с вертолетом вас не найти. И под ноги смотрите».

Алешка все-таки углядел змею и бросился ее догонять. Но папа успел его перехватить и загнал в лодку. Там Алешка и просидел «под домашним арестом» до самого отплытия.

Вода стала подступать незаметно, но быстро – дно было очень пологое – и скоро зажурчала около лодки и окружила ее, поднимаясь все выше и выше – и, наконец, лодка всплыла и потянулась за водой к берегу.

Папа велел мне выбрать якорь, оттолкнулся веслом и стал выгребать на глубину. Скоро мы попали в полосу ветра, поставили парус и легли курсом на Лесозавод.

Глава VI

Вот это новости!

Лесозавод, как рассказал нам по пути папа, это большой каменный остров среди моря. На нем поселок, где живут рабочие завода и их семьи. Здесь подготавливают лес к отправке и грузят его на лесовозы, которые приходят со всех концов света.

Жизнь в поселке суровая. Продукты и воду сюда доставляют морем. Но жители не унывают. Они плавают на другие острова и собирают там в большие заплечные короба чернику и грибы на зиму, ловят рыбу и…

– Пароход догоняет! – вдруг перебил его Алешка. Он сидел на корме, между папиных ног, и раскладывал собранные звезды по размеру.

Мы испуганно оглянулись, ожидая, что сейчас нас подомнет под себя какой-нибудь белоснежный океанский лайнер, и сначала ничего не заметили, а потом увидели, что за нами идет ободранная и заплатанная моторная лодка. На ее корме, у подвесного мотора, сидел какой-то отважный дед в зимней шапке. Он щурился от ветра и солнца. Мимо одной его щеки струилась задранная ветром борода, мимо другой – струя дыма из трубки, которая лихо торчала у деда в углу рта. Все вместе действительно было похоже на старый пароход-развалюху. Особенно когда дед начал обгонять нас и мы прочли на борту большую надпись: «Богатырь».

Дед поравнялся с нами, немного сбавил ход и пошел рядом.

– Слышь, морячки! – заорал он, не вынимая трубки изо рта. – Откуда идете?

– Из Москвы! – крикнул Алешка.

Дед открыл рот и выронил трубку:

– Будет врать-то! Далеко, однако, забрались. Не боязно?

– Однако, нет! – закричал в ответ Алешка. – У нас капитан бедовый! Дальше в море – меньше горя!

Дед засмеялся:

– И корабль у вас ладный. Однако без названия. Непорядок. Корабль должон быть с именем. Иначе в море удачи не будет!

Алешка на это не ответил. Только с многозначительным упреком глянул на папу.

Дед, снова засунув в рот трубку, помахал нам шапкой:

– Идите себе потихонечку. А я вас в порту встрену.

Его драный «Богатырь», дымя и шлепая по волне днищем, обошел нас и долго мелькал впереди облупленной кормой.

До Лесозавода было еще далеко – только-только вставали из моря длинные краны, похожие на тощих кривоногих пауков, – а уже здесь, в море, сильно запахло свежераспиленным лесом.

Через полчаса мы опасливо пробирались к причалу между буксирами с плотами и огромными, как многоэтажные дома, лесовозами. На них шла своя жизнь – гремели какие-то железки, лаяли собаки, взревывали гудки, сушилось на тросах между мачтами белье и вялилась рыба. Матросы, перевесившись через борт, махали нам руками и шапками, а один даже бросил Алешке апельсин. Он в ответ ахнул в железный борт веслом, и тот загудел, как пустая бочка, и с него густо посыпались в воду крупные хлопья старой краски и ржавчины. Матрос засмеялся. Папа свободной рукой дал Алешке подзатыльник.

Дед с «Богатыря» уже прыгал на причале, что-то кричал и показывал, где удобнее пристать к берегу. Шумный попался нам в море дед, шебутной. Если бы мы еще знали, какое развлечение он нам устроит…

Папа ослабил шкот, я спустил парус. Лодка шла по инерции, пока не стукнулась носом в пирс. Дед принял у меня швартовый конец, замотал его вокруг железной тумбы – кнехт называется, и мы сошли на берег.

– Дальше-то куда пойдете? – Дед обошел нас, каждому пожал руку своей шершавой ладонью и каждому назвался: – Акимыч! В Медвежью губу, не иначе? Ну, я вас там навещу. В гости приду. Угощенье готовьте. А пока побежал я: старуха заждалась.

– Какая? – испуганно спросил Алешка. – Лоухи?

Дед Акимыч сначала весело задребезжал «остатними» зубами: «Это верно, малый. У нас тут каждая старуха – ведьма», – а потом, оглядываясь, зашептал: «А моя – особенно, по вредности…»

В это время откуда-то появилась огромная бабка с палкой в руке. Дед увидел ее и умильно заорал:

– А моя особенная: добрая, умница! А хозяйка!.. Да вот и она сама! – будто только что увидел подходившую старуху.

«Сама» без слов взяла деда железными пальцами за ухо и потащила по улице. Дед покорно и привычно тянулся за ней, хлопая большими сапогами и дымя трубкой.

– Сколько тебе говорить, старому дураку, чтоб не шлялся по морям, – сердито говорила старуха. И повернулась на ходу к нам, мгновенно сделала приветливое лицо: – Здравствуйте, добрые люди. Заходите в гости. Баньку протоплю. Отдохнете после моря.

– Ага, – сказал Акимыч, выворачивая голову из-под ее руки. – Рыбкой побалуемся… Чайку погоняем…

– Уши надерем, – в тон ему тихонько буркнул Алешка.

Старуха выпустила дедово ухо, поддала коленкой под зад, и дед шустро побежал впереди нее, как шкодливый козленок с бородой, которого загоняет хозяйка до дому.

Пока мы с папой наводили порядок в лодке, мама с Алешкой пошли в магазин, чтобы купить что-нибудь полезное. Или приятное. А к нам подошел новенький молоденький милиционер и вежливо отдал честь. Это был местный участковый инспектор. Папа показал ему все наши документы, особенно путевки для охоты.

– Ну что ж, все в порядке, – сказал милиционер. – Желаю хорошо отдохнуть… Только вот что… – он покосился на меня, и папа поспешил его успокоить – при нем, мол, можно, парень надежный. – Будьте осторожны в лесу, проявляйте бдительность и, если заметите что-нибудь необычное, постарайтесь сообщить мне.

– Уже заметили, – сказал папа. И рассказал о пропавшей карте и угнанной лодке. – Я попытался связаться с милицией, но у капитана МРБ испортилась рация.

– Она у него всегда портится. Когда надо, – загадочно сказал участковый. – Спасибо вам за сведения. Мы примем меры. А вы все-таки будьте осторожны в лесу.

– Конечно, – сказал папа. – Не беспокойтесь. Мы не новички.

– Не в этом дело, – вздохнул участковый. Помолчал, словно раздумывая, говорить или нет. – А дело в том, что несколько дней назад на одной из станций из вагонзака совершили побег четверо заключенных. Двоих уже задержали, а двое других где-то бродят по лесам. Один из них – очень опасный преступник. Другой – по фамилии Филин – местный, злостный браконьер. За что и осужден.

– Вы считаете, что этот Филин угнал лодку? И нашу карту?

– Судя по тому, что вы рассказали, это он. Теперь у них есть лодка. Кстати, и ружье. Правда, по нашим сведениям, без патронов…

– Какое ружье? – спокойно уточнил папа.

– Берданка. У сторожа магазина отобрали.

– Ну, к ней они патронов не достанут.

– Как знать, лучше быть готовым к худшему. Так что если вы с ними встретитесь, в бой не вступать, а найти возможность сообщить мне. Договорились?

– Договорились, – беззаботно сказал папа и повернулся ко мне. – Смотри, маме и Алешке не проболтайся.

Участковый как-то внимательно, с каким-то сомнением посмотрел на нас и добавил:

– А лучше всего – поживите пока здесь недельку-другую. Подергаете камбалу с причала, за черникой на ближний берег сплаваете, грибов соберете, кино нам привозят…

Папа поскреб макушку, сдвинув шляпу на нос, посмотрел на меня, представил, видимо, какой скандал закатит Лешка, и вежливо отклонил предложение.

– Видите ли, ребята столько лет ждали этого путешествия, и было бы жестоко…

– А не жестоко, – резко перебил его участковый, – подвергать их такой опасности?

– Ну, – сказал папа, – вы ее сильно преувеличиваете. Кому мы нужны? Что у нас брать?

– У вас? У вас есть все, в чем у них крайняя нужда: оружие, продукты, теплая одежда, топор… Неужели не понимаете? Ведь вы для них находка!

Я с замиранием сердца ждал папиного решения. И не разочаровался в нем.

– Нет, знаете ли, – мягко ответил он участковому. – Мы не станем менять наши планы. Но обещаю, что будем бдительны и осторожны. И если что – сразу дадим вам знать.

Участковый отдал нам честь, папа тоже приложил два пальца к шляпе, и мы расстались, довольные друг другом.

Потом мы снова спустились в лодку, чтобы продолжить приборку, и папа еще раз предупредил меня, чтобы я не проболтался о нашем разговоре с милиционером. И я видел, каким озабоченным он стал, сколько еще ему прибавилось ответственности за нас, и не приставал к нему с расспросами. Не жалеет ли он о том, что потащил нас в это путешествие? И если не жалеет сейчас, то не пожалеет ли позже?..