скачать книгу бесплатно
Дрожащими руками Виктор кое-как завернул коробку обратно и убрал в комод. Он еще раз оглядел комнату, милую, уютную, игрушечную будто. Простую и светлую. Заметил портрет на стене над ковром: молодые мужчина и женщина, на женщине фата, на мужчине пиджак. И цветы у них, ровно по середине.
– Ну где ты там? – крикнул дед с веранды, и Виктор поспешил выйти.
Старик откинул салфетку и откусил румяный пирожок.
– А вот с последних жителей, которые теперь дом продают, я аж восемнадцать тысяч взял! Ну зараза такая! Говорил же, не пеки лук-яйцо, с картошкой пеки, сказал! Все равно лук-яйцо испекла. Ну не сука ли она после этого?! Ты че не ешь? – грозно спросил дед.
– Не хочется, – глухим голосом ответил Виктор.
Дед грозно поднялся из-за стола:
– Ты, что ли, обокрал меня?!
И Виктор, испугавшись, что старик отправится проверять деньги, тут же вскочил:
– Ты что, отец! Обыщи, если не веришь! – и пошел вытаскивать из карманов все подряд: ключи, телефон, какие-то замызганные визитки, смятые чеки и кидать на стол.
– Да пошутил я, угомонись… Знаю, что не возьмешь ты. А если бы и взял – я еще заработаю.
– Как же ты так сумел-то? Пенсию, что ли, откладывал?
– Ну да! – дед вновь сел, вытянул ноги и весь потянулся, и стал еще длиннее. – Ты ж меня про дом спросил. Почему не прижился никто?
– Ну?
Старик разочарованно поглядел на Виктора:
– Я думал, ты умнее, – он тяжело вздохнул, – извожу я их! Вот и не приживается никто. Люди разные: кто-то дольше терпит, кто-то быстрее сдается. Некоторые одолеть меня пытались! На место поставить! Не на того напали! Все равно продали! Ну а мне платят, чтоб я тихо сидел, пока продажа идет! – и старик расхохотался, разливая самогон по стаканам.
Виктор помолчал, переваривая сказанное стариком, а потом выдал восторженно:
– Ну и голова у тебя, отец! А меня теперь как изведешь?
– А тебя не трону, живи.
– О как! И чем это я тебе приглянулся?
– Хороший ты, Иван, – сказал он, будто бы с грустью…
– Откуда знаешь?
– Вижу!.. Марью тебе надо.
– Не суку?
– Это ты сам решай. Я же тоже думал, что моя не блядь.
Виктор взял стакан:
– За твою светлую голову, отец! И за хозяйку твою.
Старик хотел было выпить, уже и рот раскрыл, но вмиг озверел:
– За нее пить не буду! – крикнул он обиженно, размахнулся и швырнул рюмку о стену туалета.
– Ты чего, отец?.. – растерялся Виктор.
Но старик не ответил, пошел в туалет, рывком открыл дверь и силой захлопнул ее. Виктор опрокинул в себя уже, должно быть, третью или четвертую рюмку и почувствовал, что совершенно не пьян, будто воду пьет. Хотел было уйти, вовсе уехать, но не смог сдвинуться с места, так и сидел за столом, пока дед не вышел.
– Не пил за ейное здоровье? – спросил он обиженно.
– Не пил.
– А за что пил?
– За твою светлую голову.
– Тебе тоже придумать надо, как заработать, если тут жить собрался. В город мотаться далековато.
– Мне денег не надо. От них зло.
– Это верно. Но жрать что-то надо.
– А я картошку жрать буду! Которую вы на моем участке сажать собрались.
– Дык мы для себя садить будем.
– Тогда я сам вас изведу.
Старик аж весь засиял:
– Нравишься ты мне, Иван. Свой ты какой-то. Родной будто.
И тут Виктор почувствовал, что он в глубоком хмелю. Дед дал ему сигарету, они закурили.
– Ну, добить надо, – сказал старик, тряся бутылкой, на дне которой плескалась жидкость.
– Не, мне хватит, – ответил Виктор.
– Оставлять нельзя, примета плохая. Ну, за руки мои пили, за голову тоже. Давай выпьем за тебя. За твою жопу!
– Почему за жопу? – вяло возмутился Виктор.
– Чтоб не пришлось ее из всяких передряг вытаскивать. А чего ты так смотришь? За что еще пить? За здоровье твое? Так ты и так как бык. Умом, я смотрю, ты не блещешь, руки у тя из жопы растут – ворота и те приварить не сумел. Только за жопу и остается.
Виктор не выдержал и засмеялся – уж больно чудной был старик.
– Не хочешь пить за жопу, давай… – он засучил рукав и выставил кулак, согнув руку в локте. – Чтоб стоял хорошо.
– За это выпить – святое дело. Хотя я и так не жалуюсь.
– Раз не жалуешься… Давай тогда… бог с ней! За здоровье моей хозяйки!..
И он чокнулся с Виктором и опрокинул рюмку в себя. Виктор посмотрел в сторону туалета, куда давеча улетела рюмка, и тоже выпил, но через силу – в него уже не лезло.
– Помрет если – кто за мной ходить будет? Ты, что ли?! – дед съел последний огурец и утер рот рукой. – А теперь идем!
– Куда?.. – слабо спросил Виктор.
– Как куда? На кладбище!
– Сейчас?!
– Покажу, какой памятник надо будет, – дед взял Виктора за предплечье и приподнял из-за стола.
Они пошли к воротам. Виктора заносило чуть вперед, дед остановился и вслед ему посмотрел:
– Слабак ты, оказывается, Иван!
Дед повел его вглубь огорода, в котором аккуратно была вспахана земля. Бурая, казалась она ласковой постелью. «Так бы и упал в нее, матушку-землю…» – подумал Виктор и поразился тому, что именно такими словами и думает: «матушка-земля»… И тут же почувствовал холодную воду на лице и жесткую ладонь деда, которая утирала его.
– Длань свою… отними… от лика моего!.. – пробурчал Виктор и поразился еще больше, будто это не он такие слова сказал.
– Длань! Лико! Слова-то какие знаешь! Иван и есть! – и долго-долго умывал его холодной водой, пока Виктор не взбодрился.
Дед подвел его к веревкам, на которых сушилось белье, утер первым же попавшимся – ночной рубашкой Марии Ивановны, не снимая, только прищепки отскочили.
– Все-все, отец. Я сам.
Через забор Виктор увидел, что вышла на крыльцо Мария Ивановна, она вытряхивала какой-то половик. Увидела их, улыбнулась и закивала.
– Пирожки – объедение! – крикнул Виктор, и женщина закивала еще охотнее и заулыбалась шире.
– Идем! – скомандовал дед.
Виктор потянул на себя калитку – открывалась она и правда тяжело.
– Работничек! Куда собрался?
– Сам же сказал, на кладбище!
– А это, – дед показал рукой на сварочный аппарат, – тут оставишь? А дождь пойдет?
И они понесли сварочный аппарат к деду в сарай, под крышу. Там дед показал своему «Ивану» некое сооружение, сколоченное из досок.
– Это вот форма. Для памятника. Я сколотил. Вон полиэтилен. Подстелешь его, на ровную поверхность, – дед потряс кривым указательным пальцем, – положишь эту вот хреновину и зальешь, понял? Как застынет – сломаешь каркас. Как намешать, покажу, когда трезвый будешь. Там голова нужна.
И они отправились по деревне в сторону кладбища. Улица Ласточкина с домами номер один и двадцать семь располагалась чуть дальше от прочих домов. На отшибе, почти у самого леса. Когда вышли на центральную улицу, Виктор увидел, как бесцельно слонялись куры, сидели возле некоторых домов старухи, а главное, звонко галдя, носились туда-сюда дети, кто в чем, а некоторые босые, чумазые, лохматые, но веселые – все. Виктор не смог не улыбнуться.
– А вот тут, – хвастался дед, – тоже блядь живет. Так себе, мертвая. Кстати, Марьей звать. Теперь совсем старуха, хуже моей, хотя моложе. А там, вишь, крыша синяя, эта получше была. Сиськи крепкие, веселые такие! Розовые, теплые, сладкие, как поросята молочные! Ох, любил я их жамкать, передать не могу! А как скачут они!..
– Ты всю деревню, что ли, поимел?
– Ну не всю!.. Только этих двух, – не без гордости сказал дед. – Третья еще была, но онауже в ящик сыграла. Тоже, кстати, я памятник отливал.
По дороге, если собака какая попадалась, дед садился и ласково трепал ее, давал облизать свое лицо, а с людьми не здоровался почему-то. И они с ним тоже. Только с любопытством осматривали Виктора и шли дальше. Да и встретилось-то им всего два-три человека, хотя шли они довольно долго. Улица недлинная оказалась – ее они прошли быстро, но надо было еще вдоль трассы шагать.
– Чтоб пешком донес меня, понял?! Я в машине трястись не хочу, – только и сказал дед, пока они шли по обочине.
Кладбище находилось в поле. Оно, как и деревня, было небольшим, без общего забора, просто надгробные камни с оградками.
– А вот и она. Третья моя бл… Ладно уж, Марья. О мертвых либо хорошо, либо… Давай тут присядем. Устал я, – и он улегся на траву и левую ногу поднял. – Помоги-ка мне задрать на оградку, отекла, зараза.
Виктор помог, затем взглянул на памятник. Женщину звали Любовь. Имя ее было крупнее, чем фамилия и отчество. Годы жизни недалеко друг от друга ушли.
– Молодая еще, Любовь… – грустно констатировал Виктор. – А отчего умерла?
– Убили, – ответил дед, глядя в небо.
– Кто?!
– Муж. За измену.
– Почему не тебя, а ее?
– Хороший вопрос. Очень правильный вопрос. Надо было меня убить. А ее просто побить, – старик задрал и вторую ногу тоже, оградка мелко пошаталась и едва слышно прозвенела. – Наверно, трус потому что.
– А где он? В тюрьме?
– Он и на это трус. В земле он, вон там, – дед махнул рукой, – там самоубийцы у нас. Их немного. С нормальными людьми не хоронят таких. Ему я камня не делал. Только ей.
Дед задремал. Виктору захотелось оставить его тут и уехать вовсе. Он лишь хотел узнать, что это за улица такая, Ласточкина. И дом покупать не собирался он – риелтор сама навязалась, и старушка эта резко так, будто из-под земли, со своими деньгами… Виктор ругал себя за то, что не сунул ей эти деньги обратно, растерялся как-то от неожиданности. Не планировал Виктор оставаться, отпуск свой здесь проводить: набирал в поиске «Ласточкино гнездо», в Крым хотел, а не в деревню. И вместе с «Ласточкиным гнездом» вышло объявление о продаже дома номер двадцать семь по улице Ласточкина. Вот он и поехал посмотреть, что это за улица такая, о которой он никогда не слышал… и встретил возле дома риелтора, которая ждала другого клиента, а тот не приехал…
Виктор глядел в лицо старика, пока тот спал. Жадно рассматривал каждую морщинку, каждый волосок бороды, к дыханию его прислушивался, будто желая понять, как же устроен этот человек. Виктора тоже вроде бы клонило в сон, но ему было жаль спать, да и слишком он был взволнован этим нежданным днем. Мужчина присел и уставился на задранные к оградке ноги старика, а между ними как раз было слово «Любовь» с памятника, который старик сделал своими руками для своей любовницы…
По трассе проехала фура, длинно и протяжно просигналив, от этого старик проснулся. Несколько секунд растерянно моргал, пытаясь понять, где он находится, и увидел Виктора.
– Я думал, ты ушел.
– Как можно, отец…
– Я бы ушел, – сказал он и пошевелил ногами. – Помоги-ка опустить. Лишка перележал, кажется. В другую сторону затекли теперь.
Виктор помог ему встать на ноги.
– Слышь, Иван. Ачто ты меня все отец да отец. Ты ж мне не сын!
Виктор пожал плечами:
