banner banner banner
Куда кого посеяла жизнь. Том II. Воспоминания
Куда кого посеяла жизнь. Том II. Воспоминания
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Куда кого посеяла жизнь. Том II. Воспоминания

скачать книгу бесплатно


Вообще-то, праздники- дело хорошее. Давным-давно люди поняли, что наиболее судьбоносные события, надо выделять из повседневной монотонной жизни, с тем, чтобы они, постоянно напоминая о своей значимости, освещали, воспитывали и мобилизовали. Ожидание и участие человека в любых празднествах, очищало и внутренне возвышало его над серостью будней единообразием бытия.

Праздники постепенно оформились в три основных причинно-обязательных направления: религиозные, светские (государственные) и региональные – дни городов, сел и т. п.

Сегодня у нас много праздников, даже очень много и мы с удовольствием празднуем весь их спектр и даже более того, что вполне объяснимо для переходного периода. Да дело даже не в количестве праздников, а в наличии объективных причин-поводов для празднования. И хотим мы того или нет, но чем больше праздников – тем более размывается их «праздничное» восприятие.

Раньше праздников было меньше, но даже среди них были наиболее всенародно любимые. Взрослые и, особенно, дети, всегда с благоговением относились к Рождественским праздникам. Их была целая череда = от Нового Года-до Дня крещения Господня.

Особое место в этом ряду занимает День Рождества Христова. В прежние времена официальный день начала Нового года, по крайней мере, у жителей сел, особенной популярностью не пользовался. Да- отмечали, да украшенные елки и празднества были. Но проходил этот праздник, как и все светские, – «установленные» праздники. Его на бытовом уровне не ждали, просто фиксировано отмечали. А вот Рождественские праздники ждали. Повторяю – ждали, особенно дети. Дети в эти праздники чувствовали свое «право» на праздник и на какие-то привилегии, которые будут обязательно, при любых условиях.

Расскажу, как мы ждали, готовились и проводили эти праздники, каких-нибудь 70–80 лет назад. Но, прежде хочу обратить внимание нас, нынешних, на то, что такое святое дело, как праздник, особенно выдающийся, – надо впитать, ощутить разумом, душой и сердцем. Выходной день- можно установить, неосознанный праздник- нельзя, не получится.

В подавляющем большинстве сельских семей, да и не только сельских, с самого раннего возраста, в души и в сознание вкладывались идеи гуманизма, терпеливого и доброго отношения друг к другу, уважительного и ответственного отношения к установленным нормам человеческого общежития, включая моральные каноны православия. Нас с детства учили, что можно, а что нельзя делать в этом мире, всегда предупреждая, что за определенные плохие деяния – обязательно рано или поздно наступит возмездие или наказание, и, наоборот- все хорошее – хорошим и вернется. Нас не пугали наказанием Божьим, а просто внушали, что каждому воздастся по делам его. И, поверьте, по жизни почти всегда так и получалось.

Это не было каким-то семейным диктатом, это – как воздух и пища, как естественная необходимость. Десятками веков, человечество селективно шлифовало себя. И то, что мы еще живем и развиваемся, – положительный тому итог. Посмотрите, как стремительно идет разрушение основ общества сегодня. Почему?. Да потому, что вместо гуманной человеческой морали, все больше и больше, в души и разум людей внедряются идеи насилия, национального или материального неравенства, бесстыдства и бессовестности – как основ современного выживания.

Для тех, кто считает, что у него – вся жизнь праздник, никаких праздников не надо. Они им не нужны, у них никогда не будет праздников в душе и они их не ждут. А мы – ждали.

Рождественские праздники – это особая годовая эпопея. То, что я расскажу про себя – было раньше почти в каждом доме, где имелись дети, и не только там. Возможно, это сегодня покажется смешным и примитивным, но это – таки было, и его из нашей жизни не вычеркнешь. Тем более, что это было так несколько сотен лет! Хорошо еще, что мы застали те добрые времена.

Итак – Рождественские праздники. Не буду приводить какие-либо каноны и правила, просто расскажу, как это было. 6 января – сочельник(святой вечер), 7 января- День Рождества Христова. К этим двум великим добавлялся праздник Нового года (старого). И Рождественская неделя на этом завершалась.

Задолго до этих праздников, за 4–5 недель, мы с бабушкой Маней начинали готовиться. 6 января разносили так называемую «вечерю». Дети её носили после обеда-до сумерек- к родственникам и близким знакомым. Взрослые, особенно, женщины, до вечера всегда были дома, так надо было принимать приходящих «вечерников», а вечером взрослые тоже несли вечерю, обычно- к старшим – родителя, крестным, кумовьям, старшим родственникам и т. д. Ездили даже в другие села, как правило – на лошадях, с санями, если был снег. Может это было случайностью, но, сколько я помню, в прежние годы день «сочельника» – всегда был красочным. Темно-синее небо, снег мягкими хлопьями валит, а по улицам снуют маленькие челночки-вечерники, стараясь успеть посетить всех, кого намечено.

Для меня, как ребенка, все это было не так просто. Ко всем ритуальным сторонам дела, добавлялись чисто технические проблемы. Поэтому, мы с бабушкой, очень тщательно уточняли перечень родственников, к кому я понесу вечерю, а также намечали самые оптимальные «маршруты» моих передвижений по селу в ограниченное до сумерек время.

Расчет делался таким образом, чтобы обеспечить наиболее полный «охват» родственников, чтобы никого не обидеть. Я должен был сделать несколько «рейсов» и два-три раза зайти домой для «разгрузки» подарков. Не мог же я носить с собой все то, чем меня одаривали.

Определялись заранее, где я буду ночевать, так как одна бабушка моя жила возле Днестра, а другая – на другом конце села – у старой аптеки. И, если мне идти к одной из них, то у второй – придется ночевать, так как утром- в школу. Выходных раньше на Рождество – не было.

Что такое эта «вечеря», то есть – что я тогда нес с собой?. Тогда пакетов сегодняшних не было, просто в платок завязывалась тарелка с «кутьей» (сладкая варенная проросшая пшеница), пара пирожков, пара орехов грецких, яблоко, пара конфет. Это стандартная (хорошая) вечеря тех лет.

Стучишь в дверь, просишь разрешения войти. Зашел, снял шапку и говоришь: «Добрый вечер! В святой вечер, мама и папа прислали до вас вечерю». После этого тебя посадят за стол на пару минут (Время дорого»). Обычно предложат кутью и какую-то еду. Пока кушаешь- хозяйка меняет вечерю, что-то из тобой принесенного оставляет себе, что-то добавляет (гораздо больше) – своего, и (не всегда) даст немного денег. Вот и все. Благодаришь – и прощаешься. Впереди еще много таких посещений, надо спешить.

Понятно, что здесь немаловажную роль играла и материальная сторона дела-подарки и т. п. Но, гораздо важнее здесь присутствовала ритуальная часть действия, момент встреч и общения. Это никакими словами не передашь и подарками не закроешь.

Вечером, независимо от того, шли куда-то родители «вечерять» или нет, ночевали дома или в гостях, подводились «итоги» моих походов.

Вечерю я носил где-то лет до 10–11. Дальше уже ходить «вечерять» нам, пацанам, было не принято. Мы переходили в более солидную возрастную категорию, и уже после полуночи (под Рождество) ходили «христославить».

Заранее организовывались в небольшие группы, обычно по три человека, готовились, репетировали, определяли маршруты. Как правило – ходили по соседним улицам, по своей было неудобно, а у нас ходили ребята с других улиц. В эту ночь двери во всех домах, образно говоря, – не закрывались. Можно было попроситься «христославить» в любой дом, не вызывая чьих-то обид и недовольств.

Стандартная ситуация. Стучим, открывается дверь, спрашиваем: «Дозвольте христославить?». Затем входим в комнату, и в сторону иконы, или того места, где обычно находится икона, начинаем петь: «Рождество твое, Христе Боже на-аш…» Дальше шло хозяйское благодарение, небольшое, кто чем богат, тем и рад отблагодарить. В ход шло все-яблоки, пироги, орехи, конфеты, тетради, карандаши, монеты, а где – то и рубли, в зависимости от того, какой был хозяин.

Помню, пару лет мы ходили «троицей» – я и два Николая, – Куличенко и Димитренко. Им сегодня за восемьдесят, а тогда было лет по 12–13. На нынешней улице Поярко, в Слободзее, стучали-стучали в один дом, сами расстроились и, видимо, хозяина расстроили. Темно на улице, выскакивает какой-то подполковник, в одной руке пистолет, в другой- фонарик (оказалось – это был командир нашей войсковой части, квартиру там снимал), сонный. Он не поймет в чем дело, да и война только лет пять, как закончилась. Мы уже забыли – зачем пришли под лучом фонаря и дулом пистолета. Хорошо, Колька Димитренко был невозмутимый в любой ситуации, спрашивает: «Дозвольте христославить?» «Что-что? – не понял приезжий военный. А мы, с ходу запели, прямо на улице. Он с вечера, наверное, устал, сел на крыльцо, внимательно выслушал наше пение, заставил спеть еще раз и спросил: «А что, вам дают что-то?» Колька снова произнес: «А что Бог послал!». Военный зашел в дом и вынес нам по 5 рублей. Каждому! И это «новых» денег (после 1947 года!. Естественно, этот случай вошел в историю и стал достоянием не только нашей «вокальной» группы. Жаль только, что, когда мы на следующий год снова постучали в этот же дом, этот военный там уже не жил.

«Христославили» до утра, это действие плавно переходило в обряд колядования. Мы «отрабатывали» ночь и шли по домам, собираясь в школу, а малыши, отдохнувшие после вчерашней вечери, начинали «колядовать». Дошкольники шли с утра, школьники- после обеда.

Подарки и здесь были небольшими, но весь этот суточный процесс, проходил как-то ритуально возвышенно, как одно цельное действо и очень памятное, потому, что во всем этом участвовало практически все село. Действительно чувствовался Праздник Рождества Христова, и этим он и остался во всех нас, людях того времени. А сколько «чудесных» историй случалось в эту ночь! Можно рассказывать об этом бесконечно.

Завершало Рождественскую неделю празднование «Старого Нового года». С полуночи- шли «посевать» Также ходили по дворам, поздравляли с наступившим новым годом, желали здоровья и Добра. Опять же шло возрастное деление – старшие – «посевали», а малыши, уже 14 января с утра- «щедровали».

Все это вновь сопровождалось пением специальных ритуальных песен и подарками.

Радость, открытость, добродушие, семейное и вне семейное, простое человеческое общение, взаимность, юмор, масса комических случаев, любовь к ближнему, вера в себя, в людей, и в Рождество Христово, – все это и определяло Рождественские Праздники. Приобщение к возвышенному, доброму и прекрасному, наполняло и заряжало нас чем-то хорошим- как наши маленькие сердца, так и измученные войнами и их последствиями, сердца, души и тела взрослых. Вот это и есть Праздник, не навязываемый, а исходящий из самой жизни, из нас самих.

Давайте собирать эти дорогие для нас «камни», хватит свое доброе, веками наработанное разбрасывать. Нас сегодня расслаивают, «разделывают» или по живому разрезают.

Цель чужих и чуждых, понятна – вытравить из памяти все наше, веками проверенное. То, о чем я напомнил- вроде бы мелочь, но мы ведь и живем такими «мелочами», а не одним космосом или макро проблемами. Не теряйте, люди эти мелочи! Потеряв их одну за другой- можно потерять себя целиком!.

АКРОБАТИКА

Толпа всегда любила зрелища, не меньше, чем хлеб. Как говорится- хлебом не корми, но покажи что-нибудь интересное, необычное или просто – дай посмотреть что-то.

Сегодня компьютерно- телевизионные зрелища, заполнившие наши экраны, всевозможные трюкачества каскадеров, стараются вытравить из нас саму идею естественного и постоянного физического состязательства. Машины-платные, артисты-платные, спортсмены-платные, личные услуги- тоже….

Сегодня можно петь, не имея голоса, играть бицепсами, не имея силы и т. д..

Где раньше в селе можно было показать силу, ловкость? На работе- не та аудитория, секций спортивных единоборств – не было, поэтому, желающие проявить себя со стороны чисто физической, искали малейшую возможность отличиться в этом направлении.

В будние дни потасовок и драк в селе, в принципе, не было. А по выходным, часто возникали мелкие драки в разных концах села. Это были не классические «выяснительные» драки или что-то, похожее на нынешние «разборки». Это, скорее всего, были разновидности определенной «демонстрации силы».

Причем в таких драках, принимали участие одни и те же лица. И, если взять их образно, всех вместе, то, в каждом конкретном случае, присутствовали все, за исключением кого-то. Большинство таких драк тоже было ритуальными. На каждого «дерущегося» было по несколько человек «разбороняющих», которых шлейфом буквально волочили за собой основные действующие лица. Было много шума, крика, угроз и обещаний. В худшем случае – разбивались носы, появлялись синяки, и на том дело заканчивалось. Такие «спектакли» стихийно возникали и так же заканчивались. Никто никого не арестовывал и не изолировал. Когда зрителям надоедало, они или сами прекращали действие, или приглашали кого-то, более бескомпромиссного.

В Слободзее никогда не ходили улица на улицу или «стенка на стенку». В этом плане было благополучно во все времена.

Начиная с тридцатых-сороковых годов стали культивироваться массовые спортивные игры- футбол, волейбол, городки, акробатика, в том числе – групповая. Стали модными и даже обязательными акробатические «пирамиды» разных конструкций из 5-7-15 и более человек. Туда подбирали крепких, гибких ловких ребят и девчат. Ни один концерт не обходился без демонстрации таких пирамид. Я имел неплохие данные для таких занятий, но так и не стал акробатом. И вот – почему.

Осенью сорок седьмого года, вся большая страна и Слободзея в том числе, готовились к 30-летию Великого Октября. Школа готовилась к юбилейной олимпиаде. Проверялась и шлифовалась художественная самодеятельность, отдельно готовились гимнасты- акробаты. Было тепло, поэтому пирамиду репетировали в углу школьного двора, в прирезанном к школе участке сада.

Я ходил тогда в первый класс и всеми видами зависти, завидовал ребятам, участвующим в пирамиде, а там были и десятиклассники(центровые) и даже один второклассник, завершавший пирамидную композицию. Мне хотелось привлечь к себе внимание, и на репетициях-тренировках я, наравне со всеми, как бы «на общественных началах», делал «мостик», всякие стойки, ходил на руках и т. п. Просто так. Но случилось непредвиденное. Именно самый младший из акробатов, тот самый второклассник, на одной из репетиций упал и сломал руку, чем поверг в шок всех участников и. особенно – физрука, Андрея Ивановича. Физрук, с горя, увидев мои старания и узнав чей я сын, сказал: «Готовься, через три дня будешь выступать в пирамиде, не забудь взять форму у того пацана».

На следующий день на репетиции выяснилось, что я легче и эффективней взлетаю над пирамидой, и меня сразу признали, причем – все.

Мало я по жизни видел счастья, но в тот день, я был по-настоящему счастлив. Но радость моя оказалась преждевременной.

Когда в день выступления, я пораньше пошел домой к тому мальчику (моему предшественнику), родители его не захотели дать мне форму (трусы и майку), даже на один день. Я обратился в своему дяде Мише, ему в то время было 19 лет, с просьбой найти или сделать мне форму на после обеда. Он сказал, что это не есть проблема, и принялся за работу.

Из своей старой шелковой рубашки, он вырезал по контуру майку, зашил её руками с одной стороны, и все было готово. Майка получилась классная.

Белая, блестящая (шелк натуральный) и как раз по размеру.

Сложнее оказалось изготовить трусы. Дядя взял кусок солдатской плащ палатки, вырезал по размеру прямоугольник, сложил его вдвое, прошил его руками посредине и сбоку, вырезал внизу треугольник. Обшил сверху и вставил телефонный кабель вместо резинки. Я примерил форму- нормально, сложил её в портфель и пошел на молдавскую часть выступать.

Примерно в том месте, где сегодня в Слободзее летний кинотеатр, специально к Юбилею, сделали деревянную эстраду, поставили скамейки и т. п… В тот день, рядом с эстрадой, стоял стол для многочисленного жюри, все скамьи были заняты людьми, на всех, окружающих это место деревьях «висели» десятки пацаном и взрослых. Мы выступали последними, как местные, которым не надо далеко ехать. Я переоделся в свою новую форму и с волнением ждал выхода на сцену. Занавеса не было, просто команды собирались сзади сцены и по очереди на неё поднимались.

Настала и наша очередь. В первой пирамиде, на счет «пять», меня забрасывали на верх. Я должен был там просто стоять, отдавая рукой пионерский салют. Затем мы делали проходку по сцене и, по команде физрука, строили вторую пирамиду. Все шло нормально. Встали, образовав «мост», центровые или «коренники», на остальные три счета пирамида сформировалась, и наверх выбросили меня. На счет «пять», я должен был поднять левую ногу назад и сделать «ласточку. Просто ласточку и все.

Когда Андрей Иванович сказал – делай «пять», я попробовал поднять левую ногу, но оказалось, что это сделать невозможно. Я мог делать, что угодно, но двигать ногами мне не давала уникальная конструкция моих трусов. И, когда физрук, свистящим шепотом столетней кобры, произнес: «Бога мать – делай пять!», я резко рванул ногу. Внизу что-то затрещало, пирамида вдруг рухнула, а я упал на судейский стол.

Все жюри рыдало от хохота. Мои коллеги-акробаты не могли сразу распутать бесформенную массу из голов, туловищ и конечностей, что осталась от пирамиды, но постепенно уползали со сцены. Я из-под стола жюри благополучно пролез в дыру под сценой, отдышался и уже оттуда слушал заключение жюри. Нам – таки присудили тогда первое место, но пока все не закончилось, я сидел под сценой.

После праздников я еще с месяц ходил в школу другой дорогой, боялся встретиться с кем-то из коллег-акробатов.

Все меня понимали, но Андрей Иванович сказал прямо: «Понимаешь. Василь, пацан ты хороший, и акробат из тебя выйдет хороший, но только не в нашей пирамиде. Наши тебя не смогут выдержать…».

Десятиклассница Дуся, соседка наша, мощная была девочка, она с парнем, держала «центр», рассказывала моему дяде – «портному»: «Мы держали на себе всю пирамиду, смотрели вверх. А когда Вася сделал рывок ногой, – трусы у него – разошлись. Мы – не выдержали и все завалили. Только мы все видели, но этого оказалось достаточно».

С той поры, я надолго подружился со спортом, имел первые разряды по пяти видам, был победителем и призером спортивных соревнований на разных уровнях по различным видам спорта, а вот акробатом не стал. Так получилось….

«БРАКОНЬЕРЫ»

Браконьерами называют тех людей, которые ловят рыбу, отлавливают или убивают различных животных и птицу, в неположенном месте, в неустановленное время, запрещенными способами орудиями и – неразрешенных к промыслу видов. Все это прекрасно знают, но многие из нас, подчиняясь каким-то необъяснимым инстинктам или вполне объяснимым причинам, по доброй воле или вопреки ей, иногда тоже становятся браконьерами. В разной степени, конечно.

Браконьеры бывают всякие: одни – по нужде, другие – по образу жизни для роскоши, третьи-«в законе». Это самая опасная разновидность браконьерства. Это те, кто имеет возможность доставать всевозможные разрешения-лицензии, или просто носят в кармане вполне легитимное удостоверение какого-нибудь уполномоченного или инспектора по надзору, охране или чему-то еще. Такие никого не боятся, прут везде напрямую, стреляют и бьют все подряд, а если кто-то попадается им на пути, охотник или браконьер не их круга, тут же «принимают меры», конфискуют (себе, естественно), изымают, штрафуют и т. п… Они, понятное дело, – всегда правы. И, как правило, с ними работают в коррумпированной связке браконьеры-промысловики. Это главная убойная сила всего браконьерства.

Мне по жизни довелось видеть ужасающие по своей жестокости и бесчеловечности следы деятельности браконьеров, которым наплевать, извините, на все и всех, ради сиюминутной выгоды или просто снобистского понта.

Разлагающиеся двухсоткилограммовые туши белуг и осетров, по берегам Урала, у которых взята только икра, лосиные туши без рогов и самых лакомых кусков мяса, ошкуренные трупы медведей в Башкирии, десятки и сотни несобранных туш сайгаков в Казахстане, которых стреляют с воздуха, а потом не удосуживаются найти и подобрать и т. п. Чего только не увидишь, после таких «охотников» в законе.

Трудно понять в такой ситуации, кто звери, а кто люди, но все это, к сожалению, имело место, да и сейчас имеет…. Не буду судить о том, чего (кого) не знаю. В одном абсолютно уверен: ни одной головы живности (дикой) за все годы жизни, сам не уничтожил. Не хвалюсь этим, просто констатирую. Но был и у меня в слободзейской жизни случай, который, хотя и с натяжкой, можно отнести к браконьерству. Я его привожу даже не в связи с темой, а как небольшую зарисовку из нашего сельского голодного детства.

Босые с апреля по октябрь, почти всегда полуголодные, живущие в основном на «подножном» корме, абсолютно безденежные, в заплатанных одеждах, мы, дети военных лет, вырастали назло всему. Без лекарств, без всяких подкормок и без какого-то прожиточного минимума.

Просто с середины мая, – переходили на зелень и тем жили. Черешня, шелковица, вишня, абрикосы, сливы, орехи, – до самой осени держали нас в форме. Естественно-ежедневно- на Днестр. Основной совокупный критерий (ценз), для пацана, желающего выйти на улицу погулять, был простым и понятным: переплывать Днестр, уметь кататься на велосипеде и …курить. Не знаю кто его придумал, но в принципе – это было правильно, по жизни. Освоил эти три направления, – ты полноправный участник улицы и можешь посещать места уличного сбора, независимо от возраста. Такие места были на каждой слободзейской улице. Возрастной разброс участников-6-7 лет. Все обязательно собирались, конечно, не кололись или что-то нюхали, как сегодня, но время проводили весело.

Младшие учились у старших, тому, что те знали. Одни уходили в армию, куда-то уезжали, подрастали и выходили на улицу – другие. Традиции поддерживались и совершенствовались. Условия жизни были близкими к естественным, поэтому, из полуголодных мальцов, вырастали крепкие, закаленные ребята. Плохому чему-то их своя улица не учила. Вроде бы мелочь- а многие ли второклассники сегодня, да и ребята постарше, рискнут переплыть Днестр? Да и кто им это разрешит, и кто их подстрахует из сверстников, многие из которых сами плавать не умеют!?.

Как я уже сказал- улица многому учила. На ней мы впервые узнали о свойствах того же карбида. И что с его помощью можно чернила превращать в воду, что часто делали в школе и, что с его помощью, можно устраивать небольшие взрывы.

В магазине карбид не продавали, мы «заимствовали» его в мастерских МТС и колхозов, делились и устраивали «ракетные» соревнования. Каждый искал себе консервную банку, затем накрывал этой банкой небольшую ямку, предварительно налив туда воды и насыпав или бросив кусочек карбида. Вокруг банки утрамбовывалась земля, и через время, когда карбид начинал шипеть, то есть – работать, к специально пробитому отверстию в верхней части банки, подносилась горящая спичка. Смесь взрывалась – банка ракетой летела в воздух. Среди ребят были разные мастера этого дела, которые рассчитывали и подбирали высоту банки, и уровень запального отверстия, и количество смеси, и т. п. У них банки с оглушительным грохотом летели вверх на многие метры. Затем все повторялось, как на соревнованиях.

И вот тогда, кому-то из старших ребят пришла в голову мысль использовать карбид в качестве взрывчатки для «глушения» рыбы. Идея понравилась, каждый начал искать подходящую посуду. Выбор посуды в то время был ограничен, тем более с жестко закрепленными пробками. Принесли – кто что нашел, флаконы разнокалиберные, какие-то банки. Мне повезло. Нашел на чердаке довольно объемную, литра на два с половиной, оставшуюся от квартирантов – немцев бутыль с резиновой пробкой и проволочной защелкой. Собралось нас, браконьеров, человек семь. «Достали» карбид в колхозе и пошли на Днестр. Решили «глушить» под высокой песчаной кручей, что начинается с левой стороны реки, ниже пляжа, на русской части Слободзеи. Весь технологический процесс предполагал следующие действия: мы растягиваемся цепочкой на тропинке у самой воды, двое старших ребят с сумками через плечо (под рыбу) стоят ниже всех по течению, там, где тропинка обрывается. Их задача – быстро собирать оглушенную рыбу. Остальные ребята, с интервалом 5–7 метров, располагаются по тропинке выше по течению. Причем меня, с моей «бомбой» поставили выше всех, так как возлагали на неё большие надежды.

Перед началом действия- провели совещание. Вспомнили трагический случай, произошедший почти год назад. Как раз напротив того места, где мы сейчас готовились «браконьерничать». Тогда, осенью, на наших глазах погибла группа взрослых ребят – слободзейцев. Они работали по-крупному. Один из них должен был от взорванного ДЗОТа (выше пляжа) вытолкнуть на течение под противоположный берег Днестра, старую лодку с ящиком мин от немецкого многоствольного миномета, т. н. «Ванюши», со взрывателем и бикфордовым шнуром. Выведя лодку в нужное место, он должен был поджечь шнур и быстро сойти на тот берег. Где-то сразу за пляжем, заряд должен был сработать. Основная группа «рыбаков» готовилась выйти навстречу рыбе, которую течением должно было вынести на них.

Все было исполнено, как надо. Тот парень выгнал на течение лодку, поджег шнур и вышел на берег. Лодку со взрывчаткой, подхватило и быстро понесло по-над правым берегом вниз по течению. Сборщики рыбы, должны были оперативно переправиться на левый (слободзейский) берег и двумя большими неводами собрать всплывшую рыбу. Но случилось непредвиденное. Лодку рыбаков вынесло на мель под правым берегом. Пока они там возились, перетаскивая лодку по гравию, подлетела лодка с ящиком мин, и – метрах в двадцати от той мели, эта адская машина – грохнула! После этого- ни лодки, ни ребят на поверхности воды уже не было. Взрыв был ужасной силы, основной удар взрывной волны приняла на себя высокая песчаная береговая круча по левому берегу, местами обвалившаяся многотонными оползнями. Хорошо, что мы наблюдали всю эту дикую сцену из окопа, в метрах 5-7-ми от обрыва.

Вспомнив те трагические события, мы не очень охотно, но все-таки начали готовить свои «бомбы» к работе. Поджигать ничего не надо было, расчет был сделан на «разрыв”: насыпать в емкость карбид, долить в пропорции воды, закрыть пробку, выдержать какую-то паузу, бросить в воду и – ждать пока она (емкость взорвется. Все просто. Но, если у ребят были небольшие флаконы и баночки, то у меня, как было уже сказано, – целый «гусак» с полкило карбида.

Набрав воды, я закрыл бурлящую смесь, затем по команде старшего – бросил бутылку подальше в воду, вверх против течения. Вскоре от брошенных раньше мелких «зарядов», раздалось несколько слабых хлопков, так себе «пляк-пляк». Мы все стояли у воды и ждали оглушенную рыбу. Ловцы с сумками, стояли ниже по течению и были наготове. И тут Явление- всплывает мой «гусак», прямо в метре от берега, видно течением прибило. Внутри серо-белая смесь. Вот-вот….

Несколько секунд оцепенения, потом я резко поворачиваюсь направо и с максимальной скоростью – бегу вверх, по-над кручей. Ну, я-то крайний был, мне проще. Те, голые «ловцы» с сумками, поняв в чем дело- прыгнули в воду и уплыли вниз по течению. А у остальной группы, выбор был невелик, да и время сильно ограничено. Мой «гусак», прибившись к берегу – медленно передвигался в их сторону….

Вниз, по течению, берег заканчивался вертикальным обрывом, место там очень глубокое, вверх – десятиметровая круча – не зацепишься. Остается только тропинка вверх против течения, но…мимо «бомбы». Делать нечего- ребята, один за другим, зажмурив глаза, начали проскакивать «аварийный» участок. А «бомба» молчала, уже думали, что брак какой-то!. Но, она оказалась «безбрачная», просто – выдержанная. И когда последний из ребят, наш вечно невезучий Колька Димитренко, проскочил «гусак» метра на три- тот и грохнул!. Да так, что даже мы, отбежавшие на порядочное расстояние, попадали от страха. Бедный же Колька принял удар на себя, за всех, ну никак не могла обойти его та «бомба», влепив ему оторвавшимся дном от «гусака», толщиной в палец, точно по заднему месту. Месяца два Колька носил и с гордостью показывал круглый, по размеру того дна, лилово-черный синяк.

Я описал первую и последнюю нашу браконьерскую выходку. К сожалению, мы тогда не могли снять видеоролик о вреде браконьерства, с показом всех технологических действий и их последствий, но и наших рассказов оказалось достаточно, чтобы Слободзейские ребята больше не «рыбачили» подобным способом. И, поверьте – никто из тех наших уличных ребят, не стал браконьером по жизни. Ни любителем, ни в законе.

ВОСТОЧНЫЙ «ЭПОС»

Зеленый горошек собирать было хорошо. За каждый килограмм собранных стручков, платили по 10 копеек. Ежедневно- в конце работы – расчет. Собрал 100 килограммов – вечером получи 10 рублей и – свободен.

По тем временам, тем более для мальчишек, это уже кое-что значило. Три года, как прошла денежная реформа, деньги были еще «новые». Пачка «школьных папирос «Бокс» или «Ракета», стоила 50 копеек, «Спорт»-75 копеек, стакан «морса» (вода с сиропом без газа) -30-копеек, билет в кино- 1 рубль.

Мы, Мишкой (одноклассником) никогда не собирали по 100 кг стручков, иногда подбирались к 70–80, но редко. Потому, что много ели. Один стручок – в ведро, два- в рот. Что делать – только-только отошли от голодных годов. Так что собирать горошек было приятно со всех сторон, тем более в таком месте, как урочище Плоское, в излучине Днестра, между Слободзеей и Чобручами.

Ко всему прочему- горошек высевался в междурядьях сада или на окруженных деревьями прохладных участках. В обеденный перерыв – купались, рядом, в Днестре.

Но горошек закончился. Основная масса школьников разошлась по домам, в бригаде остались только те, кто был нужен до начала уборки в садах. Хотя наличные деньги платили только на уборке горошка (никакой механизации этого процесса, тогда еще не было и почти все делалось вручную), а за остальные работы начислялись трудодни, многие дети все равно искали работу в колхозе – в основном из-за того, что там кормили. Пусть только в обед, пусть одним борщом, но кормили, и это уже был стимул для нас в период каникул.

Своим особым усердием, мы с Мишкой, добились должностей «погонычей», попросту – водили лошадей при различных конно-ручных работах. Это занятие ценилось, конечно, выше, чем какие-то там прорывки овощных или прополки, когда тебя гоняют, кто угодно и куда угодно. Погоныч – это было уже более определенно: ты при лошади, знаешь одного хозяина – ездового и все. Ездовой получает задание от бригадира, а ты выполняешь его указания. В работе погоныча веселого тоже было мало. Представьте себе картинку: – тебе 10 лет, утром не завтракал, по причине отсутствия того самого завтрака, а весь световой, длинный-предлинный, жаркий-прежаркий день, ты водишь за уздечку лошадь, которая, отмахиваясь от мух и слепней, постоянно мотает головой, пытаясь выдернуть из туловища твою тощую ручонку, и нет-нет, – и наступить копытом на твою босую ногу.

Уже к обеду, залитые потом и слезами глаза, можно разомкнуть только с помощью пальцев или кнута ездового, который, управляя плугом или культиватором, быстро приводит тебя в чувство, если вдруг задремаешь или что-то не так сделаешь. Но мы не обижались и старались доказать свою профессиональную пригодность, так как конкуренция в бригаде была жесткой. Да и обед надо было отрабатывать.

Мы были в погонычах у двух братьев, которые почти всегда работали вместе. В тот день, о котором идет повествование, мы обрабатывали (культивировали) междурядья виноградника, на участке, расположенном в конце нынешней улицы Кирова в селе Слободзея. Один день мы обрабатывали междурядья двумя «агрегатами», на второй день оставалось на полдня работы. Мы уже предвкушали небольшой отдых, но утром бригадир решил иначе. «Сможете закончить эту клетку вдвоем, одной лошадью? – утвердительно спросил бригадир нас с Мишкой и тут же добавил, – а мужики ваши поедут на второй лошади с повозкой, на станцию Ново-Савицкая лес выгружать!». Мы, естественно, согласились. Я взялся за культиватор, Мишка остался в должности погоныча.

Уже с первого прохода я начал жалеть, что согласился работать без взрослых. Трехлапый, кованый культиватор, был довольно тяжелым, учитывая наш возраст. Особенно трудно было заносить его на поворотах. Но надо было работать и мы, с трудом, но продвигались к концу участка. Одной стороной он выходил к высокому в этом месте берегу Днестра, и мы, пользуясь самостоятельностью, пару раз, конечно- окунулись. Иначе не выдержали бы. Июльское солнце било по непокрытой голове не только сверху, но и превращало землю в подобие сковородки на хорошем огне. Хотя наши ступни, с десятками разносортных колючек и разновеликих сбоев и порезов, могли выдержать любые температурные перепады, все равно земля буквально обжигала босые ноги.

И вот тогда, где-то в районе обеда, со стороны села, из жаркого марева выплыл «агрегат» моего соседа по улице – Кольки Димитренко, с обычной слободзейской (потомственной) кличкой – «Чабан». Агрегат – это пара старых волов, бочка на повозке, ведро на гвозде и долговязый худой Колька. Он возил в бригаду питьевую воду.

Поравнявшись с нами, он прокричал: «Вы, плебеи! (вряд ли он знал кто такие плебеи, так как не имел ни желания, ни возможности регулярно ходить в школу) – сегодня в клуб кино привезли, «Тахир и Зухра» называется» и поехал дальше.

Мы с Мишкой не были в кино больше месяца, с тех пор, как каникулы начались, поэтому – быстро постирали в Днестре свои брюки и рубашки, развесили их на виноградных кустах, с полчаса поработали нагишом, так как никакого понятия о трусах и майках у нас летом не было, и, к походу в кино были готовы.

Но, пока закончили работу, пока отвели коня в бригаду, пока умылись и дошли до клуба в центре села, то к началу фильма уже опоздали. Ритуал пропуска в зал зрителей уже закончился. Об этом трудно рассказать. Это надо видеть, когда киномеханик стоит на входных дверях, сам продает билеты и пропускает в зал. Толпа потных людей, оторванные пуговицы, крики придавленных и придушенных, ругань и т. п.

Конечно, ни у меня, ни у Мишки не было того заветного пропускного рубля, но даже его наличие в нашей ситуации. Было бесполезно. Все уже было заблокировано, двери задраены на огромные кованые крючки, а стучать и кого-то звать – нам не было дано.

Проникнуть вовнутрь без билета, когда на улице много людей – это не проблема. Но как попасть в зал, когда фильм уже начинается?. Проще всего, конечно было заглушить работающий снаружи небольшой двухцилиндровый двигатель, который снабжал клуб электроэнергией. Закрыть ему чем-то выхлопную трубу и все. Механик, естественно, откроет дверь, выбежит, ну а мы, в это время – в зал….

Нам такой вариант, неоднократно опробованный раньше- не подходил – на уице светло, и – ни души. Иметь неприятности с киномехаником и разъяренными зрителями – опасно.

Проникнуть через окна – тоже бесполезно, так как изнутри, на каждом окне, как кильки в банке, сидят по3-4 человека, их не сковырнешь. Что делать?

Я вспомнил, что еще весной, мы с Колькой» Чабаном», проникали в зал через дымоход, затем – через печь – грубу, которая стояла справа, у сцены. Духовка у нее давно прогорела, колодцы постепенно очистились от сажи, так что беспокоиться за нашу постиранную одежду не стоило.

Полезли на крышу. К дымоходу. Мишка пошел в разведку, опустился в дымоход, я – за ним. Самое неприятное было – ползти в темноте по довольно длинному «лежаку» вдоль потолка. Мишка впереди, – я поджимаю его сзади. И тут случилось неожиданное. Оказалось, что пока мы долгое время не были в клубе, печь справа у сцены – разобрали и сложили её почему-то, уже с левой стороны. То место, где был выход к дымоходу, забили фанерой и забелили.

На эту фанеру и выполз Мишка и тут же рухнул в зал, на головы сидящих на полу пацанов. Дело в том, что на двух десятках длинных скамеек, сидели уважаемые люди, которые могли это себе позволить. Все остальные сидели везде- в проходах, на окнах, перед сценой и на самой сцене до самой дальней стены, которая служила экраном.

Я упал на Мишку сверху и по головам, пополз в сторону экрана. Кино еще не началось. Механик никак не мог навести резкость. В темноте, ориентируясь на луч проектора, я добрался до стены-экрана и втиснулся между сидящими вплотную к ней. Мальчишками.

Мишка приполз за мной, но места ему уже не нашлось, и он прилип к экрану, выставив под луч свою длинную худую шею. И в этот момент – начался фильм. Какой-то мулла или поэт, весь в белом, начал что-то рассказывать. Мишка заслонил его наполовину. Через минуту, ступая по головам и ногам, изрыгая какие-то непереводимые ругательства, до сцены добрался киномеханик. Одним ударом он очистил от Мишки Экран, вышиб ногой крючок на запасной двери, выбросил Мишку на улицу и, закрыв дверь- вернулся к аппарату, который находился здесь же, в зале.

Тогда в первый раз, я не запомнил подробности этого фильма. Через два часа, выйдя со сцены через ту же запасную дверь, я увидел сидевшего на завалинке, заплаканного сонного Мишку, который, после такого трудного дня, в течении одной минуты, провалился с трехметровой высоты в зал, получил оплеуху от механика и вылетел на улицу. «Ты знаешь – всхлипывал он по дороге домой, этот белый поэт с экрана, так шарахнул меня белой рукой по шее, что я аж на улицу вылетел!». Он еще долго рассказывал потом об этом в школе. А я запомнил и этот фильм, и этот случай, семидесятилетней давности, на всю жизнь.

Через много лет, работая на Востоке, мне довелось, в Бухаре, встретиться с артистом, который в том фильме сыграл отца Зухры- Бобо-хана. Когда я рассказал ему про наш с Мишкой культпоход в кино, он просил повторять этот рассказ несколько раз, каждый раз зазывая кого-нибудь из знакомых, интерпретируя все нюансы этого случая и падая со смеху.

Так я, в Слободзейском старом клубе, впервые познакомился с великим восточным эпосом. Так мы и приобщались к культурам братских народов – где с грустью, где с юмором, но все-таки приобщались к общечеловеческим духовным ценностям. Без телевизоров, смартфонов, компьютеров и спутников, через самый верный способ связи – разум, душу и сердце, уважение, взаимопонимание и без всякой корысти.