скачать книгу бесплатно
Прошло где-то чуть больше часа с того момента, как студентка зашла к главному редактору, а Иудина все не было. В помещении царила тишина, и только одиноко висевшая лампа издавала какие-то неприятные звуки. От этого обстановка казалось ещё более значимой и торжественной. Все чего-то ждали.
Вдруг на улице раздались крики. Все, естественно, бросились к окну, чтобы узнать, что же такого там произошло. Оказалось, гвардейцы тащили какого-то молодого парня, на лице которого не было маски, а за ними со слезами и криками бежала пожилая женщина, по-видимому, мать этого молодого человека. В тот момент, когда она набросилась на одного гвардейца, а он, в ответ, ударил её прорезиненной дубинкой, в дверь редакции и вошёл Павел Иудин.
– На улицах сегодня неспокойно, поэтому я с заднего входа вошёл. – спокойно сказал Павел, как будто «сам себе», и грациозно сел на мягкое кресло.
На него тут же устремись десятки глаз коллег, начальника и студентки.
– А! Паша! Как же, ждали тебя, ждали. Только что так долго?
– Альберт Николаевич, лучше пройдемте к Вам в кабинет, информация очень секретная!
– Прошу, Пашенька, заходи! – сказав это, главный редактор открыл Иудину дверь в свой кабинет.
Войдя в кабинет начальника, Иудин тут же бросился проверять все углы и коробки на наличие прослушивающих устройств.
– Паша, что ты делаешь? – спросил Альберт и стал трепать Иудина по плечу, пытаясь его остановить.
– Информация очень важная! Ставки очень высоки! – ответит тот, не останавливаясь. И, только когда Иудин полностью убедился, что «кабинет чист», он грузно опустился в кресло.
По его лицу и вязким движениям можно было определить, что он три дня занимался какой-то сверхтяжелой мыслительной работой. Казалось, будто бы он находится в полном изнеможении и вот-вот потеряет сознание. И, действительно, несколько минут он сидел, покачиваясь и глубоко вздыхая. Его глаза были открыты, но в них виднелась лишь пустота.
«Да он и впрямь «Многоликий». Сидит без маски, а, такое ощущение, что на нем их несколько десятков. Вот прохвост! Время тянет» – думал главред, который уже успел сесть за свой стол и, опираясь лицом на кулак, стал следить за каждым движением Иудина. Иудин все молчал.
– Ну. Ты раскроешь уже, наконец, свой суперсекретный материал? – не вытерпев, спросил Альберт Николаевич.
– Терпения мой друг, терпения! – ответил Павел многозначительно.
– Я итак ждал слишком долго – озадаченно сказал главред, как бы намекая, что пора уже «раскрыть карты».
Иудин, словно прочёл мысли своего начальника. Он открыл глаза, надел маску «Озабоченность» и, пододвинувшись к начальнику настолько близко, насколько это было возможно стал говорить:
– Туз! Самой высшей масти! Козырной! Представьте дорогой вы мой Альберт Николаевич, что завтра вы проснетесь совершенно в другом мире…
– Это как так? – перебил главред, выпучив глаза от удивления.
– Очень просто. Скажем, все в Вашем мире, в мире всех граждан поменяется в высшей, если можно так сказать, степени.
– Продолжайте Иудин! Мне нравится это начало.
– Сначала я бы хотел с Вами договориться. Без договора продолжать разговор бессмысленно! – вдруг резко прервал начальника Иудин и отодвинулся от стола, подобно человеку, которому принесли невкусную еду.
– Чего же ты хочешь?
– Список прост: беспрепятственный выезд из города, весь пакет документов и два миллиона городских монет.
– Что же это за новость такая?
– Больше я ничего Вам не скажу! Ни слова не пророню, Альберт Николаевич, хоть пытайте.
После этих слов Иудин резко поднялся, но силы уже покинули его. Он качнулся и упал без сознания.
– Срочно! Скорее зовите медиков – прокричал главный редактор, открыв дверь. А, немного погодя, взял портфель Иудина и стал копаться в бумагах. Но ничего более – менее намекающего на сенсацию он там не нашёл. Разозлившись, он бросил портфель на пол, а сам вышел из кабинета за кофе.
Как только главред вышел из кабинета, Иудин открыл один глаз и, улыбаясь, прошептал: «Не такой человек Павел Иудин, чтобы хранить материал масштаба атомной бомбы на клочке бумажек! Фи, ненадежно! В голове, в головушке все храню! Три дня не спал, не ел, а наизусть запомнил! Голову то поди не отрежут! Бумагу сжечь можно, а голову я вам, братцы, просто так не отдам!» Закончив свой никому не слышный монолог, он закрыл глаз и прикинулся, что все ещё находится без сознания.
Вошедшие в кабинет главреда медработники положили Иудина на диван, который стоял около стены, и поднесли к его носу что-то наподобие нашатырного спирта. Иудин очнулся.
В дверном проеме кабинета уже толпились сотрудники редакции во главе с Альбертом Николаевичем.
– С ним можно поговорить? – нетерпеливо спросил главред врача.
– Ни в коем случае! Ваш товарищ, по всей видимости, сильно переутомился. Ещё два – три дня ему будет нужен полный покой! И никаких разговоров про работу.
– Спасибо, я понял. – учтиво ответил врачу Альберт, а сам про себя подумал: «Тебе это так просто с рук не сойдёт, Многоликий. Подумать, два миллиона! Тридцать монет тебе цена, не больше!»
Глава 4.
Профессор Светилин точно также, как и Иудин все три дня с момента их последней встречи, не находил себе место. Только за последний день он пятнадцать раз менял код на сейфе, который находился в его квартире. Ведь именно в нём лежало то, что по мнению Иудина должно было переменить весь мир.
На работе Светилин никому не говорил о своих открытиях. Боялся, что некоторые, особенно старательные коллеги, лояльные власти, могут донести на него в Комитет Тайной Полиции. А исход этого дела Светилин знал наверняка.
В тот день, когда Иудин пришёл в редакцию, Светилин занимался научными работами в своём кабинете.
В три часа дня в дверь раздался звонок. На пороге стояла дочка Светилина.
– Привет, папочка!
– Привет, милая! – сказал Светилин, жестом приглашая дочь войти.
– Всё в трудах праведных?
– Именно родная.
Светилин помог дочери снять пальто и, с отцовской заботой и нежностью, обнял и поцеловал дочку.
– Проходи на кухню, я поставлю чайник.
– Обожаю твой чай с мятой. – сказала Юля и прижалась к папиному плечу.
Дочь и отец сели пить чай.
– Ну что, папуль? Какие новости на работе? Что-то ты бледный, небось, опять ночи за книжками проводишь. – заметила дочка.
– В делах праведных и научных я ночи коротаю, как ты уже заметила. – ответил Светилин с любовью глядя на дочь – А ты как? Лучше давай о тебе поговорим. Как твоя командировка в соседнем городе прошла?
– Прошла и прошла, что о ней говорить…
– Дочка, мне кажется или ты мне что-то недоговариваешь?
– Не знаю, как и начать. – Юля по-детски качнулась на стуле. – Только обещай мне, что выслушаешь и поймёшь меня. Или хотя бы попытаешься понять.
– Говори же! Я весь в нетерпении.
– Мне уже двадцать четыре, но у меня толком не было серьёзных отношений. Все это время я посвятила науке. Но наука детей не приносит, папа. В общем, если кратко, в том городе я встретила свою судьбу.
– Я жду подробностей и немедленно. – сказал Светилин, строго глядя на дочь.
– Он замечательный, папа! Такой умный, но очень несчастный.
– А у этого несчастного хоть имя есть? Или он настолько несчастен, что не имеет даже собственного имени. – в шутку отметил Александр Алексеевич, уже успевший сменить «гнев на милость», понимая, что дочь все-таки права насчёт серьёзных отношений.
– Его зовут Александр, повторюсь, он очень замечательный.
– Такое имя носят только победители. Ты готова к тому, что всю жизнь вы будете с ним соревноваться?
– А с чего вот ты взял, что это на всю жизнь?
– Кто знает. Я лишь знаю свою дочь, которая ещё недавно была малюткой. – заметил профессор – Но, я уверен, если ты говоришь, что «встретила свою судьбу», то так оно и есть, ибо ты меня никогда не обманывала.
– Это так, папочка! – сказала Юля, засмеявшись. – Главное, себя не обмануть. – Она наклонилась к чашке, а на её щеках выступил девичий румянец.
– И где же вы познакомились? – спросил Светилин и, поднеся кружку чая ко рту, громко отхлебнул.
– В отеле. – ответила ему дочка, продолжая по-детски покачиваться на стуле. – Мы были соседями по номерам.
– Продолжай, мне уже интересно. Подлить чаю?
– Да, если можно. Так вот, в первый раз мы повстречались в коридоре на этаже, где я остановилась. Мы прошли тогда мимо, даже не подумав, что являемся связующим звеном друг для друга, оберегом и символом счастья! – проговорив это, Юля выпрямилась, а на её прекрасном девичьем лице изобразилось то святое чувство, которое испытывает человек всего несколько раз в жизни – чувство бесконечной и преданной любви.
– Красивое начало. – заметил профессор – Но не кажется ли тебе, что уж слишком старомодно для наших дней. Я имею в виду вот ту самую «искру», о которой ты сейчас говоришь, ту самую первую минуту, которую ты только что описала.
– В любви нет понятия «старомодно», как мне кажется, – заметила дочь профессора.
– Ладно, тогда продолжай, я хочу послушать, как моя дочь наполнила своё сердце огнём, а разум – смыслом.
– Только на следующий день после той встречи, которая так и осталась им незамеченной, мы познакомились. И, если первая встреча мимолетной, то вторая осталась в наших сердцах навечно.
– Хм. Прости, подавился. Продолжай.
– Я, как обычно, шла к себе в номер после очередной конференции и увидела его. Он сидел на полу, облокотившись на стену и тихо плакал. На нём была маска «Страдание». С этого момента и началось наше с ним знакомство.
– Какая удивительная штука! – не без интереса проговорил Александр Алексеевич – Обычно молодые люди утешают девушек, а не наоборот.
– Я его и не утешала. Не люблю испытывать жалость. Мы просто разговорились. Я его пригласила к себе и целую ночь мы пили чай и общались.
– И в чем же причина страдания этого юноши?
– В том, что у него жестокий отец.
– А сколько ему лет? – спросил профессор.
– Не знаю, около тридцати, наверное. Да я, собственно, об этом его и не спрашивала. Мы говорили абсолютно о других вещах.
– И о чем же, позволь спросить?
– О причинах его тяжёлого, подавленного состояния. Не знаю, что и добавить перед началом своего рассказа о моем молодом человеке. Скажу лишь то, что он очень хороший человек, загнанный силой обстоятельств не то, что в угол, а на самый край обрыва.
– Не томи, дочь. Начинай уже свой рассказ! – сказал профессор и пересел в мягкое кресло, откинувшись на спинку.
Юля также последовала примеру отца и пересела в рядом стоящее кресло. Устроившись поудобнее, она начала рассказ про своего парня:
«Когда я обнаружила Сашу в таком плачевном состоянии, мне очень захотелось ему помочь. Мы толком даже не познакомились, как он уже оказался в моем номере. Не пойми превратно, но это не был разговор между мужчиной и женщиной, это было что-то совсем другое, не похожее на флирт. Его голова лежала у меня на коленях, и я гладила его густую копну волос так, как матери успокаивают своих детей, увидевших во сне кошмар или полностью отчаявшихся в жизни. Саша стал рассказывать о своей жизни, родителях, обо всем, что так или иначе было связано с его нелегкой судьбой. Отец его – крупный чиновник в нашем городе, идеолог современной мысли. Не знаю, кто именно из тех чиновников, кто имеет отношение к идеологии, работая в администрации губернатора. Но это и не особо важно. Саша описывает его очень точно и даёт ему характеристику жесткого, последовательного во всех действиях человека. В молодости его отец участвовал в свержении короля и даже имел некое отношение к убийству принца Дмитрия, совершённое почти тринадцать лет назад. Александр тогда был ещё подростком и всей душой радел за дело отца. Тогда ему казалось, что его семья и отец, как её глава, помогают обществу, избавляя его от жестокости и политической беспомощности царизма. Сашенька был тогда полностью за отца. Он рассказывал, как тайком от матери сбегал на демонстрации, где выступал его отец. Там на Триумфальной площади, которая теперь носит название Площадь Справедливости в те годы собирались выдающиеся идеологи и революционеры того времени. Король их не разгонял, считая митингующих лишь кучкой оборванцев, по спинам которых не мешало бы пройти палкой. А тем временем на площади с каждой новой такой встречей собиралось все больше народу, недовольного политической атмосферой в стране и столице. И каждый раз отец Александра готовил все более пламенную речь. Его родитель не был рождён в нашей столице, а приехал издалека, именно поэтому ему приходилось нелегко в поиске соратников по правому делу. Саша вспоминал, лёжа у меня на коленях, как отец по ночам перед выступлениями запирался в своём маленьком, напрочь прокуренном кабинетике, и готовился к очередной речи. И вот, в один знаменательный для нашего города день на Триумфальной площади после речи отца взмыли вверх чёрные флаги восстания. За три кровавых дня в нашем городе изменился режим. Царизм пал и на его место пришла олигархия. Следующие три года городом управлял Иван Бескорыстный. Отец Александра был у него советником, но только первые полгода. Потом их пути разошлись. А через два года на той же самой площади вновь поднялись флаги восстания. Мой Саша, которому тогда было уже двадцать лет, как председатель студенческой общины, вывел на ту площадь всех студентов. Но олигархия так просто не сдалась, в отличие от хоть и жесткого, но в то же время аморфного царизма. К тому же олигархи на примере позорно убитой королевской семьи знали, что они будут следующими. Да и не было у них «божественного иммунитета», которым ранее наделялись короли, называвшие себя «хранителями божественной истины». Долгие два месяца шли ожесточенные бои. Студенчество и бедняки с «чем попало» в руках сражались против регулярной армии и полиции. Когда начались брожения в рядах силовиков и многие стали отворачиваются от олигархов произошло знаменательное событие. Устрашенные возможным поражением Иван Бескорыстный и его собратья решили «пригнать» в город свою наемную армию. Те же не знали пощады и бились за самое простое, что только могли придумать люди. Не за идеалы и светлое будущее, как бедняки и студенты. Наемники бились за деньги. В воскресный день в город со стороны Восточных ворот под бой барабанов и бряцание амуниции вошла пятитысячная наемная армия… Через два дня её остатки были изгнаны из города. Причиной тому послужило то, что отец Александра через знакомых в администрации Бескорыстного нашёл склад, где хранились основные сбережения последнего, разумеется, в золоте, тем самым обескровив власть. Наемникам не смогли заплатить, и они попросту разбежались. А, уже через месяц суд, завершил следствие и Бескорыстного казнили на Триумфальной площади, там, где некогда он сам восседал на королевском троне. В первое воскресенье второго месяца его возвели на подмостки. Казнь осуществлял народный суд во главе с революционером Коршниром. Народ притащил на площадь объедки и журналы с изображением Бескорыстного и, когда бывший глава города предстал перед ними, в него полетели принесённые «угощения». Казнь продолжалась около двух часов. Саша был там и уверяет, что Иван Бескорыстный уже был мертв, когда его вздергивали на виселице. По крайней мере он даже не барахтался и не бился в конвульсиях. А на следующий день в журнале с названием, кажется, «Маскарад» вышла статья с названием: «Трусливая гнида скончалась от страха или нами правят слабаки». В той статье были фотографии мертвого Бескорыстного и людей из его шайки в самых что ни на есть пикантных подробностях. Но опустим эту неприглядную мерзость. После расправы над очередной правящей верхушкой города отец Саши занял в администрации города очень высокий пост. Может быть он стал советником нашего нынешнего губернатора или же был втайне назначен Главным идеологом. Точно ни Саше, ни тем более мне это неизвестно. В первые дни нового режима были провозглашены семнадцать новых указов. Самым значимым по мнению Саши является указ «О создании дружественной администрации молодёжной дружины по управлению городом и обеспечению гражданского порядка». В те дни в эту дружины хотели все. У их членов были большие привилегии, зарплаты. Тогда все молоденькие девчонки выходили замуж только за дружинников. Это считалось «верхом моды на парней», неким эталоном, если хочешь. Сегодня эта дружина преобразована в гвардию и занимается преимущественно слежкой за теми, кто отказывается носить маски. Сашин отец, втянутый в новую администрацию, как я поняла, отвечал и за безопасность города. Новая команда боялась повтора революции и решила через пять месяцев после прихода к власти объявить «режим временной диктатуры». Впрочем, прошло вот уже почти десять лет, а эта «временная диктатура» все не кончается. Но не это важно. В те годы, когда отец Александра, подобно Дон Кихоту, воюющему с ветряными мельницами, сражался с власть предержащими за правое дело, в их семье была полная идиллия. Но когда его отец сам стал олицетворением власти, все пошло наперекосяк. Самой большой проблемой стало то, что теперь ему не с кем было бороться. С народом? Конечно же, нет. Толпу его отец сдерживал целой пачкой законов, главным из которых был закон «об обязательном введении масок и упорядочивании эмоций и чувств». Именно в это время отец стал приходить домой «мрачнее тучи». Он стал одержим идеей, что не перевелись ещё враги нового политического режима. Вначале отец Саши целыми днями пропадал на работе, а после и вовсе начал срываться на свою жену и сына. Человек, всю жизнь сражавшиеся с врагами и побеждавший их, в конце концов, не видя перед собой больше ни одного противника, стал сражаться со своей собственной семьёй. Именно Саша и его мать стали первыми, на ком были опробованы маски «Грусти», «Отчаяния» и «Смирения». Именно их семья была одной из первых, кто прошёл проверку на детекторе лжи и получил свидетельство «Гражданина, довольного властью». После всех этих унижений и переживаний мать Саши серьёзно заболела. Кажется, врачи диагностировали у неё невроз. С того времени Саша больше не мог смотреть на отца все теми же детскими, вдохновленными любовью и уважением глазами. В тот вечер, когда я нашла его сидящим и плачущим в отеле, он узнал, что пока его не было в столице, отец жестко избил его мать. Она сама позвонила сыну. Причиной было то, что, когда отец Саши вернулся домой, она забыла одеть маску «Почтения». Озверев от этого, Сашин отец набросился на неё со словами: “Как я могу требовать чего-то от подчинённых и народа, если даже моя тупая жена не относится к законам с должным почтением”. Мой парень, папочка, оказался меж двух огней. С одной стороны, отец, которого он все ещё уважает и очень боится огорчить, а с другой – его бедная мать. Такая вот грустная история. В конце хочу лишь добавить, что я крайне рада, что стала для него утешением, в это тяжелое время. Только со мной Саша забывает весь тот ад, который происходит в его семье и нашем городе».
Когда Юля закончила свою пламенную речь, Александр Алексеевич, до этого внимательно слушавший дочь, застыв в одной позе, наконец, встал и стал прохаживаться взад и вперёд по просторной комнате.
– Очень тяжелая судьба у твоего парня. Врагу не пожелаешь… – через пару минут задумчиво произнёс Светилин, потирая рукой подбородок.
– Видимо, нет такого режима, при котором мы все будем счастливы. – добавила Юля, глядя на отца влажными глазами.
Во время своего рассказа она не раз доставала из кармана платок и утирала слёзы.
Вдруг в одной из дальних комнат квартиры Светилина раздался грохот.
– Что это там такое? – встревоженно спросила Юля.
– Ничего особенного. – сказал Александр Алексеевич, старясь держаться как можно более спокойно и невозмутимо. – У меня гостит одна особа. Скоро всё узнаешь.
– Надеюсь, тебя не придётся вызволять из полицейского участка. – в шутку заметила дочка профессора.
– Я хоть и люблю эксперименты, но до такого пока не дорос. – в той же шутливой форме ответил Светилин, подходя к дочери и обнимая её.
Глава 5.
Странное дело, казалось бы, в наше, довольно продвинутое время общество должно было избавиться от всяких глашатаев и крикунов, но куда там. Уже с самого утра на улицах города со всех сторон не смолкали громкие крики. Светилин направлялся на очередную встречу с Иудиным, которую тот назначил ему в кафе «Смородина», что находится на, уже известном читателю, Тихвинском бульваре. Проходя мимо одного глашатая, он остановился и прислушался к тому, о чем тот вещал. Коротенький глашатай с огромным горбатым носом, прикрытым тряпочной маской, и сильно выпученными глазами оживленно кричал:
– Внимание, внимание! Дорогие сограждане! Не проходите мимо! Слушайте со всем вниманием и пониманием! Сегодня, в третье воскресенье пятого месяца, в нашем городе в три часа по полудни состоится срочное публичное заседание Общественной Палаты Городского Суда на Площади Справедливости. Будет рассматриваться дело троих студентов, выступающих противниками Великого Губернатора и его непревзойденной справедливости. Всем интересующимся надеть маски «Осуждение» и «Интерес» и прибыть на площадь для того, чтобы засвидетельствовать степень невежества этих юношей.
Немного передохнув и поправив маску «Трудяги», сделанную из грубой тряпки, глашатай добавил:
– Дорогие сограждане! Также всем, кто придёт на Площадь Справедливости с огромной скидкой будет продана новая уникальная разработка наших передовых учёных! Это изящная маска из самого качественного латекса с новыми переработанными креплениями.
Пока глашатай продолжал рекламировать новое чудо – изобретение, Светилин уже успел отойти от него на приличное расстояние. В его голове были самые противоречивые мысли. Вихрь размышлений бушевал в светлой голове профессора уже очень давно. Там было много занятных идей и чувственных упрёков, относящихся как непосредственно к хозяину мыслей, так и к жителям всей Вселенной. Профессор с одной стороны винил их в собственной беспечности и беспомощности, а с другой стороны сочувствовал им и был готов любить их всем сердцем.
Но сегодня такие мысли были не ко времени, и профессор это очень хорошо понимал. К тому же, он уже успел подойти к кафе, в котором Иудин назначил ему встречу. Войдя в помещение, Светилин сразу увидел Павла. Зрелище было более чем комичным.
Иудин прибыл в кафе «Смородина» задолго до появления Светилина. Он заказал себе смородиновый чай и пирожное. Когда он прикончил пирожное и добрался до чая, его охватило сильное волнение и даже страх за свою жизнь. В это время около кафе проходили двое гвардейцев в масках «Послушание» и «Исполнительность». Они на секунду остановились около кафе и посмотрели через окно на посетителей. На мгновение их взгляд остановился и на Иудине. Тот, в свою очередь, прихлебывал чай и глядел по сторонам. Когда он увидел стражей порядка, его лицо под маской исказилось от ужаса.
Гвардейцы уже давно отдалились от кафе и направлялись к Главной Площади, а Иудин так и смотрел в окно, остолбенев от ужаса и от мысли возможного ареста. «Да, это тебе не главного редактора вокруг пальца обводить, эти церемониться не будут. В точности, как с профессором Борским… В точности, как…» Иудин прикрылся меню и стал как будто сползать под стол. Посетили кафе начали косо смотреть на него и даже тихо перешептываться между собой. В этот самый момент Светилин как раз и вошёл в кафе. Подойдя к столику, где сидел его товарищ, профессор громко поздоровался: