Мыс Марии

– 

У меня мечта заработать побольше денег и квартиру попросторнее купить. Летом на Гоа съездить, зад на солнце погреть.

– 

Ну и у него такие же мечты были бы. Или он, думаешь, кем бы вырос?

– 

Не знаю, но кем-то другим. У него никогда не было приземленных желаний. У него все мечты были масштабные, помнишь? Экспедиция на Северный полюс, к Земле Франца-Иосифа.

– 

Он прекрасно понимал, что это не самые рациональные мечты. Не думаю, что из него второй Федор Конюхов

39

вышел бы.

– 

На архипелаг какой-то хотел попасть. И особенно это… Главная мечта всей жизни. Мыс Марии.

– 

Главная мечта?

– 

Да, конечно. Это мыс такой в Северном Ледовитом океане, или в Баренцевом море… Не помню. На Северном полюсе где-то, очень далеко. Он так всегда о нем говорил… Когда рассказывал о снеге, пронизывающих ветрах, которые продувают мыс круглый год, скользких крутых склонах, глубоких гротах, по коже катились мурашки. Этот мыс на далеком острове оживал. Там всегда пустынно и безлюдно, и на склоне, на самом краю, стоит одинокий маяк, стройный, белый, с ржаво-коричневой купольной крышей. Заброшенный, заколоченный, нежилой, построенный в 30-е, кажется, годы. До цивилизации – больше часа езды. Я ведь тоже вслед за ним начал мечтать побывать когда-нибудь на мысе Марии… Его когда-то открыл Крузенштерн

40

… Ты знала?

– 

Маяк открыл?

– 

Да нет же, мыс. Точнее, его открыли раньше, а Крузенштерн – повторно. Но это не важно все, Кэт.

Что-то шевельнулось внутри. Конечно, их школьный друг Петька Гринев, скорее всего, говорил о мысе Марии и ей. Кэт знала, совершенно точно уже слышала это название.

– 

Была же мечта у человека, да? – Продолжал тем временем Зенкевич. – Он не только всех вокруг ею заразил, он загипнотизировал нас Севером. Я потом сколько раз мечтал попасть туда, на Землю Франца-Иосифа… Всегда мечтал… И что теперь?

– 

Что?

– 

Мне почти тридцать лет, а я так и не сделал в этой жизни ничего. Не съездил на Северный полюс, не открыл ничего, не изобрел, не ходил под парусом, с парашютом не прыгал.

– 

Зачем тебе?

– 

Всегда хотел. Но все время не до того. То одно, то другое. Осознаешь?

– 

Конечно. Семья, квартира, Гоа для жены. Приоритеты взрослого мужчины борются с нереализованными фантазиями мальчишки? Кризис среднего возраста?

– 

Что ты понимаешь. – Раздосадовано махнул рукой Зенкевич. – Мыс Марии для меня как синоним большой мечты. Несбыточной. Всего, о чем я мечтаю, но боюсь осуществить. Его недостигнутый мыс стал моим недостижимым. Осознаешь? Недостижимым. Потому что Гриня сильнее. Он бы доехал. А я просто трус. Страх больше мечты, понимаешь?

– 

Значит, тебе это просто не надо, Зин. Это же была Петькина мечта, а не твоя. Что бы ты делал на Земле Франца-Иосифа? А на мысе Марии?

– 

Смотрел. Исследовал.

– 

Ага, много от тебя там пользы.

– 

Чувство какой-то фатальности, предопределенности, не могу понять, что происходит. Как будто время уходит. Вчера подумал, умру, и какими мои последние слова будут? «Несите лестницу»

41

?

– 

Ты что такое несешь? Ты пьян в стельку, Зенкевич! Дурак! «Несите лестницу», знаешь ли, уже занято. И «Спокойной ночи, котенок»

42

тоже.

– 

Эти гении расхватали все лучшее.

Кэт невесело улыбнулась и напомнила:

– 

Нерон сгенерировал шедевр.

– 

«Какой великий артист умирает»?

– 

Да. Это так прекрасно. Какими же они были замечательными актерами, эти римляне. А Цезарь? Тут жест, какой жест. Совершенно театральный. Он же расстегнул свою накидку, или что там у него было? Пеплос

43

? Чтобы покрасивее упасть. Он же на зрителя отработал, довел свою роль до конца, да такого красивого, что мы все до сих пор о нем говорим.

– 

«И ты, Брут?». А Веспасиан

44

и его прекрасное «Кажется, я становлюсь богом»?

– 

«Кажется, теперь я стану богом». – Педантично поправила Кэт. – В цитировании требую точности.

– 

Ну да, конечно, простите, ваша светлость, падаю ниц. Конечно, это же не мой далекий прадед «воскресил Корнеля гений величавый»

45

!

Кэт впервые за несколько дней засмеялась:

– 

Это однофамилец был. – Она снова погрустнела. – А сейчас что, Зенкевич. Сейчас так красиво умереть нельзя даже на сцене. Римляне, конечно, лицедеи. Театр боевых действий, политическая арена… Это только они могли придумать…

– 

Ну должно же и нам что-то остаться… Гриня, помнишь, сказал: «На мысе Марии». Тоже поэтично. Нет?

– 

Он сказал: «На мысе Марии»? – Не поверила Кэт.

– 

А ты не помнишь? Или ты не слышала? А, да, тебя уже уволокли… Ты так орала… Когда я подбежал к нему, он был еще жив. Схватил меня за руку и прошептал почти беззвучно, но очень четко: «На мысе Марии, запомни, на мысе Марии». Последние слова.

– 

У тебя прекрасная память. – Оторопев, почти механически пробормотала она.

– 

Мне было шестнадцать. Это была первая смерть, которой я смотрел в лицо. И последняя, впрочем. Больше на моих руках не умирал никто.

– 

Гринев точно так и сказал?

– 

«На мысе Марии, запомни, на мысе Марии».

– 

А что на мысе Марии?

– 

Ты меня спрашиваешь? Я туда так и не доехал. Откуда мне знать. Тебе, пожалуй, лучше должно быть известно.

– 

Он знал столько островов, проливов, перевалов, всех этих «земель Санникова»… Мыс Марии… Почему именно он?

– 

Говорю же, это была его мечта.

– 

Это не была его мечта.

– 

Но он мне о нем столько раз рассказывал. Я очень хорошо помню.

Кэт долго искала в сумке свой айфон, потом долго, промахиваясь мимо нужных букв, набирала в браузере это название.

– 

Да, рассказывал, он о нем знал, он много чего знал. Но это… С чего ты взял, что это на Севере?

– 

Петька был помешан на Арктике. Это могло быть только там.

– 

Мыс Марии – на Сахалине. – Читала Кэт. – Ты ничего не путаешь? Сахалин – это вообще не его история. Очень странно и не похоже на Петьку. Зачем перед смертью вспоминать именно его? Вместо любимой Арктики.

– 

Нет. Как бы высокопарно ни звучало, но никогда не забуду шепот умирающего друга. Он совершенно точно говорил о мысе Марии.

– 

Все, хватит, Зин, пить и думать о смерти. Философы хреновы собрались. И о собственной ничтожности тоже хватит. Тебе нужно думать о жене и сыне, понял?

– 

Как будто мне недолго осталось, Кэт. Не Парамонова, а я должен был погибнуть в прошлую субботу.

Кэт уставилась на пьяного друга, и его лицо вдруг показалось ей очень бледным, почти землистым, глиняным. Мгновение, и по коже пошли вдруг трещины как по песчаной шее египетского Сфинкса. Снова Голем, рискующий рассыпаться в прах. Кэт тряхнула головой, стараясь избавиться от наваждения.

– 

Что ты несешь опять? С чего ты взял?

– 

Мне приснился кошмар.

– 

Какой еще кошмар, Зенкевич, ты сам себя слышишь?

– 

Мне приснилось, что я держусь за горло, и кровь хлещет в разные стороны. Такой реалистичный, такой яркий сон… Пророческий. Я думал, умру. А умерла Оля.

– 

Да ты настоящий экстрасенс, Зин. – Невесело хмыкнула Кэт.

– 

Не веришь?

– 

Отчего же, охотно верю. Но ты же понимаешь, что это обычное совпадение?

– 

Нет. Не понимаю, Кэт. Мне пора репетировать предсмертное. А то ведь можно и оконфузиться. Вдруг не найдусь, что и сказать.

– 

Дурак. Оконфузится он. – Громко засмеялась Кэт. – Хватит пить, проваливай домой.

– 

Ты меня с детсада знаешь. Ты должна меня понять. Кто тогда, если не ты?

– 

Я знаю одно – на человека, который так редко и мало пьет, сильное алкогольное отравление может оказывать самое непредсказуемое воздействие. Езжай домой, проблюйся и поспи. И все снова будет хорошо.

– 

Не поняла ничего. Какой же ты друг?

– 

Лучший на свете друг, который отправляет тебя проспаться. И я все поняла. – Строго посмотрела на него Кэт. – Приснился плохой сон. Ты, Зенкевич, хуже бабы. Бабы, говорят, во всю эту хиромантию верят. Прекращай. Смешно даже. Ты – адекватный человек, материалист. Посмотри на себя. У него отец – астрофизик, а он мне про вещие сны затирает.

– 

Физик-ядерщик.

– 

Что?

– 

Отец – физик-ядерщик, а не астрофизик.

– 

Тем более. Приручили атом. Слетали в космос. Ни бога, ни домового там не было.

Кэт почему-то необъяснимо возвращалась мыслями к мысу Марии. Вся эта история, рассказанная едва выговаривающим слова Зенкевичем, казалась как минимум странной. Их одноклассник Петька Гринев был помешан на Севере. На Земле Франца-Иосифа, на экспедициях Нансена46. Он обожал, например, мыс Флора47 или остров Нортбрук. Но географическая точка на Сахалине… Последние слова – о каком-то непонятном дальневосточном куске суши, вдавившемся, ввинтившемся в морскую гладь? Петька никогда не бывал там и, она готова была поклясться, не мечтал побывать. Но почему в последние минуты жизни думал именно о нем? Что там, на этом загадочном мысе Марии? Что за шарада? Что он имел в виду?

Кэт вспомнила вдруг, какими разными они были. Она воплощала лето, он был самою зимою. Лед и пламень, как пушкинские Онегин и Ленский. Только здесь столкновение двух стихий не привело к летальной перестрелке. Казалось, в детских их мечтах от ее дерзкого, всепрощающего юга до его требующего полной концентрации севера, было слишком далеко. Два противоположных полюса (температурных, а не географических) неотвратимо притягивало друг к другу по всем самым элементарным законам физики.

Что это был за мир, где изнуряющая жара сосуществовала с пронизывающим холодом? Или это был какой-то особый, действительно нулевой меридиан, вневременной, где треск саней, лай восточносибирских ездовых собак и остервенелые трели райских птиц соседствовали, не нарушая биологических законов, законов Вселенной? Мир затонувших каяков48 и убивающей цинги49, мир ядовитых змей и тропических лихорадок. Таинственный, прекрасным мир, где на каждом шагу подстерегает опасность, самый воображаемый и самый реальный мир, где все проблемы решаются с помощью смекалки и изобретательности. Мир небывалых, книжных приключений. Мир непоседы Петьки с его поистине фолиантной, очень пушкинской фамилией.

Он очень смешно знакомился, особенно со взрослыми. Всегда говорил немного отрывисто, как никогда не ставший его кумиром Бонд: «Гринев. Петр Гринев». И тут же через маленькую паузу, предвосхищая набивший оскомину вопрос: «Да, как в «Капитанской дочке». Это название, а точнее, присутствующее в нем воинское звание, предопределило всю его судьбу и даже жизнь.

Он миллион раз перечитывал «Двух капитанов» Каверина, «Пятнадцатилетнего капитана» и «Путешествие к центру Земли» Жюля Верна, дневники полярников, воспоминания Альбанова50 и Нансена. Знал наизусть каждую выписку из всех бортовых журналов Амундсена51.

Он вырос на приключениях полярных героев. Невыдуманных, реальных.

Не был двоечником, но и отличником не был. Петя Гринев прекрасно знал физику, математику и географию. Соображал в химии, истории и биологии. Прилежно учил анатомию и астрономию. Отлично играл в футбол. И был вечным двоечником по английскому и литературе: программа казалась ему глупой. Он любил совсем другие книги и мечтал когда-нибудь научиться изъясняться по-норвежски.

Петька хорошо знал: самое страшное – это сжатие льдов. Огромные, тяжелые глыбы могут запросто раздавить любую шхуну. Кроме нансеновского «Фрама»52, конечно. Льды наплывают друг на друга, сталкиваются, огромные айсберги, даже ледокол перед ними – игрушка.

Все трещит, корабль трясется, его расплющивает, ломает. Льды набегают друг на друга, напирают, трутся, затирая и ломая несчастное судно. Человек кажется маленьким, лилипутом лицом к лицу с этой несокрушимой стихией. Людям представляется, что трясется, ломается, плывет из-под ног вся планета, сжатие льдов – как небывалое по силе землетрясение. Сначала по огромной ледяной пустыне разносится громоподобный гул, потом начинает грохотать со всех сторон, шум приближается, заставляя холодеть кровь. Глыбы нагромождаются одна на другую, ломаются, дробятся, взлетают одна на одну, трескаются, все ближе, ближе. И хочется бежать, но бежать некуда: это повсюду. Лед крошится перед тобой и открывается черная бездна, из которой брызжет ледяная вода. Со всех сторон – шум, война, пушечная канонада. Грохот, оглушительный грохот – кругом. Переламывающегося руля, отрываемых винтов, проломленных бортов. Судно дает крен, его корежит и сплющивает. Сколько кораблей льды стерли в порошок… Так погибли «Святая Анна», «Геркулес»53, «Мод»54. Может быть, несчастные, обреченные на гибель люди в это время спали: льды с особой силой ломает всегда в одно и то же время – с четырех до шести утра.

У них не было шестидесяти шести собак55, купленных Толлем56, как у Нансена. В небольшую повозку двенадцатилетние путешественники запрягали не восточносибирскую лайку, а Петькиного сенбернара Фикса.

Их летние сочные сельвы и зимний, заснеженный Вайгач, сплетались. А они то замерзали, то умирали от зноя, пробираясь сквозь тундру, через которую они шли, высадившись с зажатого льдами Нансеновского «Фрама» на юг, к Земле Франца-Иосифа57. Их собаки погибли, их каяки унесло течением, там были бортовые журналы и документы. В тяжелых рюкзаках, которые они из последних сил тащили на плечах, лежали оставшиеся дольки шоколада, немного замерзшего питьевого йогурта. Это запас, с которым нужно добраться до Земли Франца-Иосифа. Там – сарай, построенный Нансеном, теплая одежда и продовольствие. А еще в рюкзаках были какие-то выписки, и, что важно, карты, пусть контурные, но все же карты, на которые наносили леденеющей шариковой ручкой открываемые новые земли и проливы. Так появлялись остров Нансена, море Беллинсгаузена58, перешеек Брусилова59, пролив «Святой Анны», архипелаги Фикса и «Мод», Земля Пети Гринева, мыс Петра.

– 

Если бы я мог выбирать, я поехал бы на север. – Говорил он. – По маршруту Нансена, Седова

60

, Амундсена. Я хочу видеть Шпицберген

61

. Я хочу вдыхать морозный воздух мыса Флора. Клянусь, я нашел бы затерянную во льдах шхуну Брусилова.

– 

Куда нужно поступать, чтобы этому выучиться?

– 

На юридический. Современный человек не имеет права на мечту.

Он, каждый день окруженный иллюзорными приключениями, был начисто иллюзий лишен.

– 

И правильно. – Кивала Кэт. – И не надо тебе никуда ехать. Там холодно и опасно. И они там все болели цингой.

– 

Витамин С. Просто грузить побольше витамина С.

Поразительно. Он знал даже это.

Вечером в субботу она залезла в Facebook и не поверила глазам. Римма Зенкевич сообщала о том, что Влад погиб прошлой ночью. Кэт казалось, что это – галлюцинация или злая шутка. Что она спит, видит один большой кошмар и никак не может проснуться. Она неистово щипала свое предплечье, но вырваться из удушающего марева не могла. Зловещий туман, стелившийся по ночному Страстному, будто продолжал съедать пространство вокруг нее, отбирать тех, кто был ей дорог.

Опять выходило, что она видела друга детства последней. Только Олю она видела мертвой. А Влада – живым. И если неделю назад она ничего не могла сделать, то здесь отчетливо осознавала свою вину. Она не послушала Зенкевича, не сопереживала, не жалела, не успокаивала. Не посадила в такси. Решила, что мужик, справится и сам, бросила в баре, когда он пообещал немедленно поехать домой. Одного оставила. Испуганного, вдрызг пьяного, дезориентированного. Чтобы убедиться в реальности происходящего, она звонила единственному совершенно точно лишенному способности так шутить.

Через несколько минут она узнала от Паши, что Зенкевич вместо того, чтобы отправиться домой в Митино, поехал зачем-то к Карамышевскому мосту, где и повесился на связанных шнурках собственных кроссовок. Опознали быстро. В заднем кармане джинсов торчал паспорт. Никаких других вещей у Влада не было. А она к стыду своему даже не запомнила, была ли у него с собой какая-то сумка или рюкзак. Найти смартфон так и не смогли. Полицейские решили, что он улетел в канал имени Москвы.

Кэт вспоминала его не школьником. Студентом. Зенкевич всегда неуклюже размахивал слишком длинными руками и беспрестанно задевал все вокруг. Многим казалось, что он все время иронично улыбался. А волосы, чуть вьющиеся, полностью закрывали совсем маленькие ушки с короткими мочками. Слишком длинная, то и дело романтично взлетающая и подрагивающая челка закрывала невысокий лоб и вечно лезла в глаза.

Они тогда открывали Америку. Чужую и странную. Зенкевич был еще умильно розовощеким, с трогательными ямочками на щеках, с пытливым, вечно любопытным взглядом. Без исполосовавших сухую кожу лба морщин, без наметившегося второго подбородка. Был не то, чтобы по-настоящему красив, но чертовски обаятелен и как-то так неподдельно задорен, что не влюбиться в него было нельзя. Кэт любила его так, как можно любить океан. Или самолеты, замирая на взлете и вжимаясь в кресло во время извечной ноябрьской турбулентности. Он мог надолго исчезнуть, но всегда возвращался, чтобы выпить пива и рассказать о новой ошибке с какой-то очередной кареглазой красавицей. Они все были друг к другу необъяснимо и очень крепко привязаны. Школьное братство, нерушимое, какое-то мушкетерское, когда один за всех и все за одного, оставалось братством и годы спустя.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Голем – великан, которого по преданию создал из глины пражский раввин для поручений и черной работы. Исполнив свое предназначение, он превращался в прах.

2

В Гефсиманский сад Иуда привел стражников, арестовавших Иисуса Христа

3

Бела Тарр – венгерский режиссер, мастер авторского кино.

4

Туринская лошадь» – фильм венгерского режиссера Белы Тарра, снятый в 2011 году.

5

«Гармонии Веркмейстера» – фильм венгерского режиссера Белы Тарра, снятый в 2000 году.

6

«Кладбище великолепия» – фильм тайского режиссера Апичатпонга Вирасетакула, снятый в 2015 году.

7

«Дядюшка Бунми, который помнит свои прошлые жизни» – фильм тайского режиссера Апичатпонга Вирасетакула, снятый в 2010 году.

8

Юрий Бутусов – Санкт-Петербургский театральный режиссер, автор нового театрального языка.

9

Андрей Звягинцев – российский кинорежиссер, двукратный номинант на премию «Оскар» за фильмы «Левиафан» и «Нелюбовь».

10

Либерея – мифическое собрание книг и документов, последним владельцем которого называют царя Ивана Грозного. Предположительно, сгорела во время пожара, но существует версия, что царь успел спрятать ее в подземельях под Кремлем. Несколько столетий ученые и авантюристы безрезультатно пытались ее найти.

11

Софокл (469 г. до н.э. – 406 г. до н.э.) – древнегреческий драматург.

12

Сапфо (ок.630 г. до н.э. – ок.570 г. до н.э.) – древнегреческая поэтесса и музыкант, считается автором песенной лирики.

13

Юлия Августа Агриппина (15-59 г.) – древнеримская императрица, мать Нерона, убитая собственным сыном.

14

Тиберий Юлий Цезарь Август (42 г. до н.э. – 37 г. до н.э.) – второй римский император из династии Юлиев-Клавдиев.

15

Тиберий Клавдий Цезарь Агуст Германик (10 г. до н.э. – 54 г.) – римский император.

16

Маргарет Штеффин (1908-1941) – немецкий драматург, поэт, сооснователь теории «эпического театра», соавтор Бертольда Брехта.

17

Бертольд Брехт (1989-1956) – немецкий драматург, театральный деятель, теоретик искусства, основатель теории «эпического театра».

18

Алексей Герман (1938-2013) – советский и российский кинорежиссер, лауреат множества международных премий.

19

Борис Рыжий (1974-2001) – российский поэт, стал одним из символом эпохи 1990-х.

20

Корнелия Фридерика Кристиана Гете, в замужестве – Шлоссер (1750-1777) – сестра Иоганна Вольфганга Гете.

21

Иоганн Георг Шлоссер (1739-1799) – немецкий писатель, историк, юрист, государственный деятель, друг детства Иоганна Гете.

22

Имеется в виду Зинаида Райх.

23

Имеется в виду Сергей Есенин.

24

Имеется в виду Всеволод Мейерхольд.

25

«Бойцовский клуб» – психологический триллер Дэвида Финчера, снятый в 1999 году по роману писателя Чака Паланика.

26

«Остров проклятых» – психологический триллер Мартина Скорсезе, снятый в 2010 году по роману писателя Денниса Лихейна.

27

«Горбунов и Горчаков» – поэма Иосифа Бродского о раздвоении личности.

28

«Таинственна история Билли Миллигана» – документальный роман Дэниела Киза о человеке с 24 личностями.

29

«Вся президентская рать» – фильм Алана Пакулы, снятый в 1976 году.

30

«Свой человек» – фильм Майкла Манна, снятый в 1999 году.

31

Куракины – русский княжеский род.

32

Курагины – герои романа Льва Толстого «Война и мир».

33

Болконские – герои романа Льва Толстого «Война и мир».

34

Мария Болконская – героиня романа Льва Толстого «Война и мир».

35

Баг – ошибка в системе, приводящая к выдаче некорректного результата.

36

Третий Рим – название Москвы как преемницы христианства от Римской империи через Второй Рим – Византию.

37

Имеется в виду строчка из романа Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита»: «Тьма, пришедшая со Средиземного моря, накрыла ненавидимый прокуратором город».

38

Имеется в виду последняя ремарка в пьесе А. Пушкина «Борис Годунов» – «Народ безмолвствует». Она символизирует безропотное подчинение людей власти, неумение бороться за свои интересы и защищать свои права.

39

Федор Конюхов – российский путешественник, в одиночку совершил 5 кругосветных плаваний.

40

Иван Крузенштерн, настоящее имя – Адам Иоганн фон Крузенштерн (1770-1846) – мореплаватель, возглавивший в 1803 году первое русское кругосветное плавание.

41

«Несите лестницу» – последние слова Николая Гоголя.

42

«Спокойной ночи, котенок» – последний слова Эрнеста Хемингуэя.

43

Пеплос – женская, а впоследствии, и мужская одежда в Древней Греции и Риме. Без рукавов, надевавшаяся сначала на голое тело, позже, поверх туники.

44