скачать книгу бесплатно
– И тетки тоже? – изо всех сил удивился Алешка.
– Однако, нет. Женщины не называются Иван. Они все называются Татьян.
Он рассказал, что очень давно к ним в стойбище приехали учителя. Мужчину звали Иван, а женщину – Татьяна.
– Однако очень добрый люди. Шибко умный. Иван арифметике учил. Олешек считать. Татьян буквы писать учил. Очень умный люди.
И в память об этих добрых и умных людях всех новых жителей стали называть их именами.
– И все-все у вас Иваны? – восхитился Алешка. – И все шибко умные?
– Шибко умные.
– И вы тоже?
– Самый умный, однако. Умку привез.
Много ума надо, чтобы через всю страну неизвестно куда маленького медвежонка везти.
В Ясеневе медвежонку обрадовались. Еще бы!
Но растерялись. Никто из персонала не знал, как его кормить и содержать. И они стали уговаривать дядю Ваню пожить немного в Москве, пока медвежонок окрепнет. И передать свой опыт по воспитанию маленьких белых медведей, однако.
– Однако, чум строить надо, – задумался дядя Ваня. – Где жить?
Тут у них в глазах появился еще один интерес. Но мы еще не знали, какой.
Вскоре выяснилось. Когда мы опять появились в «Зверинце», там между вагончиками уже стояла остроконечная хижина из рубероида, а возле нее у костра, на котором грелся чайник, сидел довольный дядя Ваня, курил трубку. А рядом, свернувшись в клубок, сладко дремал Умка.
И они оба совершенно не обращали внимания на толпившихся возле них зрителей, восторженно наблюдавших эту картину.
– Здорово придумали, – проворчал Алешка. – Живого человека как экспонат выставили!
Неожиданно объявился Ростик. Ни в каких Америках он не был, бабушка на всякий случай преувеличила. Ростик все это время страдал на даче. И, несмотря на голодовку, здорово поправился.
Мы его обрадовали, свозили в Ясенево, показали Прошкина.
– Он! – воскликнул Ростик. – Мой др-руг! Забир-раем!
Обрадовав Ростика, мы тут же его огорчили, пояснив, какие трудности мы уже преодолели и какие нам преодолеть еще предстоит.
– Ростик, – втолковывал ему Алешка, – папа сказал, что нужны особые приметы. Клюв, хохолок, хвост – это все не годится. Это у каждого попугая есть. И не только у попугая.
– И у коровы, – кивнул Ростик, соглашаясь.
– Что, клюв?
– Хвост. Хохолок тоже бывает. Между рогов.
– Ты в своей Америке, – рассердился Алешка, – совсем дураком стал.
Я еле успел вмешаться. И развел боевых друзей по углам. Они еще посопели, поворчали, но успокоились.
– Какие приметы? – задумался Ростик. – Чай любит. Конфеты таскает и прячет на шкафу, в маминой вазе. А когда пришел к нам сосед Крошкин, на шум жаловаться, мама его тоже чаем угостила.
– Ну и что? Какая же это особая примета?
– Очень даже особая, – обиделся Ростик. – Прошкин ему в чашку…
– Сахар положил? – восхитился Алешка.
– Ага. Положил. Только не сахар.
– Умница! – догадался Алешка. И покачал головой: – Только это тоже не примета.
– Бытовое хулиганство, – добавил я. – Думай дальше.
Ростик добросовестно стал вспоминать.
– Песню поет. Про Катюшу. Только очень коротко.
– Это как? Изобрази.
– «У Катюши р-расцветали гр-руши!»
У Ростика здорово получилось. По-попугайски.
– Это примета, – деловито кивнул Алешка и записал эту фразу. – Только для экспертизы маловато будет.
– Думай еще, – подстегнул я Ростика.
– Он разучился в своей Америке, – начал было опять заводиться Алешка, но я его вовремя придержал.
– Он «Спокойной ночи, малыши» очень любит! – вспомнил Ростик. – А когда его спросишь: «Прошкин, который час?», он начинает тикать, как будильник.
– Что-что? – насторожился Алешка. – Ну-ка покажи.
– Я ж не Прошкин! – попробовал было отмотаться Ростик. Но с Алешкой такое не проходит.
– Тикай! – сказал он. И глаза его почему-то загорелись. Особым огоньком.
Ростик насупился, но «потикал».
– Блеск! – воскликнул Алешка. – Вот это особая примета! Самая особая! Никаких нам больше примет не надо. Никаких экспертиз. Мы твоего Прошкина сами заберем!
– А как? – недоверчиво обрадовался Ростик.
– А так! – очень толково и подробно объяснил Алешка.
– Ну… – протянул я. – Наверное, ты прав…
– Значит, – уточнил Алешка, – чтобы Прошкин «затикал», его надо спросить, который час? Так?
Ростик кивнул. И Алешка изложил свой план. По-моему, великолепный. Как хвост у Прошкина. И главное, мы не только вернем попугая, но и страшно отомстим его похитителям.
– Нужно им письмо написать, – начал развивать свой план Алешка. – С предупреждением. – И схватился за авторучку.
– Нет уж! – возразил я. – Ты напишешь! «Тыща бакссофф»!
Алешка ни капельки не обиделся, сразу согласился:
– Да! Это должно быть взрослое письмо. Пиши, Дим.
– Сейчас! – Я включил телевизор и погонял его по каналам. Зачем? Нетрудно догадаться. Боевики повыхватывал, чтобы убедительно написать. Под настроение.
Потом сел за стол и без всяких черновиков накатал:
«Ты, лох моченый! Развернул, в натуре, свой вонючий зверинец на чужой территории. Бабки хватаешь. Делиться, козел, надо. Завтра для начала твой птичник рванем. Подумай».
И подпись – «Группа братков».
А для большей убедительности я допустил несколько ошибок.
– Молодец! – похвалил меня Алешка. – Сразу видно, чей ты брат!
Так кого же он похвалил? Себя или все-таки меня?
И час настал. Вернее – пробил.
Мы дали дяде Федору папину кожаную куртку и мамину золотую цепочку. Она ее все равно не носила. Это была не цепочка, а «златая цепь на дубе том». На такую цепь не то что кота – тигра можно было посадить. Да и не золотая она была, в натуре. Ее маме тетя Наташа подарила. Выбросить-то жалко.
Но дяде Федору она очень понравилась. Он напялил папину куртку прямо на футболку и повесил на шею цепь.
Подошел к зеркалу. Помолчал. А потом сказал с восторгом:
– А я и не знал, что я такой крутой пацан! Типа того.
Да, в этом прикиде добряка дядю Федора стороной надо обходить.
– Поехал! – решительно сказал он. – Письмо давайте.
Через час с небольшим в вагончик-контору «Зверинца» вошел развязный и грубый, не очень молодой парень. В кожаной куртке, с огромной золотой цепью на голой груди.
– Здорово, мать! – сказал он толстой даме и развалился на стуле. – Где твой шеф, в натуре? Бабки считает? Гони его сюда, типа того.
– Я сейчас охрану вызову, – пролепетала дама.
– Зови, блин! – зевнул дядя Федор. – Погромче! А то моим браткам на входе скучно, по жизни.
– Что вам надо? Это ограбление?
Дядя Федор обиделся.
– Мать, к тебе деловой пацан пришел, а ты пургу гонишь! Шефа давай сюда, базар к нему есть.
– А… А его сейчас нет на месте. – Дама дрожала, как осинка под осенним ветром. Как здоровая сосна, точнее. Под ураганом.
– Блин! – дядя Федор встал, пошарил по карманам, вытащил замызганную бумажку. – Отдай ему эту маляву. Секешь?
– С… секу. Это документ?
– Деловое предложение. Здрава будь, боярыня. – И дядя Федор, открыв ногой дверь, вышел из кабинета.
Дядя Федор благополучно вернулся, скинул папину куртку, с явным сожалением снял с шеи «златую» цепь – уж очень она ему понравилась.
Мы с Алешкой переглянулись.
– Дядя Федор, – проникновенно сказал Алешка. – Вы нам очень помогли.
– Как нам вас благодарить? – проникновенно добавил я. – Денег у нас нет.
– А я их не люблю, – признался дядя Федор. – И они меня тоже. Я вот… такие вот цепочки обожаю. Ради красоты.
– Дарю! – сказал Алешка.
Выбросить-то ее жалко.
– Да что ты! – обрадовался дядя Федор. – Да за такой подарок!.. Дим, пиши еще письма! Куда надо снесу! Хоть цельный год носить буду!
И дядя Федор ушел счастливый.
А вечером мама стала рыться в своих шкатулках, приговаривая:
– И куда она делась? Как не надо, так все время под рукой. И главное, здоровенная такая, а затерялась, как маленькая. Отец, ты не брал?
– Что? – отозвался папа из-за газеты.
– Да цепь эту. Что Наташка подарила.
– Попробуй только надеть ее, – пригрозил папа, – я с тобой сразу разведусь. Только ты меня и видела.
– Да я не себе. У нашей вредной Марьи день рождения. – Вредная Марья – это мамина начальница. – Я хочу ей эту цепь подарить.
Папа вздохнул:
– А я и не догадывался, какая ты жестокая.
– Я и сама не догадывалась, – проворчала мама. – И куда она делась? Алексей! Ты цепочку не брал?
