Написанные в истории. Письма, изменившие мир

скачать книгу бесплатно


Шарлотта фон Штайн[57 - Шарлотта Альбертина Эрнестина фон Штайн (также упоминается как Шарлотта Эрнестина Бернадина фон Штейн), урожденная фон Шардт (1742–1827). Она была незаурядной личностью, оказала сильное влияние на творчество и жизнь двух величайших поэтов: кроме Гете она дружила и много переписывалась с Фридрихом Шиллером.] была фрейлиной герцогини Веймарской Анны Амалии. Биографы Гете часто пишут про его связь с «пожилой замужней женщиной». Да, когда они познакомились, Шарлотта была замужем, она была на семь лет старше Иоганна, у нее было семеро детей, но ей было всего 33 года. Гете – 26. Первое время он добивался ее любви, хотя Шарлотта и сама была влюблена в Гете как поэта, но вскоре она полюбила его как в мужчину. Брак был невозможен: они происходили из разных социальных слоев[58 - Гете был сыном юриста и дочери городского судьи. Дворянство он получил в 1782 г.] и супруг не дал бы Шарлотте фон Штайн развода. Отсутствие перспектив или просто усталость привели к тому, что Гете неожиданно и без предупреждения уехал в Италию. Оскорбленная графиня разорвала отношения и потребовала уничтожить все ее письма, что было исполнено, но не до конца: малая часть писем все же сохранилась, хотя по ним биографам не удалось установить степень близости Гете с его возлюбленной. Лишь по прошествии многих лет восстановились дружеские отношения, длившиеся до смерти Шарлотты. Сохранились его письма ей – около 1700!

После возвращения из Италии Гете вновь полюбил. 12 июля 1788 г. 23-летняя модистка шляпной мануфактуры Кристиана решила похлопотать за брата, мечтавшего стать писателем. Она подошла к знаменитому уже тогда поэту в парке… и все. Через год у них родился сын Август[59 - Четверо детей, родившихся после Августа, не выжили. Гете на два года пережил своего сына. У Августа и его жены Оттилии было трое детей: Вальтер, Вольфганг и Альма. Вальтер и Вольфганг прожили долгую жизнь, но не были женаты и не имели детей. Альма умерла в Вене во время вспышки брюшного тифа, не дожив месяца до своего 17-летия. На надгробии Вальтера написано: «С ним заканчивается династия Гете, это имя будет жить вечно».]. Ситуация поменялась зеркально: теперь он дворянин, а его новая возлюбленная – женщина «неблагородного происхождения».

Веймарский двор и общество были настроены радикально: все осуждали сожительство Гете с модисткой, считали отношения незаконными и ненадлежащими. Поэтому в течение 18 лет ее официальный титул в Веймаре – домоправительница у господина фон Гете[60 - Цит. по: Дамм З. Ах, но ты же не оставишь меня одну! Кристиана и Гете. Из семейной переписки // Иностранная литература. № 11. 1999.], а заодно она была музой и домохозяйкой. В 1806 г., когда наполеоновские войска вошли в Веймар, она так мужественно обороняла дом от мародеров, что Гете не выдержал и через несколько дней они обвенчались. Поэту было 57 лет[61 - Любопытная деталь: чтобы изменить отношение общества к своему союзу Гете попросил богатую влиятельную вдову Иоганну Шопенгауэр (мать философа Артура Шопенгауэра) позвать их с Кристианой на чай. Иоганна выполнила просьбу: «Если Гете отдает ей свое имя, я думаю, мы сможем дать ей чашку чая». Ответ особенно смешон, учитывая, что мадам Шопенгауэр и ее муж были купеческого рода, происходившего из Данцига (ныне польский Гданьск).].

У веселой, энергичной и практичной Кристианы не было образования, но она обладала чувством прекрасного и хорошо разбиралась в людях. К сожалению, Кристиана (впрочем, как и Гете и их сын Август) пристрастилась к алкоголю. С годами у нее развилась почечная недостаточность, и в 51 год она умерла в страшных мучениях[62 - На 72 года могила Кристианы была утрачена. Когда ее нашли, установили достойное надгробье с прощальными стихами Гете:О солнце, напрасно ты тщишьсяПролить свой свет сквозь мрачные облака.Весь удел моей жизни теперьОплакивать утрату тебя.].

Ну, а теперь про «половинку», недаром же у нашего рассказа такое необычное название.

Речь о графине Беттине фон Арним, в девичестве Брентано (1785–1859). Она была дочерью крупного итальянского коммерсанта, воспитывалась в монастыре. Мужем Беттины был немецкий писатель Ахим фон Арним (1781–1831), у них было семеро детей.

В 1807 г., еще до замужества, она познакомилась с великим Гете, которого боготворила. Беттина забрасывала поэта страстными длинными письмами. Он не испытывал к ней никаких чувств, но на письма зачем-то отвечал. Впрочем, его ответы были сухими и сдержанными. Через четыре года после начала этой переписки Кристиана с Беттиной столкнулись на выставке друга Гете – художника Иоганна Генриха Мейера[63 - Иоганн Генрих Мейер (1760–1832) – художник и искусствовед. Подружился с Гете в 1787 г. С 1791 г. жил в Веймаре, где в 1806 г. возглавил Княжескую школу рисования. Мейер был правой рукой Гете по вопросам искусства и за это заслужил прозвище Гетевский Мейер. Ему первому поэт сообщил о завершении работы над «Фаустом».]. Женщины повздорили, Беттина обозвала Кристиану «взбесившейся кровяной колбасой», и Гете навсегда разорвал с ней отношения.

В 1835 г., уже после смерти Гете и Кристианы, Беттина опубликовала книгу «Переписка Гете с ребенком» – свою переписку с великим поэтом[64 - Цитируется по открытым источникам.]. Общество было шокировано ее откровенностью. От писателей-мужчин, да еще незнатного происхождения, такое можно было ожидать, но от женщины и аристократки… Это была бомба, это обсуждали все. Подобные письма сжигались или тщательно скрывались. Для примера: лорд Байрон умер в 1824 г. Часть дневников его гражданской жены графини Терезы Гвиччиоли, где она куда более невинно рассказывает о своем возлюбленном, была опубликована наследниками только в 2005 г. Беттина же зачем-то решила подарить книгу сестрам монастыря, в котором воспитывалась в детстве. Монахини, ознакомившись с содержанием, подарок тут же сожгли.

В 1922 г., через 63 года после смерти Беттины, стало понятно, что многие письма были ею сильно переписаны, а часть писем Гете вовсе сфабрикована. Беттина просто придумала, как подать свое литературное творчество – для большего внимания был нужен скандал. Тем не менее письма хороши, в чем вы сейчас сами убедитесь. Позже она попыталась провернуть такой трюк с другими своими легендарными знакомыми, но книги не вышли. Беттина попыталась запустить слух, что это ей адресовано загадочное письмо Бетховена «Бессмертной возлюбленной», но ей не поверили.

Вообще Беттина была невероятной женщиной: писательница и издатель, композитор и певица, художник и иллюстратор, покровитель молодых талантов и общественный деятель. Ее музыкальные сочинения высоко оценивали Шуман, Лист, Брамс. Густав Малер и ряд других композиторов написали песни на ее стихи. Она общалась и переписывалась не только с Гете, но и с Бетховеном, и с Карлом Марксом, она дружила с королем Пруссии Фридрихом Вильгельмом IV. Последний несколько раз спасал графиню, которая не только активно участвовала в социалистическом движении, боролась за отмену смертной казни и признание прав женщин и евреев, написала две диссидентские книжки (впоследствии запрещенные), но и носилась с идеями о народном короле, которым мог бы стать любой гражданин.

В 26 лет Беттина вышла замуж за известного поэта-романтика представителя древнего аристократического рода Карла Иоахима Фридриха Людвига фон Арнима (1781–1831). Некоторое время она жила с ним в замке, потом уехала в Берлин. Тем не менее она умудрилась родить ему семерых детей. В 1854 г. у Беттины фон Арним случился апоплексический удар, ее парализовало, она потеряла зрение и слух и скончалась в возрасте 73 лет.

В 1991–2001 гг. портрет Беттины был изображен на немецкой банкноте номиналом 5 марок. Хотя Беттина и выдумала свой роман с Гете, она стала одной из основных представительниц немецкого романтизма.

ГЕТЕ – Г-ЖЕ ФОН ШТАЙН[65 - Источник: Иоганн Вольфганг Гете. Собрание сочинений в 10 томах. – М.: Художественная литература, 1975–1980.]

ВОСКРЕСЕНЬЕ, 31 МАРТА

Дорогая. Письмо Ваше огорчило меня. Если бы я только мог понять глубокое неверие Вашей души в себя, души, в которую должны бы верить тысячи, чтобы стать счастливыми! На свете ничего не надо понимать, чем дольше я смотрю, тем яснее вижу это. – Ваша мечта, дорогая! Ваши слезы! – Это так! Действительность я переношу большею частью хорошо; грезы могут меня растрогать когда угодно. Я вновь увидел мою первую любовь. Что делает со мною судьба! Сколько вещей помешала она мне увидеть во время этого путешествия с полною ясностью! Это путешествие словно должно было подвести итоги моей прошлой жизни! А теперь все начинается сызнова! Ведь все вы – мои! Скоро приду. Еще не могу расстаться со Шрётер[66 - Корона Шрётер (1751–1802) – немецкая актриса и певица. В 1776 г. по предложению Гете получила место придворной вокалистки и камерной певицы в Веймаре. Была примой любительского театра Гете.]. Прощайте! Прощайте! В последний день марта 1776 года. Лейпциг.

[ПЯТНИЦА] 24 МАЯ 1776

Итак, отношение, самое чистое, самое прекрасное, самое правдивое, которое я когда-либо имел к женщине, за исключением сестры, – нарушено. Я был подготовлен к этому, я только бесконечно страдал за прошлое и за будущее, и за бедное дитя, которое ушло, которое я обрек в ту минуту на такое страдание. Я не хочу видеть Вас, Ваше настоящее опечалило бы меня. Если я не могу жить с Вами, то Ваша любовь нужна мне так же мало, как любовь всех отсутствующих, которою я так богат. Настоящее в минуту нужды все решает, все облегчает, все укрепляет. Отсутствующий приходит с пожарным насосом, когда огонь уже потушен – и все это ради света! Свет, который не может быть ничем для меня, не хочет, чтобы и Ты была чем-нибудь для меня, – не ведают, что творят. Рука заточенного в одиночном заключении и не слышащего голоса любви бывает тяжка для того места, куда она опускается. Прощай, дорогая.

ВЕЧЕРОМ 16-ГО

Еще слово. Вчера, когда мы ночью возвращались от Апольда[67 - Апольда – текстильная столица Тюрингии (герцогство Саксен-Веймарское). Кроме того, здесь находилось главное колокольное производство. Военный комиссар Гете часто приезжал в Апольду для набора рекрутов, а в 1779 г. в ранге тайного советника, когда в Апольде разразился ужасный пожар, помогал ремесленникам его тушить.], я ехал один впереди, подле гусаров, которые рассказывали друг другу свои проделки; я то слушал, то не слушал и, погруженный в мысли, ехал дальше. Вдруг я подумал о том, как я люблю эту местность, этот край! Этот Эттерсберг! эти невысокие холмы! И душу мне пронизало насквозь – вдруг и тебе когда-нибудь придется все это покинуть! Край, где ты нашла так много, нашла все счастье, о котором может мечтать смертный, где ты переходишь от удовольствия к неудовольствию, в вечно звенящей жизни, – если и тебе придется покинуть его, с посохом в руках, как покинула ты свою родину. Слезы выступили у меня на глазах, и я почувствовал себя достаточно сильным, чтобы перенести и это. – Сильным! – значит, бесчувственным.

ЗАПИСКА 1–8 СЕНТЯБРЯ 1776

К чему я буду тебя мучить? Дорогая! К чему обманывать себя, мучить тебя и так далее. Мы ничем не можем быть друг для друга и слишком много друг для друга значим. Поверь мне, когда я говорил с тобою со всею ясностью, ты была во всем со мною согласна. Но именно потому, что я вижу вещи лишь такими, каковы они есть, это и приводит меня в бешенство; покойной ночи, ангел мой, и доброго утра. Я не хочу увидеть тебя снова… Только… ты знаешь все… Это знают еще только сердце мое да подоплека… Все, что я мог бы сказать, глупо. Отныне буду видеть тебя, как видят звезды! – Подумай хорошенько об этом.

ЧЕТВЕРГ, 22 МАРТА 1781

Твоя любовь – как утренняя и вечерняя звезда: она заходит после солнца и встает до солнца. Словно полярная звезда, что, никогда не заходя, сплетает над нашими головами вечно живой венок. Я молю богов, чтобы они не заставили ее померкнуть на моем жизненном пути. Первый весенний дождь может помешать нашей прогулке. Растения он заставит распуститься, чтобы вскоре мы порадовались на первую зелень. Мы никогда еще вместе не переживали такой чудной весны, пусть у нее не будет осени. Прости! Я спрошу около 12 часов, что будет. Прощай, лучшая, любимая.

СУББОТА, 10 АВГУСТА 1782

Сегодня утром я окончил главу из Вильгельма, начало которой диктовал тебе. Это доставило мне приятный час. Собственно, я рожден писателем. Я испытываю самую чистую радость, какую едва ли когда испытывал, если напишу что-либо хорошо, согласно задуманному. Прости. Береги для меня душу моей жизни, моего творчества, моих писаний.

ЧЕТВЕРГ, 17 СЕНТЯБРЯ 1782, ВЕЧЕРОМ

Тихонько вернулся домой, – читать, перебирать и думать о тебе. Я рожден для жизни честного человека, и не понимаю, как судьба могла впутать меня в управление государством и в княжескую семью[68 - Кроме прочего, в качестве главы Саксен-Веймарской военной комиссии Гете участвовал в вербовке наемников в прусскую и британскую армию во время американской революции. Комиссия занималась и принудительной продажей бродяг, преступников и политических диссидентов.].

Для тебя живу я, моя Лотта, тебе, отданы все мои минуты, и ты остаешься моею, я это чувствую.

Вчера я махал носовым платком, пока мог тебя видеть, в пути я был с тобою, и только, завидя город, впервые ощутил пространство, отделявшее меня от тебя.

Я попытался точнее обдумать первую часть или, лучше сказать, начало моей сказки, и местами пробовал писать стихи; это у меня вышло бы, если бы у меня было достаточно времени и домашнее спокойствие.

ВОСКРЕСЕНЬЕ, 17 НОЯБРЯ 1782

Рано, не до рассвета, но все же с рассветом, совершал я мое первое паломничество. Под твоими окнами поклонился я тебе и пошел к твоему камню. Теперь это единственное светлое место в моем саду.

Чистые небесные слезы падали на него; надеюсь, что в этом нет дурного предзнаменования.

Я прошел мимо моего покинутого домика, как Мелузина[69 - Фея из кельтских и средневековых легенд, дух свежей воды в святых источниках и реках.] мимо своего жилища, в которое ей не суждено было вернуться, и думал о прошлом, в котором ничего не понимаю, и о будущем, которого не знаю. Как много потерял я, когда должен был покинуть это тихое убежище! То была вторая нить, державшая меня, теперь я вишу только на тебе и, благодарение Господу, эта нить – крепчайшая. Последние дни я просматриваю письма, писанные мне за последние десять лет, и все меньше и меньше понимаю, кто я, и что мне делать.

Будь со мною, дорогая Лотта, ты – мой якорь среди этих подводных камней…

ЧЕТВЕРГ, 21 НОЯБРЯ 1782

Ранним утром буду у тебя. Разлучить меня с тобою не могут ни жизнь, ни смерть, ни творчество, ни чтение деловых бумаг. Cнегy радуюсь, он приводит мне на память прошлые зимы и многие сцены твоей дружбы. Прощай, сладкая греза моей жизни, успокоительный напиток для моих страданий. Завтра у меня чай.

Сообщи мне твой день.

ВЕРОНА, 18 СЕНТЯБРЯ 1786

На крошечном листочке даю о себе весточку возлюбленной, не говоря ей, однако, где я. Я доволен, и только хотел бы разделить с тобою то прекрасное, которым наслаждаюсь, – желание, охватывающее меня часто с острою тоскою.

Я вел точный дневник, и заносил в него все замечательное, что видел, о чем думал, и, по моему расчету, ты можешь получить его в середине октября. Ты, наверное, обрадуешься ему, и мое отсутствие даст тебе больше, чем часто дает мое присутствие. При этом ты найдешь и несколько рисунков. Впоследствии больше! Не говори, однако, никому о том, что получишь. Прежде всего – это исключительно для тебя. Над Ифигенией много работаю и надеюсь заслужить благодарность и тех, что любили древность. Я должен сказать так много, и не могу говорить, не выдавая себя или не делая признаний. Ты в Кохберге и мои мысли там, с тобою. Поклонись от меня Фрицу![70 - Фриц – сын Шарлотты Штайн.] Меня часто огорчает то, что он не со мною. Если бы я знал, что знаю теперь, я взял бы его с собою. Я на хорошей дороге, и это путешествие принесет мне сразу большие преимущества. Прости! Сердечно радуюсь, что увижусь с тобою и все тебе расскажу.

Ибо то, что говорил студент: «Чем был бы дом, если бы я его не видел», я могу применить удачнее, сказав: «К чему мне все это видеть, если я не смогу сообщить всего этого тебе?» Тысячу раз прощай, поклонись Штайну[71 - Штайн – муж Шарлотты Готтлоб Эрнст Йозиас Фридрих фон Штайн (1735–1793).], Имгоф[72 - Привет, видимо, предназначен супругам Карлу и Луизе фон Имхофф (Имгоф). Луиза (урожд. фон Шардт) – племянница Шарлотты. Малютка – дочь Луизы Амалия (1776–1831), немецкая и шведская художница, писательница, переводчица, светская львица, деятель культуры.] и малютке! Не забудь и Эрнста[73 - Эрнст – сын Шарлотты.], о котором я часто думаю!

ТЕРНИ, 27 ОКТЯБРЯ 1786, ВЕЧЕРОМ

Сидя снова в пещере, пострадавшей год тому назад от землетрясения, обращаюсь к тебе с мольбою, дорогой мой гений-хранитель! До чего я избалован, я теперь только чувствую! Десять лет жить с тобою, быть тобою любимым, и вдруг – очутиться в чуждом мире! Я это представлял себе заранее, и только высшая необходимость могла заставить меня принять это решение.

Пусть не будет у нас иных мыслей, как окончить жизнь вместе!

23 ДЕКАБРЯ [1786], ВЕЧЕРОМ

Позволь мне еще поблагодарить тебя за твое письмо! Позволь забыть на минуту, что есть в нем болезненного! Любовь моя! Любовь моя! Прошу тебя на коленях, умоляю, облегчи мне мое возвращение к тебе, чтобы я не оставался изгнанником среди беспредельного мира! Прости мне великодушно, в чем я пред тобою провинился, и помоги мне подняться! Рассказывай мне почаще и побольше о том, как ты живешь. Скажи, что здорова, и что любишь меня! В ближайшем письме сообщу тебе план моего путешествия, которое я предпринял, и которое да благословит небо! Прошу тебя об одном: не смотри на меня, как на разлученного с тобою! Ничто в мире не может заменить мне того, что я утратил бы, потеряв тебя и мою тамошнюю обстановку. Если бы я привез с собою силы мужественнее переносить все неприятности! Не открывай ящиков, прошу тебя, и не беспокойся! Поклонись Штайну и Эрнсту! Фрица поблагодари за письмо! Пусть пишет мне чаще. Я уже начал собирать для него. Он должен получить все, что хочет, и даже больше, чем хочет.

То, что ты была больна, и больна по моей вине, так удручает мое сердце, что я не могу этого выразить. Прости мне! Я сам боролся между жизнью и смертью, и никакие слова не могут выразить того, что во мне происходило. Это падение вернуло меня к самому себе. Любовь моя! Любовь моя!

ПАЛЕРМО, 18 АПРЕЛЯ 1787

Любовь моя! Еще прощальное слово из Палермо! Я могу только повторить тебе, что здоров и доволен, и что путешествие мое принимает некий образ. В Неаполе оно оборвалось чересчур тупо. Из моих записок ты увидишь кое-что подробнее; о целом, о моем душевном состоянии, о счастливых следствиях, которые я ощущаю, ничего не могу сказать и не скажу. Это – неописуемо прекрасная страна, хотя сейчас я знаю всего лишь кусочек ее берега. Сколько радостей доставляет мне ежедневно мое малое знание естественных наук, и насколько больше должен бы был я знать, если бы моей радости суждено было стать полной. То, что я готовлю вам, удается мне. Я уже проливал слезы радости при мысли о том, что обрадую вас. Прости, дорогая. Сердце мое с тобою, и теперь, когда расстояние и разлука очистили все, что стояло в последнее время между нами, прекрасное пламя любви, верности и воспоминаний снова ярко горит и светит в моем сердце. Поклонись Гердерам и всем и не забывай меня!

БЕЛЬВЕДЕР, 1 ИЮНЯ 1789

Благодарю тебя за письмо, оставленное для меня, хотя многое в нем меня огорчило. Я медлил отвечать на него, так как в подобных случаях трудно быть искренним и не оскорбить.

Как сильно я тебя люблю, как глубоко сознаю мои обязанности по отношению к тебе и к Фрицу, – я доказал моим возвращением из Италии. Герцог хотел бы, чтобы я был еще там, Гердер[74 - Гердер Иоганн Готфрид (1744–1803) – немецкий писатель, философ, эстетик, главный идеолог литературного движения «Буря и натиск», начало которому положила встреча, а затем и дружба с Гете.] поехал туда, и так как я не видел, что могу быть чем-нибудь полезным наследному принцу, то у меня едва ли могло быть что-нибудь на уме, кроме тебя и Фрица.

О том, что я покинул в Италии, не буду повторять, ты достаточно недружелюбно встретила мое доверчивое признание об этом.

К сожалению, ты была в странном настроении, когда я приехал, и, признаюсь чистосердечно, то, как ты меня приняла, и как меня приняли другие, было мне крайне чувствительно. Я проводил Гердера, герцогиню, оставил незанятым настойчиво предлагавшееся мне место в экипаже, остался для радости, как для радости и приехал, и в ту же минуту должен был позволить упорно повторять себе, что мог бы и не приезжать, что не сочувствую людям и так далее. И все это раньше, чем речь могла зайти о той связи, которая тебя, по-видимому, так оскорбляет.

И что это за близость? Кому она вредит? Кто выражает притязания на ощущения, которые я доставляю несчастному созданию? Кто претендует на часы, которые я провожу с нею?

Спроси Фрица, Гердеров, спроси каждого, кто мне близок, стал ли я менее участлив, менее сообщителен, менее деятелен в отношении моих друзей, чем раньше? Разве теперь я не принадлежу им и обществу гораздо больше?

Было бы чудом, если бы мне суждено было утратить самое лучшее, самое сердечное отношение мое к тебе.

Как сильно почувствовал я, что оно во мне еще живо, когда однажды застал тебя расположенною беседовать со мною об интересных предметах.

Но признаю, что не могу больше переносить того, как ты до сих пор со мною обращалась. Когда я бывал разговорчив, ты закрывала мне рот, когда я бывал сообщителен, ты обвиняла меня в равнодушии, когда я бывал деятелен в отношении друзей, ты обвиняла меня в холодности и небрежности.

Ты следила за малейшим выражением моего лица, порицала каждое мое движение, мою манеру держать себя, и всегда приводила меня в дурное расположение духа. Где было сохраниться доверию и чистосердечию, когда ты отталкивала меня от себя умышленными капризами?

Я хотел бы прибавить еще многое, если бы я не боялся, что это тебя, при твоем состоянии духа, скорее оскорбит, чем примирит со мною.

К несчастью, ты давно уже пренебрегла моим советом относительно кофе и ввела такую диету, которая чрезвычайно вредно отражается на твоем здоровье. Мало того, что трудно превозмогать морально иные впечатления, ты усиливаешь еще муку и мрачность грустных представлений физическим средством, вред которого в течение некоторого времени ты понимала, и которого из любви ко мне ты одно время избегала, и чувствовала себя хорошо. Дай Бог, чтобы лечение и путешествие принесли тебе пользу. Я не отказываюсь от надежды, что ты когда-нибудь снова меня признаешь. Прости. Фриц весел и прилежно посещает меня. Принц чувствует себя свежим и бодрым.

ГЕТЕ – КРИСТИАНЕ ВУЛЬПИУС

ФРАНКФУРТ, 21 АВГУСТА 1792

Сегодня, дорогая крошка, я уезжаю из Франкфурта и еду в Майнц. Должен сказать тебе, что чувствовал себя хорошо, пришлось только чересчур много есть и пить. Но я буду находить пищу еще вкуснее, когда готовить ее будет мне моя душечка. Разная мелочь отходит также сегодня и прибудет после этого письма. Я хотел бы быть мышкой и присутствовать при распаковке. Укладка доставила мне большое удовольствие. Сохрани все в порядке. До свидания, дорогое дитя. Все было довольно бессодержательно. Люби меня, как я люблю тебя. До свиданья, поклонись г. Мейеру, поцелуй малютку и пиши мне скорее.

ЛАГЕРЬ ПОД ВЕРДЕНОМ, 10 СЕНТЯБРЯ 1792

Я написал тебе уже не одно письмецо, и не знаю, когда они до тебя мало-помалу дойдут. Я прозевал перенумеровать листки и лишь теперь с этого начинаю. Ты опять узнаешь, что я себя чувствую хорошо и что я люблю тебя от всего сердца. Если бы ты была сейчас со мною! Здесь повсюду огромные, широкие кровати, и тебе не пришлось бы сетовать, как иногда случается дома. Ах, дорогая! Нет ничего лучше, как быть вместе! Мы будем вечно твердить это друг другу, когда снова будем вместе. Подумай! Мы так близко к Шампани, но не можем достать ни одного стакана вина. Во Фрауэнплане[75 - Фрауэнплан – площадь в Веймаре, названная по имени снесенной в 1306 г. церкви.] будет лучше, когда моя дорогая крошка будет заведывать кухнею и погребом.

Будь хорошей хозяйкой и приготовь мне уютное жилище. Ухаживай за мальчиком и люби меня.

Люби меня! Ибо порою мысленно я бываю ревнив и представляю себе, что тебе может больше понравиться кто-нибудь другой, так как я нахожу многих мужчин красивее и приятнее меня. Но ты не должна этого видеть, а должна считать лучшим меня, потому что я тебя ужасно люблю, и, кроме тебя, мне никто не нравится. Я часто вижу тебя во сне, вижу разную путаницу, но всегда вижу, что мы любим друг друга. Пусть так это и останется.

Моей матери я заказал две перины и подушки из перьев, и еще много хороших вещей. Сделай так, чтобы домик наш был в порядке, остальное будет устроено. В Париже будет всякая всячина, во Франкфурте есть еще разная мелочь. Сегодня отослана корзинка с ликером и тючок бисквитов. Буду постоянно присылать что-нибудь в хозяйство. Только люби меня и будь верною крошкой, остальное приложится. Пока у меня не было твоего сердца, на что мне было все остальное? Теперь, когда оно принадлежит мне, я хочу удержать его. Зато и я – твой. Поцелуй малютку, поклонись г. Мейеру и люби меня.

БЕТТИНА ФОН АРНИМ – ГЕТЕ

ВАРТБУРГ, 1 АВГУСТА, НОЧЬЮ

Друг, я одна; все спит, а мне мешает спать то, что я только что была с тобою. Гете, быть может, то было величайшим событием моей жизни; быть может, то был самый полный, самый счастливый миг; лучших дней у меня не будет, я их не приняла бы.

То был последний поцелуй, с которым я должна была уйти, а, между тем, я думала, что должна слушать тебя вечно; когда я проезжала по аллеям и под деревьями, в тени которых мы вместе гуляли, то мне казалось, что я должна уцепиться за каждый ствол, – но исчезли знакомые зеленые пространства, отступили вдаль милые лужайки, давно исчезло и твое жилище, и голубая даль одна, казалось, хранила загадку моей жизни; наконец, исчезла и она, и у меня ничего не осталось, кроме моего горячего желания, и слезы лились у меня из глаз от этой разлуки; ах, в ту пору вспомнила я все, – как ты в ночные часы бродил со мною, как улыбался, когда я гадала тебе по облакам, рассказывала про мою любовь, про мои прекрасные сны, как ты внимал со мною шелесту листьев, колеблемых ночным ветром, тишине далекой, широко раскинувшейся ночи. И ты любил меня, знаю; когда за руку ты вел меня по улицам, я чувствовала по твоему дыханию, по звуку твоего голоса, по тому (как это объяснить), что меня словно обвевало, – я чувствовала, что ты допускаешь меня в твою внутреннюю, сокровенную жизнь, что в эту минуту ты обращен ко мне одной, и ничего не желаешь, как только быть со мною; кто может отнять у меня это? Что мною утрачено? Друг, я владею всем, что когда-либо получила. И куда бы я ни пошла, мое счастье всюду со мною, оно – моя родина…

ШЛАНГЕНБАД, 17 АВГУСТА

…Если твое воображение достаточно легко и гибко, чтобы следовать за мною в уголки развалин, через пропасти и через горы, то я отважусь ввести тебя ко мне; прошу тебя: подымись – выше – еще три ступени – в мою комнату, сядь против меня в синее кресло, у зеленого стола; я хочу взглянуть тебе в лицо, и – летит ли за мною твое воображение, Гете? В таком случае, ты должен прочесть в моих глазах неизменную любовь, должен ласково привлечь меня в твои объятия и сказать: такое верное дитя даровано мне в замену и в награду за многое. Дитя дорого мне, оно – мой клад, мое сокровище, и я не хочу его лишиться. Слышишь? И ты должен поцеловать меня; вот чем дарит моя фантазия твое воображение.

Веду тебя дальше; входи тихо в храмину моего сердца; вот мы в преддверии; глубокая тишина! – Ни Гумбольдта, ни архитектора, ни собаки, которая залаяла бы. Ты моему сердцу не чужой; иди, стучи, – оно в одиночестве и пригласит тебя войти. Ты найдешь его на прохладном, тихом ложе, приветный свет будет ласково светить тебе навстречу, всюду будет покой и порядок. И ты будешь желанным гостем. Что это? О, Боже! Оно охвачено пламенем! Отчего пожар? Кто спасет его? Бедное, бедное, подневольное сердце! Что может здесь поделать разум? Он все знает, но ничем не может помочь; он опускает руки. ‹…›

…Скажи, отчего ты так мягок, так щедр и добр в милом твоем письме? Среди суровой, леденящей зимы – кровь согревают мне солнечные лучи! Чего мне недостает? Ах, пока я не с тобой, нет на мне Божьего благословения. ‹…›

Прости! Как гонимое ветром семя носится по волнам, так и моя фантазия играет и носится по могучему потоку всего твоего существа и не боится в нем погибнуть; о, если бы это случилось! Какая блаженная смерть!

Писано 16 июня в Мюнхене, в дождь, когда между сном и бодрствованием душа вторила ветру и непогоде.

Беттина

Людвиг Ван Бетховен. Тайна письма «Бессмертной возлюбленной»

Есть анонимные письма, неизвестно кем написанные, а есть письма, в которых неизвестен адресат.

Величайший немецкий композитор, пианист и дирижер Людвиг ван Бетховен (1770–1827) не был женат. На следующий день после его смерти, 27 марта 1827 г., в его шкафу был найден портрет графини Терезы Брунсвик и загадочное письмо[76 - Источник: Любовь в письмах выдающихся людей. XVIII и XIX века / Сост. А. Чеботаревская. – М.: Московское книгоиздательство, 1913.], написанное карандашом на десяти маленьких страницах. Кому было адресовано неотправленное письмо, неизвестно. Стояла только дата – «6–7 июля». Впервые письмо было опубликовано в 1840 г. помощником и биографом Бетховена Антоном Шиндлером[77 - В 26 лет Бетховен начал терять слух, а вскоре оглох окончательно. Кроме этого, у него был весьма внушительный букет недугов, которые и оборвали жизнь композитора в 56 лет.] и сразу стало будоражить умы общества. Кому же объяснялся в любви великий композитор? Письмо получило название «Бессмертной возлюбленной». Про него написаны книги, снят фильм, в попытке узнать истину проведены настоящие детективные расследования. Почти 200 лет исследователи жизни и творчества Бетховена бьются над тайной адресата, но пока безрезультатно.

Бетховен происходил из не слишком обеспеченной семьи, с детства ему пришлось работать, чтобы помогать двум младшим братьям. Отец мечтал сделать из него второго Моцарта, но вундеркинда не вышло, хотя к 20 годам Бетховен уже был известен как пианист-виртуоз. Естественно, уроки игре на фортепиано стали для него надежным доходом. Начавшаяся глухота, болезни[78 - Антон Шиндлер (1795–1864) – скрипач, дирижер и музыкальный писатель, а также помощник, секретарь и один из первых биографов Бетховена.], тяжелый характер доводили Бетховена до полного отчаяния и даже мыслей о самоубийстве. И тут в 1796–1799 гг. его ученицами стали две молоденькие венгерские графини фон Брунсвик де Коромпа – Тереза (1775–1861) и Жозефина (1779–1821), а также их брат Франц (1777–1849). Именно Францу Бетховен посвятил «Аппассионату».

Все были молодые, веселые и очень талантливые. Безусловно, Бетховен радовался таким ученикам не только из-за денег. В 1799 г. к Брунсвикам присоединилась их двоюродная сестра графиня Джулия Гвиччарди (1784–1856). Шестнадцатилетняя Джулия была так мила и кокетлива, что Бетховен решил не брать у нее денег за уроки, но она платила ему собственноручно вышитыми сорочками. 16 ноября 1801 г. Бетховен писал своему другу Францу Герхарду Вегелеру: «Жизнь моя снова стала немного приятнее, я снова в разъездах, среди людей – вы не можете себе представить, как опустошена, как грустна моя жизнь за эти два последних года; перемена эта была вызвана милой, очаровательной девушкой, которая любит меня и которую я люблю. Через два года я снова наслаждаюсь моментами блаженства, и это первый раз, когда я чувствую, что брак мог бы сделать меня счастливым, но, к сожалению, она не моего положения, я уж точно не мог бы теперь жениться». В 1800–1801 гг. Бетховен написал Sonata quasi una fantasia, получившую позже народное название «Лунная соната». Это произведение он посвятил Джульетте (использовал итальянский вариант имени Джулия). В 1823 г. Бетховен признался Антону Шиндлеру, что был влюблен в Джулию. Шиндлер, обнаруживший и опубликовавший письмо, решил, что «Бессмертная возлюбленная» – это и есть графиня Джулия Гвиччарди. Версию приняли, хотя она вызвала много вопросов, прежде всего у семьи Брунсвик. Рядом с письмом был портрет Терезы Брунсвик. Сама Тереза в дневниках писала, что в 1806 г. стала чуть ли ни невестой Бетховена (позже выяснилось, что часть ее дневников была подделкой). При этом она говорила о романе Бетховена с сестрой Жозефиной Брунсвик. Значит, не Тереза. Джулия или Жозефина?

Жозефина сама признавалась, что так же была страстно влюблена в Бетховена и про их отношения знала вся семья. Жозефина по своему статусу не могла стать женой Бетховена, по настоянию матери она вышла за графа Йозефа фон Дейма (1752–1804). После свадьбы Бетховен по-прежнему давал ей уроки, они много общались, а после смерти графа композитор бывал у нее каждые два дня. Между 1804 и 1809 гг. Бетховен написал ей не менее 14 любовных писем, некоторые из них весьма страстные. Временами Бетховен и Жозефина расставались, но по одной из версий он стал отцом седьмого ребенка Жозефины – Миноны (р. 1813). Исследователи даже обнаружили, что странное имя Минона в зеркальном отражении превращается в «Аноним». В это время Жозефина была замужем за эстонским бароном Кристофом фон Штакельбергом (1777–1841).