Ежевика в долине. Король под горой

Гаро потащил Тристана знакомиться с родителями и младшей сестрой. Его матушка очаровательно улыбалась, говорила, что Гаро много писал о товарище. Она жеманно скрывала свое расстройство: сегодня сын сообщил им, что твердо решил стать рыцарем-пальером, а не просто окончить школу. Очевидно, мать надеялась изменить его решение. Тристан знал об их спорах в переписке, и все же эту женщину ему было по-своему жаль. Поблизости стояла семья Оркелуза. Тот, закатив глаза, вынужденно представил их родне Гаро.

– Очень приятно! – обе леди, их матери, пожали друг другу кончики пальцев. – А этот юноша?..

Она указала на Тристана. Гаро вежливо представил:

– Это Тристан Трувер, наш одноклассник.

Тристан пожал всем руки и представился повторно каждому взрослому.

– Какой приятный молодой человек, – похвалил его отец Оркелуза. – А где ваши родители?

Гаро с семьей поникли и растерялись, осознав неловкость вопроса. Едва Тристан успел открыть рот, как Оркелуз сказал:

– А этого никто не знает. Он сирота.

– Примите мои соболезнования, я не знал, – мужчина принял скорбный вид. Тристан отметил, что Оркелуз мало похож на него, впрочем, как и на мать. Рядом с ними стоял еще один человек – невысокий худой паренек, имевший большее сходство с семейством.

– Ничего страшного, сэр, – ответил Тристан. – А это должно быть, старший брат Оркелуза? Он однажды проговорился, что у него есть брат.

– Младший, – парень протянул руку Тристану. – Я – Нино, Тристан, очень приятно! Оркелуз никогда обо мне не рассказывает.

Как только все отвлеклись на праздные разговоры, Тристан и Гаро переглянулись и ехидно покачали головами. Гаро едва слышно присвистнул. Оркелуз же, напротив, помрачнел и огрызнулся.

– Вообще не понимаю, чего ты притащился! – прошипел он. – Тебя здесь никто не ждал.

– Почему же? Очевидно, меня ждал твой братец, с которым ты так не хотел нас знакомить. Оно и немудрено… Знаешь, это так странно, отправить в Орден старшего сына, – протянул Тристан.

– Вот и я считаю, подозрительно, – поддержал его Гаро. – Не потому ли, что младшего посчитали более достойным наследником?

– Я вам обоим вырву языки, – Оркелуза даже перекосило от злобы.

Но парни только отмахнулись.

– Лучше вырви свой, – сказал Тристан. – Из-за него все твои беды.

Под конец вечера приехали гости, которых, очевидно, многие ждали. Мужчина почтенных лет шел под руку с ослепительной белокурой дамой, лет на пятнадцать младше его. Она шагала сквозь толпу в белом вечернем платье и таком же кипенном меховом манто. Безупречная белизна в сердце безупречного общества. В ушах блестели бриллиантовые капли. Люди перед ними расступились. «Министр Гавел» и «Господин министр» – слышал Тристан. Совет наставников выстроился в ряд, приветствуя пару. Через несколько минут, положенных на церемонии, министр поднялся на сцену и поприветствовал всех присутствующих.

– Леди и джентльмены, я рад видеть каждого из вас. Ничто бы не помешало мне быть на этом чудесном благотворительном вечере. Ваши аплодисменты герцогине Лоретт, которая выступила с инициативой провести концерт. Восхитительно! Чудесно, дамы! Благодарю. Конечно, я бы не посмел пропустить такое редкое и счастливое событие, как турнир и акколада молодых пальеров. Для начала выражу благодарность вашим семьям и наставникам. Их стараниями я вижу перед собой будущих героев и выдающихся ученых. Господа послушники, я верю в ваши силы и надеюсь увидеть блистательное выступление каждого из вас послезавтра. В такие тяжелые времена Эскалоту нужны храбрые воины, каких всегда приносила нам ваша альма-матер. За прекрасный Пальер-де-Клев и его рыцарей!

Министру подали бокал шампанского, а гости подняли свои фужеры, поддержав тост за Пальер-де-Клев. Дальнейший вечер продлился для послушников еще полчаса, а после сэр Мерсигер скомандовал отбой. Тристан дождался, пока Гаро попрощается с близкими, и спросил:

– О каких тяжелых временах он говорил?

– Ну… – Гаро озадачился его вопросом. Было заметно, что он не придал значения словам министра. – Вероятно, он имел в виду фронт.

– Но бои на позициях идут уже лет семь. Почему вдруг он так сказал?

– Может, он для пафоса. Он же «великий оратор времени», – пожал плечами Гаро. – Никто и не заметил, я думаю. Один ты, как всегда, буквоед нудный…

Гаро потрепал друга по волосам. Тристан увильнул, и они вдвоем побежали по лестнице в спальню, пока кто-нибудь из учителей не поймал их после отбоя.

В день турнира Тристан забрал из кузницы начищенные доспехи: тяжелый полный комплект, который весил немногим меньше его самого. Из оружия он взял меч, так как по правилам первый раунд каждый послушник должен пройти со щитом и одноручным мечом, и клевец, потому что это оружие было для него самым сподручным. Все послушники надевали одинаковые поддоспешники – в цвет знамени Ордена. Чтобы зрители могли отличить бойцов друг от друга, каждому из послушников велели взять ткани и сшить бурлет[1] для каждого своих цветов. Тристан, ни минуты не сомневаясь, схватил черную шерсть и фиолетовый шелк, хотя на них никто и не претендовал. Всю экипировку школяры отнесли в шатер. Тристан знал, что не может надеть на себя никакую сумку, поэтому заранее запихнул недовольного Ситцевого рыцаря между шлемом и подшлемником. Возмущался тот знатно, Тристан даже боялся, что их кто-нибудь услышит.

Первое состязание – стрелковое – все послушники проходили в форме. Поэтому Тристан надел портупею поверх вычищенного кителя и поспешно спустился во двор. Он надеялся поискать Ронсенваль. Но уже на выходе потерял всякую надежду. Внутренний двор был забит людьми – наставниками, ветеранами и гостями на трибунах и посетителями из деревни внизу, вокруг ристалища.

Загремели трубы, вступил оркестр. Выпускники строем вышли на ристалище и выстроились в линию. Сэр Мерсигер представил свой класс и поприветствовал министра Гавела. Класс вымуштрованным хором повторил приветствие. Заиграл гимн, все сидящие встали со своих мест. Тристан пел и искал глазами фею в ежевичном платье. Ее не было. Сэр Мерсигер взял рупор и громко объяснил присутствующим правила турнира.

– Судьями турнира являются почтенные ветераны и наставники Ордена пальеров, а возглавляет судейство министр иностранных дел Эскалота, лорд Гавел, – заявил он. – Также по традиции сегодня на турнире присутствует суд дам. Его голосом является герцогиня Лоретт. Мы хотим, чтобы вы отметили не только силу и храбрость наших воспитанников, но и их безупречные манеры.

На ристалище вышел один из рыцарей, исполняющий роль глашатая. Он объявил о состязании стрелков. Тристан пошел за своей винтовкой. По команде класс выстроился в шеренгу напротив мишеней. Послушники приняли упор на одно колено. Зарядили винтовки. Несколько ребят так волновались, что замешкались с патронами в подсумках. Тибо повредил плечо после первого выстрела, но, зажав губу, расстрелял все пули. Когда он встал, Тристан заметил, что винтовка почти на две головы выше его и что Тибо не плачет, хотя глаза его неестественно блестят и из нижней губы сочится кровь. В конце концов Тристан окинул взглядом чужие мишени и подсчитал, что скорее всего займет третье место. Когда они пришли в шатер, то каждый стал переодеваться в полном молчании. Им запретили шуметь и вести себя вызывающе. Тристан сначала помог Гаро надеть доспехи, а после Гаро облачал Тристана. Он поспешил надеть шлем и опустить забрало, так Тристан мог тихо и незаметно обратиться к Ситцевому рыцарю. Тристан утолил его любопытство, рассказав итоги первого состязания. А потом взял меч и вышел на ристалище. Глашатай представил каждого бойца судьям, чтобы они знали, кто под какими цветами бьется. Сквозь прорезь шлема он смотрел на трибуны и, о чудо, увидел свою Ронсенваль. Она сидела в нижнем ряду трибун вместе с той феей, что была с ней и Джорной в их последнюю встречу. Сердце Тристана, очевидно, собиралось пробить и его грудь, и доспехи, так бешено стучало. Он смотрел на Ронсенваль и боялся упускать ее из виду. Словно отвернись он, и фея исчезнет. Но кто-то размашисто толкнул его в бок. «Шевелись! Оглох, что ли?!» Это был Оркелуз. Тристан отошел к шатру вместе с классом. Он все прослушал.

– Гаро, какой я по счету и с кем первым бьюсь? – спросил он.

Тот повернулся к нему вытянутой мордой шлема, сначала поднял свое забрало, а потом и Тристана, предварительно постучав в его шлем, как в закрытую дверь.

– Ты нормальный? Ты чем слушал?

– Прости, я отвлекся.

– Стой, тебе дурно, что ли? – заволновался он.

– Нет, я в порядке. Просто скажи очередность.

– Сначала со мной, потом с Оркелузом, – ответил Гаро. – Мы почти в самом конце, сначала мелкие.

Тристан кивнул и быстро развернулся к трибунам. Ронсенваль не сводила с него глаз. Он понимал, что странно звать ее сюда, к шатру. Она ему не родственница, их уединение выглядеть будет сомнительно. Тристан еще раз обернулся на горстку одоспешенных школяров. Одни уже присели на скамейку или землю, другие разминались, Оркелуз снял шлем. Тристан быстро оценил ситуацию. А потом снова повернулся – быстрее смотреть на Ронсенваль. Понимая, что будет выглядеть странно, он снова опустил забрало.

– Сэр, она здесь, – шепотом ликовал он. – Ронсенваль пришла!

– Я вас поздравляю!

– Что мне делать?

– А что делать?

– Я не помню, могу ли я к ней сам подойти.

– В смысле не помните?

– В смысле по этикету. Не хочу ее опозорить.

– А! А она одна пришла?

– С сопровождением.

– Нам повезло! Тогда пройдите мимо по краю ристалища и поклонитесь ей. А она потом к вам отправит компаньонку.

– Поклониться… Отправит… Я…

И тут Тристану что-то тяжелое прилетело прямо в шлем. Даже Ситцевый рыцарь ухнул от неожиданности. Тристан в спешке поднял забрало. Рядом стоял Оркелуз и, судя по его пустым рукам, он огрел его латной рукавицей.

– Ты с ума сошел? – возмутился Тристан.

– Я-то? Ха! Да это ты тронулся, раз говоришь сам с собой, – громко сказал он.

– Я повторяю правила вслух! Думаешь, я не понимаю, что ты специально меня выводишь? Хочешь подраться, подожди! И часа не пройдет.

Оркелуз, заприметив сэра Мерсигера рядом, поднял руки в примирительном жесте и ушел в шатер.

– Если вы ему проиграете… – послышался голос у его уха.

– Плевать на него. Нам действительно не стоит болтать, – сказал себе под нос Тристан.

Он сначала подумал оставить Ситцевого рыцаря в шатре, но с его советами было спокойнее. И потом, кто знает, что еще мог выкинуть Оркелуз? Тристан дождался конца первого боя и пошел вдоль края ристалища. Он остановился напротив Ронсенваль и, выждав, поклонился. Она, улыбаясь, кивнула в ответ. Тристан вспоминал все, что знал о правилах поведения в таких случаях: большинство из них изживали себя и менялись на протяжении эпох. Как назло, над ними грозной орлицей нависала герцогиня Лоретт со всем насестом дам, уже заметивших мизансцену ниже. И Тристан решил быть смелым.

– Миледи, я сегодня в ваших цветах, – сквозь улыбку отметил он.

Ронсенваль провела рукой вдоль своего жакета и ответила:

– Мне это лестно. А я, как видите, в ваших.

Она действительно надела зеленый жакет, приталенный, с длинными рукавами. Он больше напоминал часть народного костюма – дублета, хранившего свой фасон уже четыре века. На груди расположилась ее ежевика. Но под жакетом было платье насыщенного лавандового цвета, почти что фиолетовое. Струящаяся шифоновая юбка доставала до деревянного настила трибун. На голове примостилась аккуратная фетровая шляпка. Свои длинные волосы она уложила в локоны, которые ниспадали по плечам и ложились на скамью.

– Оба наших цвета вам к лицу. Если вам угодно, носите их вместе всегда, – он продолжал ее разглядывать, хотя сзади завязался бой.

– Хотите сказать, это сочетание сделает вас счастливым? – кокетничала она.

– Безусловно, миледи! Каждый раз, как я буду его наблюдать, – он снова поклонился ей.

Над их головами хоралом щебечущих сплетниц проносились вздохи, смешки и комментарии. Тристан к ним не прислушивался.

– Вы что-то еще хотели, кроме как выразить мне свое почтение? – намекнула ему Ронсенваль.

– Да, миледи. Я решил, что мое счастье может быть безграничным, и пришел просить вашего благословения.

– Я подумаю об этом. А в какой же форме вы хотели его получить?

– В любой, какая может быть прикреплена к моему доспеху.

– Вам не повезло, я сегодня без платка и даже без перчаток, – пожала она плечами.

Тристан не знал, откуда в его невинной до того голове взялась такая непристойная шутка. Он ее, конечно, не озвучил, но тайком взглянул на губы Ронсенваль, полагая, что и ее поцелуй носил бы на себе с большой гордостью.

– Вы так и будете стоять и смотреть? – спросила она, наклонив голову набок.

– Если вы позволите.

– Думаю, вам стоит вернуться в шатер и готовиться.

– Как прикажете, – смиренно согласился Тристан и вновь склонился в поклоне, прежде чем последовать ее совету.

Спину Тристана окатила волна пересудов. Он не знал, хорошо это или плохо – то, что они сейчас разыграли с Ронсенваль, – но единственная дама, чей вердикт был ему важен, надела жакет в цветах Ордена и платья его матери. В шатре он уселся в углу, сложил руки на груди, вытянул ноги и припал боком к дубовой скамье. Тристан надеялся подремать, раз уж больше он ничего не может поделать. Его веки трепетали какое-то время под гнетом сонливости, вызванной духотой и волнением. А потом он все же уснул. В его грезы ворвался Гаро, тормошивший друга за плечо.

– Эй, повеса, вставай! – он приглушенно посмеивался. – Там к тебе какая-то дама.

Слова разбудили Тристана мгновенно, и он резво подскочил с земли. Гаро отпустил вслед какую-то шутку, но Тристан его фиглярство проигнорировал. У входа в шатер стояла фея, сопровождавшая Ронсенваль.

– Привет, Тристан! Она просила тебе передать, – девушка протянула сверток лавандового шифона.

Тристан с благодарностью принял его и развернул ткань. Он быстро догадался, что это был рукав ее платья, расшитый вдоль неброским черным узором, с жемчужной пуговицей на манжете. Он немного оторопел от неожиданности, но еще раз поблагодарил фею и вернулся в шатер. Тристан силился самостоятельно привязать рукав к ронделю[2] на руке. Гаро, хохоча, присел рядом с ним и помог с узлом. Закончив возиться, он хлопнул Тристана по предплечью.

– Что ты гогочешь? – спросил Тристан, хотя и сам, краснея, улыбался. – На себя посмотри.

Он кивнул на желтую ленту на горжете[3] Гаро. Тот лишь отмахнулся.

– Так то сестра повязала. Ты почемумне не рассказал? Кто эта девушка? – допытывал он.

– Я расскажу тебе после турнира, – ответил Тристан, хотя только сейчас понял, что не знает, как объяснить окружающим свое поведение и обстоятельства их знакомства.

Как ее представить? Ронсенваль рассказывала, что все дома в Трините или сохранили свои дворянские фамилии, или назывались ими при встрече с людьми. И потому большинство, если и вспоминают о существовании таких семей, думают, что это обнищавшие дворяне, перебравшиеся в захолустье. Ронсенваль говорила: «Если не лгать, а преподносить правду умеренно, то люди сами за тебя придумают самую логичную версию».

Бои младших ребят проходили быстро. На ристалище вышли Гаро с Оркелузом. Тристан сел у шатра, чтобы посмотреть на их сражение. Как и всегда на тренировках, Гаро бил размашисто. Таранил кромкой щита шлем Оркелуза. Тот подныривал и старался бить прицельно в слабые и незащищенные места, например по ногам. Наконец, Гаро зажал его между собой и деревянным барьером и просто наседал сверху, изредка стуча по его шлему и спине навершием рукояти. Оркелуз сопротивлялся недолго, выронил оружие, поднял руки и присел на одно колено. Капитулировать было не зазорно, особенно если учесть, что бой был не последним. Они с Гаро тренировались вместе часто, и оба знали, чем это закончится. Гаро отошел к барьеру и повис на нем, приподняв забрало. Тристан увидел, что его лицо все покраснело и пышет жаром. Оркелуз сбросил щит, латную перчатку и меч под ноги, затем стянул шлем. Он был тоже красный и мокрый от пота. А еще было заметно, что Гаро знатно ему настучал по голове.

Тристан поднялся, взял меч и щит. Гаро сменил оружие на двуручный меч. Тристан покачал головой и крикнул ему: «Совсем ты меня не любишь». И услышал в ответ: «Люблю, потому это не алебарда». Маршал турнира подал знак начинать бой. Они сошлись и по очереди мягко стукнули друг друга мечами: Тристан – по плечу, Гаро – по зеленому щиту. Так начинались дружеские дуэли, противники показывали друг другу свое оружие и примерные возможности удара. Гаро кивнул. Тристан обходил его по кругу, пока тот только поворачивался следом и выставлял здоровый меч перед собой.

– Ты тут до вечера танцевать собрался? – громко спросил Гаро.

– Сам начинай. Встал тут со своей оглоблей, – весело подзадоривал его Тристан.

Первый бой давался ему легко. Он смирился с поражением и имел цель только проявить себя достойно в сражении. Когда он обсуждал свою тактику с сэром Мерсигером, наставник заверил его, что в таких мыслях нет ничего постыдного. Напротив, это смело – идти на заведомо проигрышный бой с целью сохранить достоинство. Тристан не стремился нападать первым. Он ждал, когда Гаро раскроется и замешкается со своим тяжелым мечом. Он был силен, но неповоротлив. И Гаро нанес первый удар. Тристан отскочил, и лезвие соскользнуло со щита. А следом он юркнул за спину Гаро и нанес ему целых два удара: в плечо и в бедро. Собственный промах раздразнил Гаро, и он ринулся на Тристана, размахивая оружием с большим энтузиазмом. Двуручный меч приземлился на черно-фиолетовый бурлет. Тристану показалось, будто он стоял внутри чугунного колокола, в который ударили что есть мочи. В глазах потемнело, но возмущенный голос Ситцевого рыцаря привел Тристана в чувство: «Господин, мы проигрываем! Прошу вас, защищайте голову!» Но Гаро вошел в раж и бил наотмашь. Щит Тристана уже потерял несколько щепок с лицевой стороны – ему доставалось больше всего. Сам же Тристан отступил на пару шагов, пригнулся, побежал на таран и постарался сократить расстояние. Он влетел в Гаро, но тот лишь слегка отшатнулся и зажал Тристана в стальных объятиях. Они били друг друга то шлемами, то локтями, то коленями, то свободными латными перчатками. И все же Гаро давил весом. Тристан даже перестал наносить ему удары, только постарался принять устойчивую позу, чтобы не просесть под ним. Гаро насторожился, затишье показалось подозрительным, и он громко спросил: «Ты там нормально?» Тристан кивнул и пару раз ударил его стальным кулаком в знак подтверждения. Воспользовавшись перерывом, Тристан опустился ниже, уперев ногу так, чтобы дальше не скользила, и обхватил Гаро за бедра. Он вынуждал его согнуть колени и потерять равновесие. И план сработал. Они оба начали топтаться на месте так, словно стояли не на ристалище, а на палубе корабля, угодившего в шторм. Удары усилились, каждый отчаянно пытался стряхнуть противника и устоять. И едва Тристан решил снова сделать передышку, как почувствовал, что Гаро тянет его в сторону с небывалой силой. Они вдвоем рухнули на землю. Вдалеке над ними прогремел голос маршала: «Ничья!» Парни так и поднялись, держась друг за друга. Пожали руки и направились к шатру. Тристану дали время перевести дух перед боем с Оркелузом. А тот исподлобья смотрел на соперника, играя желваками.

– Погляди-ка на нашу темную лошадку, – протянул он. – Он тебя чуть не завалил, Гаро. Интересно, откуда силы взялись, когда всю жизнь был дохляком?

– Заткнись хоть на минуту, – бросил ему Гаро и уже спокойно обратился к другу: – Все нормально, Тристан. Это был честный бой, и ты молодец.

– Спасибо! А ты, – Тристан ткнул латным пальцем в Оркелуза. – Еще меня позли, и узнаешь, откуда силы берутся.

– Ты еще и осмелел! Думаешь, я поверю…

– Мне плевать, во что ты поверишь, – прервал его Тристан. – Иди на ристалище и жди меня там. Мне с тобой другие разговоры не нужны.

– На ристалище? Отлично. Я не твой дружок, я тебя жалеть и по спинке гладить не буду!

– Свали уже! – рявкнул Гаро.

Оба проследили за уходящим к маршалу Оркелузом. Гаро осмотрел доспехи Тристана. Проверил ремешки. Тибо заботливо принес им воды и пожелал Тристану удачи.

– Не обращай на него внимания. Он тебя сейчас испугался. А страх сил не придает. Держись так же, как держался со мной, ладно? Молодец, держись, главное.

Время на отдых закончилось. Тристан поднялся и взглянул на Ронсенваль. Увиденное накрыло его пеленой гнева. «Как он смеет?! Эй!» Оркелуз вальяжно стоял у края трибун и вел светскую беседу с Ронсенваль. Тристан подхватил клевец и двинулся к барьеру. Гаро крикнул вслед: «Остынь, дождись команды маршала!» Но отстраненный вид Ронсенваль успокоил Тристана. Было заметно, что Оркелуз донимает ее расспросами, а она отвечает односложно. Тристан вышел на центр ристалища, опустил забрало и кивнул маршалу. Рыцарь окликнул Оркелуза и указал рукой на арену перед Тристаном. Оркелуз театрально поклонился Ронсенваль и направился к противнику.

Бой завязался мгновенно. Они били друг друга, как жалили: короткими, беспощадными ударами. В руках Оркелуза был меч и длинный дуэльный кинжал. Спустя серию ударов Оркелуз бросил: «Твоя дама такая общительная. Как, ты говоришь, вы познакомились?» Тристан ответил двумя ударами в забрало и в колено. Он старался не думать о Ронсенваль, только о двух клинках, маячащих перед его глазами. Оркелуз орудовал мечом, а когда соперник приближался, резко выносил вперед руку с кинжалом. Так он пару раз ткнул Тристана в подмышку. Последний удар был болезненным, и боль эта отвлекала. Тристан решил воспользоваться своим наблюдением. Когда в очередной раз Оркелуз отбивал удары мечом, Тристан так же сменил сторону, перехватив его запястье свободной рукой. Он занес клевец над вытянутой по инерции рукой с кинжалом и со всего размаху опустил клюв молота на кисть. Оркелуз взвыл. И едва Тристан успел снова занести оружие, как между ними возник маршал и разнял их. Он спросил, готов ли Оркелуз продолжать бой. Тот кивнул, и они снова сошлись.

Теперь Оркелуз был осторожен и не пользовался левой рукой, прижав ее к нагруднику. Тристан предполагал, что это может быть уловкой, и тоже не спешил атаковать. Они бились уже не так яростно. И все же Тристан пропустил удар под колено, отвлекся на него, а тем временем Оркелуз толкнул его плечом. Тристан устоял и вновь схватил Оркелуза, не давая ему работать мечом. Они так и застыли на месте: Оркелуз без возможности наносить удары и Тристан в своем шатком положении. Он не успел встать в удобную стойку. Оркелуз предпринял попытку боднуть Тристана, но тот отодвинулся, хотя жест только ухудшил его положение. Тогда Тристан нанес удар прямо по ушибленной ладони с кинжалом. Оркелуз согнулся от боли. Тристану всегда казалось подобное нечестным. Такой поступок был для него в новинку, но он решил не оценивать сейчас свои моральные качества.

Оркелуз, хрипя, проревел: «Я все про тебя знаю! У меня просто нет доказательств». Тристан вновь ударил его в ладонь перчаткой. Оркелуз завопил: «Я знаю, что ты – больной! Ты говоришь с куклой!» Снова удар. Кинжал съехал вдоль доспеха и упал под ноги. «А теперь спутался с подозрительной девкой, которую никто не знает!» Он осыпал Оркелуза ударами: в руку, в шлем, в руку, в бедро, в руку, в руку, в руку. Оркелуз выл и оседал. Наконец он вопреки своей воле опустился на колено и простонал: «Хватит! Я сдался!» Тристан навис над ним и потребовал повторить. Оркелуз заревел: «Сдаюсь!!!»

Маршал добежал до них, когда Тристан сделал шаг в сторону и отпустил противника. На истоптанном ристалище Оркелуз сгорбился и баюкал раненую ладонь. Тристан почувствовал странное сожаление: ему было жаль Оркелуза и его, очевидно, сломанное запястье, ему было жаль, что раньше он, Тристан, так не мог, ему было жаль Ронсенваль, которая все это увидела. Он повернулся к ней. Раньше он не представлял, как выглядят лица людей, испытывающих светлую печаль. Взгляд Ронсенваль был скорбным и понимающим, словно они оба похоронили кого-то близкого, того, кто долго умирал от болезни и наконец отмучился. Не знать ее вердикта было невыносимо, и Тристан ринулся к трибунам.

– Ронсенваль! Ронсенваль, прошу, скажи, что все хорошо! – взмолился он, вцепившись в барьер между ними.

Она дважды склонила голову – не то кивок, не то почтительный поклон, не то тяготение усталости.

– Все хорошо.

– Ты не сердишься на меня?

– Нет. Но, возможно, я буду сердиться позже. Сейчас я тобой горжусь. Ты победил. Это ведь хорошо, – она говорила искренне, без колкой иронии.

– Да, наверно, – безропотно подтвердил Тристан.

– В конце концов, все правильно. Незаметное заметили.

Она подняла взгляд на судейскую скамью. Рыцари и гости хлопали в ладоши, будто свершилось нечто замечательное. Лорд Гавел одобрительно кивал. За спиной Тристана послышалось лошадиное ржание. Тристан обернулся. Два рыцаря кружили над Оркелузом, которого успокаивал подоспевший сэр Мерсигер. Кони нервничали, плохо слушались всадников, то замирали, прислушиваясь, то подымались на дыбы.