скачать книгу бесплатно
Выпалив слово «глупой», Хелен прикусила губу. Зря она это сказала.
Тетушка Леонора глубоко вдохнула и строго ответила:
– Она не глупая. Завтрашний прием должен пройти идеально во всех отношениях. Во всех. Подойди сюда и присядь. Меня мучают кошмары, ведь ты можешь совершить подобную ошибку перед королевой.
Каждое движение в присутствии королевы строго отслеживалось камергерами, и страх тетушки Леоноры был безоснователен, но Хелен все же вернулась к дивану и опустилась на самый его краешек. Вдруг ей повезет и тетушка воздержится от очередной лекции о важности представления юной леди ко двору, если Хелен будет сидеть совершенно неподвижно?
– Подготовка – ключ к изяществу, – продолжила Леонора. – Даже если девушка не может похвастаться красотой, окружающие будут восторгаться ее изяществом. Оно сохраняется дольше, чем красота…
Хелен сжала руки на коленях, подавляя желание вскочить с дивана и начать мерить шагами комнату. Несчастная Делия, наверное, места себе не находит.
– …представление ко двору – самый знаменательный день в жизни девушки, не считая ее свадьбы. Так она показывает обществу, что повзрослела и готова принять на себя женские обязанности. Хелен, ты меня слушаешь?
– Да, тетушка.
Разумеется, Хелен понимала, что это важно, но первоначальный восторг от выхода в мир за пределами ее привычной жизни давно был испорчен одним фактом: все это делается ради того, чтобы выйти замуж. Девушка была не против свадьбы, нет, совсем наоборот. Замужняя дама обретает свое хозяйство и получает больше свободы. Хелен покоробило стремление дядюшки выдать ее замуж до конца года. Как будто помолвка в первом же сезоне докажет, что его хорошие манеры возобладали над позором ее матери.
Вероятно, это необычно, но девушке хотелось потратить несколько сезонов на поиск молодого человека ее круга. В данный момент у нее имелся лишь один подходящий знакомый – близкий друг брата, герцог Сельбурнский. Человек он был представительный, но единственный мужчина тридцати лет никак не мог дать полное представление о всех возможных кавалерах. Ясно как божий день, что за месяц-другой праздников и балов нельзя узнать, каков твой ухажер на самом деле, даже обладая особым талантом читать по лицам. Тем не менее именно так и складывались пары. Миллисента также закрепила за собой место в списке приглашенных на завтрашний прием и не имела ничего против спешной помолвки, а вот бедняжка Делия прекрасно понимала позицию Хелен. Три года прошло с тех пор, как они завершили обучение у мисс Холкромб. Тогда именно Делия опускала подружек с небес на землю словами о том, что мужа ты выбираешь себе навсегда. И ни закон, ни семья вас не разведут.
Хелен выпрямилась, вспомнив об осторожной Делии. Отчего ее подруга забыла свои убеждения и с головой окунулась в эти порочащие ее отношения?
– Тетушка, это происшествие не сходится с моими представлениями о Делии, – наконец произнесла Хелен, возвращая разговор в прежнее русло. – Я ничего не понимаю.
– Никто не видит тайн чужой души, – объяснила Леонора. – Возможно, страстные чувства выбили ее из колеи.
– Делия – не та девушка, которую может свести с ума любовь, – возразила Хелен и взглянула на часы. Всего четверть третьего, еще не поздно ее навестить. – Я понимаю, что должна отдыхать, тетушка, но не позволите ли вы мне связаться с Крэнсдонами? Прошу вас. Делия наверняка подавлена.
– Мне очень жаль твою подругу, Хелен, но тебе больше нельзя с ней общаться, и ты это знаешь.
Девушка расправила плечи, демонстрируя протест:
– Я ее не брошу.
– Ты чудесная девочка, милая, но ее семья уже уехала в свое имение. Сегодня мы не сможем добиться визита к ним. Не сейчас. – Леонора накрыла руку Хелен своей, все еще прохладной от прогулки весенним днем. – Пойми, что сейчас им лучше держаться подальше от светской жизни. О позоре Делии говорит весь город. Ее несчастная семья не может здесь оставаться. Это было бы для них невыносимо. Всякий смотрел бы на Делию с осуждением и насмешкой.
– Я не позволю подруге думать, что я от нее отвернулась!
Тетушка покосилась на запертые двери и перешла на шепот:
– Напиши ей письмо. Это я тебе не запрещаю. Я позабочусь о том, чтобы дядюшка отправил его до того, как услышит о скандале.
– Но Делия собиралась прийти ко мне на бал! И посетить нас в Лэнсдейле на праздник в Михайлов день.
– Боюсь, что все это в прошлом.
– Прошу, скажите, что она хотя бы сможет приехать в Лэнсдейл!
– Боже упаси, девочка моя! Твой дядюшка и слышать об этом не захочет после таких новостей.
– Мне думается, нас достаточно уважают, чтобы простить визит несчастной девушки, – отрывисто сказала Хелен, – в личное имение дядюшки.
– Я о тебе забочусь, милая. Нельзя, чтобы тебя связывали с примером распутного и безбожного поведения.
– Но в загородном обществе…
– Мне жаль. – В опущенных плечах тетушки и правда читалось сожаление. – Ты не можешь себе позволить ввязываться в какие бы то ни было скандалы. Сама знаешь почему.
Хелен склонила голову. Она действительно знала причину: бомонд непременно будет выискивать в дочери леди Кэтрин малейшие признаки дурной крови. Даже в ее связях.
– Ты же все понимаешь, верно?
– Да. Конечно.
Тетушка похлопала ее по руке:
– Ты у меня умница. Я всегда это говорила.
По узкой дороге простучали копыта, и леди подняли взгляд. Стильный фаэтон стремительно пронесся мимо окна, оставив за собой два длинных серых следа. На мгновение довольно высоко сидевший извозчик встретился дерзким взглядом с Хелен, и его необузданное веселье нарушило безупречный порядок библиотеки. Девушка незаметно для себя подалась вперед. Ее словно вытащили из тумана забвения. Не приказать ли заложить одну из карет дядюшки и встретиться с Делией прямо на улице? Идея безумная, но будоражит кровь в венах.
– Пора бы положить конец неприлично быстрой езде в Мейфэре, – высказалась Леонора, все еще смотря на теперь уже пустую улицу. Напоследок она еще раз сжала руку племянницы: – Напиши ей письмо, но не слишком мучайся ее позором, моя дорогая. Забудь об этом.
– Я постараюсь, – пообещала Хелен, подавив разгоревшийся в ее крови пожар.
За последние несколько месяцев ей слишком часто приходилось сдерживаться. Девушке не хотелось это признавать, но из головы не выходила мысль о том, что в ней горит мамина кровь и ее влияние становится все сильнее.
Глава вторая
Несколькими часами позже, когда Хелен оканчивала письмо к Делии, сидя в своей спальне за бюро из красного дерева, раздался стук в дверь.
– Войдите, – сказала девушка, не отвлекаясь от написания последнего предложения при угасающем свете лампы.
Старший лакей Хьюго зашел в комнату и поклонился. Он забрал керосиновую лампу и принес ей на смену свежезаправленную. На комнату давила темнотой ночь, и лакей подошел к подъемному окну, чтобы опустить внутренние жалюзи. Хелен могла поклясться, что Хьюго заглянул в ее письмо, проходя мимо бюро, но, когда она подняла взгляд, лакей уже стоял у дальнего окна и тянулся к тяжелому медному затвору.
Девушка придвинула листок к себе поближе, стряхнула чернила с пера и расписалась, но привычный росчерк ее подписи отчего-то поблек.
Ей с трудом далось это письмо. Как подобрать слова, чтобы успокоить подругу, совершившую непростительную ошибку, особенно если Хелен почти ничего не знает о случившемся и все в этой жуткой истории переплелось со сверхъестественными силами? Хелен долго над этим размышляла и решила упомянуть о ней вскользь и больше внимания уделить словам поддержки. Жертва была немаленькая: крепкая дружба с девушкой с растоптанной репутацией не принесет ей доброй славы в светском обществе. Леонора бы предпочла, чтобы племянница полностью разорвала связь с Делией, но пока напрямую об этом не говорилось, Хелен намеревалась и дальше переписываться с подругой. Находясь под опекой дядюшки, виконта Пеннуорта, большей поддержки она предложить не могла.
Посыпать свежие чернила песком, похлопать по листу и встряхнуть – и его можно складывать и запечатывать. Хелен взяла облатку из ящичка бюро, вжала ее во влажную морскую губку и скрепила края листа. Перевернув письмо, она написала на чистой стороне адрес имения Крэнсдонов и оставила место под дядюшкину франкировку.
Поддержит это письмо Делию или нет, неизвестно, но дело сделано.
– Хьюго! – позвала девушка.
Лакей зажигал последнюю свечу в позолоченном настенном канделябре длинным вощеным фитилем.
– Да, миледи?
Хелен протянула ему письмо:
– Пожалуйста, передайте его моей тетушке, а не лорду Пеннуорту.
Хьюго снял нагар с фитиля большим и указательным пальцами, не сводя с девушки глаз – дабы убедиться, что она наблюдает за представлением, – и пересек ковер, лежавший между ними. Лакей поклонился и забрал письмо, но смотрел он не на него и не на Хелен. Его внимание было сосредоточено на том, что лежало внутри бюро – это было единственное место, где девушка могла хранить свои секреты. Закрывать его уже не было смысла: безжизненное лицо лакея напряглось от пронзительного любопытства. Хелен догадалась, что его заинтересовало – два крошечных медальона у стенки внутренней части бюро. Миниатюрные изображения ее отца и матери, принадлежавшие кисти великого Джошуа Рейнольдса.
Хелен резко встала, загородив собой бюро:
– Это все, благодарю.
– Миледи, – вежливо пробормотал лакей, но в его голосе чувствовались нотки самодовольства: ему удалось отыскать сочный кусочек слухов, которым можно поделиться в комнате для слуг.
Хьюго удалился, и Хелен взяла в руки портрет матери, словно желая очистить его от хитрого взгляда лакея. Леди Кэтрин завещала дочери обе миниатюры вместе с бюро, но дядюшка чуть было не запретил племяннице хранить дорогие ее сердцу картины. Он наотрез отказался держать у себя в доме какие бы то ни было изображения свояченицы и ее мужа. Лишь вмешательство тетушки Леоноры позволило Хелен оставить портреты при себе. Она пообещала, что спрячет их в комнате и не будет выставлять напоказ.
Девушка взвесила овальный медальон на ладони. Ее всегда удивляла тяжесть украшения. Возможно, вес ему придавали стекла с передней и задней стороны, а также солидная золотая рамка. Края медальона были украшены изящной филигранью, а наверху красовалось колечко из золота, в которое полагалось продевать цепочку. Десять лет назад Хелен целыми ночами вглядывалась в маленький портрет, пытаясь удержаться от слез, и благодаря этому обнаружила в узоре повторяющийся мотив язычков пламени. Даже если он нес в себе некое особое значение, оно почило вместе с матерью, но выглядело это красиво.
Рейнольдс написал леди Кэтрин на слоновой кости, воссоздав с помощью ценного материала блеск светлой кожи графини. Густые темно-рыжие волосы по-старинному высоко убраны, большие синие глаза выделяются на овальном лице с решительным подбородком – мать Хелен была по-мужски красива. Кроме того, искусному художнику удалось запечатлеть ее знаменитый взгляд: чистый, смелый, бросающий вызов.
Почему она предала Англию?
Хелен перевернула медальон. До нее доходило много разных слухов о предположительных грехах матери: одни подозревали в ней французскую шпионку, другие полагали, будто она украла важные государственные бумаги, третьи – что леди соблазняла генералов и продавала их тайны; ни одну из этих теорий дядюшка с тетушкой ни подтверждали, ни опровергали. Они попросту отказывались от разговоров на эту тему. Даже Эндрю не знал правды. А если и знал, то не хотел ее выдавать.
Хелен прошлась кончиком пальца по тонким прядям волос под стеклом в задней части медальона. Два цвета – темно-рыжий и ярко-соломенный – туго сплелись в шахматном узоре. Волосы ее отца и матери, навечно переплетенные.
Девушка хмуро изучила завиток своих аккуратно уложенных волос. Как ни старайся, в них не разглядеть рыжего оттенка. Они каштановые. Хелен отпустила локон. Да, огненные волосы матери ей не достались, но кожа у нее такая же бледная, а подбородок – такой же резко очерченный. В каждом зеркале девушка видела наследие леди Кэтрин. Она наклонилась и положила медальон обратно на полку бюро.
А что насчет этой странной энергии, которая в ней бушует?
Рука замерла. Виновна ли кровь матери в беспокойной натуре Хелен? Или это ее собственный непокорный нрав? Оба предположения не приносили успокоения. Прогнав волнение, Хелен осторожно положила портрет матери.
Внезапно внимание девушки переключилось на шум в коридоре: кто-то открыл дверь. В последнее время слух Хелен стал острее – загадочная, но несомненно полезная перемена. Щелкнул затвор, послышались быстрые шаги и скрип выдвигающегося ящика. Ее горничная, Дерби, вошла в соседнюю комнату – будуар, чтобы подготовить все к вечернему туалету леди.
Хелен расслабилась и взяла в руки портрет отца. В золотой рамке проглядывался все тот же мотив пламени, но здесь он был вписан в колечко для цепочки или тесьмы. Под стеклом не скрывались пряди волос, только скучный белый шелк. Девушка изучила портрет Дугласа Рэксолла, графа Хейденского. Она словно смотрела на брата: те же золотистые волосы, широкий лоб, тонкие губы. Эндрю унаследовал красоту отца, а вот его благоразумие, как утверждала тетушка Леонора в минуты гнева, нет. К тому же в двадцать один год их отец уже был женатым человеком, а Эндрю, недавно достигший совершеннолетия, ясно дал понять, что не спешит вступать в брак.
Прошел месяц с тех пор, как он стал считаться взрослым, и все это время Хелен мучил один и тот же вопрос. Теперь брат мог распоряжаться своим наследством, а невесту искать не торопился. Удастся ли убедить его переехать вдвоем в отдельный особняк? Сейчас Эндрю наслаждается холостяцкой жизнью в «Элбани», но если ему вздумается приобрести свой дом, то сестра будет вправе помогать ему вести хозяйство – никто это не осудит. Из нее выйдет отличная хозяйка дома, и переезд избавит ее от неодобрения дядюшки и излишних волнений тетушки. Хелен даже пригласит Делию погостить у них один сезон. По-настоящему поможет подруге. Девушка закусила губу. Это было бы идеальным решением. Конечно, если Эндрю согласится. Сегодня вечером он прибудет сюда на ужин. Надо поговорить с ним до того, как все сядут за стол. Идея безумная, но попытаться стоит. Не только ради себя, но и ради несчастной Делии.
Довольная своим планом, Хелен вернула на место папин портрет и вознесла молитву за почивших родителей – Господи, помилуй их души, – хотя ей все еще казалось, что Бог поступил с ними несправедливо. Почему буйное море их поглотило, пощадив остальных членов немногочисленного экипажа? Само собой, ответа на этот вопрос никто не знал, ровно как и на вопрос о том, зачем леди Кэтрин предала страну и корону. Если бы не это, возможно, они с отцом остались бы живы и она сидела бы здесь, в этой комнате, и успокаивала дочь словами о том, что завтра они поедут во дворец вместе и волноваться не о чем: она будет рядом. Как и полагается.
Хелен встряхнула плечами, сбрасывая вернувшийся к ней детский гнев. Нет смысла сердиться на мертвых. Ни обида, ни тоска не вернут их к жизни.
Она снова принялась разглядывать портрет леди Кэтрин. Медальон был крошечным, не больше часов на цепочке, которые носят с собой джентльмены, и в два раза тоньше. Его легко спрятать. Если Хелен возьмет его с собой на встречу с королевой, мать как будто бы придет с ней, и об этом никто не узнает. Конечно, мысль сентиментальная. Даже слегка суеверная. Но разве не естественно для осиротевшей дочери мечтать хоть о каком-то присутствии матери в самый ответственный момент жизни?
Строгие правила выходного наряда не предполагали ничего лишнего, кроме веера, так что и думать было нечего о том, чтобы спрятать медальон в сумочке. В плотно прилегающие к коже перчатки его тоже не просунуть. Может, спрятать портрет в декольте? Хелен взглянула на свою узкую грудь. В отличие от домашнего платья, парадное стянуто лентами на груди, и вырез у него значительно более глубокий. Места не хватит. Более того, держать там образ матери было бы крайне неуважительно.
Как насчет того, чтобы сжать кулон в руке во время исполнения реверанса перед королевой Шарлоттой? Хелен накрыла миниатюру пальцами. Нет, ничего не выйдет. В одной руке положено держать веер, а другой придерживать длинный шлейф и юбку на кошмарном панье. Она и оглянуться не успеет, как выронит портрет. Если только не приспособит его к вееру. Между пластинками из слоновой кости «Верни Мартена» – редкого подарка дядюшки – вполне можно продеть ниточку, а на нее повесить медальон и спрятать его в руке.
Осмелится ли она?
Хелен вздохнула. Конечно нет. Тетушка столько сил вложила в благоприятный исход ее представления свету, и подобное нарушение приличий, если оно вскроется, будет расценено как черная неблагодарность за весь тот труд, который проделала эта милая леди. А если дядюшка об этом узнает, он впадет в бешенство. Совсем не хочется видеть его торжествующий взгляд, когда он произнесет: «Видите? Она соткана из той же темной материи, что и ее мать!»
Однако навязчивая идея взять с собой образ матери, чтобы получить ее благословение в этот важный день, не оставила девушку.
Она вновь накрыла пальцами портрет. Хелен решила, что возьмет его завтра в будуар и спрячет среди множества вещей на столике. По крайней мере, леди Кэтрин будет присутствовать при ее утреннем туалете.
Хелен закрыла бюро, повернула ключ в замке и вынула его. Быстрый взгляд через плечо на дверь в соседнюю комнату подтвердил, что Дерби все еще там. Девушка опустила руку под столешницу и пробежалась пальцами по дереву, выискивая крошечную впадинку. За сильным нажатием последовал щелчок, и из правой части бюро выскочил потайной ящичек на пружине. Хелен часто и подолгу изучала оставленный матерью предмет мебели и однажды нашла это секретное отделение. Она спрятала в него ключ и задвинула ящичек. Портрет матери так и остался зажатым в ее кулаке.
В дверь тихо постучали из соседней комнаты: Дерби оповещала леди о том, что пора одеваться к ужину.
Хелен отошла от бюро:
– Войди.
– Добрый вечер, миледи. – Дерби появилась из будуара с платьем абрикосового цвета на вытянутых руках. – Готовы к умыванию горячей водой?
Пышную фигуру горничной окружало бледно-голубое мерцание, походившее на легкую зыбь в воздухе – мягкий, сияющий контур. Хелен зажмурилась. Очевидно, она слишком много времени посвятила письму к Делии. Великий Луд, неужели ей придется носить очки? Девушка открыла глаза и потрясла головой, но мерцание никуда не делось. Возможно, это мигрень? Тетушка страдает от регулярных мигреней и жалуется, что перед ужасающей головной болью ей видятся странные огни.
Наконец Хелен присмотрелась к лицу горничной. Покрасневшие глаза Дерби были окутаны тревогой, а мягкие губы сжались в тугую линию. Она плакала, а Джен Дерби нелегко довести до слез. Значит, на первом этаже что-то случилось.
Шесть месяцев назад Хелен сделала Дерби своей личной горничной, и она знала, что с тех пор старшие горничные объявили бедняжке войну. Хуже того, ни Мэрфитт, ни экономка миссис Грант, ответственная за служанок, не пытались их остановить. Обе дамы не одобряли то, что Джен Дерби вошла в узкий круг старшей прислуги. Они считали ее чересчур крупной (однажды миссис Грант назвала ее «грузным быком», полагая, что Хелен ничего не слышит), недостаточно изящной и лишенной городского лоска. Нельзя было отрицать то, что Дерби – не самое грациозное создание, тем не менее она обладала иными качествами, которые юная леди Рэксолл ценила больше утонченности: острым умом, под стать самой Хелен, и неиссякаемым любопытством. Лишь жесткий отказ девушки на предложение взять себе другую горничную заставил миссис Грант одобрить это повышение. Говорят, кто-то слышал, как эта крайне достойная экономка пробурчала себе под нос: «Такой резкий скачок в положении без видимой на то причины противоречит естественному порядку вещей».
Стараясь не обращать внимания на слабое голубое свечение, Хелен встала со стула.
– Дерби, ты в порядке? – спросила она, наблюдая за тем, как горничная расправляет платье на кровати с балдахином.
– Да, миледи. Все прекрасно, благодарю вас, – ответила Дерби, шумно вдохнув на последних словах, чтобы не всхлипнуть.
– Я рада, что у тебя все замечательно, – продолжила Хелен. – Будь тебе еще лучше, боюсь, ты сломалась бы пополам. – Как и ожидалось, горничная ответила на это слабой улыбкой. – Пожалуйста, расскажи мне, в чем дело, – попросила девушка.
Дерби склонила голову, собираясь с силами, а затем подняла на миледи прямой и честный взгляд – еще одна из причин, почему Хелен взяла ее на такую высокую должность.
– Я беспокоюсь не за себя, миледи, а за Берту, одну из горничных.
Хелен помнила Берту – новенькая эмигрантка из Баварии, высокая, статная, имевшая привычку держать руку у рта, когда говорила. Она зажигала камин по утрам в ее покоях, но последние два дня Хелен ее не видела.
– Что с ней? Она больна?
– Нет, миледи. Она исчезла.
– Исчезла? – Слово прозвучало пугающе. – Когда? Почему я об этом не знала?
– Два дня назад. Леди Пеннуорт попросила ничего вам не рассказывать. По крайней мере, пока вы не встретитесь с королевой. – В искреннем взгляде серых глаз Дерби мелькнула внезапная догадка. – Вы же ей не скажете, что я проговорилась, да, миледи?
– Разумеется, нет. Думаешь, Берта сбежала?
– Так все говорят в помещении для прислуги, и миссис Грант тоже, но сундук Берты остался в комнате, которую она разделяет с помощницами кухарки.
Хелен кивнула. Даже находясь в самом низу иерархии служанок, Берта обладала сундучком на замке, в котором хранила личные вещи. В каком же отчаянии надо быть, чтобы все это бросить? Хелен без конца вертела в руках портрет леди Кэтрин, стараясь найти разумное – и успокаивающее – объяснение брошенному сундуку. В голову ничего не приходило. Хелен подняла взгляд и заметила, что Дерби внимательно смотрит на золотой медальон.
– Это портрет моей матери, – сказала Хелен.
– Вижу, миледи. Вы на нее похожи.
