99

Уже вечером, порядком подустав от пестрящих рекламой улиц, Максим остановился, чтобы купить еды. Он уже выяснил, что по местным меркам считался довольно состоятельным покупателем. Было страшно притрагиваться к этой пище, но другой он отыскать не смог. Если Аарон дожил до старости, питаясь этим, то и Максим не умрет, один раз попробовав. Он надеялся на это.

– Да это же Макс, чтоб я сдох! – услышал он за спиной, когда уже сделал заказ в небольшой будке.

Юноша обернулся. Перед ним стоял парень со смутно знакомой внешностью в смешно приспущенных джинсах-шароварах, покрытых темными пятнами неизвестного происхождения, короткой жилетке без рукавов и с повязанной на голове косынкой, на которой был изображен ухмыляющийся череп. Вид молодого человека был неряшливым и даже немного нелепым с точки зрения Максима. Образ завершали массивные черные ботинки с потертыми носками.

– Не узнал, что ли? – удивился парень, разведя руками. – Это же я, Аалт, ты че?

Аалт учился в той же школе, только был на два года старше. Вместе они ходили в походы и на танцы в годы обучения, но затем он показал низкий балл на тестировании и исчез. На связь он перестал выходить почти сразу, как покинул территорию Периметра.

Поняв, что узнан, парень осклабился и заключил Максима в грубые объятия, с силой прижав к себе.

– Как жизнь, чувак? Вааай, четко, что ты тут! – парень определенно был рад встрече. – Как ты сюда попал?

Максим с трудом высвободился из хватки и, переведя дыхание, ответил:

– Решил осмотреться здесь.

– С чего это? Захотел реальную жизнь увидеть?

– Ну… да, можно и так сказать. Только это не мое решение.

– Стоп-стоп, ты тест провалил?

– Да.

– Братан, да это же отличная новость!

– Ты так считаешь?

– А то, ты ж теперь в нормальную тусовку попадешь! Это нужно отметить, стопудово! Пошли, познакомлю тебя с тусней!

После этого Максима потащили по незнакомым проулкам, наполненным недружелюбного вида типами, не вызывающими особой симпатии. В какой-то момент ему показалось, что он оказался в нескончаемом лабиринте, выход из которого самостоятельно уже не найти, и он попытался объяснить это Алату, но тот не слушал его, кидая фразы типа: «Не боись!» или «Не дрейфь!». Были и другие, звучащие иначе, но значили они то же самое, как догадался Максим.

«Тусня» оказалась сообществом людей разных возрастов, объединенными только местом своего пребывания – шумным ночным клубом, куда притащил юношу Аалт. В полумраке громко ухала ритмичная, но совершенно не мелодичная музыка, отзываясь неприятным эхом во всем теле. Воздух был наполнен зловонным дымом и запахом спирта, отчего у Максима почти сразу заслезились глаза. Оглушенный юноша обнаружил себя у барной стойки, окруженным молодыми парнями и девушками разных возрастов.

– Смотри, это Марион, а эта охрененная узкоглазка – Бию, – представил Аалт двух девушек из своего окружения.

Первая была среднего роста девицей с мощными бедрами и неестественно крупной грудью, вторая – невысокой азиаткой с пепельно-белыми волосами и стройной фигурой. Больше ничего примечательного юноша для себя в них выделить не смог. Одеты они были странно – на Марион был бордового цвета широкий тряпичный пояс, заменявший ей юбку, и черная облегающая кофта с глубоким вырезом, а Бию была облачена в сеточную футболку, из-под которой проглядывался черный бюстгальтер, и узкие джинсы с низкой посадкой. На ногах обеих были туфли на неудобно высоком и тонком каблуке.

Впрочем, странная одежда была на всех присутствующих.

– Короче, – обратил на себя внимание Аалт после того, как девушки перекинулись парой приветственных слов с его знакомым, – Щас будем отжигать! Макс – мой давний кореш. И теперь он к нам переезжает, так что нужно ему показать настоящую жизу! А то он там, в своем Периметре вонючем, ваще ниче не знает.

Он подозвал официанта и что-то прокричал ему в ухо. В это время Бию приблизилась к Максиму очень близко, отчего тот начал испытывать еще больший дискомфорт.

– Ты реально еще ни разу не был здесь? – промурлыкала она ему прямо в ухо.

В ответ юноша замотал головой, а потом спохватился и два раза кивнул. Девушка засмеялась. Внезапно прямо перед глазами Максима оказался наполненный странной коричневатой жидкостью стакан.

– На, глотни, расслабься! – крикнул ему Аалт и показал, как это делается, выпив до дна содержимое такого же фужера.

От стакана неприятно несло. Но любопытство брало свое. Аарон говорил, что обязательно нужно напиться. Максим зажмурился и повторил за Аалтом. Послышались одобрительные возгласы последнего и девушек.

– Что-то я ничего не понял, – признался юноша, чувствуя лишь горечь во рту и жжение в горле.

– Поправимо, братан! – весело заорал его товарищ. – Щас все будет зашибись!

Пока Бию снова отвлекала Максима ничего не стоящими вопросами, Аалт незаметно насыпал в его стакан содержимое двух бледно-желтых капсул и перемешал смесь пальцем.

– Закинься как следует! – прикрикнул парень, протягивая стакан знакомому и подмигивая девушкам.

Максим снова выпил все до капли. Бию продолжала смеяться над каждой его фразой, что было приятно. Развеселить красивую девушку – что может быть лучше?

Наркотик начал действовать прямо в тот момент, когда юноша рассказывал недавно узнанную научную шутку.

Дальше все было как в тумане.

Его куда-то тащили, чем-то поили и что-то кричали в ухо. Сначала компания оказалась на крыше высокого здания – отсюда открывался фантастический вид на переливающийся ночными огнями город. Девушки радостно вопили во всю глотку. После этого были обычные улицы, кишащие прохожими, казавшимися Максиму настолько смешными, что он не мог сдержать дикий хохот. Аалт бросал в сторону некоторых грубые слова, на что те отвечали резкими жестами, непонятными для выходца из Периметра, сохраняя при этом безразличие на лице. На это ребята отвечали дружным смехом. Затем компания оказалась в небольшой каморке с приглушенным светом. На необлицованные кирпичные стены Максим смотреть не мог – в глазах начинало рябить.

Голова сильно кружилась, а во всем теле чувствовалась приятная слабость. Бию, оказавшейся прямо перед ним, нужно было лишь слегка толкнуть его в грудь, чтобы он упал на что-то мягкое. Вроде, диван. Ее глаза оказались так близко к его лицу, что удалось разглядеть в них свое отражение. Он почувствовал прикосновение ее губ своими, попытался отпрянуть, но не получилось – девушка удерживала его.

Внезапно давление ее пальцев на затылок исчезло, а сама она нырнула вниз.

Он был не в силах опустить голову – казалось, что в этом случае она оторвется и скатится на пол, – но почувствовал что-то странное в нижней части своего тела.

– Что.., – выдавил он из себя и не узнал свой голос. – Что ты делаешь?

Но было уже и так понятно – девушка расстегнула ремень, следом пуговицу на его брюках, а затем и ширинку. Юноша почувствовал, как с него стащили сначала штаны, а потом и остальное.

Жар был невыносимым. Превозмогая себя, Максим оторвал голову от спинки дивана, чтобы посмотреть на Бию. Девушка игриво улыбалась, глядя ему в глаза, сжимая в руке его… ну ничего себе!

– Держись крепче, малой, сейчас такое будет! – откуда-то прокричал ему в ухо Аалт и засмеялся.

Девушки тоже начали смеяться в голос, дополняя шум, создаваемый похожей на клубную музыкой. Максим не мог оторвать взгляд от Бию и не мог пошевелиться. Перестав хохотать, девушка начала опускать голову, продолжая пристально смотреть в его глаза. Она опускалась все ниже и ниже, и от страха юноша зажмурился. Он снова почувствовал прикосновение ее губ, но уже не лицом.

Ему было страшно, мерзко и… приятно. В какой-то момент, когда голова уже совсем перестала соображать, Аалт заставил его выпить еще одну рюмку алкоголя. Напиток ожег горло, а через пару минут грань между реальностью и сном окончательно стерлась. Недолгая минута прояснения сознания открыла взору Максима картину, которую он запомнил на всю жизнь, – обнаженная спина Бию прямо перед его глазами, мерно двигающаяся вверх-вниз. Все это сопровождалось бурей ощущений, доселе не знакомых юноше.

– Таааак, девочки, – услышал он откуда-то издалека голос Аалта. – Меняемся!

После этого Маским лишился чувств.

Пришел в себя он на сидении автобусной остановки. Нестерпимо воняло бензином, хотя для него этот запах был неизвестен. С трудом поднявшись и отойдя в сторону, он склонился над урной, вмонтированной в асфальт неподалеку, и его вырвало. Одновременно полегчало и стало стыдно – урна оказалась с пробитым дном.

Возвращался домой он настолько скоро, насколько позволяло его состояние, шатаясь из стороны в сторону и испытывая сильную жажду. Где-то на полпути он обнаружил, что пропали все деньги, телефон и наручные часы, подаренные отцом. Смутно припоминалось, что Аалт что-то говорил ему про оплату счета. Обиднее всего было за телефон, ведь на него должны были позвонить друзья. Соображал ли он хоть что-нибудь, когда звонила Агата? Не додумался ли он говорить с ней в таком состоянии?

Внутри Периметра Максим изо всех сил старался идти ровно, что ему не особо удавалось. Поняв, что нужно срочно присесть, он вошел в первое публичное здание, которое встретил на пути – Театр Герхарда Штуцера. Здесь он незамеченным пробрался в задний ряд и, не понимая до конца, что происходит вокруг, занял сидение, дав волю потоку эмоций выйти наружу.

Он заплакал. Горько и несдержанно, как не рыдал с самого раннего детства. На сцене актеры разыгрывали какую-то трагедию, в ее тонкости Максим не мог и не хотел углубляться. Ему было достаточно того, что их голоса и шаги заглушают его плач.

Но внезапно все актеры разом замолчали и замерли, знаменуя переломный момент и завершение акта, а юноша в этот самый момент громко всхлипнул. Все головы разом повернулись в его сторону.

Седовласый мужчина в возрасте поднялся из первого ряда – Максим только сейчас заметил, что зал пустует – и направился к источнику звука.

– Что с Вами, молодой человек? – обеспокоенно спросил он.

Максим сжал губы и кротко покачал головой.

– Неужели моя пьеса произвела на Вас такое сильное впечатление? – продолжил мужчина.

От страха и стыда юноша ответил утвердительно. Обмануть взрослого… вот оно, запериметрское воспитание.

– О, очень приятно видеть такую реакцию, хотя это пока лишь репетиция, это… – до мужчины дошло, что юноша нездорово выглядит. – С Вами все хорошо?

– Да, только… очень хочется пить.

– Ох, конечно! Пройдемте.

Мужчиной оказался не кто иной, как сам режиссер Герхард Штуцер. Представился он сразу после того, как усадил Максима напротив себя за стол в буфете и налил ему воды. От предложенных выпечки и бутербродов юноша отказался. Словоохотливость режиссера была на руку молодому человеку – так ему было проще скрывать свое ненадлежащее состояние.

– …и тут появляетесь Вы, – делился своими впечатлениями Штуцер. – Неведомый зритель, приведенный в мой оплот искусства самой судьбой. Юный, чистый и наивный. Вы видите лишь часть постановки, но она настолько пронзительна, что слезы сами льются из глаз! Вам никогда не понять, какие чувства испытывает драматург, когда видит такое признание… если, конечно, Вы тоже не драматург. Вы драматург?

Максим резко помотал головой, отчего перед глазами все завертелось. Не стоило этого делать.

– Ах, как же это прекрасно! – продолжал свою тираду режиссер. – С Вами точно все в порядке?

– Не совсем, – признался, наконец, юноша, шмыгнув носом. За это время он немного пришел в себя. – Я побывал за пределами Периметра и очень устал.

– Так вот что это был за запах, – проговорил Штуцер в сторону, но недостаточно тихо, чтобы Максим не расслышал его. Юноше снова стало стыдно. Режиссер спохватился и предложил помощь: – Послушайте, может, я довезу Вас до дома? Мой электрокар стоит прямо возле театра.

Конечно, для приличия Максиму следовало отказаться. Но он так устал, что ответил лишь:

– Если Вас не затруднит.

Уснул юноша прямо в машине режиссера.

Дело шло к вечеру, родители с мертвенно-бледными лицами ухаживали за Максимом, стараясь не задавать вопросов. Отец испытывал чувство вины от того, что дал такой опрометчивый совет сыну, мать же больше злилась.

Собравшись с силами, Максим обзвонил друзей и извинился, что не ответил на звонок. Дольше всего он говорил с Агатой, искренне желая рассказать ей о своих похождениях, но как только он начинал, перед его глазами мелькали вчерашние сцены, и он ретировался. Так или иначе решено было посетить выставку на следующий день. Вечером.

На утро Максим запланировал поход в театр к Штуцеру. Хотелось попросить прощения.

Оставшийся вечер он все пытался отогнать воспоминания, но не удавалось. Тогда он дал им волю и просмотрел все, что хотело ему показать его сознание.

Бию. Она волновала юношу больше всего: ее обнаженное тело, то, что она делала. Максим и раньше видел обнаженных девушек – направление ню было вполне естественно и популярно в искусстве. Но в случае с Бию все было иначе – это была омерзительная нагота, но запретно приятная. Почему? Потому что для этой девицы была совершенно привычной. И ее действия были не изящными, а грубыми, не красивыми, а вызывающими.

И молодой человек никак не мог справиться с возникающим рядом с развратной Бию образом невинной Агаты. Порок и чистота, ложь и правда, пламя и вода, разрушение и созидание. Две девушки стали для Максима символами двух миров.

В одном он больше не сомневался.

Ему нужен был именно этот мир, мир Агаты.

Утром он никак не решался войти в театр. Машина Штуцера стояла рядом, значит, он был здесь. Но Максим не знал, что сказать, с чего начать.

Махнув рукой и полностью отдавшись судьбе, он вошел.

Режиссер встретил его с понимающей улыбкой на лице. От извинений он отмахнулся.

– Не стоит! Знаете, Максим, – говорил он. – Ведь я тоже примерно в Вашем возрасте отправился туда, в мир сброда.

Юношу словно током ударило. «Мир сброда».

– Хотел узнать больше, – продолжал Штуцер, не заметив реакции собеседника. – И узнал даже больше, чем хотел. И напивался пару раз, да, так что понимаю Вас.

– Я не просто так туда отправился. На самом деле мне там скоро придется жить.

– Что? Вы не прошли тест?

– Да, не прошел. Сдал с результатом 99 баллов.

– Но это же глупо!

– Это не имеет значения. Через четыре дня придет повестка в клинику.

– Не торопитесь, молодой человек. Не все еще потеряно!

– Спасибо Вам, уважаемый Герхард, но не нужно меня утешать. Я уже не маленький ребенок. И простите, но мне нужно идти, нужно встретиться со своими друзьями.

Юноша поднялся из-за стола в буфете, за которым беседовал с Штуцером, и, попрощавшись, двинулся к выходу. Меньше всего ему хотелось чувствовать жалость к себе.

– Запомните, Максим, – сказал режиссер на прощание. – Все мы ничего не стоим, если не боремся до конца и теряем надежду…

Выставка Лучано произвела сильное впечатление на ребят, так что у них появилась немало тем для обсуждения. Промежду прочим юноша рассказал друзьям об Аароне, и они вместе решили обязательно донести его работы до искусствоведов Периметра. В беседах об искусстве Максим утопил свое горе, забыл о том, что ждет его через несколько дней. Он наслаждался каждым мгновением, каждой минутой, проводимой с близкими. В один из вечеров он даже позволил себе поцеловать руку Агаты, из-за чего та залилась краской и стала озираться по сторонам.

– Я хочу, чтобы ты знала – ты прекрасна! – сказал ей Максим, улыбнувшись. Ощущение приближающегося конца привычной жизни освобождало, расковывало. – Раньше я не понимал этого, потому что мало общался с другими девушками. Но теперь у меня нет сомнений в том, что ты восхитительна. И лучше всех, кого я встречал.

Агата закрыла лицо руками, то ли от стыда, то ли от страха, то ли и от того, и от другого. Но она была не из тех изнеженных девчонок, которые бежали от всего на свете. У нее был характер.

– Ты просто поразил меня, – ответила она, собравшись. – Мне было очень приятно услышать такие слова, хоть это и прозвучало немного пошло.

Максим наигранно пожал плечами и скривил гримасу. Девушка засмеялась.

– Никогда не прощу себе, что не сказал тебе этого, когда еще мог, – объяснился он.

Агата взяла его руку и сжала, глядя ему в глаза. Им больше ничего не нужно было говорить друг другу. Как и обычно, оба понимали, какие именно слова не сказаны – это было прощание.

В запасе оставался один день, и юноша посвятил его семье и сборам. Родители были грустны, но охотно общались с ним, брат с сестрой заинтересованно расспрашивали о походе за Рубеж, время пролетело незаметно.

Максим не стал дожидаться повестки, он уже был готов, поэтому утром встал рано, собрался и покинул дом еще до того, как кто-то из семьи проснулся.

Голову он держал пустой, не позволяя ни одной мысли задержаться там. Лишь мысль о побеге не давала ему покоя. Он слышал о беглецах, скрывшихся от процедуры, проигнорировавших повестку. Многих находили и отправляли в клинику силой, но не всех.

– Нет, молодой человек, повторяю, Вашего имени нет в списке, – вкрадчиво произнесла сотрудница приемной, еще раз перепроверив бумаги. – Я совершенно ничем не могу Вам помочь.

Такого поворота Максим не ожидал. Решительно войдя в клинику и громко назвавшись полной женщине по ту сторону массивного стола, он готов был услышать что угодно, только не это.

Максим вышел из клиники в полном недоумении. Какая-то ошибка? Или случайная задержка? О таком он никогда не слышал. Без сомнений, он все правильно высчитал – день стерилизации сегодня, правила были точны. Да и тянулись к зданию другие молодые люди. По большей части печальные, но некоторые неподдельно радовались своей участи. Максим слышал, что некоторые действительно мечтают о жизни вне Периметра.

Отправиться в Тестовый центр? Сегодня выходной день, работает ли он?

Он шел вдоль трассы, пытаясь прикинуть, как нужно поступить в этом случае, когда рядом остановился автомобиль, за рулем которого оказался Герхард Штуцер. Он поздоровался с юношей и приоткрыл дверь, приглашая его внутрь.

– Я с трудом Вас отыскал, – заметил водитель. – Хотел дождаться Вас у клиники, а Вас там не было. Уже не было.

– Вы искали меня?

– Да, хотел пригласить на спектакль… Вы чем-то обеспокоены?

– Меня нет в списках.

– Вы из-за этого переживаете?

– Да, наверное, какая-то…

Режиссер усмехнулся и покачал головой. Максим взглянул на него с недоумением.

– Мальчик мой, – медленно произнес Штуцер. – Вас и не должно было быть в списках, ведь 1 балл – это не повод лишать человека будущего. Особенного того, кто так тонко чувствует глубокие пьесы.

– Я не понимаю..,

– Не переживайте, нет никакой ошибки. У меня есть некоторые влиятельные знакомые, которые с пониманием отнеслись к Вашей ситуации, когда я рассказал им о ней.

Максим все еще не понимал, что хочет сказать режиссер. У него было предположение, но он боялся в него поверить.

– Мне удалось все уладить, – прямо сказал Штуцер, увидав сомнения в глазах собеседника. – Ваш результат округлят до 100. Видите ли, технически набрать 99 баллов практически невозможно. У Вас это каким-то образом вышло. Вы побоялись предпринять что-то сами, просто послушно последовали правилам, а ведь устанавливают их не машины, а люди. Они тоже могут все понять и помочь Вам.

У Максима отвисла челюсть. Ему нечего было сказать. В голове проносились десятки обрывков мыслей, ни одну из которых он не мог до конца сформулировать и понять.

– Давайте не будем медлить, – воодушевленно добавил Герхард и мечтательно улыбнулся. – Через два часа начало спектакля! Премьера той самой пьесы! Вы в списке приглашенных.

Юноша опомнился и отчеканил самые важные слова, которые сумел выловить из суматохи в своей голове:

– С удовольствием, но не могли бы мы кое-кого забрать?

Когда дверь открылась, Максим не мог сдержать радостной улыбки. Было некогда что-либо объяснять, да и незачем. Он сказал только:

– Собирайся, приглашаю тебя на спектакль!