скачать книгу бесплатно
– Звонил дежурный. В Куйбышевке убита женщина и, кажется, изнасилована. Мне надо ехать.
– Я с тобой, Василий Иванович, – Гордеев с сожалением бросил взгляд на обеденный стол и поспешил за майором.
По дороге Сергеев рассказал о криминальной обстановке в районе, пожаловался на нехватку кадров, старую технику, отсутствие средств на ремонт здания милиции. Станислав молча слушал майора, внимательно всматривался в окно и старался восстановить в памяти знакомые места своей юности. Средняя школа в те годы была только в Курильске, и молодежь из района, желающая продолжить учебу после 7-го класса, жила в интернате. На школьные каникулы все ребята отправлялись по своим домам. Поселок Одесский, где работали и жили родители Стаса, располагался на юге острова не менее чем в ста километрах от райцентра. Дорога занимала два, а то и три дня. В любую погоду, где с оказией, часто пешком, а зимой на лыжах, несмотря на усталость, подростки преодолевали часто небезопасный путь ради нескольких дней пребывания в родной семье.
Вот проехали знаменитую «подкову», так прозвали в народе один из самых опасных участков пути между поселком Рыбаки и населенным пунктом Куйбышевка. Дорога в этом месте делает крутой поворот на 180 градусов, огибает скалистую гору. Ширина проезжей части позволяла лишь с трудом разъехаться двум гужевым подводам, а если встречались два грузовика, одному приходилось сдавать назад, чтобы не свалиться в пропасть. Гордееву вспомнилась история, произошедшая зимой 55-го года. Ребята возвращались в школу с зимних каникул. С Лезозаводского, что в трех километрах от Одесского, он с двумя своими одноклассниками на военном грузовике добрался до Буревестника, небольшого военного городка на берегу залива Касатка. Оттуда к вечеру дошли на лыжах до Куйбышевки, где и заночевали у приятелей. Здесь к ним присоединился еще один школьник Борис Журавлев, и на следующий день решено было продолжить путь. С утра мела легкая поземка, и мать Бориса отговаривала ребят от похода, но желание поскорее добраться до родного интерната было сильнее непогоды. Когда начало рассветать, пошел сильный снег, дорогу стало быстро заметать, и, если бы не редкие вехи, выставленные вдоль нее, подростки легко могли сбиться с пути.
– Может быть, вернемся? – взмолилась Нюра.
– Да мы уже больше полпути прошли. Сейчас будет «подкова», а от нее рукой подать, – Борис, конечно, хитрил. «Рукой подать» это было не менее десяти километров до поселка Рыбаки, а там еще около трех. «Подкову» проходили, как можно ближе прижимаясь к скале, где заметало потише и снега было поменьше. На спуске, у одной из вешек, обнаружили фигуру мужчины. Бедняга сидел в сугробе, скрючившись, и почти не подавал признаков жизни. Пока Нюра растирала снегом изрядно побелевшее лицо и окоченевшие руки дядьке, Толя и Стас наломали еловых веток, а Борис смастерил из них волокушу, связав шарфами. Идти нежеланный попутчик не мог, поскольку, кроме обморожения, к тому же был мертвецки пьян. Ребята надолго запомнили эти десять километров, дистанцию, которую каждый из них не раз пробегал на лыжных соревнованиях. Ремни от брюк, за которые они тянули волокушу, резали плечи, лыжи проваливались в свежем снегу, порывы ветра сбивали дыхание. Порой им казалось, что этим испытаниям не будет конца, но бросить незнакомого человека замерзать они не могли. На подходе к поселку школьников встречал пограничный наряд, вышедший им навстречу по звонку из Куйбышевки. Мужчина сильно обморозился, зато остался жив.
Так за разговорами и воспоминаниями вскоре подъехали к месту происшествия. Дневная смена в цеху по переработке рыбы уже заканчивалась, и у деревянного склада на берегу моря постепенно скапливался народ. Все были обескуражены, и каждый хотел высказать свою версию случившегося. Здесь же находился приехавший из соседнего поселка участковый, который пытался успокоить собравшихся.
– Товарищи, не мешайте следствию, прошу всех разойтись, кого нужно будет – вызовут. Милиция во всем разберется.
– Да что там разбираться, Пашкиных рук это дело с его дружками. Они с самого утра глаза заливали.
– Тащите его, мужики, сюда, он, верно, в общаге пьяный вдрызг спит.
– Да что с него сейчас толку, он ни бе ни ме, ни кукареку сказать не сможет.
– А Тамарка дура, нашла с кем хороводиться.
– Жизни, то лишать зачем?
Местом преступления являлся ветхий деревянный склад, построенный еще при японцах, используемый для хранения рыбацких орудий лова. В одном углу в беспорядке были свалены оранжевые поплавки, размерами с футбольный мяч, в другом на куче сетей для прибрежной рыбалки лежало тело молодой женщины. Яркая странгуляционная борозда на шее жертвы не вызывала сомнений в насильственной смерти. Здесь уже работали инспектор уголовного розыска Платов и судмедэксперт из Курильска. За все время работы в органах Гордеев так и не привык к виду мертвого человека, поэтому после доклада инспектора постарался побыстрее выйти на свежий воздух. К этому времени рабочие уже привели рыжеволосого парня с распухшим от беспробудной пьянки лицом, на котором виднелись свежие ссадины. Видимо, сопровождающие не особенно церемонились с ним. Хмель у рыжего еще не выветрился, и он с трудом вспоминал события дня.
– Утром ко мне приехали кореша, привезли с собой спирт. Крепко выпили. После обеда к нам присоединилась Тамарка, но я это уже плохо помню. Был в отключке. Куда делись кореша, не знаю. Помню только, что бабла у них было немерено. Как зовут? Витек и Кочуба, фамилия или имя это, я не знаю.
Было ясно, что у парня больше ничего добиться нельзя. К Гордееву в это время подошел участковый.
– Товарищ прокурор, уборщица из конторы видела, как двое мужчин садились в легковую машину, сто пудов наши клиенты.
– Что будем делать, Станислав Георгиевич? – Сергеев явно передавал инициативу в руки нового начальства.
Стас понял, что от его действий многое сейчас зависит. Надо было показать и бравому майору, и молодому инспектору, да и столпившимся в ожидании рабочим, что приехал не кабинетный чинуша, а грамотный профессионал, хорошо умеющий делать свою работу.
– Платов! Этого алкаша в наручники, – Гордеев с удовлетворением отметил, что появился азарт, знакомый ему по работе следователем, – тело после осмотра судмедэкспертом определить в холод. Я думаю, в цеху есть холодильник. Еще раз внимательно осмотри место преступления, может быть, найдешь какие-то вещественные доказательства. Я звоню погранцам и военным, пусть перекроют все дороги и порты. Закончишь осмотр – поможешь мне с опросом свидетелей. А ты, Василий Иванович, – обратился он к майору, – бери участкового и поезжайте в Буревестник. Переговорите с работниками порта, со всеми капитанами, готовыми выйти в море, облазьте все щели, где можно укрыться. Не могут негодяи далеко уйти. А вас, товарищи, кто может помочь следствию, прошу пройти в контору.
Вскоре опрос свидетелей превратился в импровизированный прием по личным вопросам. Рабочие жаловались на задержку выдачи заработной платы, на отсутствие нужных лекарств в медпункте, на плохие санитарно-гигиенические условия и многое другое, что делало их существование некомфортным. Видимо, с руководством рыбокомбината новому прокурору предстоял серьезный разговор.
Ближе к полуночи из Буревестника вернулся Сергеев, по его сияющей физиономии было видно, что поездка удалась.
– Сцапали голубчиков! В Японию хотели удрать. За приличные деньги капитану «РБушки»[1 - РБушка – небольшое рыболовное судно.] предлагали отвезти их за границу. Но наши не продаются! – майор был доволен проведенной операцией.
– Эта троица тоже наши, – заметил Гордеев, – а вот как случилось, что они могли пойти на такое преступление, предстоит установить нам.
– Да, Георгиевич! У долговязого нашли женские часы и золотую цепочку, уверен, они принадлежали убитой, – начальник милиции посчитал, что сопричастность его к раскрытию преступления дает ему право так запросто обратиться к прокурору.
– Я надеюсь, Василий Иванович, были соблюдены все процессуальные действия при изъятии вещдоков? – Гордеев отметил некоторую фамильярность в обращении, но замечание майору делать не стал.
– Все по правилам. Понятые, протокол изъятия, как полагается, правда, один из понятых, механик с буксира, оказался хорошим знакомым Тамары и чуть им бошки не свернул. Можете, Станислав Георгиевич, не беспокоиться, доказательств для суда будет предостаточно, – видимо, Сергеев понял свою ошибку.
– Ну, хорошо, Платов тоже кое-что в складе собрал: окурки, пустую бутылку с отпечатками пальцев, обрывок веревки. Завтра допросим подозреваемых, и дело можно будет передавать в суд. Ты только их по разным камерам посади, чтобы сговориться не успели.
– Да мы с Ивановичем мерзавцев по «свежачку» сейчас «расколем», – вступил в беседу инспектор.
– Хорошо, действуйте, только не перестарайтесь. А теперь домой, мне завтра с утра председателю райисполкома представляться, – Гордеев посмотрел на часы и добавил: вернее уже сегодня.
Все вышли из душного кабинета конторы на воздух. Ночная прохлада приятно освежала разгоряченные тела. С моря дул легкий бриз, принося с собой запах морских водорослей и свежей рыбы. У берега плескались юркие нерпы, лакомясь отходами от разделки рыбы. Редкие огни стоящих на рейде судов высвечивали по воде дрожащие дорожки, шум прибоя слегка заглушал звук работающих механизмов ночной смены.
* * *
С утра на воду лег плотный туман, который полностью скрыл берег от взоров пассажиров парохода. Георгий с Натальей уже вынесли на палубу свой нехитрый скарб и терпеливо стали ожидать высадки на берег. С вечера маленького Стасика родителям удалось уложить спать, и теперь, хорошо выспавшись, он просто засыпал отца вопросами.
– Пап, а пап, а медведи здесь есть?
– Конечно, есть, и медведи, и лисы, и зайцы.
– А слоны?
– Нет, слонов здесь нет.
– А почему?
– Потому, что слоны живут в Африке.
– А кто такие японцы?
– Это люди, только немного на нас непохожие.
– А на кого они похожие?
– Ну, может быть, на дядю Петю, дворника из клуба им. Чумака. Помнишь его?
Мальчик, конечно, помнил этого круглолицего дяденьку с раскосыми глазами, который иногда угощал детвору сладкими конфетами. У дяди Пети была большая семья: два мальчика и три девочки, как две капли, все похожие на него. Бабка Фекла почему-то называла их нехристями и советовала держаться подальше. Запрет еще больше подогревал детское любопытство, а кроме того, Стасику очень нравилась одна из сестер этой семьи – пятилетняя Алия. Она так могла посмотреть на него, что он сразу забывал бабкин наказ, а видел только черные, как угольки, глаза, маленький, чуть приплюснутый носик и розовый язычок, который она каждый раз при встрече ему показывала. Но сейчас все это скрылось от мальчишки далеко за морем, по которому они плыли несколько дней и ночей на чудесном корабле.
Пароход «Уэлен» все называли грузопассажирским, но для перевозки людей он был мало приспособлен. В довольно вместительном трюме имелись наспех сколоченные двухъярусные нары, расположенные на небольшом расстоянии друг от друга. Многие, как и Гордеевы, ехали семьями, и женщины пытались сделать хоть какую-то видимость уюта. Все спальное пространство трюма пестрело разноцветными простынями, скатертями и даже платками, служившими ограждениями от глаз соседей по нарам. В дальнем углу размещался металлический короб с выходящей из него наверх трубой. Вахтенные, производившие уборку помещения, называли сооружение по-флотски гальюном. С тех пор у Стасика слово «гальюн» ассоциировалось с чем-то грязным и плохо пахнувшим. Надо отдать должное, большинство взрослых переселенцев предпочитало, отстояв очередь на верхней палубе, уединиться для удовлетворения своих естественных потребностей в судовом туалетном помещении. Кроме того, у пассажирского помощника капитана можно было записаться на посещение душевой. Пожалуй, на этом все удобства и заканчивались, если не считать судового буфета, в котором без ограничения отпускали разве что только кипяток. Из трюма на палубу вела крутая двухсекционная лестница, по которой детворе строго-настрого запрещалось передвигаться одним.
Туман начал рассеиваться, и стали видны очертания острова. На берегу виднелись серые одноэтажные сооружения, деревянный пирс. Левее от зданий берег местами обрывистый и скалистый, правее окаймлен песчаным пляжем, в нескольких кабельтовых[2 - Кабельтов – 1/10 морской мили, 185,2 метра.] от берега из воды выступали рифы. От пирса отошел небольшой катер, тащивший за собой на буксире несколько японских кунгасов[3 - Кунгас – большая беспалубная гребная или парусная лодка, распространенная в дальневосточных морях и предназначенная для ловли рыбы, перегрузки грузов.] «кавасаки». На корме каждой лодки находился японец с длинным веслом в руках. Весло-юла действовало как рыбий хвост, завинчивая воду, тем самым придавая движение плавсредству в нужном направлении. Еще в древности на Востоке «юление» или «галание» натолкнуло людей на изобретение гребного винта.
– А где у нас Толька пропал? – вспомнил про брата Георгий, – скоро выгружаться будем, а его нет.
– Так он же с Антониной еще с вечера куда-то умотал.
Наталья все плаванье была в курсе любовных похождений деверя[4 - Деверь – брат мужа.]. На пароходе Анатолий познакомился с чернявой дивчиной из-под Воронежа и практически все время проводил с ней.
Подошел катер с кунгасами и пришвартовался по правому борту судна, после чего началась выгрузка. На палубе расстилали сетку, сплетенную из просмоленных канатов толщиной с руку взрослого человека, и в нее складывали чемоданы и узлы переселенцев. Затем судовой кран стягивал сеть за четыре конца, образовывая громадную «авоську»[5 - Авоська – разговорное название сетчатой, сплетенной из суровых нитей хозяйственной сумки.], и приподнимал ее над палубой. Со всех сторон за канаты цеплялись люди, после чего следовала команда «вира», и «авоська» перемещалась на кунгас. Здесь ее разгружали, и операция повторялась с новым грузом. Когда очередь дошла до Гордеевых, Георгий прижал своим телом сына к сетке с вещами, чтобы он не свалился, когда их переносили на кунгас. Вся процедура занимала немало времени и была небезопасной. Катер не раз курсировал между берегом и пароходом, благо море было спокойным. Не обошлось без происшествия. Во время разгрузки один из чемоданов упал между пирсом и баркасом, и все вещи оказались в воде. Хозяева чемодана бросились собирать свое имущество, пожилой японец рыбацким багром помогал им. Только к вечеру последние пассажиры оказались на берегу. Ночевать переселенцев определили в деревянном бараке, пропахшем рыбой: видимо, он служил для бывших хозяев складом. На земляном полу лежали сколоченные из необтесанных досок щиты, покрытые соломенными циновками. В центре помещения размещался длиннющий деревянный стол. Японское население небольшими группками с любопытством наблюдало за приезжими, о чем-то переговариваясь между собой. Когда кто-либо из сошедших с парохода вскидывал в приветствии руки, лица японцев расплывались в широкой улыбке, а головы склонялись в почтительном поклоне. В поведении же маленьких аборигенов абсолютно отсутствовали неловкость и страх, лишь любопытство двигало ими.
– Росьяго! Росьяго![6 - Росьяго – русский (япон.)] – шумела детвора, а завидев светловолосую девочку, начала показывать на нее, как на какое-то чудо.
– Акаге! Акаге![7 - Акаге – рыжая (япон.)] – в их голосах слышались восторг и удивление.
Рано утром появились два пожилых японца, которые принесли большие чашки с отваренным рисом, рыбу, нарезанную тонкими пластинами, и маленькие пиалы с различными соусами. После завтрака прибыл щеголеватый офицер в форме капитана госбезопасности.
– Гордеевы есть? – он заглянул в записную книжку и уточнил: – Георгий Сергеевич и Анатолий Сергеевич.
– Да, есть, – Георгий подошел к военному. – Это я и мой брат.
– Мне приказано доставить вас в Курильск, – и, предвидя вопрос Гордеева добавил: – о жене с сыном можете не беспокоиться, их с семьями, которые направляются в Утасицу и Комуикотан, сейчас отвезут в Оннебецу, где они переночуют, а завтра вы к ним присоединитесь.
– Собирайтесь. Товарищ Доценко, – обратился он к прибывшему с ним мужчине, – есть кто в сторону Курильска? Машина ждет.
– Есть, есть, товарищ капитан, – Доценко оказался заместителем директора Курильского рыбокомбината, направленный в Рубецу для сверки списков прибывших переселенцев. Уточнялись фамилии, имена, отчества, откуда прибыл, профессия по которой работал до войны человек. Вскоре кузов повидавшего виды студебеккера был до отказа заполнен людьми и вещами отъезжающих. Георгий с Анатолием уселись ближе к кабине водителя и стали обсуждать неожиданный вызов. Всю дорогу до Курильска переселенцы с любопытством всматривались в окружающую их природу. Чем дальше автомобиль уходил на север, тем реже стали встречаться крупные деревья, а больше зарослей стелющегося низкорослого стланика с широко раскинутыми ветвями и причудливо изогнутые березки. Редкие, покрытые изумрудным мхом поляны чередовались с зарослями вечнозеленого курильского бамбука. Впереди на горизонте виднелась красавица гора, очертанием напоминающая усеченный конус, из вершины которой выходил легкий дымок.
Районный центр, расположенный в устье небольшой реки, мало был похож на привычные русскому человеку города. Застроенный вдоль реки одноэтажными деревянными строениями, он скорее напоминал небольшое село. Общую панораму несколько оживляло возвышающееся над другими строение, видимо, религиозного назначения и дом с крышей, у которой края причудливо изгибались вверх. У этого дома и остановилась машина с людьми.
Заместитель директора занялся размещением прибывших, а капитан с братьями вошли в дом, где в небольшой комнате собрались несколько человек. За канцелярским столом сидел знакомый Георгию по Владивостоку Слатов.
– Ну что, с прибытием вас, братья Гордеевы. Знакомьтесь, товарищи – это наши радиобоги. Вас, оказывается, даже в Москве знают. Ты что ж, Георгий не рассказывал о своем знакомстве с самим Кренкелем. Они, товарищи, в 34-м связь челюскинцев с Большой землей обеспечивали. Эрнст Теодорович привет просил вам передать, недавно в Министерстве связи с ним пересеклись.
Гордеевы были крайне смущены таким приемом, они совсем не считали себя героями. После окончания курсов ОСОАВИАХИМа братьев зачислили простыми радистами в узел связи конторы АКО[8 - АКО – Акционерное Камчатское Общество, организовано 27 июля 1927 года.] в Петропавловске-на-Камчатке. Когда 13 февраля 1934 года в результате сильного сжатия «Челюскин» был раздавлен льдами и затонул, старший радист парохода связался с береговой радиостанцией мыса Уэлен. Станция была маломощной, и все переговоры с материком осуществлялись через Петропавловск. Георгию и Анатолию, как самым молодым и неженатым, была поручена круглосуточная вахта с челюскинцами. Особенно интенсивная работа началась после доставки потерпевших бедствие на землю. Из бухты Провидения 21 мая вышли пароходы «Смоленск» и «Сталинград» с челюскинцами на борту. Каждый из спасенных торопился телеграфировать своим родным о том, что он жив и здоров. Братья добросовестно выполняли свою работу, заканчивая каждый очередной сеанс радиосвязи фразой: «Работал Гордеев», чем вызывали удивление радиста «Челюскина». «Неужели у них там всего один человек?» – недоумевал Кренкель. Еще больше он удивился, когда по приходе в Петропавловск ему представили двух почти мальчишек, молодых парней.
Знакомясь с присутствующими в комнате, Георгий особенно запомнил молодого парня в выцветшей гимнастерке без погон. Крепкое рукопожатие и широкая открытая улыбка сразу заставляли проникнуться доверием к начальнику рыборазводного завода.
– Итак, – начал совещание Слатов, – я, как секретарь райкома Всесоюзной Коммунистической партии большевиков, обязан ознакомить вас с обстановкой, сложившейся на острове, и поставить задачи, которые нам вместе предстоит решать. Указом Президиума Верховного Совета СССР в составе Хабаровского края образована Южно-Сахалинская область, в состав которой включен и наш район. Совет Народных Комиссаров СССР определил основные мероприятия по восстановлению народного хозяйства области и включению ее в систему экономических и политических отношений социалистического типа. Нам на острове необходимо в кратчайшие сроки организовать устойчивое производство продукции рыбного хозяйства. Страна обескровлена жесточайшей войной и крайне нуждается в продовольствии.
Трудно переоценить, какой вклад может внести Дальневосточный регион в дело обеспечения нашего народа морепродуктами. Не скрою, на сегодняшний день имеются многочисленные трудности в решении поставленных Правительством и партией задач. «Кадры решают все!» – так сказал руководитель нашей страны, великий Сталин. Прибывают все новые и новые переселенцы с разных регионов Советского Союза, всех их надо разместить, обеспечить питанием. Товарищ Васильков! – Слатов неожиданно обратился к мужчине в полувоенном френче. – Что у нас с заявками на продовольствие?
– Полностью удовлетворены, Петр Тимофеевич. Из Советской Гавани на подходе два парохода, часть необходимого прибыло на «Уэлене», пока военные помогают.
Председатель рыбкопа явно был готов к вопросу и отвечал четко, без суеты.
– Хорошо, держите меня в курсе. Я продолжу. Вопрос о размещении вновь прибывающих. Часть японского населения покинула остров, в освободившихся домах можно поселить по нескольку семей, надеюсь, это временная мера. Скоро начнется первый этап репатриации, с жильем будет полегче, да и сами начали строить, думаю, военные с рабочей силой нам помогут, – здесь Слатов посмотрел на пожилого подполковника, который утвердительно кивнул головой.
– Теперь о работе с японским населением. Всячески пресекать проявление враждебности или грубого отношения. В основной массе не успели эвакуироваться простые работяги, прожившие на этой земле не один десяток лет. Здесь родились их дети и внуки, которые не знают другого дома. Поэтому просьба уважать их обычаи и культуру, не выказывать свое превосходство. Все японское население должно быть привлечено к производственному процессу, причем гарантировать им основные социально-экономические права, установленные советским законодательством, наравне с нашими рабочими.
Наш район делится на четыре сельских Совета, с центрами в поселках: Сибеторо, Рубецу, Беттобу и Найбо. Как вы заметили, я оперирую японскими названиями. Предварительно проекты новых и восстановление старых на днях будут утверждены приказом гражданского управления СССР.
Всем коммунистам в ближайшее время встать на партийный учет, а вам, Георгий Сергеевич, – обратился он к Гордееву, – первое партийное поручение: мы рекомендуем вас секретарем партийной ячейки на юге острова. Поселок Утасица один из самых отдаленных от районного центра, и необходимо, чтобы люди не чувствовали себя оторванными от цивилизации. Надо организовать регулярные политинформации, наглядную агитацию, стенную печать и т. д. В поселке есть помещение, которое можно приспособить под клуб, только подбери человека на должность заведующего, а мы обещаем не реже двух раз в месяц направлять вам киномеханика с передвижкой. Без новых кинофильмов не останетесь.
– Тарас Григорьевич, – неожиданно переменил тему Слатов, – у вас есть что добавить?
Поднялся мужчина средних лет, директор Курильского рыбокомбината.
– Товарищи! Рыболовный флот на сегодняшний день у нас практически отсутствует, поэтому весь упор сделаем на прибрежный лов, благо средства лова японцами не уничтожены. Получены квоты на вылов трески, морского окуня, сельди и лососевых. Организованы шесть рыболовецких участков, с Сахалина обещали отправить пару буксиров и МРСку[9 - МРС – малый рыболовный сейнер.], но пока надо использовать «кавасачки»[10 - «Кавасачка» – народное название японской лодки.]. Смотрел недавно, как японцы ими управляют, никаких буксировщиков не надо. Второй не менее важной задачей является искусственное воспроизводство лососевых. В довоенный период на острове действовало несколько рыбоводных заводов. Здесь на тебя надежда, Андрей, – директор посмотрел на парня в гимнастерке. – Опыта у тебя, конечно, никакого, но будешь учиться у японцев. Технолога тебе нашли, в ближайшее время прибудет, говорят, толковая женщина. Любыми путями нужно заложить в этом году на Курильском заводе не менее 20 млн икринок. Иначе не видать нам рыбы через год. А теперь, Петр Тимофеевич, просьба к вам. Условия здесь далеко не курортные, народ пока не акклиматизировался, многие болеют, а лекарств нет. Да и медицинских работников кот наплакал, если бы не японские врачи, то просто беда.
– Я понял, Тарас Григорьевич, – Слатов сделал пометку в лежащем перед ним блокноте, – если у вас пока все, можете садиться. Теперь попросим товарища Козырева ознакомить нас с криминальной обстановкой в районе.
Все внимание присутствующих обратилось к бравому капитану госбезопасности.
– Обстановка, – начал он, – прямо скажем, почти фронтовая. На острове действуют несколько диверсионных групп, продолжаются поджоги и вредительство. Так, на днях сгорело производственное здание в поселке Иририфуси, в Беттобу предотвращено отравление нерестовой речки хлором, на рыбоводном имеются случаи саботажа. Военнопленных мы практически всех отправили на материк, но некоторые остались под видом гражданского населения. Недавно в Рубецу разоблачили офицера японской разведки, – работал сторожем. Еще одна проблема – с прибывающими по договорам. Первые переселенцы, главным образом дальневосточники и сибиряки, но скоро люди поедут с западных территорий России. Многие были в оккупации, среди них не исключено, что будут и те, кто сотрудничал с фашистами, даже служил в полиции. Поэтому нужна строжайшая бдительность. О каждом случае вредительства, о каждом подозрительном человеке немедленно докладывайте в управление госбезопасности или в контрразведку. Держите с нами постоянную связь. У меня все. Петр Тимофеевич, я хотел бы Гордеевых проинструктировать отдельно. Вы не против?
– Нет, конечно. На этом совещание окончено, за работу, товарищи. Георгий Сергеевич, задержитесь, пожалуйста, с братом.
– Может, перейдем на ты? – начал разговор капитан, когда они остались наедине. – Вы как, мужики?
– Давай на ты! – Георгий посмотрел на Анатолия, тот в знак согласия кивнул головой.
– Меня зовут Николай, – продолжил Козырев, – а о вас я практически знаю все. Родились на Камчатке, там же начали свою трудовую деятельность, работали на судах Дальневосточного региона. Потом служба в узле связи при штабе Тихоокеанского флота, участвовали в боевых действиях при взятии Курильских островов, имеются награды Правительства СССР. Все правильно?
– Ну ты даешь, капитан, все верно! – Гордеевы уже начали догадываться, о чем будет инструктаж.
– Работа такая. Теперь о наших делах. На совещании я, разумеется, все рассказать не мог. По нашим разведданным, в каждом населенном пункте японцы оставили по агенту. На юге острова работает неизвестная радиостанция, точное расположение которой установить пока не удалось. Не исключено, что в лесах скрываются группы военнослужащих, не успевших эвакуироваться при отступлении. У японцев в качестве дешевой рабочей силы трудились завезенные на остров насильно китайцы и корейцы. Особой любви друг к другу они не испытывают. В этой вражде, может быть, имеются какие-то исторические корни, но очевидно и то, что кто-то разжигает ситуацию намеренно. Совсем недавно в поселке Утасица произошла массовая драка, в которой убит кореец. Только силами пограничников из соседнего Комикутана удалось остановить поножовщину. Ребята вы проверенные, участок работы у вас, Гордеевы, особенный, поэтому будем считать, что служба в какой-то степени у вас продолжается. Сейчас распишитесь за получение пакетов, в которых, кроме рабочих частот и индивидуальных позывных, имеются резервные частоты для экстренных ситуаций. По ним будете получать конфиденциальную информацию и держать связь с нашими службами. Думаю, всем понятно, что наши отношения необходимо оформить подпиской о неразглашении секретных данных.
С этими словами капитан достал из офицерского планшета два заполненных мелким шрифтом документа и дал на подпись Гордеевым.
– Ну, на первый раз достаточно, – Козырев выдохнул, как после тяжелой работы, – вопросы есть?
– Есть. Где и когда я получу аппаратуру для радиостанции? Как я понял, у Анатолия в поселке имеется стационарная станция, а в Утасице все нужно начинать с нуля, – этот вопрос давно волновал Георгия.
– Анатолий остается здесь, до его Беттобу от Курильска не более пятнадцати километров, а мы с тобой, Георгий, едем завтра в Оннебецу, там и получишь у военных рацию. Пока, конечно, маломощную, но в пределах Итурупа будет достаточно. Кстати, там у пограничников на складе лежат несколько ящиков с аппаратурой. Все надписи на ящиках на английском, видимо, трофеи японцев. Посмотришь, что пригодится – заберешь, а то никто не знает, что с этими трофеями делать. А теперь поехали к Акимову, он приглашал нас на ужин, там и переночуем.
На улице их ожидал парень в гимнастерке, к которому директор рыбокомбината обращался на совещании. Солнце на горизонте садилось в воду залива, с моря слышался шум прибоя. Всю дорогу до рыбоводного, вдоль берега неширокой речки, их сопровождали всплески идущих на нерест лососей.
* * *
На следующее утро Станислав проснулся позже обычного. Приехав ночью из Куйбышевки, он долго не мог заснуть, ворочаясь на видавшем виды диване, восстанавливая в памяти события первого дня пребывания на острове. Поставив кипятиться старенький электрочайник, сделав гимнастическую зарядку, Гордеев направился в туалетную комнату. Ее просторные размеры не шли в сравнение ни с одной из квартир, в которых он ранее проживал. Сельский вариант планировки предусматривал, кроме квадратного зала, спальни и кухни, большую прихожую и кладовую, больше похожую на небольшую комнату. Вчера Станислав не успел толком рассмотреть квартиру и решил после завтрака восполнить упущение. У его предшественника семья проживала в Южно-Сахалинске, поэтому холостяцкое жилье не отличалось уютом и комфортабельностью, а инвентарные номера на мебели и электроприборах указывали на отсутствие у прежних хозяев желания оставаться здесь надолго.
«Скорее бы уже приезжала Марина да навела порядок в этой «берлоге», – подумал Гордеев. Они расписались за месяц до его назначения. Этому предшествовал скандальный развод с первой женой и неприятный разговор с областным прокурором.
Когда любовный роман Станислава с делопроизводителем Мариной стал достоянием прокуратуры, Сенцов вызвал к себе Гордеева.
– Ты понимаешь, Стас, что после всех жалоб твоей бывшей жены дальнейшая служба в областной прокуратуре невозможна. Самое большее, что я могу для тебя сделать, – отправить прокурором в один из районов. Выговор по партийной линии за аморалку, как минимум, обеспечен, но и то, только в том случае, если вы с Мариной Прокопьевной узаконите свои отношения.
Станислав с областным прокурором, коренным москвичом, были одногодки, и с первых дней совместной работы у них сложились доверительные отношения, которые вскоре переросли в дружбу. Сенцов закончил с красным дипломом юридический факультет МГУ и не скрывал, что свое назначение на Сахалин рассматривает как одну из ступенек в служебном росте. В дружеских беседах со Стасом он не раз намекал, что своим приемником видит только его.
– Представление на старшего советника юстиции, – продолжил прокурор, – придётся тормознуть, а в какой район – выбирай сам, у нас в трех временно исполняющие обязанности.
– Да все понятно. Спасибо тебе, Геннадий Иванович. Если можно, я бы хотел на Итуруп, все же, как-никак, родные места.
– На Итуруп, так на Итуруп, хотя район не из легких, – Сенцов замолчал, как бы раздумывая говорить ли ему дальше или нет. – Скажу тебе под большим секретом, в Москве сейчас раскручивается так называемое «рыбное дело». Замешаны чиновники самого высокого ранга, одна из «ниточек» ведет в твой будущий район. Не исключено, что и там не обошлось без покровительства местной власти. Поэтому будь осторожен, действуй по пословице «семь раз отмерь», прежде чем принимать решение. Всю информацию, каждое свое действие по этому вопросу согласовывай только лично со мной, и не потому, что я тебе не доверяю, просто может сложиться ситуация, когда и я тебя не смогу защитить.
– Что, так серьезно?
– Очень, Стас, серьезно. Ты единственный человек в нашей прокуратуре, кому я доверяю эту информацию. Еще раз по-дружески прошу тебя: будь крайне осторожен. На других задачах, я думаю, останавливаться не будем, вступишь в должность, сориентируешься сам, опыта у тебя достаточно.
Потом было партийное бюро, на котором каждый выступающий старался заклеймить зарвавшегося коллегу, осудить его недостойное советского семьянина поведение, порочащее его как члена коммунистической партии.
