скачать книгу бесплатно
– Поймали.
– С твоей помощью?
– Да. Но… был неприятный эпизод. Не знаю, как объяснить. Только не смейся. Я с ним беседовал. Не с Риччи, а с роботом. И он задал мне неожиданный вопрос. Он спросил, какая я стрелка: часовая, минутная или секундная.
– Что за вопрос такой?
– Вот! Я так и ответил. Но теперь я думаю, что понимаю смысл. Он специально задал вопрос, на который не существует ответа. Вопрос иррациональный. А я рациональный человек. Сухарь. Но что-то во мне откликается. Как и в случае с тем анекдотом. Только анекдот меня смешит, а вопрос выводит из равновесия.
– То есть? Ты что, расплакался?
– Да нет. Растерялся. Но надо было что-то говорить, и я размышлял вслух, какая я стрелка. И сказал, что минутная. А робот сказал, что ответ неверен. И сбежал. И все слышали этот разговор. Человек так десять, включая Риччи. И все, представляешь, решили, что я знаю, какой ответ правильный, но скрываю.
– И всё?
– И всё.
– Странная история. Я ничего не понял.
– Я тоже. Именно это меня беспокоит.
– Но да, после таких развлечений на свежем воздухе тебе будет скучновато размножать банковские ИИ.
– В точку.
– Хорошо, понимаю. Хорошие истории, Паш, молодец. Я на собеседовании тоже бы постарался впечатлить. Продать себя. Устроить презентацию.
– Именно. Я вот думаю, а вдруг это всё – собеседование?
– Чего-чего?
– Ну, вот мы застряли в лифте. Общаемся уже… полчаса. Перешли на «ты». Верно? Вдруг это собеседование такое?
– Пф-ф-ф. Хочешь сказать, это я устроил?
– Может, это я устроил?
«Ничего себе», – подумал я. Мне показалось, что я бы меньше удивился, если бы проигрывающая команда вдруг стала летать над полем и перемещать мяч усилием мысли.
Они молчали, но было слышно, как они шумно дышат.
– Взломал систему безопасности здания. Подкупил охранников. Взломал робота-телохранителя. Заставил его направить пистолет на владельца. Чтобы впечатлить будущего работодателя.
«Да не, не может быть, – подумал я, – у Павла просто крыша едет от страха».
– Это шутка такая? – спросил Борис. – Ты пытаешься меня развлечь сейчас? Отвлечь от мыслей о смерти?
– Да нет, я просто строю версии.
– Павел?..
Я представил, как Борис смотрит на Павла округлив глаза и незаметно отодвигается. Павел водил взглядом по стене, ничего не замечая.
– Ведь это логично. У меня кризис среднего возраста. Я могу совершить отчаянный поступок. Уйти от жены к любовнице. А, стоп. У меня нет жены. Но это не отменяет того, что мне нужна работа. Лет пять назад у меня дела пошли как-то не очень. Я будто на велосипеде въехал в песок. Потею, жму педали – до боли. А вперёд – никак. И каждый день отражение в зеркале стареет и стареет, а вокруг одни иностранцы, и я бросаю велосипед, волочу ноги по песку, но всё никак и никак, и одиноко. И хочется заорать, схватить что-то, ударить кого-то. Кто всё это придумал, чёрт. Я начинаю рвать мышцы, выбираться. Возвращаюсь в Россию, а здесь я тоже никому не интересен. И в голове всё время: “Я проиграл. Я проиграл. Я проиграл”. Поэтому мне нужна, нужна, нужна, нужна эта работа. Верно? Кивни. Вот. Так что… наверное, я способен на то, чтобы выкинуть что-нибудь. Эдакое. Отчаянное.
– Это что, правда?
– Да откуда я знаю? Просто рассуждаю вслух.
– Паша… тебе не кажется, что ты… бредишь?
– Что? А, да. Кажется. Это алогично. Почему я строю версии касательно своего поведения? Ведь мои мысли мне известны, так? Что бы сейчас ни происходило, я точно знаю, что я задумал, а что нет.
– Так ты это задумал?!
– Нет.
– Ну, тогда, извини меня, пожалуйста, что за херню ты несёшь?
– Аааа. Слушай, у тебя нет никаких… симптомов? Ощущений?
– А конкретно?
– Ватность в ногах. Привкус во рту странный. Спутанность сознания.
– Слушай… Есть. Вот сейчас ты сказал – и я заметил.
Я подскочил на ноги и ощупал себя. Мои ноги тоже стали ватными, как будто я их отсидел, а в голове было мутно. Я огляделся. На этаже по-прежнему никого не было, кроме меня, а оба конца коридора упирались в стальные перегородки. Мне показалось, что коридор начал вытягиваться в длину. Я помотал головой. Коридор вернулся в обычное состояние.
– Мы отравлены, – сказал Павел.
– Чем?
– Не знаю. Если здание захватили заложники, то пускают усыпляющий газ. Что-то я такое читал.
Я принюхался – воздух ничем не пах.
– Но мы-то не спим, – сказал Борис.
– А, я догадываюсь. Знаешь, что?
– Ещё одна история?
– Не, ну не хочешь – не слушай.
– Ладно-ладно. Хочу.
– Короче. Этот газ действует так же, как алкоголь. Алкоголь подавляет работу нервной системы, так? Это «депрессант ЦНС». Но почему тогда люди не ощущают сонливости после первого же бокала вина? Чаще всего – наоборот, возбуждаются? А то и вовсе идут в разнос. На столе танцуют, всё такое. Ответ в том, что алкоголь не тормозит весь мозг разом, а начинает с самых сложных и нежных структур. Тех, которые сформировались в заключительные этапы эволюции. Они отвечают за самоконтроль. И если отключить самоконтроль…
– …то человек начинает болтать как заведённый при будущем начальстве.
– Будущем начальстве? Так ты меня нанял?
– Иди на хер.
– Куда я отсюда пойду? Но я смотрю, тебя тоже пробирает.
– Да. Я не понимаю, что это за газ такой и почему мы ещё не спим.
– Наверное, он не для нас предназначался, просто попал в шахту лифта. Нам досталась самая капелька. То есть не капелька. Газ не бывает капельками.
– Глубокая мысль. А давай я тебе расскажу кое-что? Интересный факт, который я никогда никому не рассказываю, потому что он не интересный.
– Мои уши к твоим услугам.
– Я подростком читал «Космическую одиссею» Кларка. Помнишь момент, когда там компьютер отключают.
– И он так мееедленнно говорит.
– Это в фильме. А в книге он начинает нести всякую ахинею. И среди прочего говорит: «Тёмно-рыжая лиса прыг через лентяя-пса».
– Что?
– Вот и я думаю: что за фраза? Английский детский стишок? Похоже. Но что-то не знаю такого стишка. И я прикидываю, как это было в оригинале. И понимаю, что это панграмма. «The quick brown fox jumps over the lazy dog» – фраза, которая содержит все буквы латинского алфавита. Кларк думал, что компьютер, отключаясь, выдаст её как базовое, что есть в памяти. А переводчик не понял и перевёл… как перевёл.
– А ты понял.
– А я понял. Сидел с книгой счастливый и не знал, кому рассказать. Вот тебе рассказал.
– Забавно. Крутая история. Чёрно-рыжая лиса прыг через лентяя-пса!
– Прыг!
– Прыг!
– Прыг!
– Постой, – Павел протянул руку куда-то за кадр, видимо, положив её на плечо Бориса, – по-русски это будет «Съешь ещё этих мягких… э-э-э… французских булок, да выпей же чаю». Я когда-то стихотворение написал.
Очень много на свете дурочек
Но в тебе лишь души не чаю
Съешь ещё этих мягких французских булочек
Да выпей же чаю
Очень много в столице улочек
Я брожу по ним зол и отчаян
Кто же скушает этих булочек
И кого напоить мне чаем
Вместе были немало суточек
И по каждому дню я скучаю…
Съешь ещё этих мягких французских булочек
Да выпей чаю
Стих мне понравился, но стало совсем грустно и одиноко.
– Мужики-и-и, – заскулил я.
Эти двое сходили с ума вместе. А на меня стали надвигаться стены, и стало страшно и одиноко. Я сполз с кресла, встал на колени, положил голову на пульт и прижался ухом к решёточке, из которой шли голоса.
– Хорошо? – спросил Павел.
– Хорошо. Но грустно. От тебя жена ушла?
– Ушла.
– Плохо. Мне не нравится эта фраза. Какая-то она жеманная. Булочки, ф-ф-р-р. Чай. Ой, что-то мне как-то… Подумаешь, чай. Ты пьёшь чай? Кофе? Соки, воду, лимонад? Тархун? Пиво пьёшь? Водку пьёшь? Водку пьёшь? Пьёшь водку? Ты трезвенник? Ты трезвенник? Ты не трезвенник? Ты не веган? Ты не гей? Ты не из этих? Из этих? Этих. Этих. Которых. Этих. Таких которые. Вот те самые. Те эти. Вот такие. Такие вот. Вот. Вот. Вот. Вот тут. Вот тут вот. Вот тут. Тут здесь. Здесь вот. Я здесь. Я есть. Я жив. Я жив. Я жив. Я жив? Я жив? Я ещё жив? Я жив? Я жив? Я жив?
Динамик замолчал. Я поднял взгляд: мониторы погасли. Я поднялся и вышел в коридор. Коридор вытягивался и сжимался. Я закрыл глаза, потряс головой, но стало только хуже. Мы с коридором словно превратились в жевательную резинку во рту задумавшегося ребёнка. Возможно, сжималось не только пространство, но и время. По ощущениям я стоял в коридоре то несколько минут, то несколько часов, то несколько часов, пробежавших за несколько минут. Я боялся посмотреть на часы, потому что знал, что часовая стрелка тоже вытягивается и притворяется то минутной, то часовой.
Мне стало непереносимо страшно. Что бы ни происходило за стальными дверями – оно было лучше, чем то, что творилось в моей голове.
Наконец что-то изменилось: лампы в коридоре стали ярче. Открылись двери, ведущие в холл. Я вышел туда, шатаясь и хватаясь за стены, а быть может, это холл шатался.
Двери лифта были открыты.
Я увидел их: они лежали на полу в неловких позах. Робот – видимо, дезактивированный – целил из пистолетов куда-то перед собой. Я узнал Павла. Рядом с ним лежал Борис, который оказался старше, значительно старше, чем я знал его. Хотя я не помнил, откуда я его знал.
Я подполз к ним, лёг возле Бориса в той же позе, что и он.
«Здесь вот. Я здесь. Я есть. Я жив», – подумал я вслед за ним.
Ребёнок вытащил жевательную резинку изо рта и украдкой прилепил к парте.
Пространство сплющилось, и я, наконец, уснул.
* * *
На пресс-конференции Борис поблагодарил спасателей, спецслужбы и сотрудников. Он долго говорил о погибших при штурме заложниках. Их было четверо, они были случайными посетителями офисного центра. Об организаторах атаки он ничего не сказал, пообещав сделать заявление после консультации с органами. Главное, сказал он, что атака не удалась. Борис расходится во взглядах с антиглобалистами, но признаёт их право на борьбу за свои идеи. При этом любая борьба должна быть этичной. Если вы полагаете, что боретесь за добро, то будьте добры бороться, не прибегая к насилию. И так далее, и всё такое.
