Троецарствие. Том 2

Пан Дэ не знал, как быть: то ли плакать, то ли смеяться, ведь его – живого человека – променяли на доспехи! Цао Цао, угадывая мысли Пан Дэ, похлопал его по плечу:

– Доспехи или целая гора золота – это цена предательства Ханьчжуна. А насколько ты ценен – это судить не мне, и не тем, кто в Ханьчжуне. Войдешь ли ты в историю, оставишь ли ты после себя добрую память потомкам – все зависит от твоего решения сейчас!

Пан Дэ обуревали смешанные чувства. Всю жизнь он служил разным людям, ради них отдавал все, но никогда не задумывался о самом себе: не думал, в чем ценность его собственной жизни и зачем он вообще живет.

Цао Цао вывел Пан Дэ из палатки. Тот вдруг увидел неподалеку худощавого и неказистого на вид коня. Лошадь приковала все его внимание, он смотрел и смотрел на нее, приговаривая: «Добрый скакун!» Генерал Сяхоу Юань громко захохотал:

– Я знал, что его превосходительство подберет для вас лучшего скакуна. Это точно добрый конь! – И Сяхоу Юань бросил поводья в руки Пан Дэ, но тот не сумел их поймать, и они упали наземь.

– Хороший скакун достоин только героя! Отважный боец должен вершить великие дела на поле боя! Опробуй коня! – сказал Цао Цао, подняв упавшие поводья и передав их Пан Дэ.

Пан Дэ тотчас же забрался в седло, ударил хлыстом и поскакал. Это был и вправду превосходный скакун: он мчался так быстро, что едва получалось остановить на чем-то взгляд, а ветер свистел в ушах. Дорога становилась ровнее, но внутри Пан Дэ все клокотало. Ему очень хотелось оставить Ханьчжун и его глупого правителя Чжан Лу, отправиться к Ма Чао, но… Пан Дэ вдруг остановил лошадь. Он уже так много лет провел впустую, вовсе не задумываясь о своем предназначении. Однако Пан Дэ был уверен, что все поймет, когда пробьет его час. На этот раз он выберет другой путь для самого себя, и неважно, обернется ли тот удачей или поражением, главное, что это будет только его выбор. Пан Дэ повернул коня и поскакал к лагерю Цао Цао.

После того как Цао Цао одержал победу над Наньчжэном, он подошел к ставке Чжан Лу. Тот понимал, что не в силах противостоять грозному Цао Цао, сам открыл городские ворота и сдался. Так Цао Цао завоевал Ханьчжун. Вы спросите: «А что же стало с алчным Ян Суном?» Его песенка была спета: Цао Цао разделался с ним без промедления.

Пока Цао Цао возглавлял поход на Ханьчжун, Сунь Цюань понял, что линия обороны на востоке ослаблена, поэтому он лично во главе стотысячного войска отправился в поход на Хэфэй. Удастся ли ему взять город, и что будет дальше? Об этом – в нашей следующей истории.

58. Атака Чжан Ляо

Итак, в прошлый раз мы рассказали об удачном походе Цао Цао на юго-западный Ханьчжун. Сунь Цюань, понимая, что линия обороны на востоке оказалась без присмотра, во главе огромной армии по реке двигался на юг, к Хэфэю. В распоряжении генерал-губернатора Хэфэя Чжан Ляо было семь тысяч отборных воинов. Какой же тут бой, когда семи тысячам противостоит стотысячное войско? Чжан Ляо страшно переживал, а потом вспомнил о парчовом мешочке с указаниями, что перед отъездом вручил ему Цао Цао. Там говорилось: «В случае угрозы со стороны Сунь Цюаня Чжан Ляо должен распорядиться обороной в городе и принять бой». У Чжан Ляо словно камень с души свалился – он решил действовать.

Однако для боя необходим план. Чжан Ляо поразмыслил: «Наверное, сегодня в полдень на берег уже высадилась первая дивизия Сунь Цюаня. Еще не стемнело, а значит, по крайней мере тридцать тысяч солдат уже разбили лагерь. Но сейчас их численность не превышает пятидесяти тысяч, поэтому я должен выиграть время и как можно быстрее ударить по ним. Лучше всего сделать это сегодня ночью. Пожалуй, это единственный шанс». И Чжан Ляо собрал восемьсот отборных бойцов, чтобы ночью атаковать лагерь Сунь Цюаня.

В три часа ночи там все крепко спали. Чжан Ляо со своим отрядом тихонько подкрался к лагерю. Солдаты пересекли пересохшую речушку, перебрались через возвышенность и густые заросли. Стояла полная тишина, и только лунный свет озарял палатки. Неподалеку маячила линия обороны: солдаты Сунь Цюаня еще не успели соорудить насыпь вокруг лагеря, поэтому укрепленной стеной служили кое-как натыканные палки и стволы деревьев. Чжан Ляо расплылся в улыбке: он это предвидел.

– Слушайте меня, прорвемся в лагерь, а там бейте всех, сжигайте все на своем пути. Как только услышите мой свист – уходим! Пленных не брать! Всем вернуться живыми! Поняли меня? – шепотом отдал приказ Чжан Ляо.

Солдаты закивали в знак согласия. Чжан Ляо с силой вырвал росший подле него бурьян и помчался на лагерь, воины последовали за ним. Топот копыт разбудил солдат на смотровой вышке, но атака была молниеносной. Солдаты на вышке не успели опомниться, как Чжан Ляо махнул рукой своим людям, и те тотчас повалили опоры. Вышка с грохотом упала, а войско стало прорываться в лагерь.

Конечно, от этого шума некоторые проснулись, но большинство солдат в лагере крепко спали. В это время повсюду занялось пламя, и полуодетые воины Сунь Цюаня выскакивали из своих палаток, забывая оружие. Началась паника.

Однако лагерь Сунь Цюаня оказался просто огромным – Чжан Ляо и его воинам не удавалось пробиться. Они отчаянно и долго дрались; паника и хаос царили только по краям лагеря, внутри все было спокойно. Чжан Ляо занервничал, ведь он прошел через столько битв, одержал столько побед, поэтому и здесь рассчитывал только на победу.

Он быстрым галопом мчался к лагерю, как вдруг увидел, что тот разбит совсем не так, как это принято в армии Цао Цао. Палатки оказались поделены на группы, между некоторыми оставалось достаточно большое расстояние. Однако другие расположились близко, кое-где стоял дозор, а где-то даже намека на охрану не было.

«В организации лагеря нет никакой системы: все как бог на душу положит, никакого порядка. А раз так, то все намного проще», – раздумывал Чжан Ляо. Ему в голову пришла идея: они должны действовать не в одном месте, а по всем направлениям, сметать все, что стоит на пути.

Тогда солдаты стали поджигать стоявшие неподалеку палатки. Огонь распространялся очень быстро, и вскоре все соседние палатки полыхали. Тогда Чжан Ляо приказал поджечь следующую группу палаток, потом еще одну… Так скоро весь лагерь оказался объят пламенем.

Светало, на востоке показалась заря. Чжан Ляо, весьма довольный собой, наблюдал за пожаром. Он уже хотел свистнуть своим солдатам, чтобы отправиться восвояси, как вдруг увидел огромную белую палатку на холме впереди. Размерами она значительно превосходила те, что были в лагере. Палатка находилась словно в тумане: от нее исходило блеклое белое сияние. Чжан Ляо осенило: «Это же палатка самого Сунь Цюаня! Просто подарок Небес!»

– Сунь Цюань, выходи на бой, пришла твоя смерть!

Чжан Ляо с криком помчался к белой палатке. Сунь Цюань не на шутку испугался и судорожно закричал своим солдатам:

– Убейте его! Обещаю щедрую награду!

Тут же с холма спустились два генерала Сунь Цюаня. Один прорвался вперед и, размахивая алебардой, пытался поразить правую руку Чжан Ляо:

– Сейчас я тебя покалечу, будешь безруким!

Но Чжан Ляо увернулся, поднял пику о двух зубцах и ударил его. Тогда в бой вступил второй генерал Сунь Цюаня. Завязалась драка; Чжан Ляо повалил противника с лошади, и тот, падая, напоролся на сук стоявшего рядом дерева.

– Остановите его! Скорее! – истошно вопил Сунь Цюань. Его солдаты встали живой стеной, закрыв собой господина.

– Сунь Цюань! Ну что, готов ли ты сразиться со мной? – воинственно вскричал Чжан Ляо.

А Сунь Цюань тем временем смотрел на беспорядочно разбросанные палатки его армии внизу холма и праздно шатающихся солдат. Но разве он посмел бы спуститься вниз? Вместо этого он с ненавистью смотрел на Чжан Ляо.

Солнце стояло в зените, до Чжан Ляо донесся шум: их окружили солдаты неприятельской армии. Он скосил глаза на Сунь Цюаня, а потом в бессильной ненависти свистнул своим людям:

– Уходим!

Отряд из восьмисот человек, как бурная река, стал прорываться из лагеря Сунь Цюаня. Все восемьсот воинов остались живы и здоровы – ни убитых, ни раненых! Хотя Чжан Ляо не удалось разделаться с Сунь Цюанем, зато он разворошил его лагерь, как осиное гнездо. Это стало настоящим ударом для Сунь Цюаня, но тот осознавал, что в его распоряжении огромное войско – численный перевес налицо.

59. Оборона Хэфэя

Такое поражение было настоящим позором для армии края к востоку от Янцзы и для самого Сунь Цюаня. Казалось, что эта неудача предвещала его полное поражение, но Сунь Цюань решил продолжить поход, ведь у него по-прежнему было численное превосходство.

– Докладываю, идет Чжан Ляо! С ним конный отряд, всего около тысячи! – спешно проговорил гонец, ворвавшись в палатку Сунь Цюаня.

Увидев замешательство и панику солдата, Сунь Цюань пришел в ярость:

– Чего испугался?! Только тысяча! За нами три тысячи отборных бойцов! А у тебя душа в пятки ушла при виде этой мелочи!

Хотя эти слова прозвучали уверенно, на душе у Сунь Цюаня было неспокойно. Вот уже несколько дней его стотысячная армия вела осаду Хэфэя. Всякий раз, когда казалось, что победа уже близка, на стене появлялся Чжан Ляо. Тогда бойцы, обороняющие город, как по мановению волшебной палочки, менялись на глазах, вмиг превращаясь в отважных героев. Видя такой настрой, солдаты армии края к востоку от Янцзы трусили и отступали.

Так войско Сунь Цюаня осаждало город целый месяц. Сунь Цюаню было не по себе: он не знал, что ему предпринять, а тут еще среди солдат началась чума, которая уже унесла более десяти тысяч жизней. В бессилии Сунь Цюань отдал приказ отступать, но перед отбытием подумал, что в Хэфэе сейчас всего около семи тысяч человек, а в отряде Чжан Ляо – около трех тысяч. Он не боялся преследования Чжан Ляо, а потому сам во главе отряда находился в тылу армии. «Появление Чжан Ляо сыграло бы мне на руку: так бы я всех уничтожил, а потом с новыми силами взялся за Хэфэй», – раздумывал он.

Он все рассчитал, продумал диспозицию и сам бой, не хватало только Чжан Ляо. Первый и второй генералы армии Сунь Цюаня славились отвагой и военным опытом. На сердце у него было спокойно. Вдруг лошади в первой шеренге от испуга понеслись в стороны, а Сунь Цюань и его солдаты сразу насторожились: может быть, это Чжан Ляо? Они услышали странные звуки, но не увидели ничего кроме густого черного леса и расстилающегося тумана.

Сунь Цюань осознал, что раз они сейчас следуют по возвышенности, возможно, враг подстерегает их внизу. Это было для них выгодно, поскольку так можно поразить Чжан Ляо и его людей стрелами. Подобную возможность он упустить не мог.

– Тому, кто убьет Чжан Ляо, даю сто монет чистым золотом! Щедро награжу тех, кто первым пойдет в атаку! – закричал Сунь Цюань.

Услышав о награде, все оживились и во главе с генералами ринулись вперед. Однако ближе к подножию горы тропа сузилась, из-за чего отряд оказался прижатым к скале.

– Беда! Это уловка! – вскричал один из генералов.

Он хотел отдать приказ к отступлению, но на узенькой тропе не получалось даже развернуться. Назад дороги не было, однако Сунь Цюань вовсе не переживал, ведь он заранее послал гонца с приказом о подкреплении в передовой отряд. Они вот-вот должны уже прибыть.

Гонец вернулся один. Оказывается, основная часть войска продвигалась достаточно быстро: передовой отряд уже перебрался через реку.

Пришел черед радоваться Чжан Ляо. Его генерал натянул стрелу и подстрелил гонца Сунь Цюаня.

– За одного убитого даю сто золотых, а того, кто убьет Сунь Цюаня, обещаю немедленно повысить в звании! – закричал Чжан Ляо.

Этот приказ поднял боевой дух его солдат, и они, словно стая свирепых тигров, ринулись в атаку. Сам же Чжан Ляо незадолго до этого отправил лазутчиков выяснить путь Сунь Цюаня, а потом, воспользовавшись особенностями местности, устроил ловушку.

Казалось, что каждый воин в армии Хэфэя был таким же храбрым, как их командир. Армия Сунь Цюаня отступала. Сунь Цюань наблюдал за победоносным отрядом Чжан Ляо, в котором один воин мог повалить десятерых, и ему чудилось, будто перед ним не люди, а воинство бессмертных небожителей. Его генерал понимал, что им долго не продержаться, поэтому он отправил отряд прикрыть армию Сунь Цюаня. Так они отступили к реке. Было очевидно, что как только они перейдут мост, то смогут объединиться с основными частями войска. Однако Чжан Ляо позаботился и об этом. Он заранее велел своим людям убрать пятиметровую балку посередине моста – появилась огромная брешь.

Течение реки было буйным, так же неспокойно стало и на душе у Сунь Цюаня. Он вдруг снова вспомнил своего отважного старшего брата Сунь Цэ. Его сердце наполнила горечь, в глазах появились слезы: «Если бы на моем месте был брат, он давно бы уже взял Хэфэй. Как же так случилось, что неприятель смог отрезать мне все пути к отступлению? Ну что же, пришел мой час, буду биться с Чжан Ляо не на жизнь, а на смерть!»

Генерал Сунь Цюаня громко крикнул:

– Господин, скачите вперед через мост, а я остановлю Чжан Ляо! – И помчался к мосту.

Сунь Цюань вспомнил про Лю Бэя, как тот оказался на краю гибели и как ему чудом удалось преодолеть бурный Сандаловый ручей Таньси. «А я что же, ни на что не годен?!» – подумал он и, пришпорив коня, помчался по мосту на другую сторону. Он натянул поводья, и его конь будто взлетел! Сунь Цюань зажмурился от страха. Через несколько секунд он очнулся, когда копыта коня ударились обо что-то твердое. «Ура! Мне удалось! Я смог!» – ликовал Сунь Цюань.

Тут подоспело подкрепление, и Сунь Цюаня сопроводили на корабль. Оглянувшись на другой берег, он увидел оставшегося там Лин Туна и отчаянно вскричал:

– Лин Тун, скорее сюда! Быстрее!

Но Лин Тун, раненый, истекал кровью, а все его солдаты погибли. Услышав крики Сунь Цюаня, он из последних сил кинулся в реку, и тот сумел затащить его на корабль. Так с остатками своей армии Сунь Цюань бесславно вернулся домой, в край к востоку от Янцзы. Он решил немного перевести дух, а потом предпринять новый поход.

Чжан Ляо осознавал, что эта победа была лишь удачей. Он размышлял: «Если в следующий раз Сунь Цюань извлечет уроки из своих поражений и снова нападет на меня, то я вряд ли смогу его одолеть». Он срочно отправил донесение Цао Цао с просьбой о подкреплении.

Тем временем Цао Цао уже покорил Ханьчжун и мог спокойно ударить по Лю Бэю. Однако, подумав, что Лю Бэй наверняка уже приготовился к его вторжению, он решил подождать и отправился на помощь к Чжан Ляо. Как вы думаете, предпримет ли Сунь Цюань очередную попытку покорить Хэфэй? И что сделает Цао Цао? Об этом поговорим в следующий раз.

60. Перемирие

Чжан Ляо понимал, что Сунь Цюань вскоре предпримет новый поход, и на этот раз справиться с ним будет не так-то легко. Поэтому Чжан Ляо направил послание Цао Цао с просьбой о подкреплении. И вот наконец Цао Цао вместе с огромной армией прибыл в Хэфэй, где развернул целую речную баталию. Только вот он ничего не смыслил в сражениях на воде.

Сунь Цюань расположил боевые корабли по одной линии, и при любой атаке Цао Цао с кораблей летели мириады стрел. Их было так много, что казалось, они падали огромным монолитом. Цао Цао никак не мог подобраться к этой флотилии. Он гневался, понимая, что бездарен в речных боях, и в конце концов решил отступить.

Сунь Цюань знал, что не в характере Цао Цао так быстро сдаваться. И точно, после небольшой передышки армия Цао Цао снова прибыла на берег. На этот раз они немного изменили тактику: с помощью щитов воины образовали огромный заслон, а пики направили в сторону неприятеля. Против такого заслона стрелы были бессильны, и армия Цао Цао приближалась, остался последний оборонительный рубеж.

– Возьмите арбалеты, пробейте неприятельские щиты! – громко прокричал Сунь Цюань.

– Господин, но у нас нет арбалетов! – заикаясь, неуверенно пролепетал офицер, ответственный за снабжение оружием.

– Тогда пустите в ход катапульту, забросайте их камнями! – приказал Сунь Цюань.

– Но… ка… камней тоже нет! – прошептал офицер.

Прибыл гонец с донесением:

– Господин, стрелы на исходе!

Сунь Цюань судорожно думал: «Арбалетов нет, камней нет, а теперь и стрелы на исходе – что же вообще есть?! Как же мне одолеть Цао Цао? Неужели и на этот раз меня ждет поражение?»

Он поднял голову и поглядел ввысь. Сгущались тучи, сплошным черным пологом они застилали горизонт.

– О Небо, пошли дождя! – взмолился Сунь Цюань.

Раздались крики:

– Корабли! К нам идут корабли!

Все посмотрели вперед: издалека к ним подплывала армада. Чьи же это корабли? Неужели это западня Цао Цао? Однако новая флотилия вовсе не собиралась их атаковать, а, наоборот, направилась в сторону армии Цао Цао.

– Это подкрепление! Подкрепление пришло! – ликовали бойцы. Сунь Цюань пригляделся: его генерал Лу Сюнь прибыл как нельзя вовремя, когда они были на волосок от гибели.

Начался ливень, но Сунь Цюань даже не попытался укрыться. Он стоял, гордо подняв голову, и радовался:

– Этот дождь как раз кстати! Благодатный дождь!

Под вечер Цао Цао отступил. Дождь кончился, воцарился покой. На этот раз, чтобы отметить чудесное спасение и отблагодарить своих воинов, Сунь Цюань закатил в лагере пир. С чашей вина он обошел всех, от генералов до простых бойцов, и наконец приблизился к командующему:

– Чжоу Тай, хочу уважить тебя, благодарю за спасение!

Сунь Цюань осушил чашу, а Чжоу Тай замешкался. Он был ранен в ногу, поэтому с трудом встал, чуть склонившись вбок, и только потом выпил.

– Ты что же, серьезно ранен? – поинтересовался Сунь Цюань.

– Нет, сущие пустяки! – замахал руками Чжоу Тай.

Сунь Цюань вдруг увидел свежие пятна крови на его рубахе и страшно обеспокоился:

– Ну-ка, раскрой, я взгляну!

Чжоу Таю было неловко, но Сунь Цюань настаивал. Командующий снял рубаху, и все ахнули: на Чжоу Тае не было живого места! Его тело оказалось испещрено следами – застарелыми шрамами и свежими ранами. У Сунь Цюаня больно кольнуло в сердце и сдавило горло – он не мог вымолвить ни слова.

Сунь Цюань взял себя в руки и указал на его спину:

– Когда ты получил это ранение?

Чжоу Тай покраснел и неуверенно пояснил:

– Когда мы оказались в окружении. Я увидел, как один из врагов хотел напасть на вас сзади, и тут же стал колоть его своей пикой, так и получил ранение. Но сейчас все прошло, уже не болит!

Сунь Цюань налил ему полную чашу вина, которую Чжоу Тай залпом выпил. Потом Сунь Цюань стал расспрашивать его о ранениях в живот. Тот рассказал:

– Когда вас, господин, почти настигли неприятельские стрелы, я попытался преградить им путь, и стрелы попали в меня.

Сунь Цюань снова наполнил чашу вином. Так, рассказывая о каждом ранении, Чжоу Тай и Сунь Цюань выпивали по чаше, а когда рассказы закончились, Чжоу Тай был уже мертвецки пьян.

В палатке воцарилось молчание, стало слышно, как накрапывает дождь да падают листья. Сунь Цюань огляделся по сторонам и увидел, что некоторые места пустуют. Днем эти люди еще были здесь – они так и не вернулись, навечно остались на поле боя. Сунь Цюань подходил к каждому пустому месту, наполнял чашу и выпивал до дна. Собравшиеся стали перешептываться, кто-то тихонько зарыдал…

Вдруг поднялся командующий Люй Мэн, почтительно сложил руки и сказал:

– Господин, наши люди из края к востоку от Янцзы не боятся смерти! Если завтра нас снова потревожит этот Цао Цао, я разобью его армию и отомщу за братьев!

– Точно! Мы должны отомстить за наших погибших братьев! – наперебой заговорили генералы, сжимая от ярости кулаки.

Смотря на них, Сунь Цюань немного помолчал, а потом спокойно сказал:

– Я принял решение. Будем просить перемирия.

Все замолкли. Сунь Цюань вздохнул, а потом медленно процедил:

– Если Цао Цао отведет свои войска, каждый год мы будем платить ему дань.

После некоторого замешательства кто-то сказал:

– Мы боремся с Цао Цао уже месяц, однако ему тоже не по себе. Он ведь боится, что Лю Бэй воспользуется моментом и ударит по Гуаньчжуну, а Гуань Юй выступит из Цзинчжоу. Мы не можем просить перемирия!

– Да-да, о перемирии не может быть и речи!

Все включились в бурное обсуждение, но Сунь Цюань уже все решил. Он желал покоя для края к востоку от Янцзы и поэтому на следующий день передал Цао Цао послание о перемирии. Тот с радостью принял предложение и отвел войска. Он вернулся в Хэфэй, а потом заставил сановников направить императору прошение, чтобы тот объявил его правителем земель Вэй. Императору ничего не оставалось, как согласиться: он пожаловал Цао Цао земли и титул. С тех пор по заведенному обычаю каждый выезд Цао Цао из дворца сопровождался императорскими почестями.

Итак, каждый из наших героев – Цао Цао, Сунь Цюань и Лю Бэй – владел своими землями. В Поднебесной наконец-то наступил долгожданный покой – временное затишье перед страшной бурей.

61. Решение Цао Цао

Пятнадцатого числа первого лунного месяца – в Праздник фонарей – в городе Сюйду вместо всеобщего веселья начались пожары, убийства и разорения. Оказывается, пятеро сановников не могли смириться с новым положением Цао Цао. Они подожгли город и захватили власть, а позже, объединившись с Лю Бэем, хотели покончить с Цао Цао. Однако они и предположить не могли, что Цао Цао повелел тридцатитысячному войску во главе с генералом Сяхоу Дунем вести постоянный дозор в округе Сюйду. Поэтому, когда запылали пожары, генерал бросился в город на подмогу и схватил всех пятерых мятежных сановников и их родных.

После случившегося Сяхоу Дунь немедленно направил срочное донесение Цао Цао. Тот, ошарашенный новостями, в гневе вскричал:

– Как они посмели поднять бунт на моей земле? Их ждет жестокая кара! Всех обезглавить! Никто не должен остаться в живых!

После мятежа Цао Цао стал задумываться, что другие сановники могут последовать примеру этих пятерых, поэтому отдал приказ собрать всех чиновников для разбирательства. Вечером, когда зажглись огни, Цао Цао позвал двух своих сыновей обсудить сложившуюся ситуацию.

– Сейчас все чиновники на плацу, как я должен поступить с ними? – спросил он.

– Отец, перебьем их всех, и дело с концом! – ответил Цао Пи.

Цао Чжи был ошеломлен ответом старшего брата, а Цао Цао пригладил усы и спросил:

– А ты что думаешь, мой младший сын?

– Отец, я считаю, что тех, кто замышляет недоброе против вас, непременно нужно казнить. Но ведь нельзя же убивать невиновных! Те пятеро виноваты, но при чем тут их дети? Почему вы казнили всех?

– Вздор! Как ты осмелился обвинять отца? – в гневе вскричал Цао Пи. – Казнить надо всех: вырвать эту сорную траву с корнем, с глаз долой!

Смотря на своих сыновей, Цао Цао глубоко задумался. Цао Пи – его старший сын – владеет оружием, искусен в верховой езде, смел и отважен. По традиции именно старший сын должен стать наследником. Однако Цао Цао больше нравился Цао Чжи – он был красноречив и обладал поэтическим даром. Цао Цао очень гордился им, видел в нем себя, поэтому его мучили сомнения, он никак не мог определиться с наследником. Цао Цао понимал, что с годами не становится моложе, и, если медлить с выбором, в дальнейшем могут возникнуть неприятности.

Цао Пи и Цао Чжи еще спорили о том, как следовало поступить с сановниками, но Цао Цао махнул рукой:

– Всё, идите, отправляйтесь на плац.

Вечером задул пронизывающий холодный ветер, чиновники на плацу промерзли до костей. Цао Цао приказал установить в центре два флага – красный и белый, а потом повелел:

– Пусть те, кто тушил огонь и сражался с мятежниками, встанут к красному флагу. А те, кто бездействовал и отсиживался дома, встаньте у белого.

Оказавшись перед выбором, чиновники переглянулись. Все понимали, что тех, кто помогал ловить мятежников, ждет награда, а потому триста из них встали у красного флага. У белого же скопилась едва ли сотня человек.

Цао Цао обратился к сыновьям с вопросом, как следует с ними поступить. Цао Чжи считал, что необходимо действовать осторожно: выяснить тяжесть вины каждого, а затем наказывать. По его мнению, нельзя допустить ошибки. Цао Пи настаивал на том, что наказания не должен избежать ни один виновный, даже если бы для этого понадобилось истребить тысячу! Цао Цао махнул рукой – людей около красного флага тут же связали и повели на казнь. Чиновники взывали о пощаде, но Цао Цао лишь холодно усмехнулся в ответ:

– Когда происходят волнения и мятежи, прежде всего вы должны закрыться в доме и не покидать его, чтобы переждать беду. Поэтому те, кто вышел во время мятежа, вовсе не тушили пожары и не ловили мятежников, а сами были мятежниками!