скачать книгу бесплатно
Песню богатырскую свою.
И тогда спросил Ермак красавицу:
– Любишь ли? – и услыхал: – Люблю!
Все исчезло. Только зорька алая
Пляшет между вымытых камней.
А за лесом всадники усталые
Расседлали взмыленных коней.
Знойный день по небу разливается,
Смоляная чаща горяча.
На таежном солнце тихо плавится
С соболиной выпушкой парча.
И от строк пергамента нетленного
Охмелело сердце без вина,
И царевой милостью надменною
Вырезные дышат письмена…
Что ж, казак, разбойник верноподданный,
Снова морщишь ломаную бровь!?
Иль опять душа твоя народная
Не помирит злобу и любовь?
За какою смертной червоточиной
Ты поедешь в белую Москву,
И какие сны в дареной вотчине
Казака задушат наяву?..
Я сижу сегодня не над книгою —
Над высоким берегом реки.
Разбежалися тайгою дикою
Приисковых точек городки.
И лежит окрест меня, одетая
Покрывалом озими густой,
Не земля – сокровище несметное,
Бархат на подкладке золотой.
Ей навек сдружиться с хлеборобами,
Пропитаться потом их трудов,
Чтоб сплелася Азия с Европою
Ветками раскидистых садов,
Ей рудой в высоких домнах плавиться,
Чтоб в броню оделася страна…
А вода гудит застольной здравицей,
Полднем золотым озарена.
Но секреты все повыдав дочиста,
Тайну лишь одну хранит река:
Вот уж пятый век она не хочет нам
Рассказать про гибель Ермака.
И одно лишь солнце беспечальное,
Вековечной правдою дыша,
Всё рисует кольца обручальные
На водоворотах Иртыша.
(Конец 40-х годов)
«Итак, не поняла твоей красы я…»
Итак, не поняла твоей красы я,
Не выучила оканья твои,
Сермяжная, кондовая Россия,
Молочная сестра моей любви.
Не кланялась звезде твоей падучей,
Не плакала царевной в терему,
И не вняла в тоске моей дремучей
Языческому зову твоему.
Суди меня за дерзость и кощунство,
На песнь мою опалу наложи,
Надев старообрядческий шушун свой,
Неверием алтарь мой окружи.
Я обучалась плотницкому делу,
В гудящих доках у чужой воды,
Не убоявшись той, осатанелой,
Раскольничьей боярской бороды.
Читала вольнодумного Вольтера,
Пока из городского тупика
Запоминал лицо мое и веру
Тяжелый глаз жандармского шпика.
И в дни, когда на стыке всех историй
Учились пули разным языкам,
Мой пепел бухенвальдский крематорий
Размел по всем шести материкам.
И если сквозь оптические линзы
Глядел зрачок над пропастью во ржи,
Не дай ты мне, великая Отчизна,
Сусолить слюдяные витражи.
Старый рояль
А ты, как видно,
Душой не сник,
Умершей фирмы
Рояль-старик.
Хранит и прочность,
И оптимизм
Несовершенный
Твой механизм.
Давно уценка
Тебе дана,
Но старой мощью
Звенит струна,
И на пюпитре,
Здоров и жив,
Санкт-Петербурга
Опальный шифр.
Скажи-ка, сударь,
Чего ты ждешь?
Какой надеждою
Всё живешь?
Почто от сердца
Вручить мне рад
Твой дар бесценный
Глядеть назад?
А, может, знаешь,
Что вечно жив
В душе России
Опальный шифр:
Лорнет и веер,
Гербы карет,
И на Сенатской
Молчит каре,
Бряцание лиры
У невских вод,
И Черной речки
Разверстый лед…
Париж, которого я не видела
Когда по ночам выхожу на Неву я
Рифмованно чествовать лунную тишь,
Со мною по-мирному сосуществуя
На краешек строчки садится Париж.
На что он мне сдался, и что ему нужно?
Нам нечего, вроде, друг другу сказать…
Какую такую политику дружбы
Он хочет искусственно мне навязать?
Не просит ли он словоблудных интрижек,
Где пылкая близость случится с того,
Что я никогда не видала Парижа
И, ах! – никогда не увижу его?
Проваливай, слышишь? – на свой перепуток,
И радуйся, брат, что остался в живых,
Я слишком тупа для двусмысленных шуток
И слишком стара для твоих мостовых.
Верна дисциплине, работой негромкой
Живу обстоятельней день ото дня…
Откуда ты знаешь меня, незнакомку?
Зачем ты по имени кличешь меня?
Зачем запрокинуто к лунному свету
Твое молодое больное лицо?
И медленно бьется Нева в парапеты,
Свиваясь у ног в золотое кольцо.
Когда мы слюбились и где распростились,
Мой старый товарищ, святой гражданин…
Мой единоверец по взятью Бастилий,
По темному бешенству гильотин?
И красный и черный, и робкий и ратный,
От кресел Версаля и до кабака
Ты кровью невинной на время запятнан
И кровью виновной отмыт на века.
Ровесник, палач и разведчик свободы,
Доныне по воле святых праотцов
Инстинкт продолжения знатного рода
Владеет покоями старых дворцов.
Еще и сейчас, перекрашены в хиппи,
Твои утописты над веком корпят,
И долго в углы твои смотрит по-рыбьи
Твой нищий, в остротах и струпьях до пят.
Да как же один ты несешь это бремя?
Родимый, возьми на подмогу меня…
Я тоже раздором пятналась на время,
Мой город двуликий, моя западня…
Не я ль распевала надменные песни,
И в жертвенном счастье тревог и потерь
И глупо, и долго стучался к невесте
Мой кроткий жених в безответную дверь?
Когда же обуглилось сердце в окопах,
С пустым автоматом в обмякших руках
Не я ли в твою заходила Европу,
По-русски болтая на всех языках?
Париж, я не знаю печальней обузы,
Чем вечную ярость под сердцем носить.
Позволь мне с моею заплаканной музой
На светлых бульварах твоих погостить.
Красивый, послушай! Лукавый, не слушай!
Не делай, притворщик, рассеянный вид…
Зачем ворошишь мою русскую душу,
Ее окаянный, смурной динамит?
Скольких честолюбцев незнаемой далью
Сманил и сгубил ты надеждой пустой?
Талант с ностальгической поздней печалью
Рыдал перед рампой твоей золотой…
Здесь злоба и месть пониманья просили,
И кто-то юродствовал, гол и бесстыж,
И кто-то божился, что верен России,
А ты им не верил, не верил, Париж!
Герои и трусы, слепцы и пролазы!
