Родственная душа. Сборник рассказов

Макар ещё раз внимательно осмотрел машину, и они поехали. Проехав несколько сотен метров вниз по склону, они увидели, что кювет постепенно становится глубже, и в самой низкой части балки дорога пролегает по высокой насыпи, и если бы они вылетели в кювет в этом месте… Макар посмотрел вниз – и тут ему стало по-настоящему страшно! Да, сегодня они определённо родились второй раз… И эти роды принимали «лица кавказской национальности».

Сломанное крыло

Каждое утро сотрудников Заводоуправления, проходящих под высокими клёнами и каштанами, встречал громкий противный крик ворон, сидящих на самых верхушках деревьев. Ворон в полной темноте не было видно, зато на асфальте белели пятна вороньего кала, и было такое ощущение, что вороны специально целятся в людей, пользуясь тем, что их не видно.

Борис Владимирович оторвался от компьютера, вышел в коридор и стал смотреть из окна на заброшенный пустырь, покрытый снегом. Он выходил сюда каждый час, чтобы дать отдых глазам: из-за напряжённой работы на компьютере его зрение с каждым годом становилось всё хуже, а вместе со зрением ухудшалось и его настроение. Каждый год он покупал новые, более «сильные» очки, и вот у него уже +2,75. Продавец салона оптики «успокоила» его, что это обычное явление для людей его возраста, и в следующий раз они с радостью подберут ему новые очки – в красивой оправе. Конечно, для продавцов очков его проблемы со зрением – радость, а ему даже красивая оправа не улучшит настроение. А ведь ему всего-то 56 лет, рано ещё лишаться зрения. У него было прекрасное зрение, и проблемы начались, когда у них на работе внедрили компьютеры. Уже через полгода зрение стало ухудшаться, и он купил первые очки.

Грустно вздохнув, Борис Владимирович стал наблюдать за воронами, которые бродили по заснеженному пустырю, оставляя на снегу следы своих лап. Они не просто бродили по снегу, а искали под ним пищу, глубоко засовывая в снег клювы. Борис Владимирович давно заметил, что у ворон это было любимое занятие: одни прятали еду, а другие её отыскивали. Однажды он из этого же окна наблюдал, как ворона села на изолированную и обшитую оцинкованным железом трубу, внимательно огляделась, а потом стала засовывать что-то съедобное между листами железа. Она залезла так глубоко, что был виден только её хвост. Закончив дело, ворона снова огляделась и, убедившись в надёжности своего хранилища, улетела. А через несколько секунд прилетела другая ворона, которая, видимо, внимательно наблюдала за первой вороной с верхушки стоящего рядом дерева, залезла в тайник, забрала еду и улетела… Прятать в своё, более надёжное, место… За которым, возможно, наблюдала другая ворона. И так до бесконечности.

Борис Владимирович не любил ворон за их крикливость, наглость, за то, что они лезли, куда их не просят. Он сделал дома кормушку для синичек из пластиковой бутылки, и они с женой с умилением наблюдали за красивыми лесными гостьями… И тут к его кормушке повадилась огромна ворона. Она прилетала, распугивая синичек, цеплялась огромными лапами за край хлипкой кормушки и, изогнув шею, пыталась клевать семечки своим огромным черным клювом. Отверстие в кормушке было маленькое, специально сделано под синичек, и что там могла клевать ворона, было непонятно, поэтому Борис Владимирович решил, что она это делает из зависти и из природной вредности. Ему пришлось развернуть кормушку, и нападки вороны прекратились.

Борис Владимирович уже собрался идти на рабочее место… И вдруг он заметил ворону, у которой правое крыло волочилось по снегу: оно было явно сломано. Ворона постоянно пыталась уложить его так же, как здоровое крыло, но было видно, что оно её не слушается. Борис Владимирович невольно позлорадствовал: теперь ей конец, такая ворона не выживет… Что ж, одной вредной тварью будет меньше!

К Борису Владимировичу подошёл его сослуживец:

– Чем ты так увлечён?

– Мне интересно наблюдать за воронами…

– Ты интересуешься биологией?

– Скорее психологией: вороны мне интересны как личности.

– И что же ты там видишь?

– Вороне кто-то крыло сломал…

– А может, это родовая травма?

– Нет, это явно производственная травма.

Перебросившись этими, довольно пошлыми, шутками, мужчины вернулись к работе. Но с тех пор каждый раз, выходя в коридор, Борис Владимирович наблюдал за вороной со сломанным крылом. По сравнению со здоровыми собратьями, у неё было очень ограниченное пространство для жизни (этой вороне оставалось только одно: бродить по заснеженному пустырю и отыскивать пищу, спрятанную другими воронами) и очень скудные возможности для выживания (на территории завода было довольно много собак, они были очень агрессивные, и некоторые даже с громким лаем кидались на проезжающие машины).

«Ворона со сломанным крылом – ворона-инвалид, – грустно подумал Борис Владимирович. – А человек с ухудшающимся зрением – тоже инвалид. Мы с ней чем-то похожи». С этого момента он стал наблюдать за вороной не с презрением, а с интересом.

Прошла неделя, и Борис Владимирович с удивлением заметил, что ворона, нагулявшись по пустырю, вдруг стала взбираться на дерево, стоящее рядом с двухэтажным кирпичным зданием, в котором находилась насосная станция. Ветви дерева опускались к самой земле, и вороне не стоило большого труда взобраться на нижние ветки. Но дальше было труднее: расстояние между ветками было достаточно большое, и вороне приходилось цепляться своим огромным мощным клювом за верхние ветки, чтобы взобраться на них. Видя, сколько усилий приходится затрачивать вороне, Борис Владимирович недоумевал: зачем ей это нужно? Неужели срабатывает излюбленная привычка ворон сидеть выше всех и с высоты своего положения каркать (и не только каркать) на тех, кто ниже их? Непонятно…

Но вот ворона, наконец, забралась на плоскую крышу… И Борис Владимирович понял: ведь там ей, не умеющей летать, гораздо безопаснее! То, что он, инженер, не смог понять умом, безмозглой твари подсказала её природная приспособленность к борьбе за выживание – любым способом и любой ценой!

Интерес Бориса Владимировича к вороне усиливался, он наблюдал за ней каждый день, и через неделю заметил, что ворона, карабкаясь на дерево, стала помогать себе больным крылом. Чтобы перепрыгнуть на верхнюю ветку, она уже не цеплялась за неё клювом, а делала короткий взмах крыльями, и Борис Владимирович понимал, что ей очень больно. Оказавшись на верхней ветке, ворона надолго замирала, вертела головой, а больное крыло безвольно повисало. Понимая, что вороне очень больно махать сломанным крылом, Борис Владимирович стал жалеть её. Теперь они были не ворона и человек, а два живых существа, одинаково борющихся за жизнь. Когда боль успокаивалась, ворона снова делала взмах крыльями и оказывалась на верхней ветке. Когда она преодолела ещё несколько веток, Борис Владимирович увидел картину, которую раньше считал немыслимой: ворона со сломанным крылом сидит на дереве рядом со здоровыми собратьями! И теперь, выглядывая в окно, он чаще видел ворону, сидящей на дереве с другими воронами, чем бродящей по снегу.

Воодушевлённый успехами вороны, Борис Владимирович решил поддержать мужественную птицу: взял в столовой несколько кусков хлеба, чтобы подкормить её. Он выглянул в окно… Но вороны не было. Другие, здоровые вороны, были, а этой не было. Он безошибочно отличал ёё среди других птиц, потому что её правое крыло всё ещё висело, хотя уже не волочилось по снегу. И тут Борис Владимирович увидел, что ворона со сломанным крылом летает! Конечно, она летала не высоко и не далеко, но это уже был настоящий полёт птицы. Борис Владимирович был потрясён.

«Ворона справилась со своей бедой, – грустно подумал он. – А что же я?» Новые очки не решили проблему: резь в глазах усиливалась, словно в них попал песок. Борис Владимирович вдруг подумал, что он поступает со своим зрением очень безвольно, доверившись продавцам салона оптики, утверждающим, что неуклонное увеличение диоптрий очков в соответствии с возрастом – это нормальное явление. Может, глазам, наоборот, вредна такая идеальная резкость на мониторе компьютера, которой он постоянно добивается? И он решился на эксперимент: вернулся к предыдущим очкам. Поработав несколько дней, он обнаружил, что изображение, естественно, стало мутнее… Зато резь в глазах прошла! Ради этого стоило смириться с нечётким изображением на мониторе, и Борис Владимирович продолжил работать в этих очках. А через месяц он обнаружил, что изображение становится более чётким, и вместе с этим появляется резь в глазах. Он стал пользоваться очками с ещё меньшими диоптриями, и снова резь в глазах прошла. Так он дошёл до своих первых очков +1,0. Поработав в них, он понял, что отказавшись от них, он мало что потеряет, поскольку между ними и нормальным зрением разница небольшая. И он решил отказаться от очков.

Сначала у него была настоящая паника от необычности состояния. Если на мониторе он мог увеличить текст, чтобы помочь глазам, то читать текст на бумаге или разбирать чертежи было невыносимо трудно, и когда надо было срочно решить какой-то вопрос, то паника усиливалась. Но Борис Владимирович мужественно переносил своё паническое состояние, ему приходилось сильно щуриться, чтобы глаза обрели достаточную резкость, и вскоре он приспособился к новому состоянию. Глаза привыкли работать без очков, он совершенно забыл о рези в глазах, и это его успокоило. Конечно, он не смог добиться идеально чёткого изображения, какое давали очки, но это уже не было проблемой: главное – он работал без очков, как все здоровые люди! Он перестал быть инвалидом по зрению.