скачать книгу бесплатно
Почему он спал с твоей женой
Антон Гроза
Главный герой Макс Меер имел одно достоинство – любить женщин, и один недостаток – любить женщин ревнивых мужчин. С одним из таких Мавров он столкнётся в бою и, одержав победу, спрячется от наказания в старом доме вместе со своим трофеем – студенткой Анной Заугер. Не успев вкусить совместной жизни, они оказываются в плену у человека, именуемого Совестью, который жаждет ответа на вопрос: «Почему ты спал с моей женой?». Удастся ли им сбежать? Узнает ли Анна правду о своём мужчине? Книга содержит нецензурную брань.
Почему он спал с твоей женой
Антон Гроза
«Нет, Меер. Ты думаешь, что есть Ад и Рай и если покаешься перед смертью, то непременно отправишься на небеса, прыгать по облакам и слушать как играет арфа. Тебе не приходило в голову, что если похоронить человека под деревом, как собаку, то его душа никуда не отправится. Богу не известно, что он умер. Священник не просил его забрать душу усопшего к себе наверх. Такие как я приходят к таким как ты, каждую ночь и благодарят за вечную жизнь, в кавычках. И ты будешь также страдать, как и я! – тыкал покойник пальцем, – Твой труп будет гнить на заднем дворе, как гниёт мой в том лесу. И я здесь дольше твоего, так что ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ!»
Дизайнер обложки Роман Галай
© Антон Гроза, 2021
© Роман Галай, дизайн обложки, 2021
ISBN 978-5-0053-6888-1
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Глава 1
Утро может рассказать о человеке гораздо больше, чем мы думаем. Любит ли он вволю выспаться, слюнявя наволочку в обед или же с первыми лучами солнца стаптывает кроссовки в ближайшем парке. Досыта набивает брюхо завтраком в несколько ходов или снимает с плиты наспех сваренную в вымученной кофеварке жижу и курит натощак, сбрасывая пепел в консервную банку. Торопится к шести на фабрику, на склад или, опаздывая к девяти, каждый раз выдумывает новые оправдания. Спешит, вообще, куда-нибудь или может себе позволить несколько часов тискать подушку, прежде чем возьмёт в свои руки телефон и по-новому залипнет в новостную ленту. Один не дожидаясь будильника, вскакивает ни свет, ни зоря, а другой, вечно уставший от постоянного перекладывания времени еще на полчаса, прячет его под подушку. Кого-то будит жена, порою ласково, но чаще как бездельника или назойливый, но столь любимый детский плач. Может любимая собака, облизывая сонную моську хозяина, зовёт на прогулку. Сон Макса Меера не тревожило ничего, кроме уличного шума из открытого окна.
Жил он, как и подобает холостяку, пока не убежденному, но и не стремящемуся разнообразить свою жизнь женским постоянством. В такой квартире нет ни штор, ни жалюзи, там нет кухонных полотенец и толстых пекарских рукавичек. Мешки для мусора закончились месяц назад, на их замену пришли магазинные пакеты, разного происхождения. И если в кульках из супермаркета или вьетнамского вечернего магазина огрызки, объедки и прочий мусор смотрелся органично, то бумажные пакеты из миланских бутиков, наполненные теми же остатками, выглядели странно. Господин Меер был большим любителем индийских вонючек и ароматических свечей, им досталась нелегкая работа – бороться со стойким запахом коньяка и сигаретных окурков. Квартира постоянно проветривалась, для этого в спальне, хозяин жилища держал открытым окно. От этого зимой приходилось включать батареи на максимум. Для обогрева гостиной использовался электрокамин, обставленный кочергой и прочими каминными приспособлениями для антуража.
Дорогие сердцу мелочи, вроде мобильного, наручных часов и позолоченной зажигалки были аккуратно разложены на прикроватном столике, как товары на блошином рынке. Предметы одежды уже давно покинули гардероб, образовав Большое спальное текстильное пятно. Корзина для белья была пустой, потому как грязная одежда облюбовала несколько свободных уголков. Холодильник был набит на половину полуфабрикатами и нарезками, в морозильной камере хранились булки, а вторую половину занимало пиво. Холодильник для вина, напротив, был полным, своё пристрастие к спиртному Меер также выражал заполненными полками крепкого, а неприязнь к уборке обилием пустых бутылок. У кровати находились верные спутники долгих ночей – бронзовая пепельница и коллекция зажигалок-однодневок.
Чтобы назвать этот беспорядок творческим, хозяину жилища стоило бы, как минимум, заняться творчеством, но пока он лишь коллекционировал атрибуты. В квартире нашлось место и гитаре, и мольберту, и даже старомодной печатной машинке, подаренной дедом за успехи на юношеском литературном конкурсе. Сейчас Меер не представлял культурной ценности, он, верно, проживал оставшееся время, каждую ночь, приближаясь к смерти. У него не осталось ни родителей, ни братьев, ни сестёр, вслед за ними ушли и надежды, оставив мужчину наедине со своими желаниями. Кроме него, в квартире жили два паука, один в ванной комнате, а второй сплёл своё гнёздышко в каминных брёвнах. Меер заботился о своих домочадцах, паутину не убирал и даже пытался скормить им муху. Компанию паукам составил единственный и горячо любимый цветок Макса, который он называет Альбертом, которому ни разу не было отказано в уходе и поливе.
Этим утром владельца квартиры разбудил противный звонок в дверь. Настойчивый звонок не получалось приглушить подушкой, что заставило Меера подняться с кровати. Для уверенности раскачавшись, он сел на край постели, в надежде разобраться с происходящим. Достал полупустую пачку сигарет и неспешно закурил, от чего опять увяз в подушках. Это могли звонить из полиции, но те, как правило, стучат три раза и громко заявляют о себе. По ту сторону дверей работа не прекращалась, неизвестный продолжал держать свой палец на дверном звонке, изредка постукивая. На половине сигареты Макс решил открыть. Он пополз к входу, упираясь о стены задубевшими руками. За дверью стоял курьер с внушительным букетом ярко-алых роз.
– Ошибся? – пробормотал сонный хозяин жилища
– Добрый день, вы господин Меер?
– Я господин Меер, чего вам?
– Тогда это вам, распишитесь вот здесь, пожалуйста, – сказал курьер немецким языком сомнительного происхождения и сунул накладную. Видимо он был из приезжих иностранных студентов, ищущих заработка на низкооплачиваемом поприще.
Меер перебрал огромный букет в свои руки и без лишних почестей захлопнул за курьером дверь. Он не любил непрошенных гостей, тем более в столь ранее время. Цветы остались брошенными у входа, а сам хозяин квартиры повёл свою тяжелую голову в направлении ванной. Меер вдохновлялся утренним ритуалом Патрика Бейтмена, главного героя романа «Американский психопат» Брета Эллиса. Он повторял действия персонажа любимой книги, за исключением утренней йоги в холодной маске. Он очищал лицо кремовым лосьоном, а не пенящимся, который, как известно, сушит кожу, меняет её кислотно-щелочной баланс, а значит, приводит к шелушению, покраснению, сухости и прочей гадости. Макс Меер бережет нежные женские руки от поглаживания проблемной кожи, жертвуя на уход несколько сотен ежемесячно.
У него были длинные волосы, такие прически носили торговцы кокаином в фильмах Теда Демме и Брайана де Пальмы, уход за которыми включал в себя чередование шампуней, а также комбинацию из масел, кондиционеров и масок для волос. Макс наносил на своё тело скраб, на основе миндаля, который пахнул как бабушкино варение. К этим процедурам его с раннего детства приучила мама, поэтому раньше он полагал, что в скарб добавляют перемолотые косточки абрикоса. На распаренное тело он наносил питательный крем, а потом еще не меньше получаса красовался перед зеркалом. Заканчивались утренние процедуры снятием увлажняющей маски с пропаренного лица. После этого он отправлялся завтракать, где набивал пустое брюхо множеством размороженной выпечки, обильно покрытой сырами и ветчиной. Больше всего он любил намазывать на булочку татарский бифштекс из индейки, покрывая молотое мясо колечками лука и градом из соли и перца.
Вечером того же дня у него был запланировал ужин с девушкой, по имени Анна Заугер. Она была еще студенткой, изучала историю искусств и была увлечена мужчинами харизматичными, творческими, хотя и заводила отношения со скучными, посредственными. Её черные, крашеные волосы оттеняли угловатое лицо, обтянутое смуглой кожей. Из-под широких, пушистых бровей выглядывали большие, как плоды опиумного мака, глаза зелёного цвета. Не так давно Анна увеличила и без того пухлые губы и походила сейчас больше на латиноамериканскую танцовщицу, нежели на европейскую скромницу. Между рельефными ключицами и узкой талией находилась новенькая грудь идеальной, по мнению Анны формы. Она вела себя достаточно провокационно, с ней, было, сложно договорится, но в силу возраста или природной харизмы Меера, маскировать свою симпатию получалось слабо. Лучше всего госпожу Заугер мог охарактеризовать рекламный слоган на коробке из-под пиццы: «SOFT INSIDE CRISPY OUTSIDE».
В ресторан «MARINI» он отправился на своём поистине уникальном автомобиле. Транспортное средство было главным предметом гордости Меера. Пятилитровый BMW восьмой серии, одна тысяча девятьсот девяносто пятого года выпуска, с мотором в триста восемьдесят лошадиных сил привлекал внимание прохожих своим звериным выхлопом и изящными формами. Дизайн автомобиля значительно отличался от своих немецких коллег и больше походил на выдумку японского автопрома, но качество сборки, комплектация, мощь двигателя, любовь к деталям указывало на баварское происхождение.
Чёрный двухдверный монстр с узкой агрессивной мордой и моргающими глазками без особых усилий разгонялся до трёх ста километров в час. В этом автомобиле со дня выпуска не изменилось ничего, кроме кассет для магнитолы. Прошлый хозяин, старик Цимерманн, уступил Мееру свою любовь перед самой смертью, при условии, что тот сохранит её в первозданном виде. Такую машину язык не поворачивается назвать средством передвижения, она не подпадает под общие потребительские догмы, это член семьи, верный спутник, близкий друг. Салон всегда был чист, панель приборов отполирована, кожа блестела, а коврики принимали душ так же часто, как и их хозяин. В бардачке хранились кассеты для оригинальной магнитолы: сборники итальянских эстрадников восьмидесятых годов от прошлого хозяина, альбом «The Last Command» группы WASP, лучшие песни Guns N» Roses и микс из роковых баллад.
Ресторан, знакомый горожанам изысканной подачей блюд и итальянским колоритом, был расположен в центре Дюссельдорфа. Заведение значилось высоким, но являлось скорее общественно ориентированным, нежели роскошным. Здесь граждан, неискушённых приморскими деликатесами, удивляли обыкновенными нокками и пастой, собственного приготовления. На громоздких керамических тарелках красовались аутентичные блюда, с горкой пармезана и свежими листьями базилика и рукколы. Гостей просвещенных, в области гастрономии, заманивали наличием свежей рыбы и других морепродуктов. Кухней заведовал известный повар Серджио Маргаретти, который, по словам заготовщиков, частенько бросал в подчиненных луком и браковал их блюда перед самой подачей к столу. Он нередко выходил к гостям, радуя последних своим колоритным говором и южным темпераментом. Опытные официантки обожали его, а вот начинающие, напротив, ненавидели за постоянные насмешки и придирки. Но главное, что этот пузатый повар был, обожаем публикой и будь на его место кто-нибудь другой, ресторан бы следовало закрыть.
Место казалось богемным разве что туристам, а местный житель находил его просто уютным. Ассортимент вина хоть и был широким, но, ни одной бутылочкой коллекционного не располагал. Забавно было наблюдать там сомелье, работа которого заключалась в том, чтобы продать туристам серийные итальянские вина по цене марочных. Особенно туристов подкупало, когда он с высоко задранным подбородком, аккуратно обнимая ладонями колхозно закупоренную сургучом бутылку, говорил: «Это поздний сбор».
После этого, как правило, вино покупали, а сомелье благодарно улыбался еще половину вечера наивным гостям. Анна, как и положено приличной девушке, опаздывала на полчаса. Меер выбрал небольшой, круглый столик в дальнем уголке террасы. Над столом раскрывался большой тканевый зонтик, который охранял бокалы и тарелки от залётной опавшей листвы.
У столика работал уличный обогреватель, который боролся против осенней стужи, ветра и холода, свойственного позднему вечеру. Официантка принесла Мееру винную карту и тот внимательно вчитывался в позиции, попутно донимая девушку вопросами, таким образом, сокращая время ожидания своей визави. Он послал, куда подальше причудливого сомелье, ведь флиртовать с юной красавицей намного приятнее, чем оказаться жертвой ушлого продавца. Выбор пал на бутылочку красного сухого вина из виноградников Каннуби. К этому времени подоспела Анна, неубедительно изображая стыд от опоздания. Её формы обтягивало тоненькое платье, поверх которого она нацепила весеннюю курточку. Одетая не по погоде девушка, вероятно, имела желание произвести впечатление на опытного гуляку своим нарядом. Жаль, что её гардероб не был богат на изысканную осеннюю одежду. Впрочем, исход этой встречи мог изменить многое в жизни студентки, включая переезд, пополнения гардероба роскошными тряпочками, аксессуарами и украшениями. Сам Меер был одет как уличный бродяга, в свитере с высоким воротником и потёртой кожаной курткой.
Вначале они болтали о делах текущих, но после второго бокала беседа явно оживилась. К тому моменту закончился аперитив, и вновь прибывший официант презентовал основные блюда. Анна ужинала салатом «цезарь», видимо, другие позиции в меню ей были неизвестны, и она боялась прослыть невеждой. К тому же, очевидно, не хотела наедаться на ночь, оставляя Максу пищу для размышлений. Он голоден не был, но впечатление производить любил. В сравнении с заказом его спутницы, порция румяных лангустов на белом блюде выглядела внушительно. Самого мяса там, как мы знаем, мало, но какой визуал, какая подача, какой аромат! Будь он помоложе, это бы казалось кичем, демонстрацией первых заработанных копеек, но в его случае выбор был оправдан и лишних домыслов не вызывал.
– Тебе нравится Ван Гог? – спросила Анна
– Ван Гог? Почему именно он?
– Тебе может быть близко, то, что его начали признавать лишь после смерти. Ты, наверняка слышал, что картина «Красные виноградники в Арле» была единственной проданной?
– Весьма слабо, как для искусствоведа. При жизни Ван Гога было продано четырнадцать картин, а виноградники лишь первая продажа за относительно большие деньги – четыреста франков. Первую свою работу он продал за семь лет до этого, о чём написал в письме своему брату Тео, со словами «Первая овечка прошла через мост».
– А ты хорошо разбираешься в искусстве.
– Я хорошо разбираюсь в искусствоведах.
– И много у тебя их было?
– Достаточно для того, чтобы не связывать себя с Ван Гогом. Мне, если тебе интересно, гораздо больше импонирует граф Анри де Тулуз-Лотрек, они ведь были знакомы, верно?
– Да, они трудились в мастерской Кармона, тебе близко его творчество?
– Мне близок его образ жизни.
Анна покраснела, даже её поверхностного понимания жизни графа хватало, чтобы понять, о чем говорит Меер. После этого зашла беседа об отношениях, где опыт мужчины явно перевешивал максималистские суждения юной спутницы. Он никак не подчёркивал поверхностность её мировоззрения, внимательно выслушивая Анну. Госпожа Заугер была польщена его уважительной манерой вести дискуссию. Ей показалось, будто у них общая точка зрения, а значит, и ссылаются они на одни и те же источники, интересные им обоим. Такие уникальные родственные души собрались за бокалом красного поболтать. Макс, конечно же, мыслил иначе, он не хотел напугать Анну излишней дерзостью или настойчивостью. На поле чувств не важны доводы, важна искренность. Академические споры следует решать компетентным специалистам, но никак не им за ужином. Так как разговор не носил профессионального характера, была важна солидарность не умов, а сердец.
Она игриво покусывала обветренные губы, охотно смеясь над забавными историями своего визави. Из-под её густых бровей сверкали ясные глаза, наполненные нескрываемой симпатией и животным желанием. Макс открыто заявлял о своих намерениях, он не оставлял места некой подростковой игре, где, прежде чем поцеловаться, было необходимо трепетно держатся за руки. Сидел он уверенно, за редким исключением выпускал сигарету из губ. Курил Меер выразительно, высоко приподнимая подбородок и многозначно поглядывая в сторону собеседницы, при этом пафосно жестикулируя.
Парочка донимала сотрудников ресторана запросами до самого закрытия. Они запаслись в дорогу еще одной бутылочкой вина и отправились на квартиру господина Меера. Гуляя по шумным вечерним улицам, где изредка некий буйный отдыхающий орёт о своём празднике или компания подруг с ярким макияжем и нелепых юбках празднует девичник, парочка ощущала единство восприятия. Традиционно для вечера пятницы, были переполненные упаковками от фастфуда урны, загаженные окурками и одноразовыми стаканчиками тротуары. К утру не доносилось эхо ночного кутежа, коммунальщики отлично справлялись со своей работой. Днём на оживлённых улицах, трудяги в синих куртках и оранжевых жилетах, вооружившись лопаткой и совком буквально, караулили курящих, чем хоть и создавали некий дискомфорт, но вынуждали пользоваться урной.
По пути домой, беседа разыгралась новыми красками. Слова бездумно вылетали из её хмельной головы, Мееру не было нужды уточнять, пьяна ли она, это было очевидно. Им, было, необходимо выговорится, в короткий шаг узнать друг друга. В более интимной обстановке разговорам особого места не отводилось. От её восторженных взглядов походка Макса становилась шире, а натянутая улыбка буквально взяла контроль над скулами. Он ощущал волнение, как в юные года, когда его ладони потели, а сердце учащенно билось.
Такое редкое чувство заразительной молодости, принесшее в чёрствый мир мужчины искру. У него подкашивались ноги, а девушку пошатывало, от чего она время от времени опиралась о своего спутника. Его окатила волна неизбежных переживаний за такую еще наивную студентку, которая была далека от мира господина Меера. Ему было суждено стать проводником девушки в мир, лишенный розовых фантазий и юношеского максимализма, в мир до боли грязный и несправедливый. Немалый груз ответственности скинул ножки на плечи идущего и тот скрепя коленями тащил его на спине, но времени для сомнений не оставалось. Они подошли к дому господина Меера и двери открылись.
В следующий раз двери должны были открыться на рассвете. На часах половина шестого, Анна лежит на груди Меера, прикрывая своё обнаженное тело одеялом. На его бритом пузе лежала бронзовая прикроватная пепельница, в которую дрожащие от трудоёмких мероприятий руки сбрасывали пепел. По дороге от входа до самой кровати была разбросана наспех сорванная одежда. Мокрая наволочка сорвалась с постельных рамок и лежала скрученная у ног Анны. Догорала красная ароматическая свечка, на смену которой, в качестве осветительного прибора, пришли первые солнечные лучи. Тоненькая сигаретная струйка уводила дым в открытое мансардное окно.
– Ты его любишь? – спросил Меер
– Перестань.
– Так любишь или нет?
– Ну, люблю, тебе нравится это спрашивать?
– Определенно в этом что-то есть, я просто хочу разобраться.
– Разобраться в чём? Почему ты?
– Почему я, это как раз понятно. Я нравлюсь девушкам, всегда нравился. Я люблю вас, каждую люблю. Это моя страсть, я этим живу. Почему он? Этот кретин в кепке явно не тот человек, с которым ты чувствуешь себя женщиной. Что тебе дают эти отношения? Разве что аренду платишь напополам, но, а дальше что?
– Макс, ну какая аренда? Ты же знаешь, что я живу с подругой. И вообще, хватит так говорить о Маркусе, он же мой парень.
– Да, я заметил, серьёзный парень. Ему, наверное, скоро на тренировку бежать. Кстати, ты замечала, что на свои сиськи он смотрит чаще, чем на твои?
– Оставь эту тему.
– Ой, только не надо сейчас говорить, что тебе стыдно.
– Вообще-то, стыдно!
– Ну, давай еще скажи, что это я тебе напоил и насильно потащил домой.
– Нет, конечно! Но это ты виноват!
– Интересно, чем же?
– Я не знаю, то, как ты говоришь, как смотришь. Эти твои волосы, ты вообще не похож на тех парней, с которыми я раньше общалась. С тобой спокойно и еще этот парфюм. Ты мне очень нравишься, но я знаю, что это неправильно. Мне так же нравится и Маркус, это мой первый парень, он очень хороший человек, всегда добр ко мне. Но ты, это что-то другое, я не знаю, как это объяснить.
А потом она замолчала, её ангельский взгляд застыл на курящем Меере. Анне было необходимо собираться домой, но её ватные ноги едва могли нащупать хозяйские тапочки. Роскошный силуэт, собирая разбросанные шмотки, пронесся танцем в ванную комнату. Макс поднялся с кровати к тому моменту, как Анна наводила марафет. Пока в узеньком коридоре девушка пыталась втиснуть дрожащую ножку в туфлю, Меер схватил утренний букет. Он запамятовал о его наличии, и сейчас было самое время, чтобы вручить охапку роз, со всеми почестями, провожаемой даме.
– Прости, хотел подарить еще в ресторане
– Ты всем такие букеты даришь?
– Только по субботам, – отшутился Меер.
Высокие алые розы хоть и обнадёжили Анну в намерениях Меера, но не избавили дарующего от вопроса касательно их следующей встречи. Он пообещал перезвонить, от чего на её румяных щеках проявились ямочки. Хозяин квартиры не стал провожать на улицу и ограничился крепкими объятиями, вроде тех, которые мы можем наблюдать на вокзалах и аэропортах. После последнего жаркого поцелуя от Анны остался лишь сладкий шлейф духов. Теперь ему придется разбавлять тяжелый сигаретный воздух с оттенком паров коньяка. Осталось лишь закрыть окно, чтобы ничто не потревожило чуткий сон уставшего мужчины. Он покурил на сон грядущий и без лишних мыслей, перенёс чумную голову в царство слюнявых сновидений.
Тем временем, спящей красавице ещё предстоял получасовой маршрут в съемную квартиру, расположенную на самой окраине Дюссельдорфа. Тотчас, в благоухающем дурмане роз с остатками вина внутри, она вспоминала о их первой встречи. Познакомились они этим летом в русском ресторане «Пушкин». Меер выгуливал свои крокодиловые мокасины, попивая кофе на террасе. Тонкая струйка дыма упиралась в его кашемировую кепку, а Анна была совсем равнодушна к тому, чем покрыта его голова. При огромном желании зажмурить глаза, он всё же держал их широко открытыми, рассматривая интерес, сидящий напротив. Заметив посторонний взгляд, девушка явно разволновалась, но не оставила Макса без внимания, постоянно оборачиваясь, якобы случайно, в его сторону.
С мокрыми руками и легкой отдышкой, по трём ступенькам прибежал Марк, её молодой человек. Марк явно не разобрался, как работает салфетница и предпочёл утереть руки о штаны. Его голова была покрыта чёрной бейсболкой из магазина спортивных товаров. По идее это должно было придать ему спортивный вид, но его отёкшие щеки заставляли в этом сомневаться. Весьма солидно в сторону собеседницы подталкивала его пузо барсетка, брошенная через плечо. Белые кроссовки здорово контрастировали с чёрными носками, а пятно воды быстро высыхало под угасающим летним солнцем. Тогда Анна приподнялась, чтобы поздороваться и он крепко обнял её. Она же ловко уклонилась от удара козырьком и оба улыбнулись. Он развернул кепку назад, придав своему образу еще большей нелепости. Хорошо потискав девушку, Марк уладился сидеть возле Анны, оставив на её льняной сорочке немного влаги, сродни той которую сушил на своих брюках.
Паренёк лил в уши девушки разную ерунду: о себе, о своих планах на жизнь, о коллективе, в котором работал и о тех неуспешных, по его мнению, гражданах. Неуспешными он считал всех тех, которые пренебрегали высшим образованием и монотонным трудом. Людей, преуспевших в творчестве, он находил удачливыми, а талантливых бизнесменов считал нечестными и изворотливыми. Он рассказывал Анне о своем начальнике, владельце страховой компании Августе Хаузере. Мужчина, по словам Маркуса, был жутким тираном и прагматиком, который держал целую контору в своих толстых лапах. Между подчинёнными ходили слухи, будто он состоял в некой оккультной секте, где было принято пить кровь. Поэтому мужчина постоянно жевал жвачку, раздражая подчиненных своим чавканьем.
Маркус считал, что в человеке главное знания и трудолюбие, поэтому всё время проводил в городской библиотеке, изучая бухгалтерские талмуды. На работе у него была компания коллег, с которыми он изредка пил пиво в баре, охаивая господина Хаузера. Остальные сотрудники офиса особого внимания на Маркуса не обращали, но любили загрузить услужливого юношу своей работой. Он же считал это огромной честью, что к нему обращаются как к специалисту, от чего засиживался в своей конуре до самого закрытия. Охранник румынского происхождения, Нуцу Тулеску называл его наивным дураком, прежде чем пожелать ему спокойной ночи.
Макс в тот вечер явно перебрав с крепким, начал чудить на потеху толпе. Он часто напивался до потери памяти, его забавляли рассказы очевидцев о том времени, когда голову его уверенно клонило к полу. К следующему дню у него набиралась парочка новых друзей, о знакомстве с которыми было трудно вспомнить. Не любил, как и все, утро, ведь похмелье подобно зарядке – дело привычки. Привычки напиваться вечером. Занятия в спортивном зале, которые, судя по всему, должны бы делать нас здоровыми и сильными, вредны нам куда больше алкоголя. На следующий день после пьянки, человек не курит до обеда, не ест ничего кроме наваристого куриного бульона без лапши и прочего. Пьёт одну лишь воду и видеть не может ни кофе, ни чай. Впрочем, треть бытности такой человек ведёт здоровый образ жизни. Четверть жизни, конечно, синячит, но остаток времени же спит. И спит, замечу, сладко, как маленький мальчик, уставший после игр на улице, складывает ручки под подушку и мирно сопит. Три четверти своей жизни проходит, как книжка пишет, неужели есть смысл судить его по остатку?
Индийский таксист, чьему рейтингу в убере завидовали все дюссельдорфские извозчики, остановил свою машину у дома Анны. Ей оставалось рассчитаться, поставить пять звёзд Парушоттаму и можно ложиться спать. Необходимо было выспаться, ведь кретина в кепке можно было терпеть лишь в здравом уме. Глаза Макса уже час как сомкнулись. Он чувствовал ровное, корабельное покачивание. Спал сладко, как младенец в люльке и совсем не мучал одеяло. Тем временем, во сне разворачивалась жаркая картина, в которой он со старой институтской знакомой колесил по улицам. Они меняли локации с поразительной скоростью, не оставляя шанса успеть за происходящим. Набрав скорость, Меера вдавливало в спортивное кресло автомобиля и, чем дальше заходили видения, тем более размыт был фон. Фокус оставался на ней, громко смеявшейся девушке, которая слишком безмятежно улыбалась. Будто не замечая происходящего, она давила своим острым каблучком на педаль газа. Улицы были непривычно пусты, но мужчину не отпускало чувство будто сейчас, войдя в очередной лихой поворот их, протаранит затаившаяся машина.
Молодой Меер имел желание узнать, где они и куда направляются, но был до жути вовлечён, так и не произнеся, ни слова. Чем меньше понимал, тем больше ей улыбался, от чего сухие скулы отекли, а челюсти намертво сжались. Страх лишь подогревал желание, от чего ошалелые, даже лютые глаза пассажира замерли на ней. Ещё и эта больная улыбка, оскал победившего животного. Но вдруг всё замерло, машина остановилась, а картинка перестала мелькать. Стих смех брюнетки и в полной тишине был слышен только сумасшедший хохот Макса. Перед ним пара карих глаз таращилась вниз, не меняя фокуса. Ему не удавалось поймать на себе взгляд, как вдруг свершилось. Она глянула горящими чёрными глазами, огонь которых, пробудил животную натуру Меера и, как цепями связанного поманила к себе.
И снова зазвонил противный звонок, прервав сексуальную фантазию хозяина квартиры. Он злобно выдохнул и грохнул кулаком по прикроватному столу. «Кому там до меня есть дело? Иду!» – закричал он. «Опять припадочные по подъездам проповедуют, скорее бы консьержа наняли. Я за что вообще деньги управдому плачу?» – бормотал чумной Меер, пытаясь найти тапочки. Как только голове полегчало, завёрнутый в халат, он пошел открывать. На пороге опять ждал курьер, неизвестного происхождения.
– И снова здравствуй, опять ты? – выдавил Меер недовольным голосом.
– Доброе утро, господин Меер, у меня доставочка.
– Правильно говорить: «Вам посылочка». Ладно, чего принёс?
– Так вам вот, завтрак отправили.
– Ты на мою мать работаешь, какой завтрак?
– Нет, там это, отправитель… – курьер внимательно пересмотрел накладную, – ой, а отправитель не указан, а вы разве себе ничего не заказывали?
– Заказывал двух блондинок, они в пакете?
– Нет, – смущенно отвечал курьер
– Тогда что там?
– Ой, вы знаете, там самые вкусные суши в городе!
– Ненавижу суши, меня от них блевать тянет, за них уплачено?
– Конечно, господин Меер.
– Ну, вот и скатертью дорога! – фыркнул хозяин квартиры, – Давай, приятного аппетита.
Меер уже хотел захлопнуть дверь, но резко пришедшая в хмельную голову мысль заставила курьера задержаться.
– Ты же знаешь, что значит «скатертью дорога»?
Утро Анны началось гораздо позже, во второй половине дня. Поздний подъем означал короткий и весьма ленивый день. Утренняя суета затянулась до позднего вечера и в час ужина у неё начался обед, на который напросился завсегдатай её посредственной жизни – Маркус. Он, как всегда, задал несколько вопросов общего рода. Такой интерес имеет место проявлять к коллеге, сокурснику, крайнему знакомому. Интерес к девушке он проявлять не умел. Таких, как Маркус выбирают по остаточному признаку или на перспективу, в его случае долгую, но ясную. На господина Меера он не походил, но играть в него пытался. Получалось даже забавно и Анну это несознательно веселило.
По своей сути Марк мерзкий тип, ничтожный, скучный, но в его больших, от удивления глазах, картина была обратная: спортсмен, отличник, любящий и верный спутник. От непостоянных занятий боксом и жимом штанги в одном из самых безопасных государств толку было, как от бальных танцев в Сомали. К тому же попытки восполнить боевой дух, зародится коему, мешало сытое детство, были обречены на провал. Меер спал с его девушкой и после него в их постели всегда будет третий, а удел Марка закрывать на это глаза. Закатив сцену ревности, он точно потеряет Анну, поэтому ему было необходимо обременить спутницу воспитанием отпрысков. Преступление использовать такую интересную девушку для продолжения такого скучного рода.
Во время трапезы Марк неспешно начал допрашивать Анну на предмет роз, оставленных на тумбе. Она попала в дом слегка рассеянной и совсем забыла отставить букет в вазу или хотя бы в ванную комнату.
– Это девочке подарил парень в ресторане, где мы кушали, но она же с мальчиком встречается, а он у неё южанин, ревнивый жутко. Так она мне его передарила, говорит, пусть у тебя будет, ты заслужила! Красивый, правда?
– Да, а я что не ревнивый?
– Ты у меня хороший. Понимающий!
Одураченный пузатик заметно побагровел, а улыбка растянулась до его торчащих ушей. Он вернулся на кухню с букетом, на тот момент вялым и принялся напускать воду в вазу. Госпожа Заугер в тот час должна была успокоиться, но вдруг, в букете её кавалер нашел записку. И тут покраснела она и в этот раз не от улыбки. В записке значилось «Моей жене».
– Что у неё с этим парнем? «Ты что-то от меня скрываешь», – сказал пухлый юноша, дрожащим голоском, пока его кровавые глаза накапливали слёзы.
– Маркус, дорогой, ну разве стала бы тебя обманывать из-за таких пустяков? Это её давний поклонник, он еще с первого курса ей прохода не даёт. Вбил себе в голову, что женится на ней, вот и бегает повсюду, веники дарит. В конце концов, эта записка, как и цветы, моей подруге предназначались. По-хамски, с твоей стороны читать чужие письма! – Анна твёрдо отстояла свою позицию, и Марк был вынужден извиниться. Внутри студентки образовался тёплый комок мыслей. Что Макс имел в виду, называя её своей женой, можно ли считать это уверенным шагом в сторону большой и светлой любви? Анна трепетала в ожидании увидеть господина Меера и обрушить на него плоды своих созревших переживаний, но на этот вечер у него были другие планы.
Глава 2
