скачать книгу бесплатно
– Я не могу! Я непьющий! – залепетал щуплого и невзрачного вида молодой человек.
– Пей! Сможешь. Коньячок добрый.
Незнакомец с трудом, глотая слёзы ужаса вперемешку с коньяком, выпил налитый ему стакан. Валера тут же налил второй стакан.
– Пей…
– Не могу!
– Пей! Я тебе сказал: пей!
– Нет, не могу, меня уже тошнит.
– Пей! – пригрозил Валера и привстал: – Убью!
Незнакомец с неимоверными усилиями выпил второй стакан.
Валера налил ему третий. Однако, смерив глазом жалкую и ущербную фигуру парня, пожалел его – в два глотка отправил все двести пятьдесят грамм коньяка себе в горло.
– У тебя деньги есть? На такси хватит?
– Деньги есть…
– Сколько? Давай их сюда.
Незнакомец со страхом и трепетом протянул Валере бумажку в три рубля.
– Ты где живёшь? Ехать далеко?
– Тут рядом, на соседней улице.
– Знаешь что, парень, иди-ка ты домой, раз такое дело. Я издалека приехал, устал очень. Иди. Ты свободен – не хочу тебя больше видеть.
11.
Остаток ночи Валера провёл на кухне, в одиночестве допивая коньяк. Утром наступившего дня они пошли с Люсей в ЗАГС и развелись.
12.
Однажды утром мы, моряки-полярники, проснулись в квартире у Валеры с жёсткого бодуна – после разгульной пьянки. В те далёкие молодые годы мы много пили крепкого алкоголя, и нам казалось это делом чести, доблести и геройства. И всегда мы пили весело: с огоньком и морским задором. Как говорили тогда с бравадой, «всё пропьём, но флот не опозорим».
Выяснилось – денег нет ни копейки. И вот мы видим три рубля, забранные в рамочку под стеклом – висят на стене на гвоздике.
– Валера! Давай трояк снимем и пойдём похмелимся – пива выпьем.
В ответ Валера, дрогнувшим голосом, неожиданно серьёзно говорит нам:
– Нет, ребята!.. Деньги эти трогать нельзя, они «святые» – жена их честно заработала, пока я в Антарктиде зимовал.
И, отвернувшись от нас, он с трудом справился со своей минутной слабостью…
Аминь.
Как научиться жить в любви
Жизнь в любви есть великая радость, высшее Блаженство.
И Бог захотел, чтобы и другие существа получили эту радость.
Для этого Он создал мир.
(Введение в Священную историю Ветхого и Нового Завета)
Жена должна быть послушной, – говорит муж.
Но если у тебя нет любви, то ты не сможешь заставить быть тебе послушной даже кошку.
(Св. Паисий Святогорец)
1.
В наше время арктические рейсы ледоколов редко бывали короче шести месяцев. Навигация по Севморпути начиналась в мае, а заканчивалась в октябре.
Летом в Арктике сравнительно тепло. Термометр на солнце разогревается до тридцати градусов, но если сделать замер в тени, то температура может быть и минус пять.
Солнце не заходит за горизонт несколько месяцев, и белая ночь позволяет наслаждаться ледовыми красотами круглосуточно. А любоваться есть чем: безбрежный ледяной, сколько хватает глаз, простор. Ни души на сотни миль вокруг. Поражает воображение первозданная мощь, грандиозный размах и чистота окружающего нас мира.
Понимаешь и ужасаешься: как Бог из ничего создал всё это?..
Над головой – чаша бездонного голубого, не замутнённого индустрией неба. Воздух прозрачен. Вольный ветер, если зазеваешься, сам заполняет тебе лёгкие, своим напором сбивая привычный ритм дыхания. Ослепительное – на него и не глянешь – солнце.
Штурманы на вахте носят чёрные курортные очки, чтобы не ослепнуть: свет ото льда отражается и режет, как от электросварки, глаза.
Когда мы идём по открытой воде, глаз нельзя отвести от играющей на солнце морской волны цветом, в зависимости от глубины под килем, от нежной бирюзы до глубокого ультрамарина.
Промоины пресной талой воды тут и там синеют в белом льду, напоминая собой декоративные курортные бассейны.
Красота…
2.
Только нелюбопытному и невнимательному наблюдателю Арктика кажется безжизненно-мёртвой. Заполошные чайки никак не насытятся, кричат дурными голосами, плотной стаей вьются за кормой ледокола, выхватывая что-то из воды.
Говорят, что чайки – это души погибших моряков. Может, так оно и есть, но я не хотел бы быть чайкой.
Изредка на больших ледовых полях попадается задумчиво бредущий властелин этих мест – белый медведь, самый крупный хищник на земле. Мишка, кроме прочего, отличный пловец – может проплыть, если ему потребуется, в открытой воде по многу миль. Медведь имеет острые когти, длиной с человеческий палец, и такой же острый ум.
Однажды мы наблюдали, как медведь расправился с брошенной ему банкой сгущёнки: лёгкое движение когтистых лап – и вот уже мишка слизывает с них сладкую тянучку.
Иногда встречается на отдельной льдине похожий на нашего боцмана (своей мордой и важной повадкой) морж с самочками своего гарема. Морж – серьёзный зверь. Длина взрослого самца – четыре метра, вес – более полутора тонн. Нам он кажется толстым, неуклюжим и ленивым – подходи и бери его голыми руками.
Но это не так. Даже не всякий белый медведь отважится напасть на матёрого моржа: молниеносный удар моржовых клыков может сильно поранить, а то и убить мишку.
Вот юркие тюлени, завидев громаду ледокола, ныряют со льдины без брызг в воду и уже с безопасного расстояния изучают нас своими внимательными чёрными глазами.
Бывает, что линялый летний песец, похожий на облезлую дворняжку, не обращая на нас внимания, стоит, опустив голову, нюхает лёд, долго и мучительно соображая: как же ему теперь перебраться на противоположную сторону канала? Ведь ширина ледокола по мидель-шпангоуту тридцать четыре метра…
3.
Летом морской солёный лёд (в отличие от речного пресного) не такой крепкий, как в зимние морозы. Лёд от корпуса ледокола колется легко, лопается с арбузным треском, иногда чпокая звуком слюнявого поцелуя, осыпает ледяными брызгами всё вокруг.
Огромные, бывает, что размером с деревенскую избу, вывороченные штевнем из ледового поля глыбы с шумом – уханьем и сопеньем – всплывают за кормой ледокола. Долго ныряют, трутся друг о друга, вальсируя в водяных струях трёх мощных винтов атомного ледокола.
Радостно, весело делается на душе, когда начинаешь осознавать власть и скрытую силу нашего атомохода, быстро идущего в нетяжёлых льдах на трети своей мощности. Чувство общности с чем-то великим, созданным, по Божьей милости, человеком, возвышает сердце и наполняет его гордостью за русских людей, создавших такую фантастическую конструкцию.
Слова «Россия», «Родина», «Русь» начинают наполняться духовным смыслом и тёплым чувством собственной сопричастности к махине в миллиарды раз больше нашего ледокола…
4.
Что такое наш ледокол? Сложное плавучее инженерное сооружение с атомным двигателем. Это, грубо говоря, плавучий дом с лифтом на девять палуб.
Жизнь на нём разбита на вахты. Каждая вахта длится четыре часа. Затем у моряка восемь часов отдыха. Потом опять вахта. И снова отдых восемь часов. И так весь рейс, все полгода или дольше…
В начале рейса в сауну с бассейном, спортзал или библиотеку не протолкнуться – каждый хочет «начать новую жизнь в этом рейсе»: заниматься спортом, делать что-то полезное, например, курсовые и контрольные работы в заочном институте или училище, освоить смежную специальность, прочитать умную книгу – да разве мало благопожеланий у человека?
Но дни идут за днями, и вот уже целая проблема – найти себе партнёра для игры в теннис или похода в баню: некому веничком похлестать, потереть спину мочалкой, не с кем попить чайку после доброго банного пара.
Монотонность ходовых вахт, постоянный недосып, вызванный стремлением поучаствовать в судовой жизни в ущерб сну, угнетают моряков. Отсутствие семьи и женского общества делает людей раздражительными, замкнутыми, готовыми на немотивированную агрессию.
И как важно в такой момент позвонить на родину, услышать голос любимой, узнать последние новости из дома, услышать голоса дорогих сердцу людей: матерей, отцов, малых деточек.
5.
У нас на ледоколе была спутниковая станция «Волна-С». И, несмотря на то что это не дешёвое удовольствие – звонить через космос домой, от желающих позвонить у радиста не было отбоя.
Однако радист не может целую вахту давать телефонную связь экипажу. Ему и служебные радиограммы надо отправить в пароходство, принять диспетчерские сообщения от других ледоколов и передать свои, принять прогноз и карту погоды и сделать иные важные дела.
Бывает так, что с подъёмом ледокола в высокие широты спутниковую станцию надо подстраивать, так как сигнал спутника слабо охватывает арктическую зону. Тогда в ручном режиме, при помощи специальных таблиц, радист занимается «профилактикой», а говоря по-простому, настройкой антенны, стараясь поточнее навести её на спутник, висящий на высоте 35 700 километров над экватором Земли.
6.
Однажды после обеда штурман и радист поднимаются на ходовую вахту. Один направляется к себе на капитанский мостик, другой – в радиорубку. Штурман спрашивает у радиста, можно ли сегодня позвонить в Москву по спутнику? Тот отвечает, что нет, сегодня нельзя – спутник на профилактике. Язвительный штурман, собрав весь свой сарказм, говорит:
– А не ты ли ему делаешь «профилактику»?
Радист разумно отвечает:
– Мы не можем изменить траекторию полёта спутника или что-то изменить в нём самом. Но мы можем изменить свои представления об орбите спутника, изменяя угол наведения нашей антенны. А когда антенна будет настроена, у нас появится телефонная связь.
7.
Вот уже много-много лет я вспоминаю тот разговор и уже в который раз на примере своей жизни убеждаюсь, что нет у нас возможности изменить что-то вне самого себя.
Не то что траекторию спутника изменить, а и соседа своего не изменишь, чтобы он, дай Бог ему здоровья, дверью не хлопал по ночам. Детей своих не изменишь – чтобы они мыли, хотя бы за собой, посуду. Жену свою не изменишь – чтобы стала поласковей. Ни начальника ты не изменишь, ни подчинённого. Даже кошку изменить невозможно – чтобы не шкодила.
Всё это пустая трата времени – суета сует и томление духа. Так уж Господь управил. И каждый сам стоит перед Господом, и каждый сам перед Господом падает.
Да и кто я такой, чтобы «менять» людей? Пар, выпущенный из чайника на малое время…
8.
Но замечаю: если я что-то начинаю менять в себе, делаюсь добрее и внимательнее к кому-то, пытаюсь услужить, покрыть любовью – тогда в ответ что-то начинает меняться и в людях.
Вот я и думаю: как правильно настроить свою собственную «антенну»? Как наладить свою собственную жизнь, то есть как стать самому лучше: чище, добрее, сердечнее? Как научиться любить людей – чтобы и люди могли полюбить меня, и окружающая нас жизнь изменилась бы в лучшую сторону?
Где брать эту любовь? Вот вопрос!
А ещё, Господи!.. Чтобы не болтать лишнего, научи, помоги мне стать хотя бы таким, как думает обо мне моя собака.
Аминь.
Орловы. Отец и сын
Боль ищет лекаря.
(Пословица)
1.
– Не рано сегодня пить начал? – поморщился Вячеслав, глядя на Сергея Орлова, который сидел в обнимку почти с пустой бутылкой. Под столом стояло ещё несколько пустых бутылок из-под водки, и было ясно, что Сергей пил всю ночь. К сожалению, не первую ночь…
Эх, Серёга-Серёга, горем упиваешься, слезами похмеляешься.
А было так.
Максим – сын Сергея – почти три недели тому назад пошёл на экзамен в институт. Одним из первых отстрелялся, получил хорошую оценку в зачётку, и дальше его след терялся. Никто из друзей его больше не видел, и информации о его местопребывании не было никакой.
Были подключены к поиску Максима все, кого только можно задействовать: и милиция, и знакомые ребята с Лубянки, и братва, и частные детективы, и добровольцы, которые хотели помочь в розыске, – но всё было напрасно. Максим как в воду канул. Ни морги, ни больницы, ни милицейские сводки Максима никак не высвечивали.
Время шло. Активность поисковиков уменьшалась. Не знали уже, что и думать и где его искать. Если Максима выкрали, чтобы повлиять на бизнес Сергея, то почему до сих пор никто не выдвинул своих требований и не вышел на переговоры? Если Максима убили – то где тело? Если он увлёкся, как предположили детективы, роковой женщиной, то почему не позвонил до сих пор и не объяснился? Три недели – большой срок. Много догадок, но нет разгадок…
2.
Наконец вокруг Сергея образовался вакуум – шквал телефонных звонков прекратился. Поток знакомых и незнакомых людей, приходивших кто с информацией, кто с предложением своих услуг в розыске, а кто просто так, посочувствовать, прекратился. Результат поисков равнялся нулю, и у всех опустились руки. Дела житейские пошли своим чередом, и про Максима стали забывать.
Бездействие и неопределённость убивали Сергея. Он страдал молча – пил водку без закуски. Но водка не помогала – она не пьянила голову, не давала возможности забыться хоть на краткое время, не снимала тоску с сердца и не облегчала мук своего сознания, ожидавшего каких-то ужасных вестей о сыне.
Истекала уже третья неделя. С каждым днём надежда на возвращение сына – живым и невредимым – угасала. Сергею стало понятно, что с Максимом случилось что-то страшное, непоправимое, но родительское сердце не могло так просто смириться с потерей единственного ребёнка, своего наследника, своей кровиночки…
