скачать книгу бесплатно
– Видите, лучше не надо об этом. Это же мой охранник. Бывший. Я знаю, что нам вдвоём его не одолеть, – голос Бориса оставался ровным. – Ещё я знаю, что это здание так просто штурмом не возьмёшь: в случае тревоги оно делает, как подводная лодка: каждый коридор изолируется бронированными дверями. Если открыть двери лифта, то мы окажемся как раз в таком. Надёжнее будет только в сейф положить. Не знаю, на что рассчитывают атакующие. Безумству храбрых поём мы песню.
Мне захотелось к ним туда. Несмотря на то что в лифте наверняка было тесно и душно, несмотря на то что с ними был робот, а у робота в каждой руке по пистолету, наставленному на людей, – что-то в интонациях бизнесмена было таким успокаивающим, что, ей-богу, я променял бы безопасный коридор на их общество.
– Меня тоже зовут Борис! – крикнул я.
В лифте меня не услышали. Павел ёрзал и посматривал на соседа. Бориса я не видел. Я представлял ухоженного, но не лощёного мужчину чуть постарше Павла, только с видом гораздо более уверенным. Через пару минут я услышал его голос.
– Итак, вы выбрали историю, чтобы меня удивить.
– Ну… да.
– Ну так давайте, рассказывайте. Вдруг получится.
Павел шумно глотнул, перевёл дыхание и начал говорить. Сперва сбивчиво, а потом как по писаному.
– Я одно время… одно время я вёл канал «Интересные факты о песнях». Поэтому я знаю много всяких прикольных вещей про рок-музыку: почему Боуи как-то раз сбрил брови, почему группа «Ван Хален» не ела коричневые M&Ms…
– Ага. Так.
– При всём при том самая крутая история, как мне кажется, произошла в джазе, а не в роке.
– Вот как?
– Да, – продолжил Павел уверенней. – Речь про пластинку «Кёльнский концерт» Кита Джаррета. Это одна из самых продаваемых записей в джазе, а в фортепианной джазовой музыке это хит уровня «Триллера» Майкла Джексона. Здесь я планировал вас рассмешить, сказав, что вот только, к сожалению, джазовые музыканты не танцуют «лунную походку».
– Неплохо.
– «Кёльнский концерт» – это импровизация. Если выкрутить ручку громкости, на шестой секунде звучания – после первой музыкальной фразы – можно услышать смех публики. Дело в том, что первыми нотами Джаррет спародировал звонок Кёльнского оперного театра, который обозначил начало представления. И от этих нот его понесло, понесло, понесло – на час с лишним. Это двойной альбом. Две виниловых пластинки. То есть, понимаете, одна из самых знаменитых записей в жанре была придумана за один присест.
С «присестом» тоже интересно. Кит Джаррет гастролировал по Европе на поезде, и от разъездов у него разболелась спина. И как будто этого было мало, судьба подкинула ещё один сюрприз: рабочие перепутали рояль. Вместо концертного инструмента они поставили репетиционный, который был вусмерть расстроен и непозволительно тихо звучал, не добивая до задних мест.
Джаррет взял пару аккордов, отказался играть и ушёл. Привезти нормальный инструмент было нельзя, потому что шёл проливной дождь. Пианист уже сел в машину, но девочка-организатор – а ей было семнадцать лет, это был её первый концерт – таки уговорила его выступить.
Урок истории: если вы сидите в машине и думаете “Да пошли они все, гори он огнём, этот Кёльн со своими любителями авангарда”, но вас уговаривает мокрая немка, то имеет смысл пожалеть девочку – глядишь, запишете бессмертный альбом. Который, впрочем, со временем станет поперёк горла, потому что сколько музыки вы бы ни записали после, глупая публика будет слушать только этот чёртов диск, провались он пропадом…
Там ещё много интересных деталей: например, рояль худо-бедно настроили, но громче, чем от рождения, он звучать не мог. Поэтому пианисту пришлось изрядно молотить по клавишам в среднем регистре, и это объясняет, почему в записи так много громких повторяющихся ритмических рисунков. Но как можно было за час придумать столько хорошей музыки, ничто не объясняет.
Павел замолчал.
– Хорошая история, – сказал я вслух, хотя знал, что Павел меня не слышит.
Я подумал, что Борис скажет то же самое: хотя бы затем, чтобы подбодрить.
– Хорошая история, – сказал Борис. – Нет, правда, хорошая. Чувствуется, что готовились. Спасибо. Хорошая попытка! Хотели показать разом, что вы эрудит, что у вас есть чувство юмора и с вами не будет скучно работать бок о бок. Возможно, у вас даже получилось. Но у вас была ещё одна история. Вы наверняка выбирали из нескольких.
– Верно…
– Расскажите.
– Зачем?
– Считайте, что первая история не сработала и я даю вам ещё один шанс.
– Не сработала?
– Рассказывайте. Возможно, нас скоро спасут, и времени у вас мало.
– Хорошо. Но эту я не репетировал.
– Так даже лучше.
Павел откашлялся. Я устроился поудобнее в протёртом дешёвом кресле охранника.
– Бакминстер Фуллер… вы знаете, кто такой Бакминстер Фуллер? Впрочем, что это я?
– А что такого? Я не знаю, кто это.
– Мне говорили, что у вас чип в голове, ИИ с подключением к интернету, который мгновенно извлекает ответ на любой вопрос о любом человеке.
– Допустим, это правда. Но связи же нет!
– А, да. Чёрт. Простите.
– Ничего. Давайте на «ты»?
– Давайте. Давай.
– Отлично, Паш. Ну, что там твой этот?
– Бакминстер Фуллер. Это архитектор. Он гастролировал с лекциями и любил удивлять слушателей. Он брал металлический шар… такой небольшой, размером с апельсин, блестящий. И говорил: представьте, что мы уменьшили нашу Землю до размеров этого шара. Так? А теперь вопрос: если планета такого размера, сколько воды на ней? Чайная ложка? Столовая? Может, капля? И давал минуту подумать. Вот вы как думаете?
– Ну… не знаю.
– Все океаны. Все моря, реки.
– Я понял. Не знаю. Ну, допустим, чайная ложка.
– Ага. Так вот, Бакминстер Фуллер вместо ответа делал так. Ххххха!
Павел поднёс ко рту руку ладонью вверх, растопырив пальцы так, как будто держал апельсин, открыл рот и выдохнул.
– Дышал на шар?
– Да. Выдыхал – и шар затуманивался. Вот этот туман и есть вся вода.
– Серьёзно?
– Да. Если Земля диаметром с десять сантиметров, то вся вода на ней – это доли миллиметра. Все наши океаны с рыбами, китами, титаниками, марианскими впадинами… Вы не знали эту историю?
– Ммм. Не знал.
– Хороший факт?
– Хороший. И уместный. Показывает, что ты любишь мыслить в разных масштабах. Как это говорится: you’ve blown my mind!
– The kind of story that makes you think.
– You bet!
– Немного одиноко становится, да? Мы ведь тоже состоим в основном из воды. Вся белковая жизнь существует благодаря ей. А воды на самом деле так мало. Тоненькая плёночка на маленьком камешке. Думаешь об этом и осознаёшь, какая жизнь на самом деле хрупкая…
Меня передёрнуло. Борис, похоже, почувствовал то же самое – и это, наверное, как-то отразилось на его лице.
– Ох, наверное, это я не очень уместно сейчас… – сказал Павел.
– Хм, да. Под дулом пистолета – не самая подходящая байка.
– Извините.
– Да забей. И мы на «ты».
– Ах, да. Может, мне помолчать? Может, вы… ты… хочешь думать о своей семье?
– У меня нет семьи. У тебя есть?
– Я разведён.
– А я никогда не был женат.
– Разве?
– «Инфа сто процентов», как говорили в моём детстве.
– А я вроде читал…
– Фейк ньюз. Я бы заметил, если б женился, как думаешь?
Павел рассмеялся.
«Я тоже не женат, – подумал я, – и мне одиноко».
В лифте замолчали. Я встал и прогулялся по коридору. Дошёл до стальной двери, пнул её. Ровная, холодная зеркальная поверхность. Я дошёл до другой двери. Она была точно такой же. Я был маленьким, незначительным живым комочком в коробке из бетона и стали. Коробка стояла на камешке, о котором только что рассказывал Павел. Камешек летел сквозь космос, на нём было немного влаги и немного белковой жизни.
– Так ты не знал этого факта? Впечатлила история? – спросил Павел.
– Если бы у меня сейчас был интернет в голове, знал бы.
– Наверное, если в голове интернет, то ничего особенно не впечатляет?
– Когда мне задают такие вопросы, я обаятельно улыбаюсь и прячу улыбку в бороду.
– Понял. Да, наверное, слишком многие хотят о тебе выведать всякое… каково это – быть киборгом. Успешным киборгом. Удачливым, уникальным. Я много думал, чем впечатлить человека, которого окружает столько успешных коллег. В прямом подчинении только… сколько? Десятка два? И каждого когда-то схантили на зарплату в шесть нулей. И ещё несколько десятков искусственных интеллектов. А он… то есть ты… ты только и делаешь целыми днями, что ищешь слабые места в том, что они говорят. Так? И всё же…
– И всё же?
– В конечном счёте, ты принимаешь решения, руководствуясь обычной человеческой логикой. А она несовершенна. Мозг – такой же продукт эволюции, как и пятерня. Зачем нам отстоящий большой палец? Хватать палки, хвататься за ветки.
– Курок взводить ещё… извини. Так что там? Ещё одна история?
– Ну, такое. Занимательный факт. Не помню, где вычитал. Про рыбок. Интересно?
– Да, пожалуй. Других развлечений у меня нет. Лифт я весь рассмотрел. Дуло пистолета рассматривать не хочу. Рожу своего охранника… бывшего… и так знаю.
– А я не могу успокоиться. Если я не буду болтать, я буду дёргать коленкой или стучать ногой.
– Не надо стучать ногой. Давай уже, рассказывай!
– Рыбки. Аквариумные. Они обладают транзитивной логикой.
– Тут я должен спросить, что это такое?
– Или дождаться, пока я сам объясню. Транзитивная логика – это когда мы понимаем, что если А больше Бэ, а Бэ больше Це, то А больше Це.
– А это круто?
– Для рыбок – да. Неожиданно круто. Понимаешь: рыбка.
– Ну и что?
– Носорог идёт по Африке, наступил в грязюку – остался след. Прошёл дождь, в ямке лужица. В этой лужице рыбки. Вот такусенькие. Прошёл другой носорог – нет рыбок. Но они владеют транзитивной логикой.
– Они сами рассказали?
– Нет, учёные выяснили. Если один самец побил другого, а тот, другой, побил тебя, – то ты на первого самца не полез бы, будь ты рыбкой. Но. Самое интересное не это.
– Так, молодец, выдержи драматическую паузу. Вот так. Давай!
– Люди не владеют этой логикой лет до пяти.
– Хм.
– Хотя и размер, и продолжительность жизни…
– Ну да.
– Животные иногда превосходят человека интеллектом. Орлы лучше ориентируются на местности. Крысы лучше проходят лабиринты.
– М-да… Да…
