Ты моя зависимость

Ты моя зависимость

Глава 1

Предупреждение!

Строго "18+"! Книга содержит откровенные эротические сцены, нездоровые отношения, насилие эмоциональное и физическое, принуждение, военные действия, тяжёлые психические травмы. Употребление алкоголя и курение вредит вашему здоровью! Автор не пропагандирует нездоровые отношения между мужчиной и женщиной. Всё написанное, плод воображения автора, все герои вымышленные, события тоже.

Он – бывший спецназовец, потерявший себя в лабиринтах войны и потерь. Она – хрупкая студентка, бегущая от самой себя. Их встреча начинается со случайной встречи на тёмной улице, но быстро превращается в страшную и глубокую созависимость.

«Спаси меня!» – шепчет он в темноте.

«Я спасу», – отвечает она, не подозревая, что сама нуждается в спасении куда больше.

Между ними вспыхивает страсть, но за ней скрывается бездна тьмы, боли и разрушительной зависимости. Каждый их шаг – это танец на краю пропасти, где любовь граничит с одержимостью, а желание защитить превращается в жажду обладать безраздельно.

В этой истории нет героев и злодеев – только два человека, тонущих в собственных демонах. Их отношения – это спираль, ведущая всё глубже в бездну, где каждый новый виток приносит не спасение, а новое падение.

Как глубока кроличья нора и есть ли шанс спастись обоим?

Или только кому-то одному…

Предупреждение: роман содержит откровенные сцены, описание насилия и психологических травм. История не для слабонервных.

Готовы заглянуть в бездну человеческих страстей? Тогда эта книга для вас.

Эта ночь казалась темнее, чем всегда.

Луна пропадала в ватной куче облаков. когда ветер разгонял дождевые тучи над городом изредка отиралась в лужах, покрытых масляной плёнкой бензина. В воздухе зависал плотный смог выхлопных газов, смешанный с ядом мочевины, гнилью мусорных бачков и удушающими испарениями воды с асфальта, затёртого до блеска автомобильной резиной.

Город покрыт этой вонью, словно вакуумом, пропуская лишь тусклые отсветы солнца, он знал это наверняка – стоило выехать чуть дальше белой таблички «Москва» и обернуться назад. Плотный серый кокон из облачного дыма давно взял его в свои стальные клешни, и Разумовский искренне не понимал, почто все рвутся в этот чертов муравейник?

Ближе, плотнее, наступая на ноги, скупая беспонтовые, но статусные тачки, скупая квартиры в многоэтажках, чтобы срать друг другу на голову и сраться из-за того, что кто-то слишком громко трахается за фанерными стенками. Он не понимал этот чёртов мир.

Эта ночь казалась темнее, чем всегда, а когда прямо над его головой резким хлопком потух уличный фонарь, Разумовский усмехнулся. Кусок пространства канул в вязкую тьму, и путь ему освещали лишь ржавые рефлексы окон тех, кто ещё не спал в этот поздний час. Он потерялся в этой идиотской реальности, как в себе самом.

Ныли ушибленные рёбра, больно вдохнуть – всё же их было трое, а он месяцы после крайней командировки в Йемен терял форму в клубах, барах, ресторанах, пустых путешествиях за пол-ляма с левыми девками. Адреналин кипел под крышечкой, надо было спустить пар. Трахомарафон уже не спасал, а тут тройка идиотов решила поиграть надутыми стероидами мышцами перед моим носом. Полегли за пару минут. Только пару ударов в корпус пропустил, и то, потому что в уматину был. В бою, конечно, уже был бы трупом.

Наплевать, завтра он будет практически в норме, если не считать хронического недосыпа.

– Да блин!

За автобусной остановкой кто-то чертыхался, пытаясь зажечь смятую, вымокшую от дождя сигарету. Особа прижималась плечом к заляпанному стеклу, а неловкими пальцами сминала плоский коробок спичек с логотипом близлежащей пивнушки. Судя по тому, как хреново она управлялась с процессом, курила она редко или вообще впервые пыталась постичь эту науку. Скудный огонёк тут же превращался в сизую змею дыма, на мгновение озаряя молодое лицо и тёмные, вьющиеся пряди волос. Похоже, её совсем не смущало, что на улице хренова ночь и район полон дебилов. Разумовский замедлил шаг и, поравнявшись с ней, остановился. Отчаявшись закурить, девчонка со злостью метнула мокрый, скрученный табак в урну вместе со спичками, а на Разумовского она лишь быстрый взгляд бросила, решив, видимо, что опасности он не представляет. Наивная.

– Плохой день?

– Не то слово, – бросила она, всматриваясь в пустое дорожное полотно, будто ждала кого-то. Её тонкие коленки или лёгкое платье свободного кроя, какие сейчас называют оверсайз, всколыхнули что-то запертое, забитое острыми камнями на самую глубину подсознания, а она слишком самоуверенна, чтобы переживать о собственной целости и сохранности в этом дрянном местечке на краю географии, где капитан условно-законных войск Кирилл Разумовский. Да и за каким хреном её вообще занесло сюда? То ли пьяная, то ли дура совсем…

– Могу чем-то помочь? – Хорош помощник. Стоило отмыться от крови, коркой застывшей на сбитых костяшках и небритой со вчерашнего утра роже. Хорошо она не разглядит его в темноте.

Старый добрый когда-то капитан спецназа ГРУ Разумовский маячил за углом, размахивая своим благородством, как знаменем – это последнее, что ему осталось. Не слабо отдаёт шизой, но Разумовский почти привык к новому я, при котором заговорить с незнакомой девушкой не так уж и дико, как было когда-то в шестнадцать. У него нормальных отношений-то никогда толком и не было, как в армию пришёл в восемнадцать, так десять лет и не вылезает оттуда. А одноразки сами клеились, можно и не мудрить было.

– Нет, у меня всё в порядке. Я автобус жду. – Разумовского она упорно игнорировала. Кажется, его настойчивое присутствие в поле зрения начинало её напрягать. Кир кожей ощущал её возрастающее беспокойство, и если в крови девчонки действительно был алкоголь, придавая ей безбашенной смелости минуту назад, то сейчас он выветривался на глазах.

– Не дождетесь. Вы время видели?

– Нет, я телефон потеряла.

– Без пятнадцати два. Автобусы не ходят. Метро закрыто.

– Да что ж такое-то, – процедила она сквозь зубы. Испуганная какая-то. Обижает может кто?

– Проводить могу. – Хорошая девочка, попадёт в беду, будет жаль. Его время и так растянуто на бесконечность без нормального сна и допуска к службе, пока медики и психологи вовсю настаивают на дополнительных обследованиях.

– Мало ли на какой сброд нарвётесь, – добавил Разумовский, когда она тайком бросила на него настороженный взгляд.

– А вы, значит, не сброд? – она вскинула брови, лицо её охватил свет фар пронёсшейся мимо машины, из которой гремел какой-то тупорылый рэп. Парни высунулись в окна тачки по пояс, чтобы покрыть девчонку матами, сделать пару непристойных предложений и накрутить неприличных жестов, успев всё это на скорости под девяносто км в час. А она была хорошенькая – оленьи глаза, нахально вздёрнутый носик и ямочки на щеках, с которых ещё щенячий жирок не сошел. Девушка казалась очень юной, но глаза выдавали её.

– Ну, выбора у вас нет, – усмехнулся Разумовский, провожая авто красноречивым взглядом и не менее красноречиво изогнув бровь, – Позвольте побыть вашим героем, сударыня?

– Вы, кажется, уже побыли им недавно, – она едва улыбнулась в ответ на его кривую усмешку и недвусмысленную фразу. Внимательная она, заметила-таки рассечённую скулу и полукруг запёкшейся дочерна крови на нижней губе, слишком по-бабски пухлой, которая его частенько выбешивала в зеркале. Привет комплексам из детства.

– Мне не привыкать, – год назад капитан Разумовский дал бы сам себе по шапке за одну только мысль козырнуть собственным статусом перед девушкой. Сейчас же какой-то дурной мудак сидит в его башке и распевается соловьём, а остатки адреналинового топлива хлыщут раскалённым железом по пяткам, подначивая заливаться ещё слаще. Ощущение, что всё внутри горит и полыхает. Адреналин чёртов.

Именно из-за адреналина бывший спецназовец ГРУ Кирилл Разумовский пошёл в частную военную компанию. Не нашёл себя на гражданке, хоть и пробовал во вневедомственную охрану и потом в ЧОП. Недостаточно было напряжения, хотелось большего. Руки чесались взяться за холодную сталь огнестрельного. Хотелось ощутить эту особую ответственность, когда решение твоё зависит не от должностных инструкций или законов, а от тебя самого и твоего внутреннего кодекса. Последний раз в Африке его так накрыло, что пришлось писать рапорт о лишних трупах вместо пленных. Последовавшая за этим психологическая реабилитация и внеплановый отпуск радости не добавляли.

А откуда это всё? Правильно сказала моя психиатричка Наташка, всё родом из детства. Когда пьяный отчим тушил об тебя окурки, сложно не вырасти конченым психом, готовым месить каждого, кто попадётся под руку, представляя косую рожу этого выродка.

– Ну, хорошо, – она поняла, что отделаться от него не светит, да и внутреннее обаяние Разумовского, и это призрачное ощущение безопасности рядом с ним никто не отменял. – Топать долго, правда.

– Я не тороплюсь, – Кирилл лишь плечами пожал. – Заодно послушаю весьма интересную историю, отчего же юная девушка одна на улице в такой поздний час?

– Даша, – она представилась первая, едва удержалась, чтобы не ляпнуть «Вовсе не юная и далеко не леди» вдогонку. В отличие от Разумовского, безудержно разговорчивой её сделала пара стопок текилы, опрокинутой в кабаке за углом. – Я завалила экзамен, пошла в бар заливать горе, рассорилась с подругой и потеряла телефон. В общем, день-дребедень.

– Первокурсница?

– Нет. Последний год.

Отчего-то Разумовский озадачился вопросом, есть ли девчонке восемнадцать, но он пролетел в мозгу почти моментально вместе с огненным ураганом, пляшущим под рёбрами учащённым сердцебиением. Будто кто-то неуловимый поставил невидимую галочку напротив очевидных достоинств собеседницы, а достоинств было не мало. Симпатичная, кажется, неглупая, и голос с хрипотцой приятно царапает слух, и ночь достаточно темна, чтобы выдумать себе ещё с десяток причин не отставать от её торопливых шагов.

Раз последний курс, то явно за двадцать. Можно замутить интрижку, пока не дали добро на новое направление.

Пока он проваливался в транс от ровного, тёплого тона её голоса, приятно зудящего чуть ниже диафрагмы, помутнённое нескончаемой бессонницей сознание рисовало блеклые штампы образов над чуть прикрытыми веками.

Чёрные машины, выстроенные в колонны, жара в плюс пятьдесят, пыль, песок в глаза. Приказ был живыми брать, но эти обезьяны не хотели сдаваться. Они с Денчиком в паре работали уже четыре года без единого сучка и задоринки, и тут ничего не предвещало. Кто-то этих идиотов снабдил таким вооружением, что от колонны колеса не осталось. Хрен знает как дожили до подкрепления. Дениска только не дотянул. И тогда Кир всех этих пленных положил на раз. И допросить стало некого…

Кровь на руках, на белом фаянсе, на хроме водопроводных кранов, да повсюду, и чужие глаза в отражении

Резкий приступ боли в ударенной грудине заставил едва ли не пополам согнуться. Одному дьяволу известно, как же достало вечно нырять в эти панички, а она идёт рядом, такая маленькая, хрупкая, со своими глупыми, ничтожными проблемами, что-то щебечет там себе что-то.

– Ты как-то выглядишь не очень. С тобой точно всё нормально? – Он возвратился в реальность, когда Даша встала ровно напротив и внимательно посмотрела ему в глаза, в один, потом в другой. Наверняка проверяла, не расширены ли зрачки, а то может наркоман, чего доброго. Она увидела лишь темные круги, впалые щеки, и острые, высокие скулы, обтянутые кожей нездорового оттенка. Ярко-синие глаза потеряли фокус и обернулись седым пеплом безысходности, с ним явно что-то было не так, Даша ощущала это на уровне звериных инстинктов, убавленных до минимума эволюцией. Сбежать бы, нырнуть в первый тёмный двор от греха подальше, но она не могла двинуться с места.

– Я в норме, – ответ был чертовски далёк от правды, но человек приспосабливается к любому дерьму, такова уж его природа.

– Мы пришли уже… – старая, кирпичная пятиэтажка, где свет горел лишь в паре окон. Середина рабочей недели, дом спал, лишь изредка колыхались занавески и мелькали силуэты-призраки таких же, как он неспящих страдальцев. Только причины у них были куда прозаичнее: забухавший муж, проваленный на работе проект, незапланированная беременность… – Соседка по квартире ещё не спит.

– Выпьешь со мной кофе завтра? – бросил Разумовский куда-то в пустоту над её головой, так обыденно, будто ему и дела не было, что она ответит. А ведь когда-то очень давно, когда он был тощим пацанёнком, обиженным и озлобленным, он бы обливался потом, заикался и рожей бы походил на олигофрена.

– У меня даже телефона нет, я до завтра не успею новый купить, – она засомневалась, выдумывая оправдания. Кир молча вынул мобильник из кармана и протянул ей, Даша лишь брови вскинула удивлённо. Завтра купит, как с десяток до этого, неизменно расколоченных об стенку или раздавленных в ладонях в очередном приступе бешенства или панической атаки.

– Завтра позвоню тебе на свой номер, – он взял её холодную ладонь, вложил в неё лёгкий пластиковый корпус, напичканный хитромудрым софтом и системами слежки, накрыл своими, слишком горячими для прохладной ночи – повышенная температура теперь была его постоянной спутницей. У неё даже выбора не осталось.

– Я верну сразу, как куплю новый, – её голос дрожал от неожиданности.

– Не обязательно.

Она стояла, как парализованная, пока Разумовский безумно медленно наклонялся, целовал её в щеку и дотрагивался подушечками пальцев до мгновенно вспыхнувшей кожи, смотрела ему в спину, пока он не скрылся в переулке, разглядывала простой, лаконичный чёрный прямоугольник с экраном в ладонь, на котором не было ни одного известного ей логотипа сотовой компании. Даша не была сильно романтичной барышней, но отчего-то всё её существо вопило о том, что с этого момента ничего уже не будет, как прежде.

Глава 2

Он не позвонил ни в этот день, ни на следующий. Телефон лежал безжизненной коробкой на тумбочке, не потратив ни ампера заряда, пока капитан Разумовский таскался из кабинета в кабинет, с этажа на этаж, собирая десятки подписей, словно у него предвыборная кампания. Его родненький ЧВК «Сокол» решился-таки выдать ему допуск к работе.

Разумовский сам не понял, как сумел убедить и полиграф, и толпу психиатров со стажем в два десятка лет, что совершенно в порядке и что он всё тот же Кирилл Разумовский с позывным «Аякс», несмотря на срыв и последующую реабилитацию. Одна лишь Наталья Романова, молодая и борзая психотерапевтка, смотрела на него косо, что раздражало неимоверно.

Он позвонил Даше лишь под вечер третьего дня, когда для кофе было поздновато, зато для бокала вина в плетёных креслах ближайшего ресторана в самый раз. Ему нравилось перекатывать сухое красное или терпкое янтарное на языке, ощущать вкус и аромат, разбираться в нотках и сортах. А чем ещё заполнить огромное ничего в своей жизни, пустое без длительных командировок, срывов на задания среди ночи, привычной работы на пределе сил? Бухлом и драками. И ещё, может, хорошенькими девушками.

Правда, эта Даша слегка отличалась от тех, с кем Кир привык проводить время на гражданке. Такие не годятся на пару палок, на таких милашках женятся и деток заделывают. Разумовский ни того, ни другого не планировал. Он вообще дальше завтрашнего дня планов не строил, образ жизни не тот. А вот девочку эту милую распробовать, это как припасть к оазису в пустыне. Что-то новое и манящее в его жизни.

Рубашечная ткань натягивалась на раздавшихся предплечьях, и манжеты впивались в запястья. Кир расстегнул их и закатал рукава по локоть, приканчивая второй пузатый бокал вина, пока ждал Дашу двадцать минут, положенные дамам на опоздание. Кирилл Разумовский ждал девушку и почти не волновался, лишь ощущал лёгкое покалывание в кончиках пальцев, слегка учащённое сердцебиение от эффекта новизны, которое внесло это свидание в его блевотно-унылый распорядок. Разумовский равнодушно ловил взгляды краснеющих от смущения официанток, когда Даша вошла в стеклянные двери заведения.

Она была красива в свете низких вельветовых абажуров. Подведённые глаза и слегка подчёркнутые губы, шпильки, платье по фигуре – просто счастливый случай, а не девушка. Даша согласилась на встречу сразу же, хотя соседка крутила неприличные жесты и хлопала ртом во время их короткого телефонного разговора, как рыба без воды. Девушке положено пару раз отказаться, сославшись на неотложные дела, и лишь потом принимать приглашение, таков негласный этикет. Разумовский едва не свалил стол, когда бросился вставать, чтобы её поприветствовать. Джентльмен хренов.

– Прости, я опоздала, – едва уловимый блеск глаз, аромат лёгких девчачьих духов, то, как она подставила напудренную щеку под традиционный приветственный поцелуй – тонкая игра под названием «флирт» началась прямо сейчас. Даша отчаянно фальшивила, потому что на свидания выбиралась редко, а Разумовский – потому что ему хотелось скорее перешагнуть эту неизбежную стадию.

Даша казалась ему отличным трофеем.

– … экология и защита окружающей среды.

– Прости, что? – Он переводил взгляд от глубокого выреза на платье до губ, сочно подведенных алым, и ни черта не понимал, что она там болтает. Этот алый цвет действовал на него, как тряпка на быка.

– Ты спросил, на кого я учусь, – пояснила Даша и слегка бровью повела, будто почувствовала, что её совсем не слушают.

– Интересно, наверное, – Разумовский прохлопал всё на свете, гул своих-чужих мыслей подавлял все остальные звуки.

Под столом, прикрытым длинной, белоснежной скатертью, носок ботинка отбивал нервический ритм, а над головой схлопнулся вакуум, лишив зрения, слуха, вкуса. Слишком много людей, слишком мало кислорода, слишком жарко, так, что даже расстёгнутый ворот синей, под цвет глаз, рубашки сдавливал горло. Хотелось выйти на террасу или балкончик с коваными перилами, украшенными отвратительно-безвкусными виноградными листьями. Он не почувствовал даже как острие простого, столового ножа впивается в ладони, пачкая серую гладь в этот чёртов алый.

– Вообще-то, не очень. Я еще не знаю, чем хочу заниматься в жизни. Но мечты родителей исполнять точно не хочу.

– Извини, – не выдержал, двинул со скрипом стул и вышел в вечерний мрак, оставив на столе салфетку в бордовых кровяных разводах.

Визгливый смех тупой блондинки через стол, спёртый воздух вперемешку с горелой вонью с кухни, эти масляные взгляды напрямую и исподтишка. Все чувства обострились, выворачиваясь шкурой наружу, заставляя сжимать кулаки до белых костяшек, чтобы сдержаться и не разнести до фундамента всё вокруг себя. Эти состояния не поддавались статистике. Кир не знал, как давно и как часто они случались, как они повлияют на успех грядущих операций и на его жизнь в целом, а челюсти упорно сводила какая-то необъяснимая судорога, когда он собирался рассказать об этом своему курирующему психотерапевту.

Он сломался тогда, когда половина Денчика дёргалась у него на руках в агонии, механизм заклинило, у заводного солдатика сдохла батарейка, а может и раньше, когда мелким бегал от отчимовского ремня и всё равно никогда не смог убежать.

– Я тебя заболтала, наверное, – она вышла следом и встала за его плечом, тихая, тёплая, свежая, пока он дышал и не дышал, сгорбившись над стальными прутьями ограждений. Доверчивая, наивная, сама взяла его за руку, тщетно пыталась в глаза заглянуть. Глупая, ведь ничего кроме необъятного дна она в них не увидит, а он неизбежно утянет её за собой, ведь падать одному чертовски страшно. – У тебя кровь идёт.

Разум дробился на крошево, чтобы собраться заново мозаикой с лишними деталями, которых не выкинуть, и пристроить некуда. Кир развернулся к ней, сделал шаг, обнял, пачкая бордовым светлую ткань платья, позволил себе раствориться в её обеспокоенном взгляде, провести пальцем по тонкой складочке меж бровей, по линии пушистых ресниц, по бриллиантовому гвоздику в нежной мочке уха.

– Ты очень красивая.

– Что с тобой? – Если бы ты знала, девочка, то сейчас же отпросилась бы в дамскую комнату припудрить носик и свалила бы через заднюю дверь в глухую ночь, но нет же. Добросердечное создание, она искренне беспокоиться о малознакомом мудаке, который хочет хоть на миг вынырнуть из собственного дерьма каким угодно способом и за чей угодно счёт.

– Я могу чем-то помочь? – Запутать пальцы в ее волосах, смять прическу, вылизать, сожрать эту красную шлюшью помаду, которая никак не шла её нежному лицу, оставить её без этой бабской фальшивой брони, с обнаженной душой и телом, до дна выпить. Если она могла помочь ему сейчас, то только этим.

– Спаси меня, Даша, – хитроумный приём или крик о помощи придушенным шёпотом над самым её ухом, который прошёлся по спине и тонкой шее ознобом. Она не отстранилась, когда Кир коснулся её губ своими, не испугалась, когда он прижал её за талию к себе теснее, чем прилично на людях. – Пойдём отсюда.

И ведь пошла, будто ядом парализованная. Три бокала вина, выпитых от волнения, или невозможная химия, возникшая между ним с первых минут, травила ей разум, неумолимо обещая, что наутро она сильно пожалеет о том, что ещё не произошло, но произойдёт непременно.

Чутьё не подводило Дашу, а страх неизвестности лишь раззадоривал нервы. Кирилл Разумовский был лишь немногим старше её, но синие, кристально-честные глаза помутнели, будто за его плечами три прожитых жизни. Этот контраст притягивал, этот огонь внутренней борьбы манил дотронуться и обжечь пальцы. К сломанным тянет, от проблемных выносит крышу, и Даша чувствовала, что почти влюбилась, как наивная первокурсница.

Она не возражала, когда он перемахнул через перила и утянул её за собой, мягко поставив на землю. Доза бессовестного адреналина хлестала по венам, когда они сбежали из ресторана, не оплатив счет, а солнце давно поглотила чёрная полоса горизонта. Кир крепко держал её ладонь и вёл за собой в лабиринты дворов и переулков, и Даша всю дорогу не проронила ни звука, задавленная плотным напряжением, скрученным в тугой кокон между ними.

Кирилл прижал её к кирпичной стене за мусорными баками, из которых сочилась густая жижа протухшего мусора, извергая плотную, гнилостную вонь. Потемневшие, зассанные собаками и людьми углы, мерный шорох крысиных лап по жестяным крышкам, кошачья война за территорию на крыше какой-то местной забегаловки, пар из приоткрытого канализационного люка, смех и болтовня в соседних переулках. Вокруг темно, лишь серый, освещенный тусклыми ночным освещением прогал меж домами, где сновали люди и машины, но никто не смотрел в их сторону. А если и смотрел, то им было глубоко плевать, кто и чем там занят, пусть хоть убивают, лишь бы их не касалось.

Окружающая обстановка его ничуть не смущала, Кирилл целовался неистово, жёстко и жадно, Даша шумно вдыхала, когда он на мгновение отстранялся чтобы захватить порцию отравленного кислорода. Помада размазалась по щекам и подбородку, Разумовский стирал её пальцами, чтобы не раздражала взгляд. Он хотел видеть её настоящей, возбуждённой, истраханной до изнеможения, и не мог думать больше ни о чём. Мозги кипящим маслом перетекли за ремень брюк, и член до опьяняющей боли упирался ей в низ живота – Даша скинула шпильки по дороге и теперь едва доставала ему до подбородка.

Разумовский задрал подол её платья так быстро, что она не успела опомниться. Здравый смысл подал сигнал тревоги в помутнённый алкоголем разум, когда он оттянул в сторону край белья и вонзился в неё сразу двумя пальцами. Сдавленные крики протеста глохли во рту распалённого до предела Кира, а в спину ей вгрызалась болью щербатая кирпичная кладка, когда он сильнее и сильнее вдавливал её в стену. Даша была совершенно мокрая, но разум упорно пытался собраться в кучу и прервать неизбежное.

– Кирилл, подожди.

Она упиралась ладонями в его напряжённые плечи, но напрасно. Ей ни за что его не перебороть, а с каждым движением его пальцев внутри она теряла силы и способность сопротивляться. Кровь грохотала где-то в висках, а коленки подгибались, заставляя тело сползать по стенке и безвозвратно портить затяжками тонкую ткань платья.

– Даша, – он не дал ей упасть, подхватил под бёдра и посадил на себя, уговаривая, как маленькую, нашёптывая в волосы всё, что приходило в голову. Грань, переступив которую уже не повернуть назад, давно пройдена, Разумовский взял бы её силой, если б она не колебалась от «да» до «почти да». – Даш, ты же обещала мне…

– Хотя бы не здесь. Пожалуйста… – она отвлекалась на снующие тени и вздрагивала от постороннего шума, пока Разумовский звенел пряжкой ремня, вынимая возбужденный орган. Член упруго касался её влажных от пота бёдер, пока Кир срывал тонкую хлопковую ткань трусиков легко, как паутину, освобождал себе путь.