Вариант для криминала

последовательность сюжета. Требовалось отложить, иначе потом не соберешь. Так и

сделал…

Человек оказался сорокалетним мужчиной холеной наружности, в очень импортных

очках, с выточенными чертами лица, при галстуке в светлой рубашке, пиджак уже висел

на крюке над головой. В ногах покоился узкий «дипломат».

– Очередной роман?

Роберт, пряча удивление, спросил:

– Мы знакомы?

Мужчина улыбнулся:

– Роберт Корнев?

– Да. А в чем дело? – Роберту не удалось скрыть настороженность.

96

Мужчина заулыбался еще откровенней и протянул руку:

– Леонид Ерёменко. Ваш читатель и почитатель.

– Очень приятно.

– Неординарный случай заставил взяться за новый роман?

– Почему вы это решили? – Роберту стало не по себе, отметив точность формулировки.

Неожиданно ощутил себя нагим.

– Вы хотите сказать, что это не так? – поддерживая глазами добрую улыбку, Леонид

провел пальцем по периметру своего скальпа.

– Так, но почему вы это решили? – все же не принимая шутливого тона нового

знакомого, настоял Роберт.

– Очень просто. Я часто задумывался, читая ваши книги, откуда вами берутся сюжеты…

точнее, что наталкивает вас на новую вещь? Вы знаете, я уверен, что просто так, ради

какой-то идеи, такой, как вы автор, новый сюжет не начнет.

Роберт понял, в чем дело и одарил собеседника ответной улыбкой.

– Это свойственно всем авторам, уважаемый Леонид… Можно?..

– Безусловно. Я не люблю официальностей.

– Что-то или кто-то наталкивает на уже наболевшую мысль и заставляет взяться за

новую работу.

– Не скажите, Роберт… Можно?..

– Безусловно… – Роберт откровенно засмеялся.

Леонид дружески его поддержал:

– Не любите официальности. Но вы себя выдаете не наболевшей темой, а неожиданным

случаем, не так ли? – в голосе собеседника почувствовался оттенок язвительной иронии. –

Именно такой случай… я имею в виду особый случай… вас побуждает к новому сюжету.

Верно?

– Честно говоря…

– Да! Конечно да.

– Но это с другими тоже бывает.

– Но не всех захватывает социально-политическая тема, – с тонкой подковыркой

отметил Ерёменко. – И что удивительно, вам эти темы прощают и печатают советские

издательства.

Роберт вздохнул с усмешкой:

– Если б вы знали чего это мне стоит!

– Не знаю, не знаю. Меня бы давно уже посадили.

Они дружно посмеялись над черной шуткой.

– Как вам это удается? Не исключаю элитную партийную крышу заинтересованных

органов.

– Да нет. Что я такое из себя представляю? Ничего. Простой инженер-исследователь.

На это собеседник скромно загадочно хихикнул.

– А вы, Леонид, чем занимаетесь, если не секрет?

– Нет, какой же секрет – я агент по реализации оптики одного очень крупного завода…

Кстати, ваши очки, извините, не выдерживают никакой критики. Разрешите? – он

протянул руку к очкам Роберта. Роберт покорно снял очки и без колебаний отдал их в

тонкие пальцы специалиста. Он и сам был не лучшего мнения о конструкции своих очков,

верней, оправы, с трудом выбранной в центральной оптике Харькова. То дужки

расходились, и их нужно было изредка подгибать до тех пор, пока пластмассовая

конструкция не лопалась, и тогда очки приходилось нести в мастерскую ближайшей

оптики, то терялся винтик, и если эта микроскопическая деталь не обнаруживалась где-

нибудь в углу шва кармана или кожаном футляре, дужку приходилось скреплять

проволокой. Эта мышиная возня ему порядком попортила нервы и заставляла относиться к

лицевому предмету своей наружности с недопустимым пренебрежением.

97

– Ой-ой-ой! – покачал головой специалист. – Роберт Иванович, позвольте мне

поучаствовать в выборе атрибутов вашей внешности. Можно?

Роберт признательно улыбнулся:

– Ну, если возможно. Я на них, признаться очень зол. И очень давно…

– Великолепно! – воскликнул Леонид. С этими словами он поднял свой небольшой

«дипломатик», положил на столик, осторожно сдвинув бумаги Роберта, открыл крышку и

взору Корнева неожиданно предстал великолепный арсенал аккуратно расставленных в

бархатных ячейках образцов очков самых лучших импортных моделей. В одно мгновение

в руке Леонида откуда-то появился окуляр и, приблизив его к очкам Корнева, специалист

несколько секунд рассматривал стекла.

– Ясно. Минус два. Сейчас найдем… – он повел пальцем по рядам очков, найдя, вынул

из ячейки необыкновенно комфортные очки и протянул их Роберту, – это они, извольте.

Даже расстояние межцентровое ваше!

Роберт растерялся:

– Это мне?..

– Роберт Иванович, не откажите мне сделать вам мой скромный подарок. Так сказать,

память о нашем знакомстве. Пожалуйста!

– Но это же ценная вещь, Леонид!

– Вот поэтому и хочется запечатлеть в памяти. Не откажите, пожалуйста. Чтобы потом,

когда-нибудь… а я в этом не сомневаюсь… при следующей встрече я с гордостью увидел

бы мой подарок на вашем лице.

Роберт расчувствовался. Надел новые очки. Несколько секунд с полуулыбкой

рассматривал лицо своего неожиданно свалившегося откуда-то благодетеля.

– Спасибо… – качнул головой. – Здорово. Как удобно! Просто удивительно! Я и не

догадывался, что такое может быть… – потом посмотрел на свои кривые на проволочной

подвязке очки. Покрутил их в пальцах, словно подыскивая, куда бы теперь деть

мучительницу-оправу, отнявшую у него столько творческой энергии. Леонид, наверное,

понял наступивший «момент истины» и осторожно взяв из рук Роберта теперь уже жалкие

на вид его старые очки двумя пальцами, словно боялся обжечься о раскаленные кривые их

дужки и приподнял над столом:

– Можно мне конфисковать их у вас, Роберт? Чтобы никогда они не попадались вам на

глаза и не портили настроение?

Роберт усмехнулся:

– Удивительно, как вы точно определяете мое отношение к вещам. Это у вас природная

особенность, я бы сказал.

Леонид скромно опустил глаза.

– Может быть. У каждого своя особенность… Так я возьму?..

– Да, конечно! – великодушно отозвался Роберт, с удовольствием нащупывая дужки

новых очков. – Леонид, вы, как и я – на Южном вокзале?..

– Нет, уважаемый Роберт, меня кое-какие встречи ждут в Белгороде. Так что… – Леонид

глянул на часы, – мы с вами разлетаемся, – он скромно улыбнулся. – Но я уверен, что еще

встретимся. Во всяком случае, я вас уверяю, что напомню о себе в нужную минуту. Я вас

уверяю, дорогой Роберт, – добавил специалист, протянув руку Роберту.

– Как, уже? – недоуменно подал руку Корнев.

– Увы! – Леонид посмотрел в окно. – Подъезжаем. Всего вам. И мои вам

напутствующие пожелания: не поддавайтесь, мой любимый автор, неординарному случаю

для решения наболевшего. Это опасно, – сказал он на прощание, приподняв руку. С этими

словами он испарился, исчез, как и появился, словно на минуту вышел проветриться…

Роберт не помнил минуту или момент когда и как он вернулся к сюжету. Казалось,

просто прервался на минутную паузу, во время которой, как правило, после завершения

логического фрагмента потребовалась передышка для сосредоточения в новый образ.

Нужно было ощутить телом и осмыслить мозгами тот ужас, какой настиг Сабурова-

98

Демина, когда он обнаружил себя запертым в замкнутом пространстве по чужой воле.

Видно кому-то нужно было за какие-то грехи дать ему почувствовать, что такое тюремное

заключение, а еще эффективнее – ощутить момент лишения свободы непосвященному

пионеру. Демин ломал голову и не мог найти хоть какую-нибудь зацепку. Он

последовательно осмотрел всю стену. Левее входной двери зиял бункер для сбрасывания

сверху грязного белья, небольшая куча которого сгрудилась у его подножья. Здесь же

рядом на металлическом столе лежали аккуратные стопы проглаженного чистого белья.

Были они трех сортов по цвету и фасону: полосатые брюки и пижамы, белое нательное и

серые и белые медицинские халаты, перед которыми пижамы не выглядели

преимущественно в эстетическом отношении. У Демина сразу же невольно возникло

желание сбросить с себя задубевшую, вызывающую жгучий зуд одежду. Не раздумывая,

он переоделся во все сухое и белое, приятно щадящее тело, и с облегчением вздохнул.

Появился стимул спокойно разобраться в ситуации. Проследовав внимательным взглядом

дальше до торцевой стены, он отметил, что она состояла сверху донизу из сплошного

металла, напоминающая скрытые ворота. У ворот не было дверной ручки или чего-нибудь

такого, за что можно было бы ухватиться и попробовать их открыть. Понятно, ворота вели

наружу, на свободу. Опустившись на колени, он прильнул к цементному полу и в узкой

щели увидел знакомый проспект, по которому совсем недавно… впрочем, когда?.. ехал в

троллейбусе и вон на той остановке вышел. Люди, обычные нормальные люди, одетые в

свои различные одежды передвигались в нужных для них направлениях. Их никто не

удерживал, им никто не указывал куда идти, они казались счастливыми и беззаботными.

Впрочем, подумал Демин, может это только кажется. Совсем недавно и в окнах, пока не

появились решетки, такие же люди точно так же шли в разных направлениях. Он вскочил

и бросился к ближайшему окну. То, что он увидел по ту сторону решеток, шокировало. Тут

снова, как на всеобъемлющем экране, протекал надуманный сценарий с участниками в

однообразных одеяниях преступного мира! Демин судорожно потер вспотевшее лицо

ладонями, словно только что проснулся и никак не мог прийти в себя: те же люди, тот же

транспорт, тот же регулировщик, те же лотки с продавцами и покупателями, но люди были

одеты в полосатые одежды зэков! В безумном трансе он кинулся к входной двери, по пути

прихватил увесистую трубу – обрезок после монтажных работ слесарей – с разбегу торцом

ударил по стыкующимся деревянным створкам. Удар был настолько сильным, что

облицовочный наличник раскололся пополам. Невольно это взбодрило и придало

уверенности. Второй удар оказался не менее эффективным: появилась шаткость

половинок дверей и щель. Демин отошел на шаг, чтобы нанести еще один, может быть

решающий удар, но в этот момент дверь распахнулась, и в помещение вошли двое мужчин

в белых халатах. Под руки они вели чем-то расстроенную женщину в сером халате, очень

напоминающую ему собственную жену. Один из них – мужчина интеллигентного вида –

благодарно посмотрел на Демина и сказал:

– Спасибо, коллега. Завхоз куда-то делся с ключами… Кстати, профессор, это ваша

пациентка. Узнаете? Она тут сделает небольшую уборку, посмотрит сюжет под

наблюдением Сорина, примет душ, и придет к вам в кабинет.

Демин вопросительно окинул все вокруг, выискивая предполагаемый экран для

демонстрации фильма.

– Да. Вы правы. Сегодня рабочие занесут кресла, облагородят по-настоящему

смотровой зал. Она подготовит шторы и… в общем, наведет порядок.

Демин не сразу нашел что сказать. Застыл на месте, наблюдая за мужчиной, названным

Сориным и копией своей жены. На его месте другой либо постарался выбраться из

тяжелого сна, в котором сами попытки снятся реальным миром и составляют замкнутый

круг, не имеющий выхода. Либо, будучи помешанным на фантастике, наивно решил, что и

в самом деле каким-то образом оказался в другом времеизмерении и принимал бы все как

есть. Но тогда сюжет не отвечал бы задуманному, Демин был бы не Сабуровым, был бы

жив и здоров, что не входило в коварные замыслы автора. И стук обрезком трубы о

99

закрытую дверь не ударил бы по ушам громом, а стучал бы колесами методично на стыках

рельс, как стук маятника мирно текущего времени. И молодая симпатичная проводница не

сказала бы отработанным штатным голосом «Подъезжаем, Харьков!»

За окном мелькали знакомые товарные платформы, складские постройки, стрелами

разъездные пути, зебровые тупики, семафоры…

Через полчаса Роберт спустился в подземный переход Южного вокзала в метро, а через

двадцать минут с волнующим сердцебиением подходил на улице Полевой к кирпичному

дому своей жены Евгении, тестя Георгия Ефимовича, тещи и дворового пса Гранита. У

Роберта здесь своего ничего не было. Он всегда отмечал это с усмешкой, словно издевался

над большинством своих соотечественников людского мира, сгорающих в меркантильном

бесконечном соревновании обогащения. Все его богатство было при нем, а точнее – в его

подсознании и памяти, – втайне даже от него самого хранящие немыслимое наслаждение

творчеством. Сердце усиливало звук только от одной мысли, что сейчас он, наконец,

обнимет любимую, за вкусным домашним обедом поделится впечатлениями хорошего и

плохого и взвесит выражение на ее милом личике…

Так и получилось, как должно было.

После обеда, они развалились на диване в гостиной, он вытащил из дипломата

растрепанные листки рукописи и, улыбаясь, протянул Женечке:

– Новый… Только начал. Первая глава. Прочитай. Еще лучше – перепечатай, если

найдешь время. Меня интересует твое мнение в отношении цензуры. Не слишком ли?..

Евгения сменила радостное выражение на хмурое и беспокойное. Ее милое нежное

личико вдруг стало жестким, замкнутым.

– Да не волнуйся ты. Я же не призываю читателя к государственному перевороту, –

пошутил он явно неудачно.

– Роберт, ты забываешь…

– Что, дорогая?

– Что и у ветра есть уши.

– И у моря…

– Да.

– И у пустыни Сахара, – смеясь, набирал ассортимент Роберт.

Женечка сморщилась, как от кислого.

– Роберт, прекрати. Мне не смешно. Ладно, но лучше, ты мне прочитай. Мне твоих

каракуль не разобрать. Случайно не на тему, которую ты мне рассказал за обедом? –

осторожно спросила она.

Роберт кивнул.

– Ты с ума сошел! Зачем тебе это? Тебе что, жить надоело?! Или больше всех нужно?

– Ты знаешь, я почувствовал, словно Сабуров это я. Мне трудно тебе это передать. В

общем, что будет, то и пускай. Давай сейчас. Пойдем в сад под нашу яблоню. Прихвати

коврик.

– Здесь немного, – начал он, упав на сухую траву и протянув руку Женечке… – на десять

минут. – Падай, я поймаю! – добавил он, подставляя руки.

Она расположилась на коврике, с наслаждением втянув свежий пахнущий травой

воздух. Он тоже вдохнул. Странно! Почему эта великолепная свежесть не ощущается в

обычной рабочей обстановке на ходу или за каким-нибудь делом во дворе? В чем

причина? В расслабленности души? Может быть…

Когда предположительное время чтения истекло, и Роберт прочитал последнюю фразу

главы, в прихожей, какая была общей в этом большом доме, прозвонил телефон. Теща,

копия Женечка, только шире и короче телом, торопливо переваливаясь с ноги на ногу,

прошла полпути по дорожке, остановилась и приложила «трубку» к уху:

– Какой-то мужчина вас, Роберт.

Голос в трубке показался очень знакомым, только что где-то прозвучавшим.

– Как доехали, Роберт?

100

– Спасибо. Но можно узнать…

– Кто звонит? – голос загадочно усмехнулся. – Ничего, сейчас вспомните: как ваша

новая вещь сидит на вашем лице, уважаемый автор нового романа?

– О! – воскликнул Роберт. – Леонид! Вас слышно с искажениями. Спасибо вам,

прекрасно сидят, – радостно сообщил, приятно вспомнив нового знакомого.

– Я хотел вам сказать, что лучше всего героя направить по пути фантазии. Например,

попал в другое измерение. Это безопаснее для вас, дорогой, – произнес он очень невнятно

и затих. И никаких гудков. Мертвая тишина.

Роберт в замешательстве еще некоторое время держал трубку у уха. Никак не мог

сообразить, откуда Леонид узнал о содержании сюжета? Потом пошел в сад. Георгий

Ефимович сидел на низеньком стульчике, опустив голову к ногам перед развалившимся

возле собачьей будки Гранитом. Его застывшая фигура не внушала радостный оптимизм

Роберту, каким обычно отличался зам главного конструктора филиала Тагильского

танкового завода сороковых годов, и вызывал невольное любопытство неожиданным

резким изменением настроения. Женечка собирала малину в тряпичных перчатках,

защищающих руки от колючек. Это занятие у нее, считал Роберт, было предметом

развлечения, и ни сколько не чувством необходимости внесения своего труда в хозяйство

семьи. Такая версия вызывала у него доброжелательную улыбку, и такое отношение ее к

своему занятию, если бы оно действительно имело место, им прощалось любимой

женщине, как несознательному ребенку.

– Что-то мне не нравится мой тесть, дорогая. Ты не знаешь, что бы это могло значить? –

спросил он, приблизившись сзади и кладя на ее узкие загорелые плечи свои ладони.

Она повернулась к нему, и Роберт тут же отметил скрытую грусть в ее глазах.

Поставила банку с малиной на траву, как ненужную вещь, пошла к коврику, где они

сидели, читая рукопись. Присев на корточки, и потупив взгляд, нервно сорвала стебель

травы.

– Роберт, нас отсюда выгоняют.

– Не понял. Кто откуда выгоняет?

– Мне жалко отца. Он сильно переживает. Для него сад – единственное что осталось, –

от волнения у нее покраснели виски, глаза не моргая, следили за руками, срывающими

траву.

– Неужели сносят? – изумленно догадался Роберт.

Она качнула головой.

– Так это же прекрасно! Особенно для твоих стариков. Им в их возрасте нужна

изолированная квартира со всеми удобствами. А ему, как человеку известному в нашей

стране, тем более давно должны были дать самую комфортабельную квартиру в лучшем

районе города Харькова! Сколько дают жилплощади?

– Трехкомнатную.

– На всех?! – с крайним удивлением воскликнул Роберт.

– На всех, – удрученно вымолвила она.

– Ничего не понимаю. Так ведь положено две квартиры.

– Говорят, если б был у нас с тобой ребенок, тогда отдельные.

Евгения подняла лицо в сторону отца, за деревьями слив, груш и яблонь, едва

просматривающего полинявшего на солнце розового фартука, вяло покивала головой.

Помолчали.

– Ты же понимаешь, как им теперь трудно справляться с хозяйством, – выдвинул в

поддержку своих аргументов Роберт.

– А ты понимаешь, как отцу невыносимо тяжело расстаться с любимым занятием?

Роберт не ответил. Слишком тяжелый был аргумент для решения не своих проблем. И

главное – она права. Ее правда была в том, что ей жалко было отца. Как ему теперь

расстаться не только с нестарыми фруктовыми деревьями, которых насчитывалось более

двадцати, с прививками, поражающими своим видовым разнообразием, какие он

101

постоянно проводил. Что теперь будет с псом Гранитом, его любимцем. Куда его девать? В

авто-будку на убой? Предать друга?..

Эта мысль внезапно показалась настолько жестокой, что Роберт ничем не смог утешить

Женечку и долго приходил в себя, прежде чем снова смог вернуться к сюжету.

Наконец, он взял рукопись, отыскал нужное место, осмотрелся удивленными глазами

Демина, отыскивая экран, на котором можно было бы демонстрировать фильм. Его не

оказалось. Между тем, интеллигентный мужчина, остановившийся возле Демина, глядя

вслед своему помощнику, продолжал:

– Уникальный экземпляр, профессор. Беременность на четвертом месяце. У нее задание

– выгладить белье, навести здесь порядок, и посмотреть сюжет, – он кивнул в сторону

окон.

– Какой сюжет? – в растерянности глупо спросил Демин, неожиданно получивший

титул профессора.

– Выборочные фрагменты.

– Какие фрагменты? – совершенно сбитый с толку, переспросил Демин.

– Расчленение живой проститутки. Изнасилование невесты на глазах у ее жениха.

– Зачем? – глупо невпопад осведомился Демин.

– Не знаю. Главный приказал. Скорей всего, по вашей программе. Кассету я уже отдал

оператору.

– А мне куда? – боясь напрямую спросить, где выход, с трудом вымолвил Демин.

– Идемте. Мне по пути, – сказал мужчина-интеллигент, – Сорин тут сам справится, –

кивнул в сторону помощника и направился к двери. Демин последовал за ним. Хотелось

спросить, где выход наружу. Но длинный коридор и больничная обстановка, вместо

лестничной площадки, по которой недавно он зашел в помещение, остановила его. По

коридору, неожиданно перед ним открывшимся, прохаживались двое больных в полосатых

пижамах и тапочках. Тогда он спросил:

– Извините, как вас зовут?

Мужчина, не глядя на Демина, отреагировал легкой улыбкой и сказал:

– Коллега, что с вами? Меня зовут, как вам известно, Вениамином Семеновичем. А вас

как? – уже откровенней улыбнувшись, по-прежнему не глядя на Демина, спросил в свою

очередь мужчина.

– Демин, к вашим услугам. Но я не тот, за кого вы меня принимаете.

– Вы думаете? – ничуть не удивившись и жестом пропуская вперед к лифту Демина,

заметил Вениамин Семенович. – За кого же?

– Я не профессор. То есть, еще не… Я стекольщик.

– Стекольщик, – монотонно повторил мужчина. – Значит, уже стекольщик?

– Что значит «уже»? – возмутился Демин, желая утвердить неожиданно приобретенную

специальность в ее непричастности к происходящему.

Вениамин Семенович неопределенно пожал плечами:

– Как вам угодно, профессор, – согласился он, первым выходя из лифта и жестом

приглашая следовать за ним.

Пропустив несколько дверей с табличками, Вениамин Семенович со сдержанной

улыбкой показал ладонью на дверь с надписью «Профессор Демин», откланялся и пошел

дальше вглубь коридора.

Демин стоял в растерянности. Что-то здесь было не так. Что-то не склеивалось. Сюжет,

похоже, зашел в тупик. Причина этому было дрянное настроение из-за нерешенных

проблем, угнетающих основную мысль развивающихся событий с Деминым. Роберт

напрасно боролся с бессонницей, лежа в обнимку с Женечкой, прислушиваясь к ее

вздохам уже далеко за полночь. Что в действительности теперь делать Георгию

Ефимовичу и как теперь сложится его дальнейшая судьба в новой обстановке и условиях

жизни. Уйдет его супруга, если не он сам, в мир иной, будет взрослеть ребенок их

совместный с Женечкой, потом не хватит места и для подростка, потом не хватит времени

102

на уход за стариком, потом… Хорошо, если пришедший сон уведет глупую нелепость в

другую реальность с иными взглядами и с другими участниками событий, а если нет… Он

спускался в лифте. Выходя из подъезда, глубоко вдыхал пахнущий травой воздух.

Осторожно переходил на противоположную сторону трассы. Шел в тени невысоких

фруктовых деревьев старого поселка вдоль домиков. Останавливался возле дома своего

приятеля, переступал через высокий уступ у калитки…

Делал он это напряженно. Медленно поднимал ногу, сгибая ее в колене, и вступал в

чужой двор. Год от года это ему давалось с нарастающей трудностью. Он не болел –

просто старость сковывала все больше. Незаметно приходило одиночество. И еще… в

последние годы он все больше ощущал на себе то прошлое, за которое приходилось

расплачиваться сейчас.

Солнце медленно поднималось к полудню. Во время максимальной людской занятости

тоскливые мысли лезли в голову, заставляя искать встречи не с людьми, а с предметами,

прожившими одну с ним жизнь. Ведь ничто так не изменяется, как изменяется человек, и

поэтому он приходил сюда, когда не было дома хозяина, и на пороге встречал его не

школьный товарищ, а старый пес Гранит.

Войдя во двор, он подумал, что каждый раз повторяется одно и то же. Пес

гостеприимно ведет его в сад, останавливается возле столика, приглашает сесть на

скамейку. Подобрав под себя хвост, приседает у ног и устремляет на бывшего своего

хозяина долгий ожидающий взгляд. Кусочек колбасы он проглатывает мгновенно, клацнув

два-три раза зубами, и снова смотрит в ожидании разговора.

– Ты все живешь? – на этот раз спросил он Гранита, словно давно ждал собачьей

смерти. – А я вот, брат, того… надумал сегодня ночью одну мысль. Допустим, идет человек

своей дорогой, идет и оставляет на ней чего захочет. И хорошее и плохое. Да не знает он,

что к старости придется возвращаться по той же дороге назад, – он положил неуклюжую

руку на темень пса, помолчал, продолжил мысль, – хорошо, если встретишь хорошее…

Гранит прилег, положив на передние лапы острую морду, поморгал, приготовившись

слушать.

– Вот пришел посоветоваться с тобой. У тебя, брат, опыт. У тебя другой хозяин. Дом