Любовь к фарфору

–Он же весёлый! Он несёт радость, окрашивает жизнь в радугу. Да и в постели, говорят, не слабак.

Щёки Исидоры вновь окрасились в алый цвет. Руки задрожали, она взяла в руки другую экспозицию его работ. Глаза её расширились до предела.

–Что это?

–Ваш заказ. Гера с милым другом Раком-Кракеном у моря.

–Это же порнография какая-то! Красавица в лапах чудовища!

–Потому, как Рак беспрекословно выполнял все приказы госпожи, даже не гнушался убийствами: я сделал вывод, что он безумно любил эту стерву. А так как Зевс постоянно изменял жене, то и Гера могла ответить на любовь Рака, которого многие описывают, как монстра Кракена.

–Заберите это, иначе я порву эту работу.

–Я неукоснительно и стойко выполнял все возложенные на меня миссии, а Вы так низко цените мои старания,– кривлялся Андре.

–Да, Вы очень деятельный экстремал.

Француз забрал рисунок с Кракеном и Герой.

Исидора нахмурила лоб, скуксила недовольную мину, опять проявляла недовольство:

–На этом эскизе Амуры слишком толсты. Как же они полетят?

–Их заставляет летать волшебная сила любви! А Вы, видимо, мисс Уинд, глаза с грязью помыли, раз не видите, как хороши эти Амуры.

–Что Вы себе позволяете, мсье Планше?! Как Вы с начальством разговариваете?!– визгливым голосом оборонялась леди.

–О, извините, я знаю, что Вы привыкли только к комплементам…но моё отвратное воспитание может выдать из моего горла лишь ругательства.

–Инфантильные претензии! Не желаю видеть на своих тарелках толстяков!

–Многие мечтают похудеть, а увидев таких толстеньких мальчуганов, задумаются доедать ли свой обед.

–Я вообще могу Вами командовать?

–Я ловлю каждое Ваше слово, леди Уинд.

–А рисуете невесть что!

Она заломила руки. Встала и отошла к окну, смотря на дождь.

Вдруг тихо спросила:

–Вам изменяли жёны?

–Ищите новые поводы для насмешек?

–Значит – изменяли…Это они, наверное, мстили Вам за склочный характер. Я бы тоже Вам изменяла, будь женой.

–О, не сомневаюсь. Вам дай волю, так Вы б тысячу мужчин поменяли.

Её щёки опять запылали. Она подскочила к стулу Андре.

Кричала:

–Что-о-о?!! Что Вы снова себе позволяете? Да Вам, видать, изменяли, по причине Вашей мужской слабости! Вот и сейчас у Вас нет любовницы!

Француз вскочил, навис над ней, как грозная туча, но потом лицо приобрело хитрое выражение.

Узнавал:

–А откуда это Вам известно? Справки обо мне наводили?

–Ну…Должна же я знать всё о своих сотрудниках.

–Всё-всё? Даже личную жизнь? Может, Вам ещё и грязное бельё принести поковыряться?

–Ненавижу Вас! Ископаемое! Ящер!

–Польщён, что Вы считаете меня таким раритетом.

Девушка стала трясти его за плечи.

Он задиристо и насмешливо поддразнивал её:

–Предупреждаю: если Вы и дальше будите приставать ко мне, я пожалуюсь в Ваш Дамский комитет.

Исидора отступила на шаг и обзывала художника:

–Ты всех гадких животных интегрировал в себе в одно целое под названием Андре Планше!

–Какой нынче работодатель пошёл скверный, невежливый. Всё время норовит обозвать как-нибудь поганенько…

Внезапно мужчина сделал шаг, разделяющий их, обнял девушку и слился своими губами с её устами. Неожиданная сладость поцелуя огорошила Исидору. Она не вырывалась из рук соблазнителя.

Когда Андре насладился её губами, изрёк:

–Я и так уже пал в Ваших глазах ниже некуда, так простите очередной проступок.

Она ошеломлённо напоминала:

–Но Вы же не собирались жениться в ближайшее время…

–И сейчас не собираюсь. Меною двигало желание завладеть хоть на минуту Вашей красотой, леди Уинд.

Леди, наконец, опомнилась, что всё ещё в руках мужчины, вырвалась.

Возмущалась:

–Какой же Вы негодяй, мсье Планше! Извиняйтесь да получше, иначе я выгоню Вас на улицу!

Француз вновь заключил её в объятия. Целовал щёки, нос и лоб, так как она вертела головой, не давая губы.

Исидора доводила до сведенья:

–Отныне будем беседовать только при секретаре!

–А кто-то грозился меня выставить за дверь офиса,– не прекращая раздавать поцелуи, подтрунивал Андре.

–Да, я хочу, чтобы ты остался без штанов!

–Так вот о чём Вы мечтаете, мисс…Это подрыв устоявшихся моралей, детка: француз-художник гуляющий по улицам Англии без штанов…

Девушка всхлипнула. Она была бессильна против его поползновений, его обаяния…Она не знала: что ей делать дальше, его поцелуи были вовсе не противные…Но её слёзы привели в растерянность и расстройство мужчину. Он освободил её из своих объятий.

Зло бубнил извинения:

–Был груб и несдержан. Художники, знаете ли, сильно подвержены влечению к красоте. Попытаюсь более Вас вовсе не трогать. Я слишком далёк от Ваших гуманитарных идеалов.

–Вот она – спасительная сила моральных ограничений для грубых натур!– ехидничала леди.

Француз кивнул и вышел из комнаты.

Следующим днём Исидора вошла в мастерскую художников. Все творили молча. Андре сидел мрачный и на леди даже не глянул. Она подошла к нему.

Тихо поинтересовалась:

–Ваш унылый вид пугает даже птиц за окном. Что случилось?

–Нелегко быть добрым, когда вокруг все хитрые. Занял другу денег, а тот исчез из города.

–Вот, а ещё меня ругали за простоту характера…

Тут её нос учуял дух похмелья.

Она зашипела ему в лицо:

–Объективный факт, что Вы вчера вновь злоупотребляли алкоголем.

–Вот что бывает с человеком, когда у него такое плохое настроение.

–Мсье Планше, почему Вы любите терять человеческий облик, напиваясь?

–Топлю в спиртном свои неудачи на личном фронте, в быту…

–Но Вы же талантливый художник…Потом будут руки трястись…Зачем рисковать здоровьем и карьерой? Я думала, что Вы стремитесь к перфекционизму, быть самым лучшим в Англии…

–Не старайтесь переделать меня, ибо даже ангелы иногда бунтуют.

Её взгляд упал на его работу. Диониса сопровождали вакханки в шкурах из пятнистых оленей, подпоясанные задушенными змеями, убивали мужчин и животных, пили их кровь, тирсами сокрушали деревья и дома, из скал выбивали молоко и мёд. Фурия с неба гналась за Орфеем.

Исидора возмущённо и удивлённо заметила:

–Мне кажется, что фурия похожа на меня…

–Ну что Вы! Фурии же такие гадкие создания! А Вы так очаровательны…

–Прекратите издеваться! Вы специально меня злите!

–Вот, Ваши истерики смогли воодушевить меня только на создание вакханок и фурий.

–Есть искусство, которое идёт от сердца, Ваши творения сегодня – порождение хаоса.

–Источник Ваших доходов от такой несправедливой критики может и взбунтоваться.

–И куда Вы предлагаете поместить сие творение? На тарелку или на весь сервис?

–Раз я такой плохой художник, я уйду! Ищите себе для забав с фарфором нового раба!

–Какой Вы горячий!

–Слишком заносчив для пролетариата?

Планше вскочил со стула.

Работодательница его схватила за локоть, упрашивая:

–Стойте! Я же не ограничиваю Вас во времени. Рисуйте. Что-нибудь мне непременно понравится. Иные Ваши работы меня сильно впечатлили.

–Великодушная и благородная дарительница земных благ!– паясничал Андре.

Он смотрел на её ладонь, сжимавшую его локоть. Она проследила за его взглядом, но руку не убирала, боясь, что художник действительно сбежит.

–Я остаюсь,– устало произнёс француз.

Исидора с чувством облегчения вздохнула, разжав руку. Мастер уселся на свой стул.

Прошло пару дней.

Исидора дотошно проверяла счета, засиделась до позднего вечера в своём кабинете. Секретарь Мэйс помогал ей, складывал бумаги в нужные папки.

Она заметила:

–Пока этого Планше не позовёшь, сам он никогда не придёт, не сделает отчёт о работе.

Секретарь услужливо поддакнул:

–Этот художник непростительно пренебрегает общением с Вами.

–Так почаще напоминайте ему о трудовых соглашениях.

–Объявить ему выговор или урезать зарплату?

–Пока не стоит. Пойдёмте, глянем: почему мсье Планше задержался на работе.

Мэйс и Исидора вошли в мастерскую. Андре сопел на диване, забравшись на него с ботинками и в одежде. Остальные художники уже ушли.

Леди подошла к спящему. Прочистила голос. Художник приоткрыл один глаз.

Она вменяла ему в вину:

–Ваш работодатель стоит перед Вами, а Вы даже поприветствовать меня не можете?

Тот лениво отвечал:

–Я работал 12 часов, так что сейчас у меня уже выходной.

–Тогда почему Вы не дома лежите, а в мастерской?

–А Вам жалко диван или воздуха?

–Ах, извините, помешала. Сейчас уйду.

–Буду признателен.

И Андре отвернулся от неё.

«Почему этот француз так меня раздражает?»– удивилась себе Исидора. Она замешкалась, не желая уходить.

Нашла причину придраться:

–Но, позвольте, здесь всё моё. Дело принципа. И завод, и мастерская и этот диван.

–Но не я,– сонно отозвался художник.

–И Вы – мой! Я арендую Ваш талант за плату! Почему Вы нарушаете…

–Нарушаю что?– зло переспросил Андре, проснувшись, он продолжал обвинять даму,– Вам, что, аренду за помещение платить, если нечаянно прикорну? Правильно, что Вы пошли к феминисткам, такой злюке мужа не найти. Хотя нужно было идти к человеконенавистникам.

Леди удивилась себе, что его слова её совсем не расстроили, она стала привыкать к его злословию!

Она мягко попросила:

–Ботинки хотя бы снимите, пожалейте диван.

–Боюсь, Ваша слишком эмоциональная натура не выдержит вида, а особенно запаха, моих заштопанных носков.

–Добрых, восстановительных Вам снов, мсье Планше.

–Да-да, мне нужен восстановительный сон. Посплю и буду свеж, буду готов вновь бороться с Вашей дуростью, с идиотизмом Вашего секретаря и придурковатостью подмастерьев…

–Следите за своей речью, мсье Планше. Если Вас окружают одни дураки, значит, Вы их притягиваете. Видимо, Вы их центр.

Андре рассмеялся.

Похвалил, развернув голову к ней:

–А Вы научились держать удар. Приходите ещё, поболтаем.

–Завтра, мсье Планше. Завтра,– улыбаясь, обещала Исидора.

Мистер Мэйс удивлённо смотрел то на хозяйку, то на художника.

Мисс Уинд вошла вечером в мастерскую и молвила:

–Не будите сегодня спать.

Планше с надеждой перебил её под хихиканье подмастерьев:

–Это эротический подтекст?

–Мечтайте дальше! Это намёк на то, что нам надо вовремя расписать и успеть закончить сервисы к сроку. Один крупный магазин в Лондоне сделал заказ, а мы не успеваем. Плачу двойне за ночную работу. Я остаюсь с вами.

–А при чём тут Вы?

–Ну, я тоже неслабо рисую.

–Ваша щепетильность в этом вопросе похвальна. Но что скажет на это Ваша привилегированная семья?

–А как они узнают?– пожала плечами леди, беря кисточки и краски.

Художники постарались, и к трём ночи успели расписать весь фарфор.

–Мы приблизились к заветной мечте!– ликовала Исидора.

Утром художников и леди Уинд ждал удар судьбы. Кто-то взорвал мастерскую. Осколки разбитого фарфора валялись вокруг здания.

Андре Планше заплакал, жалея свои труды. Его товарищи галдели, ругаясь. Исидора застыла в трансе, глядя на осколки.

Некто из рабочих прибежал с фарфорового завода и сообщил о повреждениях от взрыва и там. Леди Уинд лишь кивнула.

Секретарь Мэйс уважительно сказал госпоже:

–Ваша выдержка шокирует меня.

–Я не отступлюсь от идей и мечты.

–А, если Ваш отец запретит эту деятельность после взрывов?

–Отречься от своих планов? Ни за что!

–Кто-то не хочет конкуренции. Я боюсь даже за Вашу жизнь, мисс Уинд.

–По всей Англии взрывают заводы начинающих мастеров. Надо просто удвоить охрану зданий. Буду лично проверять ночью сторожей: спят ли они на рабочем месте.

–Смело и новационно. Проверять сторожей могу и я.

Исидора подошла к плачущему Андре Планше. Приобняла его за локти, утешая.

Говорила ему:

–Да, в этом взрыве и пожаре Вы потеряли более, чем кто-либо.

Мужчина отнял руки от лица в слезах и поднял на неё покрасневшие глаза.

–Исидора, к чему такое стремление построить эту фабрику?

–Я хочу, чтоб все увидели какую красоту создают твои руки, как прекрасны твои идеи.

Андре взял руку леди в свои руки и поцеловал ладонь Исидоры через её перчатку. Она благоразумно отстранилась. Пошла давать распоряжения Мэйсу по поводу покупки нового здания под мастерскую и офис.

Весной художники леди Уинд переехали в новую мастерскую. На этот раз стены здесь были аккуратно отбелены. Ослепительно белая тюль на огромных окнах. Много подсвечников и канделябров. Здоровенный угловой диван с коричневой замшей и с позолоченными ножками и нижним обрамлением, с декоративным резным верхом в позолоте. Несколько низких подставок под канделябры были под стать дивану из одного комплекта мебели. Стулья и шкаф простые.

Подмастерья вечером ушли, Андре задерживался, дорисовывая эскиз.

В комнату вошла высокая брюнетка с неприятными чертами лица.

–Агата?– удивился мужчина, увидев свою бывшую вторую жену.

Женщина подошла к его мольберту.

–Андре, давай начнём всё с начала. Я слышала, теперь ты получаешь солидную зарплату.

–Значит, за деньги ты согласна помолчать?– уточнял бывший муж.

Агата прошла к дивану и удобно уселась, закинув ногу на ногу.

Говорила:

–Имея хорошие деньги на руках, я буду куда сговорчивей. И вообще ты можешь представить: какой это ужас жить с пьянчужкой? Да ещё и с творческим лицом? Того и жди, что он дом спалит или лоб расшибёт.

Андре поднялся со стула, подошёл к бывшей жене, нависнув над ней.

Упрекал:

–Понимаю – тяжело. Но ребёнок-то мой чем тебе не угождал.

Она передёрнула плечами, уточняла:

–Чужой ребёнок никогда не станет своим и любимым.

–Как я вообще мог жениться на этой злючке?

С порога раздался взволнованный голос Исидоры Уинд:

–Так вот зачем Вам диван, мистер Бланше. Для развлечений!

Француз обернулся к дверям и говорил:

–Попрошу правильно выговаривать мою фамилию! Не Бланше, А Планше! А моя бывшая жена уже уходит.

Но Агата не собиралась уходить, нахально поглядывая на ноготки.

Художник говорил бывшей жене:

–Агата, не усложняй мне жизнь.

Та вперила взгляд в прекрасную юную леди в сиреневом воздушном платье. Ей показалось, что через чопорство в глазах блондинки горит и ревность. Как это может быть?

И отставная жена пообещала мужу:

–Я не оставлю тебя в покое, голубчик. Вспомни, как нам было хорошо вместе.

Андре схватил Агату за руку и буквально вытолкал за порог мастерской, сетуя работодателю:

–Наняли в охрану непонятно кого, пропускают незнакомые личности!

Мужчина закрыл дверь на щеколду.

–Я прикажу забрать диван,– пугала Исидора.

–Из-за Агаты? Да разве Вы не видите, что эта мегера меня шантажировала! А я не поддался на провокацию! Так за что меня наказывать?

Леди прошла к мольберту Планше. Недовольно оглядывала рисунок.

Высказала соё мнение:

–Это ужасно! Смеющийся сатир щиплет за зад Артемиду!

–В прошлый раз Вам не угодил мрачный вид Олимпийский богов, ныне их веселье тоже не по нутру!

–Но этот сюжет пошлостью дышит.

–Зато у обедающих вызовет позитивную улыбку.

–Только у мужланов и холостяков! Благородные леди будут плеваться!

–Как Вы сейчас брызгать слюной? Но надо угодить разным категориям вкуса. Кто-то захочет грустных, а кто-то весёлых персонажей. У нас в покупателях будут и те, и те. Подумайте, леди Уинд.

–Рационально мыслишь. Но эту гадость я рисовать на фарфоре не позволю.

Он был ошеломлён её придирчивостью, помрачнел.

Исидора удивилась, что он не возражает:

–Почему Вы молчите?

–Боюсь, что, если открою рот, то опять начну Вас ругать.

–О, Вы учитесь проявлять должное уважение и такт.

–Дальнейшее духовное восхождение для меня очевидно, ведь Ваша Августейшая особа требует особого внимания и такта.

Она понимала, что Андре говорит, как всегда, с подковыркой и перешла на крик:

–И правильно! Это Ваша прямая обязанность – слушаться меня! Я за это Вам деньги плачу. Вот такой перфективный, улучшающийся и совершенствующийся Вы мне больше нравитесь.

Но Исидора чуть не плакала. И не знала почему. Она отвернулась от художника.

Он вдруг начал излагать свою биографию:

–В Лорейн меня, тогда совсем молодого и «зелёного», привлекала не столько её миловидность, сколько её доступность. И когда она объявила о беременности, мне просто не было выхода…Агата показалась мне строгой и надёжной…Но какая же это была стерва! Моего сына ежеминутно ругала или упрекала, на меня постоянно орала, требуя то денег, то больше внимания. Короче, вывела так, что жениться больше не манит.

Девушка заговорила мягким, сердечным тоном:

–Вы засиделись допоздна…Пойдёмте домой. Я могу отвезти Вас до дома на карете.

–Буду благодарен,– широко улыбнулся француз.

Исидора вела по коридору в новый офис сестру. Весенний день сегодня тёплый и на сёстрах поверх бежевых платьев короткие чёрные пиджаки. Элизабет согревает плечи шалью, а голову бархатной коричневой высокой шляпкой с бежевым бантом, на котором большая брошь с жемчугом. Чёрная шляпка Исидоры обшита чёрной вуалью с бантом под подбородком, и украшена крупными цветами персикового цвета сбоку у лица.

Младшая сестра говорила:

–Темп моей жизни изменился. Раньше жизнь просто тихо текла, сейчас же несётся стремглав радостно и интересно.

У дверей мастерской художников курил Андре Планше и один из его подмастерьев.

Мужчины поздоровались с дамами, те ответили еле заметным реверансом.

Девушки вошли в кабинет, который на этот раз был более богаче в отделке и уютнее. Три слоя замысловатого молдинга под потолком. Синие ламбрекены и шторы в белый квадратик, белая тюль украшена кистями. Диван и стулья из тёмного дерева с синим сукном. Две подушки на диване из того же материала. Белый камин с подсвечниками из хрусталя. Круглое зеркало над камином, большое квадратное – между окон. На стенах круглые картины в ряд. Красный в цветочек ковёр. Рабочий стол с белым столешником и резными тёмными ножками.

Элизабет заметила сестре:

–У мсье Планше усталый вид. Много работаете?

–Да.

–И он не ропщет?

–Мне кажется, он преобразился в лучшую сторону. Не выражается, более сдержан, бреется даже. Чистенький ходит.

–Прогресс.

–И ещё мне кажется: тот, кто может изображать жизнь так искусно, не может быть плохим.

–Искусство, как духовный фактор…Сократ, да и многие философы, пишут о справедливости и доброте, а творят преступленья и зло…Ты можешь ошибаться в своих выводах. Да о чём вы вообще беседуете? Он не похож на интеллектуала.

–По работе…– уклончиво отвечала Исидора, отворачиваясь.

–А ну-ка посмотри мне в глаза.

Младшая сестра повернулась, робко подняла взгляд. В её глазах читалась некая сумятица и в то же время детская восторженность.

Исидора оправдывалась:

–Мсье Планше знает так много мифов! Разговаривая с ним, я будто попадаю в сказку…

–Думаешь, как мужчина, он могуч? А чего тогда обе жены от него убежали?

–Он сам их выгнал…

–Мужчина не может долго без женщины, он теряет способность удовлетворять женщину.

Младшая сестра в шоке узнавала:

–Боже! Откуда ты всё это знаешь?!

–Дамы из комитета делились опытом…– развела руками Элизабет.

–А почему ты уверена, что я непременно хочу с ним переспать? Что за бред? У меня чисто деловые отношения.

–Андре Планше красив, а, значит, опасен для женских сердец.

–Заверяю тебя: мы с ним очень далеки друг от друга. Он – мой работник, я выше и чином и положением в обществе.

–Ну-ну…-протянула старшая сестра, затем, проницательно всматриваясь в глаза Исидоры, спрашивала,– А могла бы ты ради любви покончить с собой?

–Нет. Ведь у меня есть искусство. Я уйду в тот сказочный мир и вновь буду счастлива.

Сестра давно ушла, Исидора тоже собиралась уходить, встала из-за стола, но тут в дверь постучали.

–Войдите,– автоматически проговорила леди.

Вошёл Андре Планше.

Узнавал:

–Вы сегодня не будите смотреть работу мастеров?

Девушка сморщилась, просила:

–Говорите потише, мсье Планше, у меня голова болит. Сестра сделала сюрприз – сменила все подушки в моём съёмном доме…Пока привыкала, все бока провертела…

–О, ужас! Как Вы вообще выжили в таких невероятных и ужасающих условиях?

–Ваша ирония неуместна.

–В моём кругу люди всю жизнь спят на соломе, и ничего, не жалуются. Привыкают, бедолаги, как-то…

Со злости Исидора бросила в него чашку со стола, из которой недавно пила чай. Француз поймал вещь, повесил за дужку на вешалку у дверей.

Обиженно напоминал:

–Весьма польщён Вашими знаками внимания. За нанесение телесных повреждений полагается компенсация.

–Но Вы же поймали чашку! Лгун!

–А если б не поймал? Если б чашка мне пальцы переломала? Вы – настоящий диктатор, мисс Уинд.

–Никогда ранее не замечала за собой такой агрессии…– забормотала девушка.

–Будущий муж, наверняка, будет сажать Вас на цепь. Если вообще кто-либо рискнёт взять в жёны феминистку.

–Как мне надоели эти Ваши отзвуки плохого воспитания…

И вторая чашка, из которой пила её сестра, полетела в голову Планше. Он отскочил, посуда разбилась о дверь.

Художник иронизировал:

–Да, всем давно известны Ваши изысканные манеры, деликатность и утончённость общения, спокойные, мягкие переговоры.

Она выскочила из-за стола, подбежала к нему и стала бить его кулачками по предплечьям.

Он лукаво говорил:

–Если Вы будите так бить и измываться надо мной – боюсь, я долго не протяну.

Исидора опомнилась:

–В самом деле, что это я так разозлилась…Виновата бессонная ночь и больная голова, наверное…

–А вовсе не склочный характер,– подтрунивал Андре.

Девушка отошла на шаг к вешалке, достала из сумочки купюры и протянула их художнику.

–Возьмите, получите свою компенсацию, только умерьте свой пыл острословия, мсье Планше.

Мужчина взял купюры, сунул в карман пиджака. И заключил Исидору в объятия, припав к губам.

Она отстранилась, слабо моля:

–Не надо, моё сердце хрупкое, как фарфор. Я боюсь, что разбившись, сердце не сможет больше никого полюбить.

Андре быстро выскочил из её кабинета.

День ясный, жизнерадостный. Раннее лето ещё не несёт изнурительной жары, но всё уже распустилось и дышит зеленью. Над землёй парят сентиментальные лебеди. Ручей, прячущийся в траве, извивается и искрится, его весёлое журчание, словно голос земли, которая радуется своему процветанию и свежести. Обновлённая своей свежей зеленью природа жаждет новой потрясающей страсти, усиливая тягу сердец.

Андре Планше с мольбертом рисовал в парке за городом. Рядом бегали пятилетний рыжий сын Джеймс и племянники: девятилетний Даниэль и застенчивая пятилетняя Астерия.

К художнику подошёл друг-трубочист, предложил выпить. Тот отказался.

Франклин Ваттон поразился:

–Отрёкся от Бахуса? Дал зарок?

–Что за глупые замашки давать зароки, обеты…Монахи вон дают обет безбрачия…ничего более нелепого не сыскать! Если они любят Бога, то должны продолжать жизнь! Бог же завещал: «Плодитесь и размножайтесь!».

–А сам-то что не женишься?

–Не нашёл музу.

–Меня ты можешь не обманывать. Ты хочешь спрятаться от любви в другом мире, в мире иллюзий. А вон идёт та, от которой ты и бежишь в страну сказок. Та, что изводит тебя.

К ним шла Исидора Уинд в сиреневом платье. Она купила воздушные бумажные шарики и раздала детям, которые бегали вокруг художника.

Леди поздоровалась с трубочистом:

–Мистер Ваттон.

–Миледи Уинд,– кивнул Фрэнк.

–Какая умильная мордашка у того рыжего мальчугана, как у утёнка или котёнка. Даже плакать хочется,– говорила Исидора.

–Это мой сын Джеймс,– довёл до сведенья служащий.

–А я вот тоже сегодня здесь гуляю…На душе радостно от пения птиц.

–Весна,– кивнул художник.

–Почти лето,– поправил друг-трубочист.

Исидора заглянула в рисунок Андре, изумлялась:

–Как Ваше воображение рождает такие дивные образы? Вы сразу видите все эти деревья? Эти персонажи?

–Приглядитесь. Вот это дерево растёт возле моего дома…– помогал ей определить француз.

–А эта фея похожа на меня…– выдохнула девушка.

–Может, это муза?– усмехнулся Фрэнк.

Андре зло на него глянул. Трубочист попрощался, сняв шляпу, и ушёл.

Леди продолжала изливать лесть своему художнику:

–Это чудо, когда из под руки выходят дышащие жизнью олимпийские боги.

Планше поделился:

–Я тоже ликую, когда мои замыслы воплощаются на фарфоре и на рисунке.

–А как это творить? Что Вы чувствуете, когда рисуете?

–Эмоциональный взлёт. Экзальтация.