Горох. Старушка Божия. Книга 3

Незаметно для себя я начал в своём безумии роптать на самого Господа и на его Божью Волю, чуть ли не обвиняя Его, Владыку Вселенной, в пособничестве Анатолию!

Я захотел плакать, понимая, что слёзы облегчат меня и приблизят ко Господу, но слёз не было, как я ни тужился их вызвать, и с того момента душа моя закаменела.

4

Прошло несколько однообразно томительных дней.

Я старался не вспоминать своего посещения Анатолия, но молился о его здравии, хотя ретивое и неуёмное моё сердце ждало и алкало ужасных известий о нём, ибо я был уверен – безнаказанными такие дела у Господа не остаются.

Примерно через две недели после описываемого события рано утром ко мне пришёл растерянный Николай и сообщил, что Анатолия хватил удар – кровоизлияние в мозг, инсульт. Его парализовало – обе ноги и левая часть тела отнялись у него, и язык тоже отнялся. Наши врачи не знают, как его лечить, и администрация собирается отправить Анатолия на лечение в Германию.

Я не испытал тогда злорадства или мрачного удовлетворения от этого известия – в моём сердце была мёртвая пустота. Да и сам я был как неживой.

5

Минуло с полгода.

Отдалённо я слышал, что Анатолия в Германии подлечили. У него более-менее восстановилась речь, и сейчас он находится в нашей областной больнице.

Николай несколько раз просил меня навестить в больнице Анатолия, поддержать его. Легко сказать – поддержи. А меня только от одного имени «Анатолий» с души воротит…

В канун Прощёного воскресенья Николай пришёл и сказал, что Анатолий просил меня зайти к нему в больницу поговорить. Дескать, хочет прощения попросить и креститься ему надо. Однако по разным причинам мне не удалось и тогда посетить больного.

Наконец Анатолий вышел на работу.

Говорят, стал ездить по своему кабинету в инвалидной электроколяске из Германии стоимостью как неновые «Жигули».

6

И вот случилось, что на Светлой седмице я приходил причащать одну болящую старушку. Её дом был рядом с городской администрацией. Николай, который был со мной в тот день, мягко напомнил, что его брат Анатолий сегодня на работе и ожидает меня к себе.

«Что же, – подумал я, – видно, такова Божья Воля. Нужно идти».

В священнических ризах, не переоблачаясь, я вошёл в казённый дом.

У постового милиционера при виде священника с крестом от удивления отвисла челюсть, и он сделал слабое движение правой рукой к фуражке, словно хотел мне, как начальнику, отдать честь.

Бесы, преизобилующие в этом месте, громко пища, разлетелись по разным сторонам и попрятались по углам и за статую некогда могучего лысого вождя с козлиной бородкой.

Я беспрепятственно прошёл в уже известный мне кабинет городского главы. За длинным столом горячо совещался чиновный актив. Увидев священника, чиновники крик и гам прекратили. Все повернулись и воззрели на меня.

7

Я прямиком подошёл к Анатолию, поздоровался с ним и спросил:

– Чего сидишь? Вставай, похристосуемся, Христос Воскресе!

Я не узнал бы Анатолия, если бы встретил его на улице, – так он исхудал и подурнел. По виду – глубокий старик… Только по председательскому креслу во главе стола заседаний я и опознал его.

– Так, батюшка, вы разве не знаете? Меня парализовало, я даже встать самостоятельно не могу…

– Ничего, я тебе помогу, – я взял его под мышки, потянул вверх, поднял его до своего уровня, перехватился поудобней, трижды поцеловал его в щёки: – Христос Воскресе!

– Воистину Воскресе, – слабым шёпотом прошелестело мне в ответ. – Батюшка, простите меня, я обидел тогда вас…

8

Я ощутил, что железобетонная плотина моего существа – моей гордыни, эта крепость и твердыня рушится под напором слёз: «Господи, Иисусе Христе! Боже наш – прости нас!»

Я держал его в своих объятьях и с непонятным мне дерзновением и упорством стал сжимать его со всей своей силой, прижимая к себе, без конца лишь взывая: «Господи, спаси! Пресвятая Богородица, помоги…»

Подступили и закипели на глазах слёзы.

Не в силах больше сдерживаться, не вполне владея собой, я начал плакать, не ослабляя силы объятий. Слёзы катились градом.

Анатолий тоже начал плакать от накрывшей нас обоих благодати явного присутствия Небесной Силы…

Вдруг я ощутил, что у него в груди под давлением моих рук что-то громко хрустнуло. Я от неожиданности разжал руки, и Анатолий, потеряв поддержку, хотел было опуститься в кресло. Стараясь не упасть, он сделал шаг назад, замахал руками, как неопытный канатоходец. Устоял. Замер.

Затем сделал ещё один шаг назад. Удивился.

Сделал ещё шаг назад. И ещё. Сделал ещё один шаг, пятясь вокруг стола задом наперёд.

9

Тут люди повскакивали, загалдели, обступили Анатолия плотным кольцом, и я, не привлекая к себе внимания, вышел на вольный воздух.

На Духов день, когда я в грязной строительной робе бегал вокруг котлована, к нам во двор по непролазной грязи въехала чёрная машина. Из неё вышел Анатолий со своим Фуцманом и, тяжело опираясь на трость, чуть подволакивая левую ногу, двинулся ко мне:

– Батюшка, сколько денег вам нужно для строительства храма?

– Двадцать пять миллионов, – говорю. Смета у меня давно посчитана.

Обращаясь к Фуцману, Анатолий сказал:

– Дашь сто миллионов.

– Но у нас… – начал было возражать Фуцман.

– Никаких «но», – жёстко оборвал его хозяин.

10

В четыре раза больше дал, чем я просил.

Как библейский Закхей.

И я так думаю, что в тот же день пришло спасение всему его дому. Ибо Иисус Христос для того и пришёл, чтобы взыскать и спасти погибшее…

Аминь.

Поездка в Дивеево

Отец Митрофан, и греки, и аз, многогрешный, и другие поклоняются Серафиму Саровскому

1

Сентябрьским ранним утром, когда сон лентяя особенно сладок, а за окнами только-только поехали первые автомобили, в моей квартире раздался телефонный звонок. Тихий голос в трубке произнёс: «В пятницу прилетает Ангел. Ты готов?»

Буря чувств и мыслей стремглав пронеслась в моём ещё не пробудившемся мозгу: «Какой Ангел? Ангел смерти? Почему в пятницу? К чему я должен быть готов? Что это – связь с потусторонним миром или это шутка?»

Быстро выяснилось – это не шутка. Это иеромонах о. Митрофан проверяет мою готовность к поездке в Дивеево, куда мы собирались отвезти наших знакомых греческих паломников: тётю Христулу и её племянника Ангела. Это имя такое, Ангел, или по-гречески Ангелос.

Эти благочестивые греки так уверовали в помощь и заступничество перед Господом преподобного Серафима Саровского, что специально за этим приезжают в Россию – поклониться и помолиться у мощей нашего святого. Только за этим.

А я столько раз, стоя перед иконой о. Серафима в храме, молитвенно вопрошал: ну когда же ты, батюшка, позовёшь меня к себе в Дивеево?

Вот и получается, что устами о. Митрофана пригласил меня к себе сам Серафим Саровский.

2

Известно, что сыны мира сего искуснее сынов света в своём роде (Лк. 16:8). Поэтому я нисколько не удивился, что мы, паломники, выехали из Москвы не в пять часов вечера, как было запланировано, а уже по темноте.

Опыт поездок на дальние расстояния подсказывает, что главное – выехать, вырваться из орбиты притяжения Москвы, из её губительных, не выпускающих из себя сетей. После отъезда от столицы хотя бы на тридцать километров открывается как бы второе дыхание, открывается иная, не московская жизнь: люди делаются добрее и приветливее, природа красивее, московские треволнения и думы остаются позади, во всём начинаешь полагаться на волю Господа, который всё управит. И ты явно начинаешь понимать, что любящим Бога, как говорится, всё будет способствовать ко благу – гони себе да гони по трассе. Ведь мы едем не видами из окна любоваться, а слёзно притекаем к ходатайству преподобного Серафима, так как в доме у греков поселилась беда – сын тёти Христулы попал в автомобильную аварию и уже второй год лежит без сознания.

3

Через три часа езды по пустынному ночному шоссе мы прибываем во Владимир. В гостинице с многозначительным названием «Заря» нас ожидает наш духовный друг, протоиерей Троицкого храма отец Евгений.

Во Владимире сегодня праздник – день города, приехали многочисленные гости, поэтому свободных номеров в гостинице не осталось. Батюшка извиняется, дескать, номера неказистые, что иностранцы скажут? А ничего и не скажут – все устали, набегались за целый день, буквально валятся с ног. Спасибо тебе, батюшка, что хоть такие номера удалось заказать – нам ведь всё способствует ко благу!

Вынимаем паспорта, начинаем «прописываться» в гостинице.

Пока гости завершали формальности в регистратуре, я пошёл в магазинчик при входе в гостиницу купить питьевой воды.

4

Ко мне подошла молодая девушка и, участливо обращаясь ко мне, спросила – не хотите, мол, отдохнуть? Я простодушно ответил, что только о том и мечтаю.

– Вам это обойдётся в пятьдесят долларов.

– Так ты блудница? – удивился я.

– Не блудница, а путана, то есть проститутка, – приосанившись, солидно объяснила девица.

– Господи помилуй! Да почему же ты ко мне обратилась? Ведь ты мне в дочери годишься!

– А к кому же ещё? Вон с тобой два попа, старуха да иностранец – у него на лице написано, что он не от мира сего (это она про Ангела). Да ты и деньги из кармана за всех достаёшь, значит, с тобой и говорить про бизнес надо.

Я спросил у девчушки, как её зовут, спросил её о семье, есть ли детки, живы ли родители, чем она занимается по жизни.

Она наркоманка. За дозу «работает» в гостинице, почти все деньги отнимает сутенёр. Мужа нет, а тот, что есть, не муж ей, а так просто – сожитель, такой же наркоман. Дома её ждут двухлетняя дочка, младший брат-школьник, больная раком мать… О своей жизни она не задумывается – некогда. Да и ни к чему. Жизнь делится на две части: чёрную и белую – поиск дозы и кайф после неё. Она знает, что наркоманский век короток, через год-полтора, когда молодость увянет, её выкинут с «работы». Что будет делать? Выбросится из окна или вены в ванной вскроет – в тёплой воде не больно.

5

В свою очередь я рассказал, кто мы, куда и, самое главное, к кому мы едем. Кратко описал ей чудеса, которые совершаются по заступничеству святого Серафима Саровского перед Богом, указал на наших греков, которые приехали в Россию не по театрам ходить и не матрёшек на барахолках покупать, а единственно, чтобы поклониться Божьему угоднику в Дивееве и попросить его о выздоровлении больного.

– А мне он поможет с иглы соскочить? – в сонных глазах Юли появилось осмысленное выражение.

– Всё возможно верующим. Пойди в храм Божий. Посмотри, найди себе батюшку. Чтобы лик его был тебе приятным. Лучше – с седой бородой. Поговори с ним. Он научит тебя молиться, даст понятие о грехе, научит, что делать дальше. Иди в храм Божий и больше не греши. Господь к блудницам кающимся милостив.

– Неужели это правда? – её глаза по-детски округлились.

Я широко перекрестился:

– Истинная правда. Господь милостив и к разбойникам, и к блудницам. Всех нас, как своих детей, одинаково любит Господь.

Она отошла радуясь, словно получила от меня не сто рублей, а сто тысяч долларов…

6

В современных гостиницах, особенно в провинциальных городах, как червяки для наживки в рыбачьей банке, сосредоточены и переплетены между собой все человеческие страсти и пороки. Здесь бурлит своя особая, ночная жизнь с её «культурным отдыхом» – игровыми автоматами, казино, барами, ресторанами и т. д.

И то сказать – будем пить и веселиться, ибо завтра умрём (1Кор 15:32).

Несмотря на крайнюю усталость, уснуть мне не удалось – провалялся, ворочаясь с боку на бок, весь остаток ночи до рассвета, толком так и не сомкнув глаз.

Давно я не попадал на такой «праздник жизни»!

На нижнем этаже не смолкала так называемая музыка – оглушительные звуки, напоминающие работу механизмов в прессовом цехе, обильно сдобренные криками певцов и воплями танцующих, будто вовсе и не русские люди отдыхали, а какие-то туземцы с Полинезийских островов.

Грохот «продолжения банкета» в соседних комнатах: канонада открываемых и закрываемых дверей, пьяные возгласы, шум драки, треск ломаемой мебели, звон битого стекла, женский визг и всё такое прочее.

Утром отец Митрофан на вопрос, как ему спалось и как он себя чувствует, неожиданно для меня отреагировал в положительном смысле: «Хорошо. Можно было сосредоточиться не на сне, а на молитве». Ну, понятное дело, он монах – ему чем хуже, тем лучше…

7

Наступившим утром, в день памяти схимонаха Ионы (12 сентября н. ст.), с тяжёлыми от ночных бдений головами мы двинулись к храму Покрова на Нерли. Мы хотели прикоснуться душой и ладонями к его древним белым камням, а значит, и к той неуловимой православной тайне, которая вот уже тысячу лет живёт на Руси, не давая нам окончательно оскотиниться и погибнуть.

Мы прибыли к Покровскому храму.

Зашли внутрь, приложились к иконам, помолились. Осмотрели, обошли храм снаружи. Это Чудо…

Было довольно прохладно, всего лишь плюс четыре градуса. Со стороны заливных лугов дул пронизывающий недобрый ветерок, но отец Евгений предложил всем искупаться в благодатных водах прихрамового озерца.

Ангел стал отнекиваться, ссылаясь на нездоровье и нежелание мочить голову, но один из нас сказал ему: «Ангел! Где твоя Вера?»

Эти слова возымели на него сильнейшее впечатление. Чуть ли не вырывая с мясом пуговицы на своей одежде, он быстро обнажился, с душераздирающим криком бросился в святые воды и поплыл.

8

Вот оно, исповедание своей Веры!

Я думаю, что случись Христу позвать Ангела ходить по водам, такой бы не усомнился, не забоялся и не начал бы тонуть.

Вода прожгла наши тела не холодом, но огнём – кровь забурлила в жилах, а Святой Дух, с избытком пребывающий в этом святом месте, вселил великую радость в сердца.

Мы бегло осмотрели Боголюбский монастырь, Успенский собор с фресками Андрея Рублёва, приложились к мощам святых Александра Невского, Андрея Боголюбского и его сына Глеба, князя Георгия. Молитвенно приложились и ко Владимирской иконе Божией матери и другим святыням.

В раке св. Глеба имеется выпиленное отверстие, откуда, услаждая обоняние православных, для укрепления Веры явно доносится благоуханный сандаловый аромат. Несколько лет назад я спросил настоятеля храма: «Из чего сделана внутренняя часть гробницы, не из красного ли дерева?» Отец Сергий ответил: «Нет, обычная сосна – я сам стругал доски…»

9

Расслабляться нам некогда: время неумолимо диктует поспешать к главной цели нашего паломничества – в Дивеево.

И вот мы, тепло попрощавшись с отцом Евгением, уже катим по мосту, выезжая на Муромскую дорожку. Оборачиваемся, делаем фотоснимки Успенского собора, величаво вознесшегося к небу над высоким обрывом реки Клязьмы, любуемся золотыми главками множества владимирских церквей.

До свиданья, Владимир-град… Ещё увидимся на обратном пути.

Сосновые леса вдоль дороги поражают воображение своей красотой – густой, ровный, строевой лес. Тётя Христула и Ангел в первый раз в жизни видят такие картины.

– А берёзовые рощи будут? Я очень хочу увидеть берёзовую рощу! – умоляет Ангел. Вот и берёзы пошли – смотри, Ангел, запоминай на всю свою жизнь.

Решили остановиться, полюбоваться, сделать снимки на долгую память. Берёзки, чуть-чуть тронутые первыми заморозками, прекрасны – кроны стали напитываться разными оттенками желтизны, скоро начнётся настоящее буйство красок, жалко, что греки так быстро уедут из России, не увидят всей природной полноты русской палитры. Но и уже увиденное потрясло их: это только в нашей русской пословице говорится, что в Греции всё есть, – такой красоты нет нигде в мире…

10

Мы быстро мчимся по извилистой дороге с гладким асфальтом.

Солнце прыгает в купах дерев, играет, как будто хочет обогнать нас и первым прибежать к о. Серафиму.

Душа просит песни. Не в силах больше терпеть, громко пою: «На Муромской дорожке стояли три сосны…» Смотрю на греков в зеркало заднего вида. Вижу – они широко улыбаются. Напряжение, страх и неопределённость вчерашнего дня начинают их отпускать. С каждой минутой, с каждым километром мы становимся всё ближе и ближе к преподобному Серафиму Саровскому.

Мне стало очевидно, что наша машина как-то особенно легко стала проходить на большой скорости повороты извилистой дороги – будто и её железное сердечко, и колёса жаждут и алчут, как и мы, паломники, долгожданной встречи с Саровским чудотворцем…

11

Вот мы въезжаем в Муром.

Справа по курсу перед нами открывается зелёная громада бронепоезда с надписью «Илья Муромец», поставленного на вечный прикол. Останавливаемся, чтобы размяться, и, чтобы доставить удовольствие иностранцам, фотографируемся на память на фоне бронепоезда.

Я поторапливаю гостей: в Муроме, кроме бронепоезда, есть на что посмотреть. Это и Благовещенский, и Спасо-Преображенский, и Свято-Троицкий Новодевичий монастыри. Мы поклонились мощам святых Петра и Февроньи – русских покровителей семьи, а также мощам благоверных князей Константина, Михаила и Фёдора.

И снова в путь.

12

Перед нами понтонная переправа через реку Оку.

Я рассказываю гостям, что здесь, на переправе, очень сильное течение. В прошлом году я купался в этих водах. Заплыл метров на двадцать от берега, а бурное течение отнесло меня на добрую сотню метров вниз. В связи с этим я упомянул честное имя святителя Василия Рязанского, который имел епископскую кафедру в Муроме и был человеком святой жизни.

Местные бояре, которых он нелицеприятно обличал, призывая к покаянию за грехи, смертельно возненавидели святителя и возжелали сжить его с белого света. Они стали гадко пакостить боголюбивому пастырю, подсылая к нему скверных бабёнок, чтобы опорочить его честь и т. д., а затем подговорили горожан побить его камнями.

В назначенный час после ночной молитвы св. Василий вышел из храма, держа перед собой образ Богородицы, прошёл сквозь толпу на берег Оки. Никто из горожан не посмел на него воздеть свои руки.

Святитель снял ризу, распростёр её на поверхности воды, встал, утвердился на ней и «несён был духом бурным» против течения реки на Рязань, куда и прибыл по воде, как гласит предание, через шесть часов. Святитель Василий оставил Муром после обедни в девятом часу утра, а в третьем часу того же дня, к вечерне, был принесён в Рязань, расстоянием более двухсот километров от Мурома.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Корректор в редакции издательства внёс правку в этот текст «Смерть Мышки»: «Как Наташа может быть одинокой, раз у неё был отец и брат?». Автор ответил так: «Отец Мышки был глубокий старик, который сам нуждался в уходе и заботе. Её брат – ненадёжный человек, хотя именно он давал большие суммы на лечение Наташи. Но её брат Саша жил с семьёй подолгу за границей и любил принимать запрещённые законом препараты. Противоречий между одиночеством Наташи и её живыми родными нет. Если женщина считает себя одинокой, разве эту женщину сможет убедить в обратном пусть даже самый лучший корректор на этом свете?»