Чудо для миллиардера. Новогодняя история

Нацепить на голову чужие прядки, оказывается, стоит как три моих месячных зарплаты.

Окидываю себя взглядом. Пытаюсь понять, насколько моя одежда не соответствует этому заведению и празднику, который скоро начнется.

Да, внешний вид, конечно, оставляет желать лучшего, но мне плевать. Сжимаю покрепче пригласительный и смело ступаю вверх по лестницам. Подхожу к дверям, рядом с которыми стоят два шкафообразных мужчины, которые сверлят меня нечитаемыми взглядами.

Смотрят так, что у меня чуть душа в пятки не уходит, и на их лицах явно виден скепсис.

Но я придаю себе уверенности и протягиваю пригласительный. Один из бритоголовых бросает короткий взгляд на конверт и сразу же открывает передо мной дверь.

Надо же. Так просто. Недолго думая, иду вперед и сразу же окунаюсь в мир музыки и битов, драйва. Ведущий кричит со сцены поздравления и приглашает звезд эстрады, знаменитую группу, а я смотрю на толпу, вижу гардеробную и сдаю свою шубку.

– Простите, а где здесь туалетная комната? – пытаюсь перекричать музыку и спрашиваю у миловидной женщины с зачесанными назад волосами.

Показывает пальцем в нужном направлении и я иду в уборную. Протискиваюсь сквозь тела, которые дергаются в такт музыке, все в блестках и в мишуре.

Праздник. Он чувствуется здесь. Люди веселятся. А я прокладываю свой путь прямо к цели. Стоит толкнуть черную дверь, как я окунаюсь в мраморную комнату.

Сказать, что это туалет – язык не поворачивается, так как посередине стоит кофейный столик с диванчиками песочного оттенка, а вдали ровной шеренгой двери, судя по всему, как раз в туалет.

Но мне не это нужно, я обращаю взгляд в сторону зеркал и умывальников. Здесь почти никого нет, две высокие девушки модельной наружности покидают кабинки и бросают на меня странные взгляды, словно удивляются, что такая, как я, здесь делает.

Блондинка и вовсе окидывает мой наряд взглядом, в удивлении приподнимает бровь и кривит губы, излишне пухлые.

Я отстала от моды, раз считаю такой взрыв во рту, как после укуса пчелы, жутко некрасивым.

Дверь открывается, вновь обдает меня басами и битами, а девушки покидают уборную.

Я же подхожу к умывальнику и включаю воду. Запускаю руки под горячую струю, пар идет от воды, но мне все равно холодно, кожа краснеет. Я мерзну.

Нервное это. Наконец, делаю градус воды чуть теплым и поднимаю глаза к зеркалу, откуда на меня смотрит девушка. Правда, под глазами у нее синяки и вообще она без нормального праздничного макияжа, волосы темно-шоколадные собраны в хвост.

Пожалуй, волосы – мое богатство. Натуральные, длинные, до попы. Мама мне их никогда основательно не стригла, только кончики равняла, а я вот тоже привыкла, хотя всегда мечтала сделать модную стрижку боб, но…

Ладно. Ставлю сумочку на мраморную раковину и приглядываюсь к себе. Симпатичные черты, выразительные карие глаза. Я ведь молодая и совсем не дурна собой, только вот с Иваном жизнь превратила меня в тень себя прежней.

Я была задорной в университете, участвовала в активностях, так и познакомилась с Ванечкой, который покорил меня своей внешностью, в принципе, совершенно обыкновенной, но тогда мне казалось, что он красавец.

Тренировался, держал тело в порядке, но куда это все делось?

Наверно, в университете и осталось. Сейчас муж дефилирует по дому в трениках с выпирающими коленками, да с пивным пузом, обрюзг и ничего от того Ивана, в которого я влюбилась, не осталось.

Моргаю, отгоняя воспоминания. Не хочу думать о предателе. Смахиваю слезу, которая повисла на ресничке.

Пусть моя подружка теперь его обглаживает да обстирывает, щи варит, которые все равно не сравнятся с тем, что готовит моя змеюшка свекровь для своего великовозрастного сынули.

Да. Именно так. Я отчего-то мужу решила стать не просто женой. Как-то так получилось, что я стала ему и мамой, которая следит за тем, поел ли Ванечка, заштопаны ли штанишки у Ванечки и как-то так получилось, что муж стал натурой творческой, неуживчивой.

Все время в поисках хорошей роботы. Хотя. Нет. Не просто хорошей должности, ему бы, наверное, сразу же в министры надо было, а все, что помельче, так оно не стоит того, чтобы Ванечка свою попочку поднял с дивана, снял свои любимые треники и пошел пахать, как мужик, чтобы дом поднять, чтобы жену содержать, которая уйдет, скажем, в декрет.

Обида горчит на языке и губах, отдает болью в сердце. Столько лет играть в одни ворота и не замечать, как болото затягивает, как все идет в какую-то пропасть. Ведь брак – это усилие двух людей, их старание, работа над отношениями, взаимопонимание и поддержка.

В конце концов – это чай в постель, когда у тебя температура.

И вот только сейчас, хлебнув горечь измены, я понимаю, что все это время была одна. В отношениях. Во всем была только я. Мое старание, мое желание угодить родному человеку, забота.

А я на работу ходила и с температурой, и больная вусмерть. Потому что по счетам платить надо, потому что квартплата себя не заплатит, а Ванечка у нас “день гуляю, два больной, а на третий – выходной” – как в детской считалочке…

Внутри такая смута поднимается, что я кулаком о мрамор ударяю.

– С меня хватит!

Развод и девичья фамилия. Потому что этого я не прощу. Не прощу измены и не прощу того, что выбросил меня на улицу, не подумав, что человек, пребывающий в подобном шоковом состоянии, может и умереть от холода, потеряться в снегопаде. Да мало ли!

Чужой. Никогда не был мне тем, кем был отец для моей мамочки. Всхлипываю и прогоняю слезы.

– Так, Зорина, – называю себя девичьей фамилией, которую скоро верну, – отставить сопли. Праздник же. Пора наводить марафет!

Глава 4

Первое, что делаю – это стягиваю резинку с волос, выпускаю на волю свои волосы, которые густой волной падают на спину. Взбиваю их чуть пальцами, чтобы вернули привычный объем и слегка закрутились на концах.

Раньше мне в универе девчонки завидовали, что я без всяких салонов справляюсь. Что достаточно поиграть с волосами и эффект получается, который они часами добиваются, а я тогда смеялась.

Сейчас окидываю себя внимательным взглядом в зеркале, рассматриваю деловой пиджак, который надела поверх платья. Костюмчик строгий. Конечно. Но.

Быстро стягиваю с плеч ненужный в клубе атрибут. Я не в офисе и не на переговорах, бросаю на мраморную плиту рядом с умывальником.

Ну что же. Преображаюсь на глазах. Приталенное черное платье до колен. Конечно, без лишних вырезов и прочего. Но все же уже не как мышь выгляжу.

Взгляд цепляется за бусы, которые вывалились из сумки. Да-да. Чего там только нет. Закинула жемчужную полоску, думала, пригодится, чтобы чемодан не открывать.

Ну вот и пригодилась. Цепляю на шею. Белым цветом разбавляю мрачность. Окидываю себя взглядом и улыбаюсь.

В принципе, я ничего. Худенькая, не очень высокая. Без выпирающих частей тела, но впервые за долгое время я себе нравлюсь…

Обращаю внимание на свое лицо.

– Да, Зорина, бледная ты, как поганка, надо с этим что-то делать.

Киваю своему отражению и пробегаюсь пальчиками по завалу, который устроила.

Чего только в моей сумочке нет, от предмета личной гигиены и одноразовой зубной щетки с пастой до прокладок. Я ведь собиралась в командировку, так что закидывала все, что считала первой необходимостью.

Все же встречи планировались серьезные. В последнее время стареющий босс нашей фирмы стал все больше заваливать меня работой. Все же я личный помощник главного, но в какой-то момент я начала ловить себя на том, что и вовсе делаю его же работу за него.

Ярослав Павлович мужчина за шестьдесят, тучный, грузный, ворчливый. Пару месяцев назад его секретарь ушла в декрет, а я подала на ее вакансию. Одна из многих. Все же это место оплачивалось куда лучше, чем моя должность.

И самое интересное, что на собеседовании, которое провел сам Лукашин, он дал мне документы и попросил обработать. Не слишком секретарская работа.

Скорее – это должен был делать он, но…

Я пожала плечами и… справилась.

Вот так вот и стала референтом босса. Совсем недавно и зарплата приятная. Все думала, мечтала… что заживем с Ванечкой, что кредит сможем взять, что будем в своей квартире жить и обустраивать, а потом даст Боженька и ребеночек у нас будет.

Я ведь женщина и совсем не карьеристка. Есть у меня коллеги, которые считают, что беременность фигуру испортит и нужно, пока молодая, в жизни хорошо устроиться, но я всегда, сколько себя помню, хотела большую и дружную семью, чтобы на Новый год всем собираться за большим столом и чтобы детвора бегала и таскала с тарелок, что приглянется, как я в детстве.

Пример родителей засел глубоко в подкорке и хоть они у меня люди простые и из глубинки, зато ценности в нашей семье такие, что я всегда мечтала, чтобы так же.

Вот и должность референта главного восприняла как тростинку, за которую потяну и в дальнейшем добьюсь такого вот дома мечты, с теплом и уютом, чтобы стол большой на Новый год и людей много всех поколений, чтобы мои родители смогли приехать и им было где спать…

Сейчас вспоминаю, как Иван отреагировал на мое предложение пригласить моих маму с папой в столицу на новогодние праздники. Они же у меня никогда здесь не были, хотела повозить по центру, чтобы красоту эту неописуемую увидели, а Ванечка мне…

– Ну, зай, давай не сейчас, у нас места так и особо нет. Вот возьмешь кредит, квартирку прикупим и тогда уж позовешь своих, обрадуешь, а так на чужих постелях… нам не разместиться…

Вот сейчас вспоминаю этот разговор и сердце болью отзывается, я ведь как дура ему поверила, решила, что на следующий год обязательно все устрою, ведь с новой должностью у меня и денег прибавится и смогу все, а получилось… получилось, как в старом мультике, где коза говорит, что у них места мало…

Больно становится на душе. Обидно. И я нащупываю телефон и нажимаю на самый

близкий сердцу контакт под именем “мама”…

– Доча! С наступающим, моя хорошая! – слышу радостное через пару гудков. – Желаю счастья! Благополучия! Чтобы все по твоему сердцу было, Валюшка моя родная!

– И тебя с наступающим, мам, – отвечаю сипло.

– Валя?! Ты заболела? Что с голосом? – сразу же беспокоится, даже голос начинает немного звенеть.

– Ничего страшного, мам, у нас тут холод. Мороз сильный и снегопад. Я немного связки переохладила, пройдет, а так соплей нет, здорова…

– Маленькая моя, не бережешь ты себя… Совсем не бережешь. Я тебе устала говорить, что в первую очередь тебе о себе подумать надо, а ты за всеми и ради всех…

Вздыхает мама, а я понимаю теперь, почему все эти годы она Ивана не любила. Материнское сердце не проведешь. Помню, когда мы семьями перезнакомились, мама на кухне подошла ко мне, а я посуду за всеми мыла, в глаза заглянула и прошептала тихо:

– Дочка… ты бы не спешила… Валечка моя… Ты уверена, что именно этот мужчина достоин тебя и является твоей второй половинкой?

Помню, как тогда чуть тарелка не выскользнула из рук, а я на маму глянула впервые со злостью. Казалось, что она на что-то сокровенное покусилась, я тогда по уши втрескалась в Ванечку…

Вернее, я его сотворила, образ его соткала из качеств и черт, которые хотела бы видеть в мужчине, и видела то, чего и в помине нет, а вот моя мудрая мамочка, прожившая всю жизнь в любви с одним-единственным мужчиной, который нас на руках носил, видела правду.

– Я люблю Ивана, мама. И я выйду за него замуж! – сказала, чуть повысив голос, и моя добрая мамочка посмотрела на меня, будто сказать еще что-то хочет, а в ее глазах играла тревога, взгляд даже влажный был.

– Счастья тебе, доченька, это все, о чем может мечтать сердце матери…

От воспоминаний ком встает в горле. Ведь мама моя почувствовала, поняла еще тогда, что в крохотной съемной квартире, где мы отмечали то ли знакомство с родителями, то ли помолвку, не было счастья и любви…

Были только мои мечты, мои чувства и надежды глупой девочки-студентки…

Тогда за всеми домывала и убирала я. Вместо уборщицы и все сделала я. Всю готовку. На стол накрыла. Мои родители смогли вырваться и приехать к самой церемонии, так сказать, а задерживать их никто не спешил, так и уехали на следующий день…

В то время как родительница Ивана Зинаида Ярославна, моя будущая свекровь, нос морщила и замечания делала, якобы к мужу своему обращаясь Филиппу Васильевичу:

– Ох, Валечка салатик-то неправильно приготовила, здесь не хватает ингредиентов, ну я понимаю, что в деревне, может, нечасто готовят европейскую кухню, но сюда обязательно надо добавлять болгарского перца, он придает пикантность блюду, а так все пресновато…

Пресновато…

Любимое слово моей свекрухи. И ни разу ни одного слова поддержки, ни поздравления на праздники. Ничего…

Видимо, понаехавшая я должна была быть благодарна за то, что подобрали…

Хотя Ванечка сам-то не столичный вместе с воображалой маманей и затюканным папаней. Они из провинциального города, но да, я-то из деревни…

– Доча… доча моя… – возвращает меня в реальность голос мамы, – я же слышу, что случилось, маленькая моя?

Обращение родом из детства. Сколько бы тебе ни было лет, пока мама рядом – ты всегда для нее ее маленькая девочка, хотя я уже давно самостоятельный и взрослый человек. Вон муженька на хребте своем столько тащила, только дурой была и того, что творилось в собственной жизни, не замечала.

– Мам. Я развожусь с Иваном, – говорю совершенно спокойно.

Так странно, что по щелчку решение формируется и его, оказывается, так легко озвучить.

– Валечка моя… – выдыхает мама, – ты… ты ведь так любила его…

– Любила, мам. Вот до сегодняшнего дня любила и была полной идиоткой, а ты ведь меня предупреждала, с самого начала ты понимала, что не тот это человек, не “мой”, не тот мужчина, который заслонит собой от всего и позволит быть слабой, с которым не нужно тащить все на себе…

Выдыхаю тяжко. А мама моя молчит. Не спешит ответить коронным – я же говорила! Моя мамочка не такая. Всегда мягкая, понимающая, вот и сейчас она берет паузу и прежде, чем озвучить свое мнение, спрашивает:

– Расскажи мне, Валюша, что произошло… Новый год скоро, несколько часов осталось, а ты такое кардинальное решение приняла. Еще позавчера рецептик салата уточняла для новогоднего стола, хотела своего благоверного порадовать, несмотря на то, что в командировку уезжала…

Спотыкается на мгновение. Явно смекает что-то.

– Доча, а где ты? Командировку…

– Отменили, мам, – договариваю за нее, а потом и вовсе открываю всю неприглядную правду, – и я радостно бежала домой, чтобы с мужем своим Новый год встретить, все ведь приготовила и с тяжелым сердцем сегодня уезжала в командировку, но нас прямо перед самым вылетом развернули в аэропорту, погода нелетная… я домой… а там…

На мгновение прикрываю глаза и замолкаю. Все же это сложно. Это очень и очень сложно, признаться даже самому близкому человеку в том, что тебя предали. Так странно. Изменял мне Иван, а тошно мне…

– В общем, все, что наготовила, пришлось как раз к столу, а муженька я своего нашла на простынях в спальне вместе со своей подружкой. Стояла как дура и смотрела на весь процесс со стороны и так тошнить начало, они… даже не сразу меня заметили…

Всхлипываю и слышу резкое, мамино, повелительное:

– Так, доча! Не раскисай! Недостоин он тебя! Ты права, я сразу увидела, поняла, но ты… ты, моя дорогая, полюбила. И муженек твой был твоим первым сильным чувством и часто первая любовь – обман, я это знала… Недостоин он тебя…

Опять замолкает и слышу напряжение в трубке, а затем и голос мамы:

– Ты… доча… ты же его не простишь?

– Не прощу! – отвечаю порывисто. – Никогда не прощу! Он спал с Кирой и, судя по всему, это давно, да еще и…

Осекаюсь. В последний момент решаю не говорить всю правду. Не рассказывать, что муженек практически выгнал меня из квартиры в холод. Прекрасно зная, что мне некуда идти.

– Покупай билет, приезжай к нам, как раз сейчас у всех нормальных людей долгие выходные! Ты на своей работе как лошадь пашешь, приезжай, маленькая моя, дома и стены помогают…

Киваю своим мыслям.

– Я приеду, мам, сяду на первый поезд и к вам, все равно командировка отменилась, посмотрим…

– Дочка, а ты сейчас где?

Бросаю взгляд в зеркало и улыбаюсь широко и светло. Лицо даже озаряется. Так странно, именно в это мгновение кажется, что у меня крылья за спиной открываются и цепи спадают.

Слишком уж я загоняла себя в рамки и, видимо, внутри чувствовала, что живу во лжи, но разум отказывался воспринимать реальность, а вот сейчас все изменилось.

– Мам, я в клубе… Одном из лучших заведений столицы. Ты не поверишь, ко мне каким-то чудом пригласительный на новогоднюю ночь попал! Вот я решила воспользоваться возможностью и отпраздновать грядущий развод.

Моя умная мамочка молчит немного, а потом и отвечает серьезно:

– Отпразднуй, дочь! Как новый год встретишь, так и проведешь, а эта жизнь задолжала тебе радости…

С мамой мы заканчиваем разговор на волне позитива.

– Я тебя люблю, доча, прорвемся, даже не думай!

– И я тебя люблю, мамулик, папке привет!

Откладываю телефон и опять смотрю на свое лицо. Отбрасываю волосы за спину, и копошусь в маленькой горке из всего, что может быть в дамской сумочке.

Нахожу два тюбика с помадой. Один – мой привычный блеклый оттенок, но вот второй… второй радует оттенком ярко-малинового.

Мне как-то подарили коллеги, так я и бросила в сумку, да и забыла, а вот теперь смотрю я на эту помаду и понимаю, что самое то.

Провожу по губам, и сама удивляюсь, насколько этот цвет идет к моим темным волосам. Из зеркала на меня смотрит этакая соблазнительница.

Ну почему бы ею не побыть хоть раз?! Решаюсь и навожу полный марафет, даже ресницы тушью несколько раз крашу, чего раньше не делала. Времени не было.

Вечно у меня на себя времени не было…

Спустя минут десять на меня из зеркала смотрит офигенно красивая девушка с карими глазами. Немного грустными, но это теряется на фоне ярких не слишком пухлых губ.

Улыбаюсь себе белозубо и подмигиваю.

– А ты еще ничего, Зорина, совсем даже ничего!

А потом вдруг в мозгу вспыхивает дурацкая мысль. Присматриваюсь к себе и впервые за долгое, очень долгое время я себе нравлюсь.

Взгляд опять бросаю на свой телефон. Обдумываю идею, которая зажигается в моей шальной голове, и цепляю гаджет.

Была не была. Есть вариант, что телефон уже сдох, но мой мобильник показывает чудо выдержки, поэтому я ухмыляюсь себе под нос и захожу в приложение.

Говорят, каждая девочка должна иметь селфи в туалете какого-то шикарного клуба. Я, наверное, к девочкам отношения не имею, потому что когда коллеги обсуждали этот вопрос, я лишь улыбалась.

У меня отродясь таких вот снимков не было. Ну, во-первых, в институте как-то это все прошло мимо меня, а во-вторых, потому что… да потому что я стала ломовой лошадкой, вкалывающей и упахивающейся на работе так, что дома и руки не поднимались после того, как я обстирывала, обглаживала муженька, заодно и готовя ему супчик.

Отмахиваюсь от мыслей и улыбаюсь широко. Откуда-то приходит понимание, какие именно должны быть фотки.

Выпячиваю грудь и оттопыриваю попу, смотрю в зеркало и делаю несколько кадров. Сама офигеваю, какая я сейчас красотка. Видно, клуб волшебный и освещение тут подобранно специально для див интернет-просторов…

Как знать.

Загружаю фотографии. Ставлю подпись. “С Новым годом! Друзья! С новой счастливой жизнью без балласта! Да начнется праздник! Лично я намеренна хорошенько повеселиться, а вы?”

А еще и отмечаю пафосный клуб, где нахожусь.

Сразу же следует вереница комментариев. Вопросов, хороших пожеланий. И комплименты от мужчин…

Надо же…

Профиль открытый, поэтому комментируют даже незнакомые люди и все они в этот день желают друг другу и мне в частности – счастливого нового года!

На сердце теплеет.

Хочется улыбаться всем гадюкам и змеям назло, коих в моей жизни набралось достаточно. Пусть видят, что я не на улице, что не сломлена и не обливаюсь слезами.

Наоборот. Я буду отмечать Новый год так, как никогда, и я даю слово себе на все сегодня отвечать “да”.

Да новой жизни и новой мне!

Старая забитая я останусь в году уходящем. Там же, где моя любовь. Убитая и уничтоженная в ту самую минуту, когда мой муж решил привести в наш дом, в нашу постель другую.

Я сгребаю все свое богатство обратно в объемную сумочку и, наконец, покидаю фешенебельную уборную элитного клуба.

Стоит только распахнуть дверь, как меня обдает басами, а с потолка под хлопки обрушиваются серебристые блестки. Смотрится очень красиво. Проталкиваюсь сквозь толпу с трудом.

Улыбаюсь. Все пространство окутывает атмосфера веселья. Ведущий заводит толпу. А я целеустремленно пробираюсь к бару. Нахожу свободное место и немного неуклюже забираюсь на высоченный стул.

Рядом со мной сидит красивая девушка с губами-варениками, потягивает что-то ярко-лиловое с новогодними разноцветными украшениями в виде звездочек

– С наступающим! – наклоняется ко мне бармен и перекрывает мощным голосом толпу, а я смотрю на парня в шапке Санта Клауса и не могу не улыбнуться в ответ.

Явно во внешности мужчины присутствуют восточные нотки, массивная фигура и вот эта вот шапочка… Не удерживаюсь и хихикаю:

– С наступающим! – отвечаю тихонечко, связки не дают повысить голос.

Рукой хватаюсь за горло. Показываю, что не могу говорить громко. Парень улыбается широко и наклоняется ко мне совсем близко, обдает свежим дыханием:

– Что будете пить, красавица?

Опять голос молодого мужчины перекрывает биты, удивляюсь комплименту, который, судя по всему, искренний, так как мягкие карие глаза скользят по моему лицу, рассматривают с каким-то восхищением.

Тушуюсь. Давно на меня так никто не смотрел. Давно мне ничего приятного не говорили…

Я для мужа была чем-то вроде мебели.

Киваю в сторону девушки. Показываю пальцем на ее бокал.

Бармен отслеживает мой жест.

– Хочешь заказать то же, что и у нее?

Киваю. Без слов удаляется творить свои чудеса, а я с восхищением наблюдаю, как в умелых руках подбрасываются железные… эм… не знаю даже, как это называется… похоже на термос.

Неважно. Все равно красиво.

Спустя считанные мгновения бармен ставит передо мной совершенно иной напиток. Он красный. С сахарной крошкой по кромке бокала, а на дне плавает конфетка в виде вишенки.

– Это гораздо вкуснее. За счет заведения. Для самой красивой девушки, которая здесь присутствует. Пусть все невзгоды останутся в этом уходящем году…

Говорит, улыбаясь, причем лицо молодого мужчины озаряется искренностью, восхищением во взгляде. Это не подкат. Просто… просто такое чувство, что он хочет сказать что-то приятное. Немного теряюсь. У меня что, все на лице написано?!

Не хочу думать дальше. Просто благодарю бармена, который отправляется дальше принимать заказы.

Здесь стойка очень большая, длинная, прямоугольная и все забито, народа много, обращаю свой взгляд на сцену, где идет шоу.

Девушки в красивых блестящих мини, напоминающих одежду Снегурочки, отплясывают что-то наподобие канкана.

Не знаю, сколько я наблюдаю за этим красивым танцем, за грацией и движениями, соседка, что сидела рядом, спрыгивает со стула, уходит с мужчиной. Подмечаю краем глаза, но особо не присматриваюсь.

Новогоднюю ночь мало кто празднует в одиночестве. Особенно в подобных местах. Волей-неволей взгляд соскальзывает в зал, где парочки танцуют, смеются, швыряют друг в друга мишурой.

Прислушиваюсь к себе. К своим чувствам.

Хочется ли мне быть сейчас не одной? Возможно.

Хочется ли мне, чтобы здесь и сейчас рядом со мной был мой “скоро совсем бывший муж” – нет.

Отмахиваюсь от мыслей и наблюдаю, как Дед Мороз отплясывает брейк на сцене, и улыбаюсь. Шоу с перцем и юмором.

– Танька, тебя совсем не узнать! – рядом садится грузный мужчина лет за сорок. С пивным пузом, как у моего мужа, плюгавый, с жиденькими волосиками, сразу же кладет руку мне на коленку, которую чуть оголяет не самый короткий подол моего делового платья.

В шоке смотрю на мужичка. Не слишком адекватного, потом на руку его. На толстом пальце надето массивное золотое кольцо с камнем размером с булыжник, из-под рукава явно дорогого пиджака выглядывает золотой обруч часов и циферблат усыпан бриллиантами.

Как я это определяю. Не знаю. Просто, когда вещь дорогая – это видно. Опять поднимаю изумленный взгляд на лицо мужчины.

– Вы… вы ошиблись, – отвечаю тихо, голос стремительно покидает меня.

Понимаю, что уже с завтра я на несколько дней замолчу. А потом связки отдохнут и как по волшебству голос восстановится. Будто это не я была, что говорить не могла.

Помню, когда в первый раз зимой так переохладилась, было дело в классе пятом, наверное. С девчонками на санках гоняли, я шарф сняла, пришла домой, открываю рот, чтобы что-то сказать, и ничего…