Боксёров бывших не бывает!

Я вернулась в камеру, тётя Клава встретила меня, как родную.

– Ну что, получилось?

– Что? Вы о чём?

– Ну, ты этой ведьме дала отворот поворот? Василию пед…? Прошёл номер? – Ей нужны были развлечения, она ждала жареных новостей и от нетерпения причмокивала губами и топталась на месте.

– Ой, не поминайте всуе, ради бога. А то… – Договорить я не успела, услышав: «Романова, на выход!», звучно прозвучавшее в тюремной тишине.

На входе стояла тётя Сло под ручку с пани Го… Лицо гориллы с пудовыми сиськами и слоновьими ногами. Вот где природа отдохнула! Или господь бог отлучился на время, позволив своим подмастерьям состряпать женщину, забыв объяснить им разницу между полами. Она ехидно улыбалась, сложив руки под грудью, и мотала головой, мол, давай, давай!

– Ну, Клава Батьковна, я вам это припомню. Фиг, вы получите от меня передачку.

«Василий» привела меня в тёмную каморку, толкнула на стул, больше в помещении ничего не было. Она не спешила, чувствовала себя хозяйкой положения. Отвратная особа, смесь бледного подобия женщины с неизвестным науке зверем, мозги которого заточены только на низкие и порочные желания. Ну, я ей сейчас покажу.

– А вы не могли бы показать вашу выдающуюся грудь? – Начала я атаку. – Мне не приходилось видеть раньше такие размеры, просто нереально!

Тётя Сло вылупила на меня свои медвежьи глазки и, похрюкивая, попыталась изобразить смех.

– Ты сегодня, крошка моя, решила не изображать недотрогу? Тебе со мной лучше дружить, не пропадёшь. Хочешь тётю Васю?

Меня сейчас вырвет! За что мне такое испытание? Что я сделала не так в этом мире? Господи, дай сил и терпения! Эта восьмиугольная звезда стала медленно снимать форму, изображая сексуальный танец змеюки подколодной. Честное слово, вот это было зрелище. Миллион лайков! Как я не разрыдалась при виде «Василисы Прекрасной во плоти» в исполнении пани Го. Но этот тюремный стриптиз подстегнул меня, и я совсем осмелела. Встала, подошла, стала тыкать в колыхающееся желе, проверяя натуральность материала, из которого оно было сделано. От моей наглости у надсмотрщицы отвисла челюсть, но, не дав сказать ни слова, я изловчилась и воткнула руки ей под мышки. И, действительно, как и говорила Клава, гнусная мучительница молоденьких девочек не выносила щекотки. Мало того, она теряла дар речи, гогоча и хрюкая, её оставляли силы, даже вывернуться не получалось. А я всё сильнее и сильнее ввинчивала свои руки, пока, туша с голыми сиськами не завалилась на пол. А дальше что? Куда, в какую сторону? Везде – казематы. Но, понимая, что могу быть просто укокошена, рванулась к двери. Она даже не была заперта на ключ, так была уверена в своей силе и безнаказанности эта мерзская тварь! «Храбрая», плохо соображающая, я помчалась в сторону… гостиничного номера? Или в люксовские апартаменты с джакузи из шампанского, мадам? Я бы согласилась и на бомжатский подвал, лишь бы подальше отсюда. Навстречу мне шёл вчерашний офицер. Увидев меня, он обалдел. Но быстро взял себя в руки, прикрикнул на охранника, тот открыл камеру, и я влетела в неё, как газель, прыгая на одной ноге. Надо же, маршрут бегства оказался верным!

– Я не понял! – Он говорил шёпотом. – Что это было? Вам в одиночку захотелось? Или в карцер? Уже готово постановление на подписку, а вы чёрт и что творите! И, вообще, как вы оказались в коридоре? В окошко пролезли, что ли?

– Она была на свиданке, начальник. Её осчастливила…

Он не дослушал, резко развернулся и исчез, подняв тайфун затхлого камерного духа. Звякнула дверь. Тишина. Клава смотрела на меня во все глаза.

– Ну что? Получилось?

А я, тёрла руки под холодной водой, смывала с них остатки прикосновений к тёте Сло. Тёрла, мыла не было, тёрла, поливая заваркой, просто тёрла, тёрла, тёрла… И, как ни странно, моя сокамерница даже не возмутилась, поняв, что я извела весь её чифирь.

– Ну, расскажи, Лизавета! Номер удался?

– Да удался! Но она же может опять нарисоваться, и что тогда?

– Ты ложись, сделай вид, что тебе плохо. Я таблеточку попрошу, подыграю. А там видно будет.

Угу, мы захлебнулись этой таблеточкой, выслушав произведение для оборзевших арестанток с сопровождающими его пояснениями махрово-матерного порядка. Лично у меня уши «закипели», а тётя Клава хохотала и хлопала в ладоши, как будто перед ней выступал оркестр Спивакова, как минимум.

Я свалилась и сразу уснула, осчастливив соседку двойной пайкой на ужин. Спала, как в детстве, не просыпаясь и без сновидений.

Утром меня выпустили. Мишка стоял напротив проходной, опершись на машину. Молчал, но в его глазах можно было прочитать остросюжетный роман с элементами любовной лирики и нешуточной драмы. Схватив за руку, потащил в машину. И уже садясь в неё, я почувствовала побежавшие по спине мурашки. Оглянулась и встретилась с глазами тёти Сло, злобными, ненавидящими, обещавшими отомстить… Когда-то же она выходит из стен тюрьмы…

– Лиза, что ты? Тебе плохо?

– Не смотри на меня, я страшная. Ну, пожалуйста, не смотри. – Я так перепугалась, холодный пот выступил на лбу, вдогонку к общему антисанитарному состоянию «меня всей». – Домой, скорей!

Но не могла же я ему рассказать, да и никто никогда не узнает, что пыталась сотворить со мной эта стражница порядка. Стыд и срам, врагу не пожелаешь! Забыть, выкинуть как сор из избы, стереть с лица Земли!!!

Я стала раздеваться прямо на лестнице, нужно было, как можно быстрей избавиться от одежды. Она, как вторая отжившая кожа змеи, никогда уже не понадобится. Так что, открывая дверь, я была только в нижнем белье. Мишка отстал, вытаскивая кучу всяких пакетов из багажника. А когда поднялся и вошёл в квартиру, я уже стояла под душем. Где-то за час было изведено всё моющее и ароматизирующее. А потом ещё и ванна, с пеной до потолка.

– Лиза, ты там живая? К тебе можно? Я уже всё приготовил, ты же хочешь есть? – Он вошёл с двумя бокалами красного вина. – Давай перед едой по бокальчику.

Я еле разлепила глаза. Всё было тяжёлое: и веки, и воспоминания, и душевное состояние. Надо брать себя в руки, впереди много дел. А, главное, нужно вытаскивать Соню, всеми правдами и неправдами!

Мишка уселся на пол, отпил, поставил бокал, облокотился на край ванны и уставился на меня своими тёмными, такими родными и любимыми глазами.

– Миша, ты же не пьёшь?

– Я не пью алкоголь, а сок очень даже уважаю. Но тебе обязательно нужно выпить немного красного вина.

Меня как будто обволакивало нежностью, от него веяло надёжностью и силой, преданность и верность светилась во взгляде… Ко мне возвращались нормальные человеческие эмоции. Я провела рукой по его лицу, задержалась на губах, он стал целовать мои пальцы, вверх по руке, по плечу…

– Лиза, я уже почти умер, но два последних дня уж точно был неживой. Милая моя девочка, мне нет прощения…

– Ты думаешь, что «ваша игра» продолжается? И я – очередное звено в цепи последних событий, причём, слабое?

– Мы абсолютно уверены в этом!

– А Сергей Иванович – маленькое препятствие, которое даже и убить не жалко? А Руслан, кто он?

– Давай я тебе помогу, договорим за обедом.

Он «привёл» меня в горизонтальное положение, смыл душем пену, вытащил, завернул в полотенце, поцеловал. В носик. Как неразумную сестричку. Он что, брезгует мной? Неужели, что-то знает? Ум зашёл за разум окончательно, ему, бедному, нужен глубокий отдых, иначе расплавится и «амбец в стиле капец», как говорит жаба Клава. Она, кстати, проводила меня, как родную. Но Соня? Сразу всё ушло на задний план, воображение нарисовало маленькую женщину в руках сатрапки от полиции. Может там, где она сейчас, этой Слонихе её не достать? Как хочется в это верить!

– Миша, ты знаешь Соню Мостовую?

Он внимательно посмотрел на меня. Тревога засигналила почерневшим взором и так не светлых глаз Мишки…

– Ты что удумала? Мне Гуля говорила, что с тобой там была Сонечка. И что?

– Гуля говорила, – передразнила я. – А без неё никак нельзя? Ах, да, извините, я же всё время упускаю из вида тот факт, что она – законная жена моего любимого мужчины. Простите великодушно. Такое больше не повторится. Совет да любовь, только меня оставьте в покое. Достали ваши шпионские игры. А защитить меня есть кому, завтра приезжает папа. Придётся ему всё рассказать. А уж он то…

Меня заткнули, беспощадно и сразу всю целиком. Впившись в мои губы, Исаев скрутил Лизоньку, как куколку бабочки, двигаться, а тем более, обороняться, не представлялось возможным. И я очень быстро успокоилась, вкус поцелуя проник в каждую клеточку, подав сигнал «расслабься, Лиза». Ничего не страшно в руках моего ненаглядного боксёра, сильного и чуткого, внимательного и понимающего, самого любимого человека на Земле. Даже больше мамы с папой. Дожились… Эта мысль была последней в дальнейшей череде блаженства и удовольствия. Я впитывала в себя каждое слово, каждое прикосновение, проваливаясь всё глубже и глубже в нереальный водоворот феерических наслаждений.

– Ми-ша… – Как жаль, что всё хорошее так быстро заканчивается, но зато можно поставить на повтор хоть сто раз!

– Я люблю тебя, Лиза. И завтра скажу об этом твоим родителям. Без тебя нет смысла в моей жизни, понимаешь? – Он остановил мои готовые слететь с губ возражения сладким и нежным поцелуем. – Развод с Гулей, это детали, он уже оформляется. А вот твоя безопасность – гвоздь программы, в которую волей случая мы тебя вовлекли. Прости, девочка моя любимая, прости, я не смог уберечь тебя, не хватило навыков ВДВ-ка.

Он обнял меня, я потонула в кольце его рук, крепких, надёжных, родных. Вот бы так на всю жизнь!

Война войной, а обед по расписанию. Мой дорогой очень хорошо готовил. Причём, и обычные блюда, и банкетные. И, если нужно, делал это быстро и красиво. Вот и сейчас банальное пюре расцвечено зеленью, а любимая мной селёдочка закручена рулетиками и приправлена горчичкой. Отвал башки… И кофе. Обычно, после еды я не пью его, делаю перерыв. Но сегодня мне хотелось всего и разом. И даже шоколадку и пироженку, и мишкины губы, самое вкусное яство. Ну, не могло моё женское «я» отлипнуть от них, как шурупчик от магнита. А он улыбался, всё естество внутри меня трепетало, просилось на ручки к боксёру, который любит Лизу Романову. Мишка перетащил меня в комнату к кофейному столику, уселся рядом, обнял, а я опять полезла целоваться. Маньячка, ей богу.

И уже вечером, за чашкой любимого молочного зелёного чая, я рассказала своему боевику о Соне. Он очень внимательно слушал, не перебивал, но складывалось такое впечатление, что для него моё повествование – не новость.

– Никто из членов хоккейной команды не верит в виновность жены Мостового. – Начал он свой комментарий на моё пламенное выступление. – Но всё не так просто. В нашем спортивном мире каких только связей нет, и в полиции, в том числе. Люди уже работают, кое-что нарыли. Но этого мало. Прошу тебя, Лиза, не лезь ты туда. У нас своих проблем хватает. И не думай, что подписка о невыезде даёт тебе право на вальяжный образ жизни. Ты можешь продолжать работать, передвигаться по делам, ходить в гости, наконец. И всё это только в пределах города. И появляться пред очи правоохранительных органов при каждом их вызове. И я, при этом, должен находиться рядом. Лиза, ты поняла? Всегда со мной, как ниточка с иголочкой.

– А как ниточка с воздушным шариком нельзя? Ближе – дальше, ближе – дальше, как на коротком поводке. – Исаев вспыхнул. – Да, поняла я, поняла. Есть, мой командир!

Почти в полночь следующего дня вернулись родители. Увидев в доме постороннего мужчину, их вопросительные взоры устремились на меня.

– Мамочка, папочка! Это Миша, и я его люблю. – Почему-то сердце исполняло кадриль с элементами зашкаливающих аккордов Рамштайна.

– Михаил Исаев! И я тоже очень люблю вашу дочь. Давайте я вам помогу. – Он схватил чемоданы и заволок их в комнату. – Отдыхайте, я приеду завтра утром, отвезу Лизу на работу. Всего доброго!

Он чмокнул меня в щёчку и напомнил в ушко: «Лиза, я не тебя надеюсь, не озоруй!» И сбежал. Видимо, в его душе надрывно играла свирель с элементами частушек-страданий.

С приездом папы в моей жизни всё очень быстро запуталось. У моих любимых мужчин отношения не заладились после того, как Мишка попросил не только моей руки, но и разрешения забрать Лизоньку сразу, не дожидаясь официальной росписи. Они долго и эмоционально выясняли отношения на улице, а мы с мамой подглядывали из окна, каждая, думая о своём. Предложения руки и сердца не получилось, но контроль надо мной перешёл целиком и полностью в юрисдикцию отца. И встречаться нам разрешали только под присмотром моих родителей. Ну, уж нет! Не на ту напали! Тем более что свидания с Соней не удалось добиться, а время шло. И я пошла в наступление. Обвинение с меня было снято, свобода передвижения восстановлена. Но в деле Сергея Ивановича так же всё было непонятно.

В один из вечеров я ушла с работы раньше, чтобы не видеть сталкивающихся лбами двух упёртых баранов (уж, простите, накипело), папу и Исаева. Мишка, как чувствовал, контролировал меня и со стороны подходов к делу Мостового. Отец об этом не знал. Или делал вид. Но именно моего ненаглядного я увидела около дома матери Сони, и очень вовремя. Он меня ждал, вычислил, шпик-математик. Пришлось отходить. Я нырнула в кафе, заказала кофе. У вас есть план, мадемуазель Лиз? Есть, и первым пунктом был именно разговор с мамой Сони. Идти к хоккеистам, пока, было не с чем, да и Исаеву доложат сразу. Поэтому к ним обращаться нужно, имея на руках хоть какие-то данные, стартовые, от которых можно будет плясать дальше. А пока только первая позиция марлезонского балета, пятки вместе, носочки врозь. Не хотелось бы, чтобы продолжение проходило под лозунгом второй части, а по-простому, превратилось в неразбериху и бардак.

Мишка не уходил, я несколько раз выползала и подсматривала из-за угла, агент 000, Лиза Романова. Ничего не приходило в голову, тупик. И я решилась.

– Вечер добрый, господин Исаев! Пошто маетесь? Аль кого потеряли?

– Сейчас по ж… надаю, найдёшься сразу. Но почему ты такая непослушная, Лизка? – Он чуть не плакал, честное слово, схватив меня в охапку и продолжая причитать. – Неужели тебе хочется опять попасть в какую-нибудь передрягу? Как ты не поймёшь, что всё очень серьезно, девочка моя любимая?

– Я понимаю, но судьба Сони ещё хуже. И над ней там… – Я запнулась, не зная, как преподнести эту гадость, как объяснить. – Ну, плохо ей там, очень-очень!

– Что там над ней? Договаривай уже, раз сказала «а». Издеваются? Она сейчас под контролем одного очень хорошего человека, он работает там и в обиду её не даст. Но я вижу, ты не успокоишься. Хорошо, тогда вместе. В-м-е-с-т-е! Это понятно, наконец! Или я приставлю к тебе весь свой клуб и днём, и ночью.

И мы позвонили в дверь Сониного дома. Долго ждали, в окнах был свет. Наконец, звякнул замок. Сгорбленная женщина, не старая, а просто не очень здоровая на вид, вопросительно уставилась на нас сквозь толстые очки.

– Добрый вечер! Извините, ради бога. Нам нужно с вами поговорить, это очень важно. – Мишка с состраданием смотрел на женщину. – Вы же мама Сони Мостовой?

– Да, а вы кто?

– Я – Михаил Исаев, боксёр, тренировался с Павлом, хорошо его знал. А это моя жена Лиза. Ей есть, что вам сказать. Можно мы пройдём?

– Нет, я никого не жду. И ни с кем разговаривать не буду. А если вы по поводу Олежки, то имейте в виду, нас есть, кому защитить. Уходите!

– Алевтина Сергеевна, пожалуйста, не волнуйтесь. Мы с миром и добром. – У меня пропадали буквы из слов от вида этой готовой в любой момент броситься в атаку матери и бабки. – У нас даже есть пароль. Соня рассказывала, как она приходила к кому-нибудь в гости и с порога сразу и здоровалась, и прощалась: «Дати – дани». И ещё. Восьмой месяц. Я не знаю, что под этим подразумевается. Мы очень хотим вам помочь.

– Проходите. Только тихо, малыш спит.

Я объяснила, при каких обстоятельствах познакомилась с её дочерью. Без подробностей, конечно.

– Соня говорила, что кое-что вам рассказала о том страшном вечере. Она не всё успела выложить, мало было времени. Да и обстановка не позволяла сильно откровенничать. Алевтина Сергеевна, поверьте мне, прошу вас. Я обещала вашей девочке помощь, но мне надо от чего-то оттолкнуться. То, что это сделала не Соня, я абсолютно уверена. И Миша, и хоккеисты.

– Ребята из команды очень нам помогают. Даже присылают по очереди своих жён нянчить Олежку. И продукты покупают, и детское питание. И пока отбивают от опекунского совета. Но долго продолжаться это не будет. На нашего мальчика уже нашлись желающие, это при живой-то матери! Что за законы у нас, если вот так можно забрать ребёнка, ведь вина Сони ещё не доказана! – Бедная женщина не выдержала и заплакала, и тут же запищал малыш.

– Успокойтесь. Не надо, видите, как на любимую бабушку реагирует внучек. Его покачать? – Исаев превзошёл сам себя, усатый нянь. – У меня есть опыт, я своего племянника протаскал до первого класса. Только руки надо помыть.

Мальчик быстро успокоился, почувствовав крепкое мужское плечо.

– Вот так он реагирует на всех мужчин. Как будто знает, что у него только мама осталась, и надо использовать любой повод прислониться к какому-нибудь дядьке. Павел даже за несколько месяцев показал себя отличным отцом. Вечером убаюкает и сына, и Соню. И сидит, не шелохнувшись, охраняя их сон: Олежка на одной руке, а другой обнимает сопящую жену и целует её, зацеловывает. Эта картинка всё время у меня перед глазами. Павел любил мою доченьку, а уж она его… Что там произошло, в этой гостинице? Непонятно. Соня пришла, удивилась, что муж её не встречает. Поднялась. Постучалась. Немного подождала и вошла… Конечно, кинулась к Павлу. А дальше, как во сне, в страшном нереальном сне. Она зачем-то подняла пистолет, на который наступила, руки были испачканы Пашкиной кровью. И самое странное, что кто-то её выволок из гостиницы и привёз домой. Но в квартиру она зашла одна. Моя девочка была как под гипнозом. Она только говорила: «Не может быть! Не может быть!» Я отмыла ей руки и поставила под душ, чтобы привести в чувства. Разве я могла предположить такое!? А утром за ней пришли. Буквально за несколько минут до этого она успела поставить меня в известность о случившемся. И главное, её почти не потрясло, что рядом с Павлом нашли и Анжелу. У Сони в голове отпечатался кадр страшной трагедии: на девушке не было дыр от пуль, как у Павла. И лежала она таким образом, как будто её подкинули к нему. Вот и всё, что я знаю. А да, Соня оставила там свою сумочку.

– Ей вменяют убийство в состоянии аффекта. И именно то, что нашли пистолет с нестёртыми отпечатками, кровь Павла на одежде Сони и её сумочку, это только подтверждает. – Жёстко подытожил Исаев. – Жаль, что вы не видели, кто её привёз. Может, в гостинице удастся что-нибудь узнать. Иногда люди быстрее рассказывают таким, как мы, чем представителям хранителей наших органов. Мы прямо сейчас поедем туда. Вот вам мой телефон и Лизы тоже. Будем держать связь. И не стесняйтесь, если что будет надо, обращайтесь без обиняков. Доброй ночи.

Я отправила маме сообщение о том, что остаюсь с Мишей. Интересно, какие фрукты и овощи будут завтра у меня на голове? Но я так соскучилась по нему, что приглашение переночевать в его доме за городом приняла на ура. За лето их посёлок превратился в элитный, с забором, охраной, камерами по периметру и в каждом доме. И родители в отъезде. Но сначала – отель за городом, ставший очевидцем трагедии семьи Мостовых.

Мы приехали, сразу договорившись, что будем изображать из себя любовников. А, собственно, так оно и есть. Нам выделили номер, где Мишка попытался использовать по назначению расстеленную, хорошо пахнущую кровать.

– Миша, я не могу здесь, ну ты что? – Я еле оторвалась от его лакомых губ, одно прикосновение которых уносило меня в дальние дали. – Я тоже очень хочу к тебе…

Поцеловав ещё раз, Исаев повёл меня в ресторан, очень хотелось есть. Официант узнал его, я к этому давно привыкла. А сейчас это было ещё и на руку. Мало того, один их охранников оказался Мишкиным партнёром по спаррингам. Аккуратно переговорив с ними, не акцентируя внимание на интересующей нас теме, стало кое-что вырисовываться. Капитан сборной приехал в отель один, правда с цветами и красочными пакетами. Поскольку он личность довольно известная в нашем городе, об этом факте узнали все служащие. Ну, как же, у них в посетителях сам Павел Мостовой! Но, с другой стороны, все подумали, что он готовится к встрече с женщиной. И, явно, не с женой. Но так открыто!? Не таясь, а даже наоборот, раздавая автографы и находясь в отличном расположении духа. Он даже выпил полбокала шампанского на дне рождения у управляющего отелем. И всё время проверял свой айфон. А вот когда появилась Анжела, никто вспомнить не мог. Она, как будто, вылезла из-под стола, входящей в дверь её не видел никто. Ну, а дальше уже приехала Соня, она разговаривала по телефону и спрашивала, в какой номер ей идти. И, буквально, через пять минут её вывел какой-то мужчина в толстовке. Или женщина. Никто не понял, день рождения был в разгаре, прибывали припозднившиеся гости, и все забегались. А утром… Получается, что Павел был жив в момент появления своей жены, она же у него спрашивала номер комнаты!

– Миша, я ничего не понимаю. Тётя Клава права, какой-то нонсенс. Пригласил жену, радовался, ждал, чтобы дать ей возможность убить его вместе с любовницей. Тебе не кажется, что просматривается сценарий триллера, её подставили. Убрали Павла, а Соню надеялись укатать в кутузку. Зачем? Из-за ребёнка? Помнишь Алевтина Сергеевна говорила, что уже нашлись опекуны? Так беспощадно? И так сложно? Не верится, тут что-то другое.

А у Исаева не выходило из головы сообщение о ком-то в толстовке. Завтра же нужно сравнить с фантомом из конного клуба. Но Лизе он этого не сказал, у неё и так глаза были по семь копеек! Они ещё немного посидели, выпили кофе и отправились в загородный посёлок. Но предварительно дочь Романовых выслушала лекцию о целомудрии и приличиях от папы, а Мишка – от мамы, строго вещающей в трубку, что они доверили ему самое дорогое, что у них есть. И, не дай бог, со мной что-то случится, они его… придумают что.

– Лиза и для меня самое драгоценное сокровище. Не волнуйтесь, мы уже на месте, всё будет хорошо! – Едва успев договорить последнюю фразу, он получил удар в бок своей машины.

– Лиза, держись! Говорил же, пристегнись! – И рванул, через минуту уже въезжая в ворота посёлка. – Когда ты будешь слушать меня? Опять разбила губу, остальное цело?

Я и сама не знала, насколько цела, сразу поняв, что нас опять пугают, или, вообще, пытаются грохнуть. Это когда-нибудь закончится? На первом этаже коттеджа горел свет. Я перепугалась ещё больше, ещё не хватало встретиться со старшими Исаевыми, и тогда всё, о роли их невестки придётся забыть навсегда! Ну, какая мать позволит своему сыну взять в жёны арестантку с разбитой губой, прихрамывающую на одну ногу и подмигивающую левым глазом! Нервный тик имел место быть, и не только в районе лица…

– Мы всегда оставляем свет в прихожей, так повелось. – Мишка улыбнулся, высмотрев растерянность и испуг в моём взоре. – Всё нормально, Лиза, выходи! Здесь нам нечего бояться.

Я вошла в холл, или гостиную. Запах дерева и чистоты. Очень уютное, по семейственному организованное пространство: камин, угловые диванчики, цветы в горшках по всему периметру, вязаные пледы и красивые подушечки, тканые коврики, торшеры и бра. И венцом творения выделялась старинная настольная лампа на камине, которая и освещала всё вокруг. И фотографии тоже. На меня смотрела Гуля. Её большой портрет взгромоздился в центре над каминной плитой. Мои ступни нажали на тормоз. А я тогда зачем здесь? Мне стало не по себе, ноги подкосились, и я брякнулась на танкеточку у входа, как бедная родственница, поджав под себя «хвост».

– Ты чего? Проходи, милости просим! Сейчас камин растопим, будем пить белое вино и есть очень вкусные рыбные крикеты. Я их сам делал. Может, ты хочешь сладкого? С чаем?

– Покажи, пожалуйста, где мне можно переночевать, я очень устала.

– Лиза, завтра выходной, спи, сколько угодно. У нас тут тихо, только птички по утрам донимают тех, кто не слышит их в городских джунглях. Ты испугалась, моя дорогая, расслабься, просто отдыхай, постарайся не думать ни о чём. Располагайся поудобнее, где хочешь. Я сейчас.

– Хочу спать, что непонятного я сказала?

Мишка встал напротив и пристально вгляделся в моё лицо. Глаза потемнели, не очень хороший знак, губы поджались, лицо сразу стало чужим.

– Я сделал что-то не так? Не, по-твоему? Так скажи, зачем сразу вставать в позу и мучить меня? Лиза, ну что случилось, тебе здесь не нравится? Пойдём наверх, в мою комнату, там тоже есть небольшая кухня, всё можно организовать.

– Мне очень нравится твой дом, но он для неё, для Гули. Твои родители любят её, это же понятно. Она – твоя жена. А я что здесь делаю? Исполняю роль случайно попавшей в ваш дом несчастной путницы? Миша, я не хочу так. Она жила здесь, спала с тобой в твоей кровати, даже целовала тебя. Теперь моя очередь? Но если ты взялся спасать мир, будет и следующая? Что ты ещё придумаешь?