Переполох в Академии Сказок

– Это кто здеся шумить?! – сердито спросил он. – Ужо и отойти нельзя, сразу пужать начинают!

– Уж простите нас, – поклонилась Лукерья, сердито зыркнув на смутившуюся Василису. – Позвать вас хотели, а угощений не нашлось. Но мы раздобудем и принесем!

– Тьфу, бестолковые, – беззлобно ругнулся домовой. – Новенькие чтоль? Тута все меня по имени кличут, коли всякий раз за угощение появляться, эдак я в штаны не влезу. Но пряников все-таки принесите, уж больно я на вас осерчал.

Василиса удивленно посмотрела на Нафаню. В то, что он осерчал, ей не верилось – уж больно озорные были у старика глаза. Она улыбнулась, рассудив, что пряников, коли они найдутся, ей будет не жаль. А домовой лучше уж коли другом, а не врагом будет.

– Принесем прянички, принесем, – пообещала она. – Нам бы только…

– Ох, горемычные, – покачал головой Нафаня. – Говорил я Кощею, говорил, неча через озеро водить, нет бы нормальную тропку сделать. Пошли, покажу вам, где жить будете. Там и одежда отыщется.

Глава 8. Хорошо там, где мы есть

Бодро переваливаясь с одной ноги на другую, будто колобок с ножками, Нафаня побежал по пустым коридорам. Девицы готовы были поклясться, что перед ним словно стеныы расступались: вот, казалось, мгновение назад и не было здесь этой резной двери, а теперь погляди – появилась. Стоит себе, сверкает искусно вырезанной картиной, на которой изображены…

– Это что же, мы? – охнула от восторга Василиса, разглядывая хрупкие девичьи силуэты.

– Ну не я же, – фыркнул Нафаня. – А иначе как понять, кто где поселился?

– Погодите, так это значит, где ставенки с русалками…

– Русалки тама и живут, – кивнул домофой. – Заходить-то будете али так, из коридора полюбуетесь?

Первой порог переступила Луша, сокрушаясь, что не прихватила с собой кота. Всякой ведь ведьме известно, перед собой надо пушистого мурлыку пускать, чтоб и злых духов отогнал, и с домовым… Девица покосилась на Нафаню. Нет, с домовым тут самой надо договариваться. И заселиться не успели, а уже задолжали крутобокому хранителю пряников.

Василиса осторожно огляделась и улыбнулась. Комната оказалась просторная и светлая, с белеными узорчатыми стенами и доброй сотней свечей в медных подсвечниках. Большое окно с распахнутыми ставнями пропускала столько света, что Васена невольно зажмурилась.

Хоть жить девицам и предстояло вместе, да кто-то позаботился и словно надвое комнату разделил. По правую руку стояла кровать с покрывалом цвета топленого молока, шкаф из светлого дерева, пока еще пустые полки для книг и тяжелый стол, рядом с которым обнаружился поистине царский стул с мягким сиденьем и чуть изогнутыми ножками. По левую руку кровать тоже была, но покрывало на ней – цвета осенней травы, глубокого болотного цвета. Остальная мебель тоже была темнее, из мореного дуба. А вместо книжных полок обнаружился пузатый, сверкающий начищенными боками котелок.

– Ляпота… – протянула Василиса, проводя ладонью по нежной ткани покрывала.

– Ляпота там, – довольно прищурился Нафаня и махнул в сторону неприметной двери, за которой девицы, визжа на весь терем от восторга, обнаружили огромную купальню с самым настоящим краном для воды и ночной горшок.

– Эдак и бегать никуда не надо, будто царевны какие, – восхитилась Луша.

Радостно вскрикивая, они с Василисой забегали по комнате, открывая шкафы, высовываясь в окно, то и дело открывая вентиль и пуская воду, а потом и вовсе застыли, обнявшись.

– Вот бесенята, – добродушно хмыкнул Нафаня. – Книги-то не забудьте. Да на обед ступайте, пока Печка не осерчала.

– Печка? – удивленно переспросила Василиса.

– А то кто же? Она, родимая. Эх и пироги у ней румяные выходят, – мечтательно протянул домовой. – Да и каши тоже хороши. Ну, чего расселись, поспешите, говорю! Я за дверью жду.

Девицы послушно закивали и ринулись наряды выбирать для первого в своей жизни обеда в Академии Сказок.

Глава 9. Когда я ем…

Раскрасневшиеся от волнения, девицы неловко переминались с ноги на ногу у дверей трапезной, куда их заботливо привел Нафаня. Заветное место оказалось в том же тереме, где им предстояло жить, только ниже на три лестницы и выше на две. Как такое может быть? Пока Луша и Васена бежали за неожиданно проворным домовым, поняли, что терем мало того, что зачарованный, так еще и пошутить не прочь. Лестницы и коридоры тут располагались так странно, будто кто-то ими чихнул, да разбрызгал. Вот и выходило, что сначала нужно было трижды спуститься вниз, затем пробежать по широкому коридору, свернуть в галерею, пройти по мостику, дважды подняться наверх…

– Хоть хлебные крошки кидай, – фыркнула Лукерья. – Эдак мы дорогу в наши покои ни в жисть не сыщем!

– А клубочек на что? – хитро прищурился Нафаня.

– Какой клубочек? – не поняла Василиса.

– Так вот этот, путеводный, сталбыть, – подмигнул домовой. – Я-то гадал, когда про него спросите.

– Как можно спросить про то, не знаю, что? – рассердилась Васена.

– Туточки всякое можно, – пожал плечами Нафаня. – На вот, не потеряй.

Алый клубок с толстой нитью перекочевал в подставленные ладони Васены. Нафаня со вкусом чихнул, огляделся и радостно заметил:

– Усе, девоньки, пришли. Вон она, сталбыть, трапезная. А мне пора, – и он исчез, словно растворился впрямо в воздухе.

Луша на всякий случай поводила по пустоте руками, убедилась, что домовой и правда исчез. Пока неясно было, лучше с ним или без него, но как бы то ни было, а в трапезную идти им предстояло вдвоем с Васеной.

Девицы толкнули тяжелую дубовую дверь, которая поддалась лишь с третьего раза, и застыли на пороге огромной залы.

– Красотища какая, – благоговейно прошептала Луша, разглядывая расписные стены, длинные дубовые столы, ломящиеся от самой разной снеди.

Ее шепот утонул в общем гуле, который тотчас стих, едва народ заметил робко стоящих на пороге девиц. Первым к ним подбежал юноша, зачем-то обнюхал, и, подвывая, сообщил остальным:

– Лю-юди.

– Конечно, люди, – дрожащим голосом ответила Луша. – А то кто же?

Трапезная взорвалась от общего хохота. Юноша улыбнулся и пояснил:

– Пафнутий я, оборотень. А тама вон, Лелея, она, сталбыть, русалка, самая, что ни на есть, настоящая.

Он махнул в сторону златоволосой девы, обнаженной до пояса, прикрытой лишь волосами. Разглядеть то, что ниже, мешала большая кадушка, в которой сидела русалка.

– А енто Аленка, она…

– Ступай, Пафнутий, – засмеялась Аленка, подбегая к растерявшимся девицам. – Мы уж познакомились. А у тебя там мясо без пригляду.

Оборотня мигом с места сдуло: видимо, оставлять без пригляду в трапезной ничего нельзя. Особенно еду. А проворная Алена подхватила Лушу и Васену под руки и потащила к одному из столов, где сидели одни девицы. По правую сторону – разодетые в яркие платья да сарафаны, в косах ленты, на ногах нарядные лапоточки. По левую – в простых немарких платьях, волосы распущены, спадают на плечи, на головах цветочные венки, а ноги босы.

– Тебе, Васена, к чаровницам, – Аленка махнула туда, где сидели девицы с косами. – А Лукерье к ведьмам.

Встречали Василису и Лушу радостными улыбками, словами добрыми. На столе – бульон наваристый да румяные пироги, а в кувшине – ягодный компот.

– Не зря мы так сюда хотели, – восщищенно шепнула проголодавшаяся Лукерья. Аленка кивнула.

Не успели девицы отобедать, как зазвонил вдруг колокол. Вмиг исчезло все со столов, а чаровницы и ведьма, как, впрочем, и все остальные, разом куда-то засобирались.

– Держись своих, – подсказала Аленка Луше, увлекая Васену за собой.

Глава 10. Учение – свет

Аленка по извилистым коридорам неслась еще быстрее, чем путеводный клубочек. Василиса с непривычки пробежала мимо нужного поворота, воротилась, боясь потерять новоявленную подругу, но, к счастью, Аленка уже сама выскочила ей навстречу.

– Не зевай, – укорила она. – Опоздаем на «домоводство», будем до вечера квакать!

– Как это, квакать? – не поняла Васена.

– Как лягушки на болоте, наказание у Настасьи Филипповны такое. Поменьше языком шевели, побольше лаптями!

Подгоняемая Аленкой, Василиса почти вбежала в просторную светелку, где уперев руки в крутые бока чинно расхаживала барышня в алом платье. Волосы ее были собраны в тугие русые косы, стянутые белыми лентами, на поясе повязан передник. Остальные чаровницы с придыханием следили за каждым шагом наставницы, стараясь не упустить ни слова из того, что она произносила. При виде Аленки, Настасья Филипповна нахмурилась было, но заметив Василису, сухо кивнула.

Девицы поспешили за свободный стол, на котором уже расставлены были плошки с разной снедью: капустными листами, румяными яблочками, куриными яйцами и мукой. В кувшине обнаружилось молоко, а на блюдечке – масло.

– Пироги-и, – восхищенно прошептала Аленка. И тихонько объяснила ничего не понимающей Василисе. – Настасья Филипповна, супруга Добрыни Никитича, домоводству учит. Как убраться дочиста, пятна всяческие выстирать, богатыря своего сытно накормить. А уж какие пироги печет, закачаешься! Сама печка у нее рецепты выспрашивает. Неужто и нам свезло, научит?

– А чары как же? – не поняла Василиса.

– Когда в животе пусто, никакие чары не помогут, – отозвалась Аленка.

Василиса спорить не стала, у нее и на сытый живот никаких чар не имелось. Оттого и ждала она пуще остальных уроков именно чародейского. А пироги ей печь и прежде приходилось, когда с матушкой и батюшкой жила. Да и по хозяйству хлопотала. Оказалось, недостаточно.

Стоило Настасье Филипповне открыть рот, воцарилась в светелке такая тишина, что слышно было, как бьется в оконце одинокая муха. А уж как сказывать начала, тут чародейки засуетились, достали перья да пергаменты, заскрипели, чтоб ни единого словечка не потерялось. Оказалось, что и пироги печь – наука великая. Муку-то просеять надо, чтоб тесто пышное было, благословения на пироги испросить, чтоб поднялось хорошо, да выпекалось румяно. Много еще премудростей всяких Настасья Филипповна поведала, а потом в ладоши звонко хлопнула и говорит:

– Времени у вас до заката.

– Настасья Филипповна, – робко спросила Аленка, – а проверять-то кто будет?

И снова замерли чародейки в ожидании ответа, будто бы и в этом было какое таинство. Василиса с ними замерла, опасаясь, вдруг за неправильный пирог в лягушку превратят. А наставница лишь усмехнулась:

– Шут с вами, малахольные, – засмеялась она. – Приведу вам богатырей! Только чур не чаровать, мигом заквакаете!

Заверив Настасью Филипповну, что чаровать никто и не собирался, девицы бросились кухарничать. Отовсюду слышались досадные возгласы: то яйцо мимо кадушки кто уронит, то тесто к пальцам прилипнет, да так, что не оторвать. Кроме Аленки да Васены пироги здесь никому не удавались. А уж когда до начинки дошло, Василиса и вовсе смеха не сдержала: девицы так спешили, что яблоки нарезали прямо с огрызками да косточками.

– Знатные пироги выйдут, – хихикнула она. – А что за богатыри-то, что все переполошились? Те самые, о которых в летописях сказывают?

– Нет, что ты, – отмахнулась Аленка, старательно заплетая из теста косичку, чтобы украсить круглый яблочный пирог. – Ученики Добрынины. Красавцы, как на подбор. Плечи – во! Ручищи – во! За таких и замуж пойти не стыдно.

– Так уж и за всех не стыдно? – восхитилась Василиса. – Девицы-то не сноровистые, ладно хоть старательные.

– Девицы тут не сноровистые, оттого что царевны. Все за них прежде маменьки да нянюшки делали, вот и не научились. Для них тут все в новинку. Зато носа не задирают, в грамоте помогают, коли попросишь. Наставники тут строгие, Нестор ох как непонятливых не любит, дюже серчает.

– Тоже в лягушек превращает? – ужаснулась Васена.

– Хуже! – отозвалась Аленка. – Строчки писать заставляет, пока мозоль от пера не появится.

– С грамотой и царевнами понятно. С богатырями в общем-то тоже. Замуж я не хочу, мне учеба важней.

– Это ты еще их не видала просто, – фыркнула Аленка, ойкнула и бросилась ставить пирожки в печь.

Василиса только плечами пожала. Ей таких богатырей и дома хватило, не от того она из родной деревни бежала, чтоб в те же сети угодить. Пироги у нее и дома справные выходили, румяные, с хрустящей корочкой да сладкими яблочками. Такие и тут испечь нетрудно было. Главное для себя Васена услыхала, кроме домоводства здесь и другие уроки есть, грамота, например, чародейство. Сталбыть, точно не зря.

Она мерно раскатывала тонкое тесто, раскладывала печеные сахарные яблочки, узорчато защипывала края, чтоб в печи не раскрылись, не вытекли горелым соком. В приоткрытое окно слышалось, как щебечут на улице птички. Доносился свежий аромат зеленой листвы, спелых яблок, что висели прямо тут на дереве, лишь руку протяни. Васена глянула в окно и охнула, разглядев на соседнем дереве золотистую грушу. Недолго думая, она вытянула руку, сорвала сочную грушу, споро нарезала и бросила в пирог, перемешав с яблоками. Потом вдруг собственной смелости испугалась. А ну как груши тут какие-нибудь заповедные, сорвешь такую, обернешься каким-нибудь козленочком или еще чего похуже.

Решив как-нибудь осторожно выспросить о них у Аленки, Василиса прибрала на столе, подмела пол и уселась на лавку ждать, пока пироги поспеют. А пока они в печи румянились, Васена лениво слушала, как мечтали девицы о богатырях, хвалили их крепкие плечи, умелые руки и румяные щеки. Будто все, как на подбор, прекрасные царевичи, только и думающие о том, как бы супругу среди чаровниц отыскать. От таких мыслей Василисе было весело, но девиц она не осуждала. У каждой свои мечты, у кого-то – науками овладеть, у кого-то – богатырем.

Едва заалело закатное солнце, в светелку вернулась Настасья Филипповна. Чаровницы подготовились, как могли: красиво разложили пироги на столах, разлили молоко по кружкам, нащипали щеки, чтоб румянились. Последнее от наставницы не укрылось, она снисходительно улыбнулась, обходя столы и принимая работу.

– Недурственно, недурственно, – кивала она, а девицы вздыхали с облегчением.

В основном, у всех было это самое «недурственно», лишь два раза Настасья Филипповна укоризненно прицокнула языком, глядя на заливающихся слезами чаровниц с подгоревшими пирогами.

– Вы, девицы, ступайте петухов кормить, – приказала она. – Глядишь, научитесь время правильно считать.

Чаровницы всхлипнули, но в курятник покорно отправились. А наставница поравнялась с Василисиным столом. Аленка, получившая свое «недурственно», маячила за плечом Настасьи Филипповны, поглядывая на Васенины пироги. От них так явственно пахло грушами, что девица смутилась. Вдруг все-таки нельзя?

– Ох, ладные пироги, – улыбнулась наставница, вызвав удивленный вздох чаровниц. – Вижу, руки у тебя золотые. Звать как?

– Василиса, – молвила Васена.

Настасья Филипповна одобрительно кивнула и хлопнула в ладоши. Распахнулись широкие двери, впуская тех самых долгожданных богатырей, о которых так щебетали чаровницы. Василиса охнула, поглядеть и правда было на что, точнее на кого. Все, как на подбор, высокие и крепкие, с могучими плечами, голубыми глазами и золотистыми, завивающимися в красивые кудри волосами. Таких она и прежде видала, только поодиночке, когда свататься к ней приезжали. Ни тогда они сердце девичье не тронули, ни теперь.

Богатыри, тем временем, останавливались подле приглянувшихся чаровниц, кланялись, пробовали пироги, нахваливали хозяек. Василиса зазевалась на миг, когда услышала глубокий, словно бархатный голос прямо подле себя:

– Ну что, чаровница, чем потчевать будешь?

От неожиданности Васена охнула, подняла глаза и замерла. Лукаво улыбаясь, на нее глядел добрый молодец. Глаза его были темно-синими, будто ночное небо, волосы черные, как смоль. Он был высоким, подтянутым и жилистым, видно было, что сила в нем недюжинная, но какая-то иная, колдовская. Как он к богатырям угодил, неведомо.

– Звать тебя как, чаровница, – усмехнулся молодец.

– Василиса, – прошептала девица, стараясь скрыть предательскую дрожь в голосе. – Угощайся.

Она подняла кувшин с молоком и едва не разлила его на стол от волнения. Так вот как оно бывает, когда повстречаешь того самого, от которого убегать не хочется? Испугавшись своих мыслей, Василиса собрала все силы, чтобы подлить молока в кружку и не промахнуться.

– Я тебя прежде не видел, – мягко сказал темноглазый богатырь. Или не богатырь? – Я Ратислав.

– Ты чародей? – вырвалось у Василисы прежде, чем она подумала, что наверное, такое спрашивать не стоило. Особенно у того, от кого замирало девичье сердце.

– Вроде того, – как-то кисло усмехнулся Ратислав. – Правнук Кощея. Повинность вот отбываю за то, что меч прадеда в ужа превратил.

– Того самого? – охнула Васена.

– Того самого, – угрюмо подтвердил правнук Кощея. – Так ты кормить будешь пирогами али баснями?

– Ой! – смутилась Василиса, чувствуя, как безо всякой свеклы раскраснелись щеки. – Пирогами, конечно. Вот капустный, а вот с яблоком и грушей.

Она снова смутилась, вспомнив, как тянулась рукой из оконца. Поборов смущение, спросила свистящим шепотом у Ратислава, казавшегося ей более подходящим для этого вопроса, чем Настасья Филипповна:

– Они же не заповедные?

– Груши? – удивленно переспросил молодец и вдруг звонко засмеялся. – Нет, конечно, обычные. Кто же станет заповедные груши перед жилым теремом растить? Мигом сожрут! Они в другом месте растут.

– В каком? – заинтересовалась Василиса.

– В заповедном, конечно, – пробормотал Ратислав, доедая пирог. Он поглядел на Васену и, хитро прищурившись, спросил, – Хочешь, покажу?

Заповедных груш Василисе прежде никто не показывал. У женихов, что к батюшке свататься приезжали, все как-то просто было. Коли и привозили что, так уже сорванное, собранное в корзины. Даже диковинные цветы были уже не живыми, срезанными и замотанными в сырую тряпку, чтоб по дороге не завяли. А тут такое! Настоящие, волшебные. Мгновение поколебавшись, Василиса робко кивнула.

– Вот и хорошо, – улыбнулся Ратислав. – Я зайду на рассвете, одевайся теплее. А пироги у тебя славные.

Он подмигнул и ушел, оставив Василису в растерянных чувствах.

– Дела-а, – прошептала где-то рядом Аленка. – Никогда не слышала, чтоб правнук Кощея смеялся…

Глава 11. Сила земли

Лукерья спешила за ведьмами, стараясь не упустить шустрых босоногих девиц из виду. Краем глаза заметила она, как скрылась Василиса с чаровницами за поворотом, а Луше, как оказалось, путь лежал прочь из терема. Ведьмы, весело переговариваясь, бежали к лесу, тому самому, где вынырнули из озерца они с Васеной.

Прежде казавшийся мрачным да неприступным лес теперь преобразился: приветливо шелестели деревья, а солнечные лучи путались в их кронах, веселыми пятнышками плясали на извилистой тропке. Луша и синие ягоды на кустах углядела, но рвать не стала. Всякая ведьма знает, в чужом лесу хозяйничать не след. Хотя ведьмы в академии были, прямо сказать, с причудами.

Вроде и явились не вчера, да только то и дело ойкали и ворчали, наступая на острые коряги. Две болтливых девицы даже ухитрились заплутать, кричали да аукали, пока их не отыскала за широким дубом крепкая ведьма в зеленом платье. Она казалась старше и увереннее, чем остальные, и Луша решила держаться подле нее, целей будет. Оказалось, девица еще и умом не обижена:

– Ты откуда такая будешь? – с интересом спросила она. – Меня Ярославой кличут.

– А я Лукерья, – улыбнулась девица. – Из Трипятнадцатого царства…

– Постой! Неужто самой Яги правнучка? Так ты ж… – она прижала широкую ладонь ко рту. А потом пробормотала изумленно, – Чудные дела творятся…

– Всякие творятся, – отмахнулась Луша. – Врата в Навь и без меня есть кому схоронить, а я пока наукам обучусь всяческим. А ну как силы мне не хватит али премудростей каких?

Ярослава задумчиво пожевала губу, а потом медленно кивнула, соглашаясь. Премудростей, знамо дело, много не бывает. Она оглядела Лукерью с ног до головы, словно оценивая. Приметила загрубевшие от ходьбы по лесу босые ноги, прицокнула одобрительно, глядя на тонкие проворные пальцы с мозолями от плетения оберегов.

– Ох, непросто тебе здеся будет, Лукерья, – покачала она головой. – Эти то, – она кивнула головой в сторону остальных ведьм, – не за премудростями явились, а за женихами. И что-то мне подсказывает, что и ты неспроста от доли своей тяжкой сбежала.

– Неспроста, – кивнула Луша. – А и пускай будет, как должно. Коли суждено мне одинокой каргой врата сторожить, сталбыть, ворочусь домой да приму свою силу. А вдруг свезет?

– И премудрости, – ехидно напомнила Ярослава, и девицы тихонько засмеялись.

Так, за легкой беседой Лукерья не заметила, как вышли они прямо на лесную опушку, где стояла крепкая изба. На крыльце их уже ждала крутобокая домовитая баба. Глаза у нее были зеленые, точно листья, а улыбка теплая, словно солнечный лучик. В русых косах запутались грибы да ягоды, и вот чудеса, они словно и не портились.

– Добрались, девоньки, – ласково поприветствовала она юных ведьм, и те отозвались радостным гулом. – Ну полно, дело у нас сегодня непростое, не у всякой выйдет. А попытаться надобно. Да и времена сейчас такие…

– Какие? – тотчас шепотом спросила Луша у Ярославы.

– После расскажу, – отмахнулась та.

– Я гляжу, у нас гостья? Али обучаться удумала? – послышался мягкий голос, и все ведьмы повернулись к Лукерье. Она смутилась и тихо ответила:

– Обучаться, коли позволите.

– Отчего бы не позволить, – засмеялась женщина. – Ты, поди, догадалась, кто я?

– Лешачиха? – осторожно произнесла Луша.

– Верно, – и снова улыбка озарила румяное лицо супруги Лешего. Казалось, что она и вовсе не умеет хмуриться и злиться. – А ты?..

– Лукерья, из Трипятнадцатого царства, – вздохнула юная ведьма.

– Понимаю, – одобрительно качнула головой Лешачиха. – Сама такой была, не желала матушкин дар принять, да только судьба-то везде отыщет.

– А какой дар? – полюбопытствовала Лукерья.

– Знахарка она, – пояснила Лешачиха. – Мне-то казалось, в травах разбираться много ума не надо, да и скучно это. А теперь вона как, среди них и живу. Ну, девоньки, поспешим, пока солнце еще высоко!

И они поспешили. Лес оказался невелик, сразу за ним простилалось поле, полное пестрых цветов. Лешачиха забралась в самую серединку, блаженно прищурилась, подставляя румяное лицо теплому солнцу, а потом обратилась к ведьмам:

– Кто знает, зачем мы здесь?

Со всех сторон послышался шепот, а потом одна из девиц выпалила:

– Травы для отвара собирать?

Ярослава фыркнула, сдерживая смех, а Лешачиха покачала головой.

– Кто ж вот так запросто собирает? Всякой травинке свое время. Ох, девоньки, огорчаете вы меня. Ночью сегодня полнолуние, али забыли? – снова послышался шепот. – То-то же! Самое время теперь силушкой природной напитаться, а тут и место подходящее.

– И что, – пискнула черноволосая девица, – так всем и достанется?

– Сила не пирог, Маланья, – отозвалась Лешачиха, – чтоб все по кусочку разбирали.

Тут Лукерья поняла, что коли надо, может Лешачиха и суровой стать, да только печалить супругу лесного хранителя ей не хотелось. А что делать она и так догадалась, хоть прежде и не доводилось.

– А можно я попробую? – робко попросила Луша.

Лешачиха задумчиво пробормотала:

– Пробуй, коли не шутишь. Что делать, знаешь?

Чувствуя на себе внимательные взгляды ведьм, Лукерья кивнула. Встала так, чтобы пальцы ног смотрели туда, где опустится через несколько часов солнечный блин за верхушки деревьев. Подняла руки, ладонями к небу. И зашептала благодарственные слова всему живому и неживому, что питает издавна всякую ведьму своими силами. Трижды повторила Луша, а когда ей показалось, что ничего не вышло, вдруг почувствовала она необъяснимую легкость, словно подняло ее, как пушинку, да на землю обратно опустило.

– Сильна, – одобрительно сказала Лешачиха. – А ну, девицы-красавицы, становитесь. Слушайте заветные слова, да повторяйте за мной. Только от сердца, не пустозвоньте.

Ведьмы загалдели, как деревенские куры. Толкаясь, словно им на широком поле тесно, одна за другой поворачивались они лицом к заходящему солнцу. Лишь Ярослава подмигнула, да осталась стоять подле Луши.

– А ты чего? – спросила Лукерья.

– А я в прошлое полнолуние так приняла, что потом две седмицы отходила, – засмеялась она. – Вот и наказала мне Лешачиха в этот раз лишь ведьм-первогодок сопроводить, а сама чтоб ни-ни. Погляди, вот умора!

Яра не отрываясь глядела на ведьм, визжащими голосами требующих себе силищу невиданную прямо сейчас и прямо в обе ладошки. Лешачиха фыркала, но помалкивала, справедливо рассудив, что сама природа научит лучше. Так и приключилось: откуда ни возьмись набежали черные тучи, заполнили прежде ясное небо, да пролились таким ливнем, что ведьмы бросились врассыпную. Далеко убежать, правда, не успели: все стихло также быстро, как и началось. Удивительно, но Луша, Ярослава и Лешачиха стояли совершенно сухими, словно и не бушевала мгновение назад в поле гроза. Цветы тоже не примялись, лишь незадачливые юные ведьмы яростно выжимали мокрые платья да расплетали косы.