Они не мы

– Ну… Около 8 утра пришёл в Редакцию, в 14 часов – перерыв на обед, – говорит Главред. – С работы ушёл не ранее 6 часов вечера. Посетил выдачу продуктов. С 10 часов готовился ко сну, – быстро отвечает Алекс. Сила привычки – страшная сила. Все его дни похожи, как братья.

– Правильно, – кивает Швак. Он сжал стальной стакан с такой силой, словно хотел его смять. – Мы всё проверили. Но… Из спецлавки ты, Алекс, вышел в 18.10 часов. А на камере дома появился в 20.15. Где же ты был целых два часа?

– Не знаю, – лжёт Алекс. Ему не нравится, что инспектор говорит с ним свысока. – Не помню. Ходил по городу. Возможно, даже…

– Что?

– Спускался в метро, – вздыхает Главред. – Грешен. А кто не ходит в метро?

– Виктор С-202, – серьёзно отвечает инспектор. – Сколько раз, Алекс Р-101, ты сказал неправду?

– Не знаю, – честно отвечает Алекс. Разговор начинает его изрядно утомлять. Усталость, усталость заполняет все его мысли. – Я говорю не правду, а «Истину».

– Да, это кредо… – инспектор улыбается. Может показаться, что он доволен результатом. – Кредо такое мощное, как будто удар по темечку. Знаешь, в детстве я мечтал быть журналистом. Или писателем.

– А я – полицейским, – лжёт Алекс. С трудом сдерживается, чтобы не заржать в голос. «И что смешного-то?!»

– Но машина распределения… – картинно вздыхает Швак. – Да славится мудрость Главы… Выбрала мне путь. Путь…

– Да, – разговор изрядно утомил Главреда. – Путь – это наше всё. Думаю, что и разговор – всё?

– Я ещё зайду к тебе на работу. Подозреваются все. Нам нужны улики.

«Тебе нужны признания», – думает Алекс и провожает инспектора до двери. Ему жалко порции энергочая. «Они могут подсматривать», решает Главред, а потому идёт в Редакцию, чтобы записать новые мысли. На ходу он придумывает шифр, которым воспользуется сегодня.

«Читая эти строки, вы, должно быть, заинтересовались, в чём заключается работа журналиста? Признаюсь, меня самого некогда мучил этот вопрос. Теперь я один из самых ярких передовиков пера, и точно знаю, что нужно делать и как. Нужно стать глазами идеального общества. Люди, прикованные к станкам и семьям, зачастую не видят самых интересных вещей. Не видят новых окон и дверей, любезно подаренных им Главой, не чувствуют той опеки, которую каждодневно оказывает государство.

Чтобы вы поняли, в чём состоят мои трудовые обязанности, я вспомню недавний случай из моей практики. Однажды я готовил репортаж о невытравленых остатках духовности в нашем идеальном государстве. В поисках представителя древнейшей профессии – проповедника, я оказался в самом сердце Метро. Там горит аварийное освещение, иногда разводят костры. Тускло и темно.

Впрочем, не знаю, где у Метро сердце, а где печень, ибо подземка – это уголок свободы, уникальный атавизм, сражаться с которым нет никакого желания. Вход в метро не охраняется солдатами с десяти вечера до восьми утра. То есть туда может прийти, кто угодно; сделать там, что пожелает. И его не отдадут полиции – из чувства солидарности, ведь в Метро ходят не только опустившиеся нищие, но более-менее состоятельные, рабочие люди. Любого, кто окажется в Метро в неположенное время, могут расстрелять без суда.